ГЛАВА 16. Лебединая песнь

После совместного тура с Black Sabbath, когда мы вернулись в студию, чтобы записать альбом «Reinventing the Steel», все были на нервах. Все ощущали избыток эмоций. Фил находился не в лучшем настроении, как никто не был, и если кто-нибудь заходил в комнату с недовольным выражением лица, оно тут же передавалось на всю комнату. Что нам и было нужно – это долгий отдых друг от друга. Не несколько дней или недель – многим дольше. Ты можешь работать упорно только до того момента, пока не почувствуешь это, но все ожидают от тебя лишь веселой записи альбома. На деле все не так. Каждая гребаная группа сталкивается с этой проблемой, в том числе и великие, мы же были просто четырьмя упертыми болванами, чувак.

ТЕРРИ ДЕЙТ

«Я пытался свести «Trendkill» в студии Дайма, но ничего не выходило, и я забрал материал в Лос-Анджелес, в студию покрупнее. Я был очень взволнован. Четыре записи с этими парнями, почти десять лет – это нелегко. Многое с этим было связано. Я дошел до состояния, когда не знал, смогу ли продолжать дело. Винни знал технологию изнутри, это имело определенный вес при принятии решений, что-то вроде работы рефери. Мне нужен был перерыв, в конце концов, только и всего. Во время последней записи мой телефон не умолкал, ведь они оставались друзьями и я хотел, чтобы они выпустили альбом, и, по возможности, лучший».

Мы все были согласны с одной вещью, что лучшим путем продолжения дела было создание некой амальгамы - собрать все лучшее с наших предыдущих записей и совместить это. С одной стороны мы хотели сделать шаг назад, с другой стороны – наоборот.

Можно сказать, мы хотели заново изобрести нашу энергию и единство, как это было в 93-94х годах, но мы не хотели, чтобы запись звучала так, будто она и была из того времени. Мы хотели, чтобы она звучала свежо и имела новую энергетику, поэтому конечный вариант звучал немного отлично от предыдущих записей, но это, по-прежнему, была Pantera. Мы также понимали, что наши слушатели тоже меняются. Мы все становились мудрее и понимали, что люди вырастают из подобного стиля музыки. Отталкиваясь от факта, что наша толпа стала чуть старше, а с другой стороны и моложе, мы пытались приспособить наше звучание. Чего мы никогда не делали – так это не пытались соответствовать моде, и я свято верю, что именно поэтому мы всегда имели настолько верную фанатскую базу. Мы всегда оставались честными с самими собой, наши фанаты уважали это, и вместо того, чтобы «мягчать» с притоком денег, мы все еще оставались тяжелыми. Вряд ли такая логика была и у других успешных групп.

Когда дело дошло до продюсирования записи, мы решили делать это сами, без участия Терри Дейта. Винни уже делал так с двумя новыми треками для лайв-записи, потому знали, что сможем сделать так снова. Мы могли бы делать это на протяжении многих лет, но нам нужна была пара свободных ушей, как Терри, чтобы держать нас сконцентрированными на записи, не давая витать в облаках.

Помимо личностных перемен, факт того, что мы не должны были платить четыре с половиной сотни баксов тоже был заметен. Поверьте, мы знали, как делаются записи еще с тех времен, как были детьми, и после «Trendkill»это был шанс поработать всем вместе, ведь мы знали как поймать нужный звук.

Запись «Reinventing the Steel» принесла нам астрономическую прибыль, я даже не помню суммы, и все бесплатно - мы использовали собственное время в собственной студии. Видите ли, лейблы работают как банки, за исключением того, что ты не платишь им за интерес. Они в контрактной форме обязывают вас отдать половину денег вперед и остальное, когда запись будет завершена, а мы просто поделили их на четыре части и делали с деньгами, что хотели. Хватай бабло и беги.

В этот раз мы работали с немного другим оборудованием, и в целом по-иному. Добавив в запись больше баса, мы получили совершенно другое звучание. Без Терри Дейта, только Винни и Стерлинг Уинфилд, наш техник, за пультом, и результаты в звучании были столь же прямолинейны, как платежная ведомость.

Мы отчетливо осознавали, что хотели услышать на записи, и, я считаю, достигли нужного результата. Может, вы скажете, что запись «Reinventing the Steel» была сродни переработке прошлых достижений - она сохраняла наш почерк, и являлась неким возвратом к старому груву, но нам понадобилось до хрена времени, чтобы ее закончить.

Мы записали три песни, затем взяли перерыв на несколько месяцев. У меня появились дети и это, если честно, немного осложняло ход дел, из-за полного перехода на состояния «ВЫКЛ» и «ВКЛ». Я хотел быть в двух местах одновременно и это, очевидно, вызывало некие противоречия, хотя тогда это не оказывало влияния на мою семейную жизнь. Пока что, но все к этому шло.

УОЛТЕР О'БРАЙАН

«Trendkill» хорошо продавался, да, но не так хорошо, как два предыдущих. В начале записи «Reinventing» у меня был хреновый настрой, я был шокирован тем, что группа, занимающаяся своим делом с тех пор, когда парням было по 15 лет, находилась на грани распада. Я говорил им миллион раз «Парни, я всегда могу уйти и найти новую работу. Вы же – Pantera. У вас есть еще шанс и есть один выстрел, не теряйте его. Вы – одна из сотен тысяч банд, у которой получилось сделать это». У меня было предчувствие, что они были готовы все бросить. Причиной тому, что «Reinventing» занял столько времени, являлось нежелание Фила ехать на запись в Техас. Все становилось хуже и хуже, пока Фил не отказался говорить с Даймом, и, в конце концов, Дайм обиделся; обиделись друг на друга и все остальные, пока мы с Ким безуспешно пытались помирить их. Фактически, мы звонили Филу, передавали ему, что сказал Винни, затем звонили Винни, передавали ему слова Фила, и так далее. Мы пытались делать хоть что-то».

Постепенно, мы доделали запись, это продолжалось месяцы, из-за нашей разобщенности. Даррелл, как обычно, отрывался во всю, тусуясь с кем угодно и когда угодно, со всеми подряд, и одним из них был кантри-певец Дэвид Аллан Коу.

Он был родом из Нешвилля, штат Теннесси, и они были дико похожи, хотя я даже не уверен, что мы – парни из Техаса, играющие хеви-метал. В общем, не важно. Мы ему, должно быть, очень понравились, так как он пригласил нас на запись одного из своих альбомов, который вышел в 2006-м году.

Даррелл позвонил мне однажды ночью и сказал «Чувак, ты должен придти и познакомиться с этим парнем». Я пришел. Этот тип был без футболки и вонял хуже всего, что я когда-либо нюхал. Мне хотелось сказать «Чувак, прими душ. Дезодорант, хоть что-нибудь».

Еще он с ног до головы был покрыт татуировками, я по глупости сказал «Мне нравятся эти татуировки, чувак, выглядит круто», и в ту же секунду он спустил штаны, чтобы показать слово Danger (прим. - опасность), набитое на его члене, вертикально, кажется - я старался быстрее отвести взгляд.

Гребаный ад…

Я обеими руками за татуировки, у самого их немало, но кто, мать твою, делает их на члене?

Я думал «Мне не нужно смотреть на это. Это уже чересчур». Но Дайм считал этого чувака крутым. Они идеально друг другу подходили, без преувеличения, они оба были безумными засранцами. Я думаю, Дайм стал бы его подобием, если бы был жив. Они были очень похожи.

Вокруг Дайма постоянно кто-то крутился, и это были те еще гавнюки. Они даже набивали татуировки с его портретом. Они подходили ко мне и говорили «Ты меня не помнишь?». Да, не пошли бы вы? Иногда я говорил «А я должен? У нас есть общий ребенок?».

«Ну, я был в автобусе сзади в… (место/время)»

«А тебе не приходило в голову, что там кроме тебя было еще немало людей?» спрашивал я.

Дайму и Винни, похоже, просто нравилось быть в окружении таких болванов после наших шоу, но я уже не мог выносить этого.

РИТА ХЕЙНИ

«Я не могу сказать, что с продвижением их карьеры и повышением популярности, они сами изменились как люди, но изменились люди, которые были вокруг них. Некоторые из их лучших друзей считали так «Окей, ты добился своего. Ты богатый, значит, ты можешь оплачивать нам ужин и выпивку каждый вечер». Не думаю, что они делали это осознанно. Но если один из членов группы отказывался это делать, по какой-то причине, они начинали обзывать его мудаком! Поначалу, все были счастливы, вместе куда-то ходили, но все изменилось с того момента, как поменялись люди вокруг них».

Что касается фанатов, я всегда старался раздать как можно больше автографов после шоу, и, в зависимости от настроения Фила, я заставлял его делать то же самое. Это было важно для меня, если я сделал себя таким доступным для них.

Я заходил к нему в гримерку и спрашивал «Чувак, ты всем раздал автографы?». Если нет, то я надеялся, что сам сделал достаточно.

Я говорил ему «Чувак, это часть шоу. Ты знаешь, мы должны это делать».

«Хорошо, займемся этим», говорил он, в конце концов, и мы выходили и подписывали все, что приносили детишки. Это было единственное, чем мы могли мотивировать друг друга. Даже в дождь, снаружи тебя всегда ждали детишки, стоявшие целый день в ожидании мгновения, и меньшее, что мы могли для них сделать - дать понять, чего именно они ждали так долго. Посмотрите на нас с их стороны. Это меньшее, что я мог сделать. Снаружи могло быть двадцать градусов (прим. – по Фаренгейту), и, несмотря на это, парень в одной футболке продолжал ждать, пока ты дашь ему свой автограф. «Прошу, приятель, одень куртку, ты простудишься», говорил я им, «Встреча с нами того не стоит».

Я просто накидывал на себя полотенце и выходил наружу, даже в дождь. Конечно, иногда Фил чувствовал себя слишком плохо, чтобы выйти. Боль в спине, неприглядный вид – похмелье или упоротость – иногда мне приходилось принимать решение за него. Но, все же, он понимал, как много это значит для детей, и мы подписывали с ним всех до единого. Мы почерпнули это из наших дней на сцене в Далласе, ведь мы всегда старались быть ближе к нашим фанатам. Мы просто сидели на парковке, пили пиво и страдали всякой херней с детьми так, если бы мы были одними из них. Другой причиной такого общения с фанатами, было то, что мы видели множество других банд, на протяжении многих лет, которые не уделяли этому внимания.

Очевидно, это труднее проделывать с большей аудиторией, но мы подписывали двадцать пять тысяч наших альбомов за полтора часа, и это было нашим долгом – уделить каждому немного времени, «Эй, дружище, как оно? Извини, я не могу посидеть и поджемить с тобой, но я могу чиркануть что-нибудь для тебя». Я всегда считал, что должен проявлять уважение к фанатам, ведь это они оплачивают мои счета, не целиком, конечно.

Для меня музыка – вернее, ее признание ими – была важнее всего. Валюта – пятнадцать или двести баксов за билет – это лишь кусок бумаги, «Я здесь, чтобы увидеть как группа играет. Я хочу пережить это». Так я видел фанатов, или тех, кто пополняет мои электронные счета. Для меня было важнее всего отыграть достойно для них.

ПРИМЕРНО В ЭТО ВРЕМЯ, когда мы взяли перерыв, моя жена и я переехали из дома рядом с Винни, в дом еще больший, рядом с гольф-полем в кантри-клубе Rolling Hills. Я использовал это место, чтобы приобщиться к жизни людей, с которыми я играл в гольф многие годы. Я приобрел немало друзей, людей из разных ассоциаций города, также любящих гольф, мы встречались в кантри-клубе, выпивали и так далее. Что мне нравилось в этих людях больше всего – то, что они видели во мне обычного человека.

Мои доходы продолжали расти, так что я мог позволить себе покупку вещей, как этот огромный дом и большой гриль из Barbecue Galore (прим. – «Изобилие Барбекю», сеть магазинов грилей»), чтобы сидеть с ним на улице. Большая, восьмифутовая хреновина. Я покупал огромную кучу мяса и закидывал в морозилку. Когда я приглашал большое количество людей, на утро я доставал один из свертков. Мы постоянно устраивали коктейльные вечеринки, и у меня был свой секрет приготовления жаркого из крестцовой части.

Это была приятная рутина. Я поднимался с кровати примерно в 10.30 утра, выпивал пару стаканов бурбона, затем день напролет штурмовал лунки. Я хватал свой гольф-карт и уезжал. Это было мое хобби, игра в гольф была для меня сродни религии, как предписание переключения тумблера на «ВЫКЛ».

Гольф был моей отдушиной, моим побегом от мира. Я не хотел находиться рядом ни с чем, что касалось группы, пока мне не приходилось. Двадцать человек играли в гольф днями напролет, затем наставал счастливый час в доме Рекса.

Я встретил людей, которые были членами Колониального кантри-клуба, по престижности он доходил до клуба Augusta National, и это было то самое место, которое мы с отцом много раз видели на экране телевизора, живя в Де Леоне. Мой отец никогда не играл на поле, в отличии от меня. Это было прекрасное поле – одно из лучших на Юге – и меня приглашали участвовать в профессиональных турнирах около десяти раз.

В ОДИН ИЗ ДНЕЙ, когда я играл в Rolling Hills, я добрался до одиннадцатой зеленой, и меня одолело предчувствие. Я что-то почувствовал. Мы все равно планировали закончить раньше в тот день, и я сказал «Так, мне нужно идти». Я забрался в гольф-карт, сказав своей жене «Мне нужно срочно отправляться в госпиталь». Я знал – что-то происходит. Я не переоделся, просто запрыгнул в свою машину, и поехал туда, где я был нужен.

Маме Даррелла и Винни диагнозировали рак легких всего несколькими неделями ранее – это был шок для всех – и она проходила лечение в госпитале Арлингтона. В моем юношестве, она была мне как вторая мать, и состояние ее выглядело плачевным. Но все оказалось гораздо хуже. Она умерла через десять минут после моего приезда. Что-то, или кто-то, подсказало мне, что я должен уйти с поля и приехать туда. Был ли это Бог? Кто знает, но голос сказал мне «Приезжай и попрощайся с ней. Ее время пришло».

Очевидно, братья восприняли это нелегко – они были очень близки с матерью. Они долго переживали ее смерть, даже после выхода «Reinventing the Steel», который, наконец, вышел в марте 2000-го года, и добрался до четвертой строчки чартов. Альбом нравился нам, он был посвящением нашим фанатам, но мы и подумать не могли, что он станет нашей лебединой песнью.

ГЛАВА 17. Крутое пике

Вы прочли уже большую часть моей книги и вы, наверняка, думаете, что я ангел воплоти. Разумеется, я разбил несколько черепов в средней школе, ловил людей в Фотоматах и скрутил немало косяков, но это ведь именно то, чего вы ждали от рок-н-ролльщика, так? То, как вы себе меня и представляли, так сказать. Но какими людьми мы были на деле?

Все просто: Фил жил своими проблемами, Винни страдал своей херней, а Дайм - это просто Дайм. В 2000-м – начале 2001-го, группа буквально висела на волоске, и малейший раздражитель мог заставить этот самый волосок порваться. Эта ситуация бесила всех нас, но и сделать с этим мы ничего не могли.

Лично мне – помните, это моя книга, и в ней я излагаю только свои личные суждения – не приходилось беспокоиться за какой-либо аспект своей жизни, пока не наступал момент отвечать за последствия своих действий. Люди по-разному воспринимают слово «последствия» - разное воспитание, знаете ли. Для меня последствия – то, что заставляет тебя сесть и задуматься, ведь они влияют на твою жизнь.

Это может быть здоровье, семья, закон, финансы – все, что влияет на твою жизнь и меняет ее общую картину. Я всегда пытался держаться в стороне от закона, насколько это было возможно в моей жизни. Главным образом, я старался не ступать по пути зла, ведь нарушая закон, именно так ты и поступаешь. Я никогда не ощущал себя выше закона, а это с легкостью может с тобой произойти, когда ты находишься на глазах у публики.

До этого момента, мне не приходилось беспокоиться о последствиях моего пристрастия к спиртному, кроме похмелья. Я все время находился в дороге, жил своей жизнью, и никогда не задумывался о вреде алкоголя, до 2000-го года (в этот же год родились мои близнецы), когда впервые обнаружил у себя проблемы с желудком, преимущественно из-за многих лет пьянок. Я начал просыпаться среди ночи – тогда у меня был под рукой мини-бар с шейками, бутылками виски, джин-тоником, всем, чем угодно. Эти симптомы позже и привели к последствиям.

Алкоголь буквально сопровождал меня по жизни, до последних дней в группе, но повторюсь – это никогда не заставляло меня принимать какие-то меры. Но это действовало на меня. Видите ли, алкоголь воздействует на центральную нервную систему, и, сам того не замечая, ты начинаешь испытывать нужду в нем – даже, если ты дома, вдалеке от условий, в которых ты обычно употребляешь алкоголь. Это сильно затрудняет процесс перехода тумблера на «ВЫКЛ», чтобы побыть рядом с детьми. Я мог взять день отдыха от алкоголя, или пытаться не пить до пяти часов, в качестве компромисса. Но до пяти я выдерживал не всегда.

При моем стиле жизни мне приходилось вставать в четыре часа утра, а это никак не вяжется с домашним образом жизни, когда у тебя есть дети. Белинда и я буквально жили двумя разными жизнями под одной крышей, когда дети еще были совсем маленькими, и тогда я начал отходить от жизни прежней – отцовство представлялось мне чистым наслаждением.

Правда в том, что дети меняют все, даже отношение к тебе твоих близких друзей. Эта мысль не оставляет меня уже несколько лет, и, кажется, Дайм ревновал меня к моим детям. Думаю, он чувствовал, что теперь они в центре моего внимания, как противовес ему, группе, и ему это вряд ли нравилось.

Отношение Фила к жизни не менялось на протяжении пяти лет из десяти. Его жизнь была экстремальной во всех смыслах. Если это спорт – то это бокс. Если это фильмы ужасов – это хардкор и жестокость. Блэк-метал, дэт-метал, не важно; он всегда ходил по лезвию. Вместе с таким экстремальным подходом к жизни, Фил также имел и очень чувствительную натуру, которую он никогда не показывал на публике – кроме как в своих текстах – я видел это воочию, ибо жил с ним много лет.

Дайм, кроме своих музыкальных способностей, был тем человеком, который заставлял тебя беспокоиться за свои деньги. Он был очень остроумным, очень харизматичным человеком, всегда на подъеме. С одной стороны, он всегда пытался подбирать правильные слова, а с другой – выдавал смехотворные комментарии, не зная, что сказать, и все это происходило на пресс-конференциях. Само собой, камеры могут заставить тебя сказать то, что ты бы никогда не сказал, поэтому мы пытались облегчить себе задачу, превращаясь в некое подобие зомби, и сидели молча. Некоторые журналисты пытались докопаться до нас, но это лишь заставляло нас сидеть еще тише. К счастью, Винни всегда был рад сказать несколько слов.

Изначально, Винни проявлял себя хорошим лидером, ведь он не был таким безбашенным, как мы с Даймом. Он справлялся с этой задачей гораздо лучше. Он думал, что его шутки были смешными, но на деле у него было ужасное чувство юмора, хотя в компании он никогда не был тем парнем, который постоянно травил анекдоты. Если он и пытался, то это была самая тупая шутка, которую ты мог услышать. Он занимался бизнесом, пока мы отрывались, но, со временем, влился в тусовку сам, оставив остальное менеджерам.

Pantera была совокупностью наших сильных и слабых сторон. Никто из нас не был хуже другого, но процесс совместной жизни, сна и пользования туалетом двести дней в год пятнадцать лет подряд, нам порядком надоел, когда дело дошло до тура «Reinventing the Steel».

Факт того, что мы по натуре своей были страшными людьми, добавлял напряжения - между нами постоянно что-то происходило. Мы всегда выставляли эмоции напоказ, это было не лучшей нашей чертой. Фил всегда поступал по принципу «Поступить сегодня так и так», и если ты становился его целью – ты был в опасности.

Ко всему прочему, вместе с алкоголем и травой, сюда прибавлялась еще и паранойя – но лично я не страдаю подобными вещами. Иногда все доходило до рукоприкладства. Несколько раз мне приходилось оттаскивать Фила от пьяного Дайма, но такие вещи происходят в каждой группе. Четыре разных личности и составляют динамику группы; если бы все они походили друг на друга, то все было бы похоже на унылое собачье дерьмо.

Поэтому нам и нужен был перерыв, однако список концертов становился только больше. Казалось, этому не было конца. Тур затягивался. Финансовые предложения впечатляли, но из-за ощущения, что наш «брак» катится к чертям, это было не важно. Что-то должно было произойти, рано или поздно.

УОЛТЕР О'БРАЙАН

«В конце концов, никто больше не мог терпеть Фила рядом с собой. Никто. И это начинало действовать на каждого из нас, до такой степени, что Винни, Дайм и Рекс не хотели иметь никаких дел друг с другом. Возможно, нам даже мог понадобиться третий автобус, а это бюджет нам не позволял».

Я думаю, все было ясно, еще до начала тура. Фил постоянно пребывал не в своем уме, иногда на репетициях мы с Даймом смотрели друг на друга и говорили «Чувак, он же поет совсем другую песню, не ту, что мы играем» - настолько дела шли плохо. Но во время тура, Фил все делал как надо, и выступал типичным для него образом. Даже краснел от напряжения.

Мы выходили после Slayer, поэтому знали, что придемся к месту. Фил знал, что ему нужно делать. Если ты выходишь после Slayer, тебе нужно быть в лучшей форме. И, тем более, ты не станешь делать этого, если тебе не нужно. Но это был наш концерт.

В списке было много групп – например, Morbid Angel и Static-X – однако Slayer были константой. Дайм хорошо дружил с Керри, но лично я никогда не общался с ним так, как Фил и Дайм. Больше всех я общался с Томом. Он возил с собой жену и детей, но, в то же время, мы вместе проводили время, обедали и выпивали. С Томом меня познакомил Роки Джордж из Suicidal Tendencies, его хороший друг, с которым мы вместе катались в туре «CFH».

Несмотря на неизменное качество наших шоу, враждебность за сценой нарастала. Дайм по-прежнему жил в своем автобусе с Винни, и потихоньку начинал ненавидеть своего брата. Я знал, что он затаил обиду на меня из-за моего переезда в автобус Фила. Большинство времени я находился в дерьмовом настроении, и затыкал людям глотки при малейшей провокации – пока я не стал пить все больше и больше, чтобы заглушить это ощущение. Намного больше.

Дела шли настолько плохо, что, как-то раз, Дайм пришел и спросил меня «Чувак, как думаешь, во сколько мне обойдется собственный автобус?».

Я сказал «Ты с ума сошел. Это будет стоить слишком дорого, тебе проще арендовать его до конца тура».

Но он этого не сделал. Он тоже стал больше пить, чтобы не задумываться о всяком дерьме.

РИТА ХЕЙНИ

«Даррел стал пить еще больше, он даже начал прятать бутылки. Проблемы с Филом прочно засели у него в голове, но он еще не понимал этого. Он сильно устал, и полгода перерыва, возможно, исправили бы положение. Никто, в том числе и он, не хотели вникать в происходящее. Даррел ездил из города в город, страдая с перепою, и говорил «Чувак, мне нужен день на опохмел», но когда он видел парней с бутылкой Crown Royal в следующем городе, кричавших «Чувак, мы ждали весь год!», он просто не мог им отказать».

КОГДА, НАКОНЕЦ, американская часть тура «RtS» была завершена, мы устроили большую вечеринку для группы и всей команды. Мы всегда нажирались в хлам перед тем, как отправиться домой. Это была традиция Pantera.

В тот раз, мы, как обычно, бухали всю ночь и на следующий день отправились в аэропорт. Наш менеджер по билетам и бумажной работе Крис Рейнольдс, как и все, стоял в очереди. В общем, он и без того еле стоял на ногах, пока не грохнулся лицом прямо в пол перед проверкой билетов. Лицом. Прямо. В пол.

Мы стояли в очереди за билетами в первый класс, однако, когда до персонала аэропорта дошла информация о том, что мы летели вместе, они сказали «Вы не полетите на этом рейсе. Вернее, вы вообще сегодня не полетите».

После этого, Сайкс повез меня, Дайма и Кэта Брукса в ближайшую частную авиакассу. В их аэропорту повсюду стояли такие небольшие реактивные самолеты. Ты просто покупал билет за огромную цену и запрыгивал в него. Это не были полнокомплектные самолеты, которые вы могли видеть везде – внутри были только сидячие места, без туалетов. Мы послали Кэта в ликерный магазин, чтобы занять себя чем-нибудь по дороге в Даллас, и мы с Даймом конкретно накидались за этот промежуток. Единственное - внутри этих штук не было туалетов, и нам приходилось использовать для этого стаканы, бутылки, все, до чего мы могли дотянуться, пока мы не сошли с самолета.

На другом конце пути нас ждали лимузины, и им было разрешено подъехать прямо к самолету на взлетной полосе. Нам было нужно только забрать свои сумки и выйти. Мы жили жизнью рок-звезд, даже когда группа разваливалась.

В ЭТОМ ЖЕ ГОДУ, позже, мы отыграли пару концертов в Японии, вернулись в Америку, а затем вылетели в Дублин, чтобы начать Европейскую часть тура вместе со Slayer.

Тогда произошло девять одиннадцатых всей истории.

Мы застряли в Ирландии, и по причине того, что творилось в мире, Дублин был не лучшим местом для кучки знаменитых американцев. Нас поселили в отеле в двух кварталах от американского посольства, нервы у всех потихоньку сдавали. Все, что мы могли делать – наблюдать за британскими новостями по Sky News, выслушивая то, что, по их мнению, творилось в Америке, и это была полная чушь (прим. – события происходили в сентябре 2001-го года – катастрофа с Башнями-близнецами). Моя комната в номере стала штабом для всей команды, ибо у меня там был кейс с выпивкой, который мы таскали с собой повсюду.

Запаса выпивки хватило бы на несколько дней, но мы все еще не понимали, что происходит. С одной стороны, парни думали, что мы улетим при первой же возможности. С другой – команда начала собирать заднюю линию аппаратуры в транспорте, как будто мы начинали готовиться к туру, ведь сам момент подготовки оплачивался промоутерами. Ничто не подключалось - ни усилители, ни микрофоны, но устанавливая их заранее и показывая готовность, они гарантированно сохраняли деньги.

Я вышел из отеля, наверное, всего раз за две недели, из-за того, что один из охранников подрался с осветителем, и я повез чувака в больницу. Это была еще одна заноза в заднице.

На мой взгляд, о безопасности нам думать не приходилось. Если в мире есть люди, которые направляют самолеты на здания, то возможно все. На сегодняшний день у меня есть немало теорий на этот счет, однако в те дни я просто не мог поверить своим глазам, поэтому оставаться в отеле было намного безопаснее. Разумеется, Винни Пол и Дайм хотели выбираться на тусовку каждую ночь, на что я говорил «Вы оба сошли с ума». И снова лагеря разделялись.

УОЛТЕР О'БРАЙАН

«Они боялись путешествовать по Европе, и, если честно, я не могу ругать их за это. Pantera была американской группой с огромной мишенью на спине. В идеале, они могли продолжать тур – как это сделали Slayer – ведь воздушная связь была нарушена только с Америкой, но они этого не сделали. Была ли их репутация в Европе испорчена из-за отмены тура, мы уже никогда не узнаем».

В конце концов, после недели в Дублине, мы вернулись домой. Нам пришлось лететь через Арктический Круг, через Чикаго в Даллас.

Концертов Pantera больше не состоялось.

Я, Даррелл и Винни были готовы начать запись нового альбома. Но, как я уже говорил, нам нужен был отдых от Pantera. Я предпочитал активно проводить свое свободное время, как и Фил, но Даррелл и Винни не занимались ничем, кроме ожидания сигнала готовности к работе от нас.

Узрев возможность, я позвонил Пепперу Кинану в Новый Орлеан по поводу записи второго альбома Down, поэтому я, хотя бы, нашел себе занятие. Через несколько дней мы загрузили оборудование в Нэшвилле и двинулись в Новый Орлеан. После этого я подключил к делу Ким Зейд Дэвис из Concrete Management, чтобы подписать сделку и договориться об издании. В октябре мы начали запись в студии с продюсером/звуковым инженером Уорреном Рикером, призером Грэмми – знакомым Пеппера Кинана.

Главный дом Фила располагался у озера Пончартрэйн, на участке в семнадцать акров. У него был большой свободный сарай, и Пеппер постоянно его чинил. Он один из тех людей, которые могут встать утром и сколотить скворечник просто от нехрен делать. Мастеровитый парень. Он просто взял пилу, накупил досок, краски, и построил внутри логово с баром, которое мы назвали «Логово Нодферату». Фил любил постоянно кивать головой (прим. – англ. Nod – кивать головой, клевать носом), поэтому мы и назвали так это место; такое название оно носит и по сей день.

Фил построил комнату для репетиций с одной стороны своих владений, а мы с Пеппером построили диспетчерскую и оборудовали ее. Нам пришлось разобрать целую стену, чтобы внести оборудование внутрь. На верхнем этаже находились апартаменты, полноценная кухня, и бильярдный стол с диванами. Это было идеальное место для сборищ. Там мы, обычно, спали и ели – когда мы не готовили на гриле на улице, люди приносили еду с собой. Я готовил на гриле четыре или пять раз за неделю, мне нравилось это дело. Эти парни никогда не пробовали курицу на пивной банке - Техасское блюдо, которое я наловчился готовить за многие годы. Я умел готовить все, еще до того, как это было показано по телевизору.

Мы изменяли запись, пока инженер спал в палатке на улице, в своеобразном любовном гнездышке. Все были готовы к действию уже на подъеме - как в военном мобильном госпитале (прим. M.A.S.H. – Mobile Army Surgical Hospitable). В итоге, на записи мною были сыграны и некоторые гитарные партии, не только бас, ведь другие парни могли сидеть над записью два дня подряд, а я спал каждую ночь.

Филу процесс записи до захода солнца не нравился. В этом плане его можно сравнить с Дракулой. В какие-то ночи он активно работал, в другие – его плавило. Хотя запись заняла всего-то двадцать восемь дней, это были жесткие деньки, скажу я вам. Меня даже угораздило попасть в больницу, когда мой желудок начал показывать себя. На деле, все было гораздо хуже, чем можно было предположить.

Взяв перерыв на пару дней, чтобы увидеть семью, я показал наш материал Дайму и Винни, и им понравилось. Их все устраивало, но тогда они еще не знали, что мы собирались поехать в тур на год. Этого даже я не знал, если честно. Я ведь даже не хотел этого; я всего лишь изъявил желание записать альбом. Тогда Down пригласили на Ozzfest; и такое предложение упускать было нельзя. Еще один фактор, изменивший наши планы на тур: запись разлетелась, почти сразу после выхода. Она задела метал-общество за живое, а если люди до безумия хотят тебя увидеть – безумие отказывать им в этом. Популярность Down росла.

И, что более важно, это доставляло мне удовольствие. Этот проект стал для меня чем-то новым, впервые за пятнадцать лет. Я считал его частью моей жизни, моего музыкального путешествия, если хотите. Меня буквально захватывало происходящее.

РИТА ХЕЙНИ

«Даррелл хорошо разбирался в записи, телефонных разговорах, и тому подобным вещам, как и делал это на людях, таская с собой камеру. Но разговоры с Филом нарушали привычный порядок, он угрожал уйти из группы, если не сможет выпустить альбом Down, поэтому Даррелл и Винс привлекли в дело человека с лейбла, Сильвию. Даррелл перезвонил ему и сказал «Успокойся, что происходит?». Фил ответил, сказав «Мне не нужно большое количество туров; я лишь хочу, чтобы люди слышали мою музыку». Даррелл и Винс позвонили на лейбл и сказали, «Окей, пускай занимается, чем хочет. Невелика проблема».

Позвольте сказать: я не думал, мол «Я не буду больше работать с Pantera». Мой ход мыслей был скорее таким «Я хочу записать альбом Down», ведь мы обсуждали эту вещь с 98-го года, и также мы обсуждали то, что Pantera для нас гораздо важнее.

Но большинство из нас, как и я, просто хотели репетировать.

Не знаю, как все так обернулось – что мы начали тур с альбомом Down, и вообще – я лишь хотел найти себе занятие и продолжать оплачивать счета моей семьи. Тем более, это был весьма освежающий опыт – то, в чем я так долго нуждался. Одно я помню точно – разговор с президентом East/West Elektra, лейбла, у которого был заключен контракт с Pantera.

Я сказал ей «Нам нужна еще одна песня на альбоме, чтобы выпустить сингл, и это сделает нас очень счастливыми, если вы позволите нам его записать».

Разумеется, я хотел добавить «Сколько вы уже получили с продаж наших записей, ублюдки?», напоминая ей о продажах альбомов для западного и восточного лейблов. Но она сказала «Милый, никогда в жизни. Я хочу новый альбом Pantera». Ее звали Сильвия Роун, именно наши продажи подняли ее по карьерной лестнице, и все, что ее беспокоило – это квартальные отчеты о продажах.

Мне это объясняло почти все. Она не могла дать мне день времени, но она хотела новый альбом Pantera? Этой женщине не было дел до отношений внутри группы. Она лишь заботилась о продажах, и в тот момент я думал «Ладно, так дело не пойдет».

УОЛТЕР О'БРАЙАН

«Отношения Рекса с братьями ни сколь ни улучшились от его участия в Down. Сам я от этого никак не пострадал, но, думаю, каждый был волен делать что угодно, учитывая, что Pantera всегда стояла для них на первом месте. Это хорошо понимал Рекс, но не Фил. Сигналы поступали лишь от Рекса, и я уважаю то, что он сохранял рвение к работе. Но иногда мне кажется, что Фил оставлял свои лучшие песни для Down, выдавая на обозрение Pantera второсортный материал. Pantera была группой живых выступлений, поэтому мне хотелось сказать ему «Почему бы не сделать Pantera трижды платиновой, и тогда ты будешь волен заниматься любыми хардкор-проектами, но Pantera всегда должна оставаться у тебя в приоритете».

Альбом «Down II» вышел в конце марта 2002-го года, в то же время мы отправились в тур на шесть или восемь месяцев – как я уже говорил, я не предвидел всего этого. Наш собственный тур стартовал в апреле, с выступления на Ozzfest, хедлайнерами на второй сцене. Это была великолепная возможность пополнить нашу фанатскую базу.

Я также не ожидал, что в следующие два года я совсем потеряю контроль над своим пристрастием к алкоголю, превращая свой желудок в камень. Было похоже, что вечеринка никогда не кончится.

Однажды мы остановились в Вегасе на пару дней, по пути на Западный Берег, где у моих приятелей, братьев Малуф, на нас с Пеппером был зарезервирован номер. Мы сильно бухали в то время, и пропили почти половину дороги в Перу, а ко времени, когда мы прибыли в Лос-Анджелес, я уже был конкретно поджарен. У меня было алкогольное отравление, но мы все равно отыграли концерт в Лос-Анджелесе. Я не хотел быть участником бардака, что там происходил. Когда ты приезжаешь в Лос-Анджелес, каждый засранец просто обязан заглянуть к тебе, в поисках наживы. Такое количество нахлебников я постоянно видел дома, и частью такой тусовки я быть не хотел. Потому я просто завалился спать и пришел в себя, когда мы уже приехали в Сан-Франциско.

Мы добрались до Филлмора, где должны были играть той ночью, и тут я столкнулся с невозможным. В автобусе не осталось выпивки.

Ничего. Я трясся как осиновый лист.

Ноль.

В тот момент я начал терять рассудок. Я чувствовал опустошенность. Я вошел в режим «Мне нужно выпить хоть что-нибудь». У меня началась паранойя, возможно из-за того, сколько мы с Пеппером выпили за прошлые несколько дней. Я пытался держаться прямо, но мне даже не было за что держаться. Когда же дело дошло до саундчека, у меня случился нервный срыв.

Джеймс Хэтфилд каким-то образом оказался на нашем саундчеке, все спрашивали у него «Эй, Джеймс, как жизнь?». Джеймс сам только что пережил девять месяцев в аду, и стал трезвенником. Как и ожидалось, они с Филом завели спор, а-ля «у кого хрен больше?» - в частности, из-за нелестных высказываний Фила о Metallica в прошлом.

Тогда Грэйди, наш гитарный техник, сказал мне «Рекс, у меня есть бутылка, внизу». И спасибо ему за это. Я спустился вниз и нашел ее в одном из кейсов. Я попытался налить себе шот, но мои руки так сильно тряслись, что я чуть не выбил бутылкой глаз, и пролил виски на себя. Но после этого мои чувства вернулись ко мне, и мы отыграли отличное шоу.

Теперь я начал ощущать серьезность последствий. И неудивительно. Тем летом мы пробухали большую часть тура по Южной Америке, и комбинация общего количества выпивки – иногда мы пили даже по утрам – буквально кристаллизовала мой желудок. То же самое произошло со Стиви Рей Воном. Его желудок, якобы, погубила комбинация виски и кокаина.

Самая большая проблема была в том, что без алкоголя я терял над собой контроль. Все дошло до такой степени, что для поддержания состояния мне приходилось выпивать четверть бутылки, иначе я начинал сходить с ума. Я уверен, что кокаин бы тут не помог – именно алкоголь был моей главной проблемой, и, думаю, корни моего алкоголизма лежат в проблеме отношений с Pantera. Разумее

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: