ОБЛАСТЬ РЕЧНЫХ ЦИВИЛИЗАЦИЙ 4 глава

детерминизма с полным правом и большим удобством могли бы воспользоваться

примером Египта в качестве подтверждения того своего принципа, что в природе

существуют роковые стечения обстоятельств и условий, тяготеющие над

человеком настолько властно, что он не может и мечтать о том, чтобы

освободиться от ярма; природные условия предоставляют пользование свободой

жителям только некоторых стран; большинство же народов осуждено оставаться

вечно согбенными под палкой деспота... Да, без сомнения, элемент фатализма

проявляется и в природе и в исторической жизни людей; он является результатом

совокупности несметного множества внешних обстоятельств и проявляет свое

действие на судьбах обитателей тех или других стран»xvi.

Такое признание со стороны столь компетентного и опытного ученого, столь

убежденного противника философского материализма для нас крайне ценно. Но

ученый-археолог и едва ли не последний защитник теории «божественного

руководительства в истории» идет в своих утверждениях даже дальше наиболее

рьяных и убежденных детерминистов. Школа исторического детерминизма в

некоторых случаях гораздо меньше придерживается принципа фаталистического

развития истории, чем сам Ленорман в приведенном выше отрывке. Детерминисты,

придерживаясь теории эволюции, не могут тем не менее признать правильной его

фразу «о роковых силах природы, тяготеющих над человечеством и

приговаривающих его к угнетению и рабству».

В самом деле, несмотря на отмеченные мною характерные особенности

Египта, исторические судьбы его населения не могут считаться непреложно и

неизменно обусловленными совокупностью физико-географических условий. В

египетской долине, как и всюду, во всем свете, политический и социальный строй

населения естественно и логически вытекает, с одной стороны, из отношений

между характером кооперативной деятельности людей, к которой они

принуждаются средой, и между способностью населения доставить в силу

свободного добровольного сообщества достаточную сумму коллективной работы,

требуемую средой, с другой стороны. Два определяющих начала, указываемые

здесь, т.е. среда и способность населения к приспособлению, являются элементами

изменчивыми, откуда неопровержимо вытекает, что и исторические судьбы

народов, живущих в каких бы то ни было странах, должны постоянно меняться.

За исключением очень небольшого количества частных случаев,

названных мною выше, здесь можно не принимать в расчет

медленных и малозначащих в истории человечества геологических

и климатических изменений. Наоборот, совершенно иначе

надлежит относиться к изменениям, вносимым в жизнь страны

успехами техники, и к изменению физико-географических условий

благодаря труду многих поколений. Доисторические колонизаторы

нильской долины оставили своим потомкам мемфисской эпохи

страну далеко не в таком виде, в каком они получили ее из рук

природы. Важные работы, предпринятые еще позднее, вроде,

например, создания гигантского водоема у Файюма, еще более

значительно изменили физико-географические условия страны,

полученной в наследство египтянами фивских династий.

Еще более подвержена изменениям и колебаниям способность отдельных

людей и поколений к добровольному координированию усилий, т.е. к

коллективной работе, к которой принуждает среда. Человек наследует от своих

предков трудовые привычки и привычки общественности, которые с великим

трудом были приобретены предшествующими поколениями; он долгими годами

опыта уясняет себе полезность различных работ, сложный план которых был еще

не понятен его предшественникам, начинает смутно понимать свою связь с

обществом и государством; благодаря всему этому человек все более и более

вырабатывает в себе способность добровольно и свободно выполнять свою долю

общественно необходимой работы, и, таким образом, в обществе постепенно

теряется нужда во внешней власти, которая ранее регулировала и управляла

общественными работами.

Подчиненные тысячам различных влияний пути исторического развития

народов, как и пути природы, не могут быть прямолинейными, но уже один факт

возможности накопления результатов труда и опыта предыдущих поколений

свидетельствует, что в виде общего правила, в виде нормы в истории должен

осуществляться прогресс в том виде и направлении, как мы определили выше.

Широта и быстрота прогрессивных изменений растут по мере того, как

увеличивается власть человека над временем и пространством, так что

историческая ценность различных периодов жизни человечества не

пропорциональна их продолжительности. В первые века своего исторического

существования человечество подвигалось вперед со скоростью черепахи по тому

пути, который мы теперь пролетаем на всех парах. Если не принимать в расчет

исторической перспективы, то при рассмотрении исторического прошлого кажется,

что в прошлой жизни человечества был полнейший застой, но в действительности

наши предки, хотя и медленно, все-таки прогрессировали и шли вперед. Эта

иллюзия застоя относительно прошлых веков вводила в заблуждение относительно

Египта очень многих историков, начиная с Геродота и кончая Боссюэ и братьями

Ленорманами, но новейшие исследования показали ложность такого взгляда:

Древний Египет жил и развивался, и его социальная организация не была

застывшей.

Даже с самого начала истории Египта физико-географические условия

нильской долины нисколько не ставили перед ее обитателями необходимости

угнетения и деспотизма. Наоборот, вся среда, где жили первые обитатели Египта,

толкала их к солидарности, к коллективной работе, к товарищескому труду и

кооперации; только это и послужило причиной дальнейшего процветания Египта и

развития цивилизации. Анархист-ученый Элизе Реклю более верно, чем

благочестивый автор «Происхождения истории по данным Библии», следующим

образом выясняет истинные, реальные, географические причины египетской

цивилизации. Реклю говорит: «Нил, общественное достояние народа, заливал все

земли сразу и одинаково, и раньше, чем землемеры вымерили и расценили землю,

египетский народ обратил землю в коллективную собственность. Оросительные

каналы, необходимые для полей там, где не достигали разливы, могли быть

вырыты и поддерживаемы только коллективным трудом многих людей. Перед

земледельцами Древнего Египта стоял выбор: быть вместе равными и

обобществленными или же быть всем рабами одного повелителя, туземного или

чужестранца »xvii.

Жители Древнего Египта разрешили поставленную перед ними природой

задачу во втором смысле: все они обратились в «рабов». Понятие эволюции,

прогресса было бы лишено смысла, если бы с первых шагов на исторической арене

человечество уже умело бы в самых трудных условиях разрешать проблему

свободной добровольной солидарности в ее наивысших формах. Для того чтобы на

исторической арене появилась египетская цивилизация и, следовательно, для

самого существования всемирной истории было необходимо, чтобы появился

«распределитель Нила», фараон, но необходимость эта чисто психологического

порядка. Лучший и наиболее талантливый из фараонов не мог ничего прибавить к

приспособляющейся способности народа к среде. Как и все символы и фетиши,

фараон не обладал никакими иными качествами, кроме тех, какие ему давались его

подданными. Он не мог быть ни более сильным, ни более мудрым или искусным из

людей, потому что перед непостижимой тайной Нила все люди были одинаково

слепы и бессильны. По мнению Мариуса Фонтана, фараон не превосходил

остальных египтян даже коварством и хитростью. « В то время как подданные

могли думать, — говорит он, — что фараон знает тайну реки, сам он не постигал

всей глубины своего незнания и, чувствуя над собой высшую, более

могущественную власть, не позволял надменности ослепить себя». Мне кажется,

что это соображение, несмотря на свою остроумность, не совсем правильно; чтобы

играть высокую роль властителя и владыки людей, необходимо дурачить себя и

обманывать самого себя для того, чтобы лучше обманывать других. Впрочем, сам

Фонтан дальше говорит: «Кажется, в истории нельзя указать другого, более

почитаемого божества, чем Нил; он был единственным видимым божеством,

внушавшим страх своим жрецам». Чтобы «честно» выполнить свою функцию

толкователя божественных повелений Нила, у фараона было только одно средство

— добросовестно и точно подражать своим предшественникам, особенно в той

части действий, которая носила непонятный характер. Этим объясняется, по моему

мнению, крайний традиционализм, суровый и боязливый ритуализм и рабская

подражательность прошлому, составлявшие основу египетской морали и нравов.

Резиденция фараонов — Мемфис — носила также название «жилище

божества» (Ha-Ka-Ptah), из которого древнегреческие писатели и сделали слово

Aegiptos. Основываясь на этом названии, многие египтологи уверяли, что египтяне

уже при жизни фараона смотрели на него как на божество, но мне кажется, что это

предположение было бы верным лишь в том случае, если бы древние египтяне

имели отдельное представление божества. Археологи, внимательно исследовавшие

все уголки пантеона первых династий, нашли там, кроме изображений покойных

фараонов, лишь двух других обитателей: быка, т.е. по преимуществу рабочее

животное, и барана, рога которого в более позднюю эпоху, при Птолемеях,

украшали голову Юпитера-Амона. Египтяне составили себе самостоятельную идею

о божестве, по всей вероятности, гораздо позднее, чем были заложены первые

основы египетской цивилизации. При своем первом появлении на страницах

египетской истории фараон совмещает в себе не только все религиозные и

общественные учреждения, но и представляет собою квинтэссенцию столь

абсолютного деспотизма, что размеры его было бы трудно выразить на

современном языке.

Вот в каких выражениях фараон Аменемхет I, родоначальник новой

династии, характеризует свою деятельность, обращаясь к своему сыну и

наследнику: «С тех пор как я родился, я ни разу не отступал ни перед

беспорядками во дворце, ни перед несчастьями во время разливов, когда не хватало

воды и высыхали резервуары... Я возделал землю вплоть до Абу, я вырастил три

рода хлебных злаков. Только внимая моим мольбам, Нил разливал свои воды по

окрестным полям, никто не голодал при мне, никто не страдал под моей властью,

так как все поступали согласно моим повелениям и все, что я приказывал, было

новым поводом любви ко мне. Я победил льва и пленил крокодила. Поступай еще

лучше, чем твои предшественники, и поддерживай добрые отношения между

тобою и твоими подданными».

Таким образом, абсолютный деспот в приведенном нами отрывке начинает

уже сомневаться в своем божественном праве и в божественном происхождении

своей власти, он стремится внести в свои действия элемент полезности, а это

представляет уже большой шаг к падению деспотизма... Тот же самый фараон,

слова которого мы только что привели, начинает уже сознавать свое бессилие

перед народом и делает следующее признание: «Вот против меня поднимают

оружие, и я становлюсь бессилен, как полевая змея».

Интересно отметить, что уменьшение деспотизма в Египте не было куплено

ценою упадка технических достижений. Правда, позднейшие фараоны уже не

строят огромных пирамид, но зато они предпринимают другие работы, например

повелевают вырыть озеро Мэрис, способное вместить в себя более трехсот тысяч

миллионов кубических метров воды и играющее с тех пор важную роль в

гидрологии Египта; даже наши современные инженеры до сих пор удивляются

этому гигантскому сооружению.

С начала XII династии история Египта представляет длинный

последовательный ряд фаз, свидетельствующих о разложении первобытной власти

фараона и в то же время отмечающих собою новые даты по пути прогресса.

Постепенно первобытная власть фараонов раскалывается на два составных

элемента — светский и духовный, на царя и жреца, которые вскоре начинают

враждовать друг с другом.

Если при фараонах мемфисских династий жрецы были похожи на

обыкновенных гражданских чиновников, подвластных воле фараона, то позднее

они уже составляли нечто вроде самостоятельной касты, и эта каста в течение

веков все более и более освобождалась от подчинения светской власти. Оба

противника иногда заключали перемирие, чтобы продолжить общую свою агонию,

но в силу того, что две неограниченные власти не могут существовать рядом, они

уже заранее были осуждены на гибель: династические стремления, честолюбие

фараонов, бюрократические стремления чиновников... — все, чем характеризуется

институт самодержавной власти, — и сами по себе оказались бы достаточными для

того, чтобы расшатать здание абсолютизма и сокрушить его, однако нашествие

чужеземцев еще раньше естественной смерти деспотизма отбросило умиравший

фараонизм с исторической сцены. Собственно говоря, настоящие фараоны исчезли

еще задолго до политического падения своего государства: с момента вторжения

гиксов и восстановления народных династий лица, носившие звание фараонов,

были, в сущности, только главными управляющими над администрацией, над

собственной гвардией и над войсками. Но божественный Нил ни в каком случае не

был символом войны, и фараоны, «распределители Нила», как только волна

истории смыла их со своей родной почвы и бросила в водоворот военных авантюр,

не замедлили быстро стушеваться перед более молодыми и лучше вооруженными

соперниками, какими были монархи-разбойники Месопотамии.

i Маршрут этих карававов можно приблизительно установить согласно пути двух

таких караванов, которые в 1806 г., т.е. почти за пятьдесят лет до путешествия

Ливингстона, пересекли всю Африку от Атлантики до устья Замбези, сделав

большое отклонение к северу, чтобы посетить резиденцию негритянского короля

Мвата Ямво

ii Римский писатель Лукан в своей «Фарсалии» вкладывает в уста Цезаря такую

фразу: «Я отказался бы от гражданской войны, если бы мне дано было знать, где

Нил берет свое начало».

iii Птолемей помещает истоки Нила на 10 или 12 градусах южной широты, что

преувеличено; но при теперешнем состоянии знаний относительно притоков озера

Виктория-Ньянза нельзя с уверенностью сказать, насколько он ошибается.

Ливингстон придерживался гипотезы Птолемея и искал истоки в области Бангуэло

iv Бёртон утверждает, однако, что название «Страна Луны» было бы на языке банту

Ou-mouezi, а частица nyа была бы лишней. С другой стороны, слово mouezi значит

вор (вероятно, это значит «тот, кто работает при свете луны, т.е. ночью, а не

днем»). «Страна воров» — такой буквальный смысл слова Ou-nyamouezi, причем

частица nуа здесь является необходимой (см. Lake Regions of Central Africa).

v Н. Stanleу. How I found Livingstone, 1872

vi В более ранние эпохи один только фараон знал «тайну Нила», и это была одна из

главных причин, вызывавших к нему благоговение народа

vii По мнению проф. Лаута, «Крофи» есть видоизмененное на греческий образец

слово Ker-Hapi (пучина Нила), а «Мофи» — Mou-Hapi (вода Нила).

viii Е. Rес1us. Цит. соч., т. X.

ix Ньям-ньям — устаревшее наименование народа азанде, живущего на территории

современных северного Заира, ЦАР и Судана

x Руссеггер не вполне ошибается и не без оснований принимает Собат за

настоящий Белый Нил. Изменяя таким образом установившуюся классификацию

водных потоков нильского бассейна, он руководствуется следующими

соображениями: во-первых, только принявши в себя эту реку, воды Нила

приобретают меловую окраску, дающую свое имя реке, во-вторых, в периоды

половодий Собат несет более воды, чем Нил. Впрочем, в периоды засух и спада вод

Собат становится меньше Нила

xi W. Reade. The Martyrdom of Man. London, 1875

xii Этот гимн записан в эпоху XII династии, но составление его можно отнести к

гораздо более ранней эпохе

xiii Papyrus Sellier (пер. G.Maspero).

xiv См. Fr. Lenormant и W. Reade. Цит. соч. Последний ученый, как мне кажется,

несколько преувеличивает роль неурожайных годов в истории Египта

xv Понятие о хаосе как о первобытной грязной плодородной массе, заключающей в

себе зародыши всех вещей и всех существ, могло зародиться также и в Халдее (см.

след, главу).

xvi Fr. Lenormant. Цит. соч.

xvii Е. Rес1us. Цит. соч., т. X

Глава девятая

ТИГР И ЕВФРАТ

Бассейн Тигра и Евфрата и Передняя Азия. — Халдейские цари-астрологи и

египетские фараоны. — Месопотамский период цивилизации. — Египетская

цивилизация в сравнении с цивилизацией Ассиро-Вавилонии.

Египет представляет собою плодородный оазис, отделенный от остального

мира песчаными пустынями, скалистыми пространствами, морями и обширными

болотами. Совершенно иной характер имеет область рек Тигр и Евфрат, которую

можно сравнить с блестящей вставкой в драгоценной мозаичной картине,

окраинные части которой с первого взгляда имеют как будто самостоятельный

характер, тогда как на самом деле они зависят всецело, и исторически и

географически, от двух великих рек Передней Азии, которые образуют «Страну

двух рек», или страну Междуречья — Месопотамию.

Если рассматривать Евфрат только с правого берега, то его можно признать

двойником Нила, копией великой реки Африканского материка. Действительно,

обогнув Кархемиш, знаменитый город хеттов, Евфрат тесно сжимается песками

пустыни, простирающейся без перерыва вплоть до Неджефа и до границы

обитаемой Аравии. Трясины, топи, болота, которые он образует вниз по течению

реки от Вавилона и вся совокупность которых носит одно общее наименование

Неджеф, представляют некоторую аналогию с нильской долиной у Файюма; страна

около Шатт-эль-Араба напоминает дельту Нила. Это сходство было бы еще более

разительным, если бы мы могли восстановить северную часть Персидского залива

в том виде, в каком он был до выполнения первых халдейских работ по осушке и

ирригации общего устья Евфрата и Тигра. Интересно заметить, что в области,

лежащей к юго-западу и западу от Евфрата, граница заселенной местности

определяется именно границей разливов.

Но всякое сходство с Нилом и нильской долиной тотчас же исчезает, как

только мы переходим на левый берег вавилонской реки и начинаем изучение этой

области во всем ее объеме. На севере и востоке ассиро-вавилонской равнины цепи

гор, из которых многие, как, например, Арарат, Аладаг и Тандурек, превышают

3500 метров, образуют для бассейна рек Тигр и Евфрат горную границу,

отделяющую его от прикавказской области и от плоскогорья Ирана. Эта

естественная граница между Черным морем и Месопотамией представляет

внушительное зрелище, особенно на севере, т.е. в области истоков Евфрата и

Тигра. Цепи закавказских и армянских Альп поднимаются здесь до весьма

значительной высоты, и их изломанная конфигурация, обрывистые склоны,

остроконечные вершины, господствующие над обрывами, еще сильнее оттеняют

дикий характер страны. Несмотря на высокий горный барьер Понтийских Альп,

большая часть южной Армении пользуется богатыми испарениями, которые

приносятся сюда восточными ветрами. Точно так же возвышенная долина Карасу

почти до Эрзерума пользуется ветрами, дующими с Черного моря. Эти ветры,

дующие главным образом в течение зимы, приносят с собой обильные влагой пары,

которые осаждаются здесь в виде снега, покрывающего весь амфитеатр гор вокруг

истоков реки Евфрат. Северные и восточные ветры, представляя собою

разветвление главного воздушного течения, пересекающего весь континент Азии,

весьма знойны, и обыкновенно их действие ограничивается тем, что они разгоняют

тучи; нередко, впрочем, случается, что производимые ими внезапные ужасные

бури оканчиваются жестокими ливнями.

Как я уже говорил, северный склон армянских Альп получает огромное

количество влаги, и здесь берут свое начало несколько больших рек, как, например,

Шорук и Каршу. Южные склоны тех же гор питают Тигр и Евфрат, воды которых,

объединяясь вместе в Шатт-эль-Араб, составляют массу, превышающую по своему

количеству массу воды, изливаемую Нилом. Таким образом, в общем атмосферном

и речном кругообороте Черное море при помощи дождей и русла реки Евфрат

беспрестанно перемещает свои воды в Персидский заливi. Горные массивы

Армении не представляют непроходимого препятствия между Месопотамией и

областью Кавказа и Понтийских гор; наоборот, при их помощи плодотворные пары

Черного и Средиземного морей орошают Тигро-Евфратскую долину. Рельеф здесь

одинаков с обеих сторон Антикавказских гор, так что, для того чтобы найти

настоящую естественную границу описываемой страны, необходимо

передвинуться дальше на север, к берегам Черного моря, туда, где проходят

высокие цепи Кавказских гор, прикасающиеся к Каспийскому морю. Склоны

армянских Альп по большей части безводны, обрывисты и обнажены, но долины,

змеящиеся между их снежными и покрытыми застывшей лавой хребтами, могут с

полным правом занять место среди стран, наиболее одаренных природой. Это по

преимуществу страна резких контрастов, где зимы бывают так же холодны, как в

Москве, а лето столь же знойно, как в тропических странахii. Альпийская

растительность входит здесь в соприкосновение с флорой жаркого пояса;

виноградники Эривани, и вообще русской Армении, производят вина, по крепости

стоящие наравне с испанскими винами; вина же из окрестностей озера Ван, к югу

от Антикавказских гор, не уступают бургонским. Во многих местах почва,

возделанная чрезвычайно примитивно, дает тем не менее две жатвы в течение

одного года; дубы, ели, клены, ясени, каштаны, сосны и вообще все деревья

Центральной и Южной Европы образуют по склонам гор густые леса. Многие из

наших фруктовых деревьев, без сомнения, происходят из этой области, где даже

шелковичное дерево растет успешно, несмотря на сильные зимние холода. Главное

богатство страны составляют зеленеющие луга, на которых в наше время, точно

так же как и в доисторическую эпоху, миллионы овец и коз находят себе обильную

пищу. С незапамятных времен эта область была местом жительства

многочисленных бродячих пастушеских и охотничьих племен, отличавшихся

грубыми и суровыми нравами и обычаями, любовью к свободе и независимости.

Среди этих племен не была развита в сильной степени солидарность, так как при

жизни грабежом и набегами солидарность являлась бесполезной роскошью.

Уже за 2300 лет до начала нашей эры в долинах горной Армении возникли

зачатки цивилизации, но эти зачатки не получили своего дальнейшего развития. В

Армении и в верховьях Евфрата и Тигра не было тех физико-географических

условий, которые могли бы укрепить и дать дальнейшее развитие зародышам

культуры. Такие условия мы встречаем лишь в области нижнего течения названных

рек.

К югу от Арарата и Тандурека горы понижаются, образуя несколько

параллельных цепей, направляющихся от истоков Аракса и от озера Урмии на юго-

восток, к Мекрану; эти цепи отделяют Месопотамию от высокого плоскогорья

Ирана, проходя по левому берегу Тигра. Некоторые вершины этих гор, как,

например, Эльвенд, к юго-западу от Экбатаны, и Алиджук, к югу от Испагани,

поднимаются на высоту 3000 — 4000 метров; здесь же находится вершина Ку-и-

Дена в 5200 метров высоты, представляющая после Демавенда наиболее

возвышенный пункт Передней Азииiii. Со стороны Ирана и Белуджистана эти

горные цепи образуют как бы одну сплошную стену, постепенно понижающуюся к

юго-востоку. У подошвы этой стены на высоте почти 1500 метров над уровнем

моря группируются наиболее знаменитые исторические города Персии и Мидии:

Эк-батана, Испагань, Персеполь, Шираз.

Наоборот, со стороны Тигра вместо этой одной стены мы видим

бесчисленное количество параллельных горных цепей, пересекаемых извилистыми

ущельями и вполне заслуживающих то название «боевой колонны», которое им дал

английский исследователь Раверти. Подобно тому как водяные пары Средиземного

и Черного морей, осаждающиеся на вершинах армянских Альп, питают Евфрат,

влажные ветры с Индийского океана в свою очередь приносят влагу на вершины

описанных выше гор, и эти осадки дают начало бесчисленным ручьям и речкам,

несущим свои воды в русло Тигра. Наиболее значительными из этих притоков

Тигра являются Зай, Дьялла, Керка.

Уже в весьма отдаленную от нас эпоху большая военная и торговая дорога из

Месопотамии на восток и из Ниневии в Экбатану проходила через ущелье Дьялла.

Зимою и в периоды наводнений эта дорога зачастую бывала совершенно

непроходима, что и служило большим препятствием для распространения

месопотамской цивилизации на восток. Горные вершины, окаймляющие долину

реки Тигр со стороны Ирана, служили в то же время неприступными крепостями,

откуда дисциплинированные армии Мидии и Персии легко устанавливали свое

господство над Месопотамией.

Если при посредстве реки Мурад-чай, исток которой находится на недалеком

расстоянии от истока Тигра, Евфрат принадлежит отчасти к курдо-армянской

стране, то его другой большой приток, носящий у турок название Карасу,

присоединяет Евфрат и к Малой Азии. К югу от впадения Карасу в Евфрат великая

месопотамская река огибает восточные выступы Тавра и течет на запад, к

Средиземному морю, но на 36-й параллели, как бы видя невозможность пробиться

дальше на запад через горные хребты, Евфрат поворачивает на юго-восток и

приближается к Тигру; обе реки текут параллельно, в некоторых местах

приближаясь друг к другу, а в некоторых расходясь друг от друга, чтобы затем

слить свои воды в одно русло, образуя Шатт-эль-Араб. Область, заключенная

между обеими реками, и является Месопотамией, т.е. Междуречьем в узком

смысле слова, и здесь образовался в древности второй очаг цивилизации,

характеристикой которого мы и займемся.

Ассиро-Вавилония, будучи окружена со всех сторон, за исключением южной,

различными по своим физико-географическим условиям областями, образует, как

мы уже сказали выше, нейтральную часть особого, промежуточного между Индией

и Грецией мира. Такое положение Месопотамии совершенно достаточно для того,

чтобы объяснить возникновение здесь очага цивилизации, подобного египетско-

нильской цивилизации.

Географическими терминами «Месопотамия», «Ассиро-Вавилония»,

«Халдея» пользуются обыкновенно, не различая для их определения то всей

совокупности стран, орошаемых Тигром и Евфратом, то одной какой-либо, более

или менее определенной части их обширного бассейна. Библейская номенклатура

была несравненно более точной. Авторы Библии называли Халдеей южную часть

области от Вавилона, а Ассирией (Aram Naharaim), или «Сирией двух рек»,

северную часть страны, где главным городом была Ниневия. Геродотiv, на счет

которого, быть может, следует отнести указанное мною смещение географических

терминов, говорит уверенно, что почвы Ассирии не в состоянии производить

виноград и фиговое дерево. Если это и справедливо, то только для Вавилонии или

Халдеи, так как значительная часть Месопотамии к северу от Вавилона, которую

еще Страбонv называет Aturia (Ассирия), напротив, доставляет вина отличных

качеств; точно так же здесь растет с успехом и фиговое дерево, как, вероятно, оно

росло и в те времена, когда Геродот посещал эту страну. Необходимо заметить, что

Месопотамия в точном смысле этого слова, т.е. страна, лежащая между обеими

реками на пространстве до их слияния у Корны, даже до их соединения у Багдада

посредством многочисленных каналов, представляет несколько зон или

географических поясов, совершенно отличных друг от друга и следующих друг за

другом от севера к югу. Продвигаясь к югу и оставив за собою Карата-Даг,

последний из отрогов Антикавказа, путешественник вступает в слегка

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: