ГИГАНТЫ С ДЕФОРМИРОВАННОЙ ФИГУРОЙ

Уже в то время, когда продолжали пылать костры из свитков, некоторые испанцы начали осознавать, что "в Мек­сике еще до ацтеков существовала некогда по-настоящему великая цивилизация". Как ни странно, одним из первых к осознанию этого факта пришел Диего де Ланда. После ауто­дафе в Мани в его душе произошел крутой перелом. В даль­нейшем он поставил себе задачу спасти то, что еще уцелело из сокровищницы древних знаний, в уничтожении которой он ранее принимал деятельное участие. И тогда он стал усердным собирателем преданий и устных рассказов тузем­ного населения Юкатана.

Мы многим обязаны летописцу Бернардино де Саагу-ну, монаху-францисканцу. Крупный лингвист, он, как рас­сказывают, "разыскивал самых знающих и старейших ту­земцев и просил их изобразить при помощи ацтекского иероглифического письма то, что они могли ясно вспом­нить из истории ацтеков, их верований и сказаний". Так Саагун сумел накопить подробнейшую информацию в об­ласти антропологии, мифологии и истории древней Мекси­ки, которую в дальнейшем изложил в двенадцатитомном ученом труде. Этот труд был запрещен испанскими властя­ми, но, к счастью, один его экземпляр, хотя и не полный, уцелел.

Еще один францисканец, Диего де Дуран, неутомимый и отважный собиратель туземных преданий, боролся за то, чтобы восстановить утерянные знания прошлого. Он посе­тил Чолула в 1585 году, во время быстрых и катастрофичес­ких перемен. Там он беседовал с уважаемым старейшиной города, которому было, как утверждают, более ста лет. Тот рассказал ему историю строительства великого зиккурата:

"Вначале, до сотворения солнечного света, это место, Чолула, лежало во мраке и неизвест­ности. Кругом была равнина без единого хол­ма или возвышенности, тут и там покрытая водой, причем не было на ней ни одного дерева или постройки. Сразу после того, как на вос­токе появился свет и взошло солнце, появи­лись гиганты с деформированной фигурой, ко­торые завладели землей. Очарованные светом и красотой солнца, они решили построить башню такой высоты, чтобы она доставала до неба. Набрав для этой цели материала, они отыскали очень липкую глину и смолу и принялись за постройку... Они довели ее до немыслимой высоты, когда она уже вот-вот должна была достать до неба. Но тут раз­гневанный бог Небес сказал небожителям: "Ви­дели вы этих, с земли, которые, будучи очаро­ваны светом и красотой солнца, набрались наглости, чтобы построить башню, достаю­щую сюда? Идите и спутайте их планы, ибо не должно им, с земли, живущим во плоти, смешаться с нами". Тогда небожители нале­тели, словно вспышки молний, разрушили по-

стройку, разделили строителей и разбросали

их по разным уголкам земли".

*

Именно этот рассказ, очень близкий к библейской ис­тории Вавилонского Столпотворения (которая, в свою оче­редь. является переработкой еще более старого Месопотамс-кого предания), привел меня в Чолулу.

Близость центральноамериканских и ближневосточных сказаний очевидна. Однако, несмотря на .их сходство, име­ются и различия, слишком важные, чтобы ими пренебречь. Разумеется, сходство может основываться на неизвестных нам контактах в доколумбову эпоху между Ближним Вос­током и Новым Светом; но существует гипотеза, которая позволяет одновременно объяснить и сходство, и различия. Что если эти два варианта легенды на протяжении несколь­ких тысяч лет развивались независимо друг от друга, но произошли от одного очень древнего корня?

ОСТАТКИ

Вот что говорит "Библия" о "башне, высотою до небес":

"На всей земле был один язык и одно наречие. Двинувшись с Востока, они нашли в земле Сеннаар равнину и поселились там. И сказали друг другу: наделаем кирпичей и обожжем ог­нем. И стали у них кирпичи вместо камней, а земляная смола вместо извести. И сказали они: построим себе город и 'башню, высотою до небес; и сделаем себе имя, прежде чем рас­сеемся по лицу всей земли. И сошел Господь посмотреть город и башню, которые строили сыны человеческие. И ска­зал Господь: вот один народ, и один у всех язык; и вот что начали они делать, и не от­станут они от того, что задумали делать. Сойдем же, и смешаем так язык их, чтобы один не понимал речи другого. И рассеял их Господь оттуда по всей земле; и они перестали строить город. Посему дано ему имя: Вавилон; ибо там смешал Господь язык всей земли, и оттуда рассеял их Господь по всей земле".

Стих, заинтересовавший меня больше всего, недвус­

мысленно говорит, что древние строители Вавилонской башни решили построить ее в качестве памятника самим себе, что­бы их имя не было забыто — даже, если будут забыты их цивилизация и язык. Возможно ли, чтобы теми же сообра­жениями руководствовались в Чолуле?

Лишь горстка памятников в Мексике, как считают ар­хеологи, имеет возраст свыше 2000 лет. Одним из них, не­сомненно, является Чолула. Никто не может сказать навер­няка, в какие далекие времена стали возводить его крепос­тные валы. Однако уже за тысячи лет до того, как стройка развернулась около 300 года до н.э., на месте, где поднялся великий зиккурат Кецалькоатля, уже стояли более древние сооружения.

Есть пример, который свидетельствует, что остатки древ­нейшей в Центральной Америке цивилизации вполне могут оставаться до сих пор неоткрытыми. Немного южнее уни­верситетского городка Мехико, неподалеку от автострады, соединяющей столицу с Куэрнавакой, стоит круглая сту­пенчатая пирамида, весьма сложная по своей архитектуре (с четырьмя галереями и центральной лестницей). Она была частично расчищена в 20-е годы из-под слоя лавы. На пло­щадку были приглашены геологи, чтобы датировать лаву. Они провели подробное исследование и, ко всеобщему удив­лению, дали заключение, что вулканическое извержение, которое полностью погребло три стороны этой пирамиды (а затем и 150 квадратных километров окружающей террито­рии), произошло по меньшей мере 7000 лет назад.

Это свидетельство геологов было проигнорировано ис­ториками и археологами, которые не поверили, что в столь древние времена на территории Мексики могла существо­вать цивилизация, способная построить пирамиду. Следует отметить, однако, что американский археолог Байрон Кам-мингс, который первым проводил здесь раскопки по зада­нию Национального географического общества США, был убежден, что четко разграниченные слои выше и ниже пи­рамиды (сформировавшиеся до и после извержения), одно­значно свидетельствуют о том, что это — "старейший храм, открытый на Американском континенте". Он пошел еще дальше геологов и категорически заявил, что храм "обра­тился в руины около 8500 лет назад".

ПИРАМИДЫ НА ПИРАМИДАХ

Входя внутрь пирамиды в Чолуле, вы действительно ощущаете себя в созданной людьми горе. Туннели (а их

суммарная длина около 10 километров) относительно све­жие: их вырыли бригады археологов, которые усердно ко­пались здесь с 1931 пo 1966 год — пока не иссякло финан­сирование. Однако эти узкие коридоры с низкими сводами создают атмосферу древности. Влажные и прохладные, они манят своей таинственной темнотой.

Следуя за лучом фонарика, мы углублялись в пирами­ду. Археологические раскопки установили, что сооружение было делом не одной династии (как, скажем, принято счи­тать о пирамидах Гизы в Египте); по самым скромным оцен­кам, стройка продолжалась чрезвычайно долго — порядка двух тысяч лет или около того. Иными словами, это был коллективный проект, рожденный трудом многих поколе­ний представителей разных культур (ольмеков, теотиуакан-цев, тольтеков, сапотеков, микстеков, чолуйанцев и ацте­ков), которые прошли через Чолулу с тех пор, как в Мек­сике занялась заря цивилизации.

Хотя неизвестно, кто являлись здесь самыми первыми строителями, удалось установить^ что первым крупным со­оружением на площади была высокая коническая пирамида в форме перевернутого ведра, с плоской вершиной, на ко­торой стоял храм. Намного позднее поверх этого первона­чального кургана было воздвигнуто аналогичное сооруже­ние, то есть "второе перевернутое ведро", из глины и кам­ней; теперь основание храма стало находиться на высоте более 60 метров над окружающей равниной. Впоследствии, в течение следующих полутора тысяч лет, четыре или пять других культур вносили свой вклад в формирование окон­чательного облика монумента. Они делали это, расширяя в несколько этапов его основание, но уже не увеличивая его высоту. Таким вот образом, как-будто осуществляя план неизвестного автора, созданная людьми гора в Чолуле при­обрела характерные очертания четырехъярусного зиккурата. Сегодня стороны ее основания достигают почти полукило­метра — вдвое больше, чем у Великой пирамиды в Гизе, а ее полный объем оценивается в три миллиона кубометров(!), что делает ее, как кратко резюмирует один авторитетный ученый Курт Мендельссон, "крупнейшим искусственным сооружением на земле".

Зачем?

К чему все эти муки?

Какое имя хотели увековечить древние обитатели Цен­тральной Америки?

Шагая по путанице коридоров и проходов, вдыхая про­

хладный, отдающий глиной воздух, я чувствовал диском­форт от сознания того, какой огромный вес пирамиды на­висает надо мной. Это было крупнейшее сооружение в мире, и оно было воздвигнуто здесь в честь центральноамерикан­ского божества, о котором неизвестно почти ничего.

Мы должны благодарить конкистадоров и католичес­кую церковь за то, что от нас оказалась сокрытой подлин­ная история Кецалькоатля и его последователей. Разруше­ние и осквернение древнего храма в Чолуле, уничтожение идолов, алтарей и календарей, огромные костры из рукопи­сей, рисунков и свитков с иероглифами почти полностью заглушили голоса прошлого. Но легенды подарили нам один, но весьма впечатляющий образ: память о "гигантах с де­формированной фигурой", которые были первыми строите­лями.

ГЛАВА 16 СВЯТИЛИЩЕ ЗМЕИ

Из Чолулы мы поехали на восток, мимо процветающих городов Пуэбла, Орисаба и Кордоба, в сторону Веракруса и Мексиканского залива. Пересекли Сьерра-Мадре-Ориенталь с вершинами, подернутыми туманом, где воздух холодный и прозрачный, потом спустились к тропическим равнинам, покрытым пышными плантациями пальм и бананов. Мы направлялись в самое сердце старейшей и самой загадочной цивилизации в Мексике — к ольмекам, чье имя означает "каучуковые люди".

Ольмеки, история которых восходит ко второму тыся­челетию до н.э., прекратили свое существование за полторы тысячи лет до подъема империи ацтеков. У ацтеков сохра­нились, однако, устойчивые предания об ольмеках; кстати, именно ацтеки назвали их так в честь области на побережье Мексиканского залива, где производился каучук и где, по преданиям, ольмеки обитали. Эта область находится между современным Веракрусом на западе и Сьюдад-дель-Кармен на востоке. Именно здесь ацтеки разыскали ряд старинных ритуальньк предметов ольмеков и по неизвестным причи­нам собрали их и поместили на почетное место в своих храмах.

Глядя на карту, я видел синюю линию реки Коацеко-

алькос, текущей к Мексиканскому заливу почти посереди­не легендарной родины ольмеков. Здесь, где некогда разра­стались каучуковые деревья, теперь развивается нефтяная промышленность, и тропический рай превращается в некое подобие последнего круга Дантова ада. После нефтяного бума 1973 года город Коацекоалькос, беспечный, но не осо­бенно процветающий, вдруг превратился в транспортный узел и центр нефтепереработки с удобными отелями и насе­лением в полмиллиона. Он расположен совсем близко от центра промышленной зоны, где практически все, пред­ставляющее интерес с точки зрения археологии и уцелевшее от разграбления испанцами в эпоху завоевания, оказалось погубленным ненасытной экспансией нефтяного бизнеса. Поэтому больше не представляется возможным на основе прямых свидетельств подтвердить или опровергнуть интри­гующие намеки легенд, что некогда здесь происходили со­бытия чрезвычайной важности.

Я помнил, что Коацекоалькос означает "Святилище Змеи". Именно здесь в далекой древности высадился на берег Кецалькоатль со своими спутниками, прибыв в Мек­сику из-за моря на судах, "борта которых блестели подобно змеиной коже". И отсюда же, по преданию, он отплыл на своем плоту из змей, покидая Центральную Америку. Мне

представлялось, что название "Святилище Змеи" относи­лось ко всей родине ольмеков, включая не только Коаце­коалькос, но и другие районы, менее разоренные промыш­ленным прогрессом.

Действительно, сначала в Трес-Сапотес, к западу от Ко-ацекоалькоса, а затем в Сан-Лоренсо и Ла-Вента, к югу и востоку от него, были обнаружены многочисленные образ­цы типично ольмекской скульптуры. Все они были высече­ны из базальтовых монолитов или другого столь же проч­ного камня. Некоторые имели вид гигантских голов весом до тридцати тонн. Другие представляли собой массивные стелы с высеченными на них сценами встречи двух явно различных человеческих рас, причем американо-индейской среди них не было.

Кто бы ни был создателем этих выдающихся произве­дений искусства, он, очевидно, принадлежал к утонченной, хорошо организованной, процветающей и технически раз­витой цивилизации. Беда в том, что кроме этих произведе­ний не осталось абсолютно ничего, по чему можно было бы судить о характере и происхождении этой цивилизации. Ясно было лишь то, что ольмеки (археологи с радостью взяли на вооружение термин ацтеков) обитали в Централь­ной Америке около 1500 года до н.э., причем их изыскан­ная культура к этому моменту вполне сложилась.

САНТЬЯГО-ТУСТЛА

Мы провели ночь в рыбацком порту Альварадо и на следующий день продолжили свой путь на восток. Дорога, по которой мы ехали, вилась между плодородными холма­ми и долинами; время от времени, прежде чем повернуть внутрь страны, дорога открывала вид на Мексиканский за­лив. Перед нами мелькали зеленые лужайки, пламенеющие деревья, деревушки, спрятавшиеся в долинах, заросших тра­вой, где неуклюжие свиньи рылись в кучах отбросов. По­том мы взобрались на вершину холма, и перед нами раски­нулся простор полей и лесов, обрамленный утренним тума­ном и размытыми контурами далеких гор.

Через несколько километров мы спустились в долину, на дне которой лежал старый колониальный город Сантья-го-Тустла. Здесь вас окружает буйство цветов: кричащие витрины магазинов, красные черепичные крыши, желтые соломенные шляпы, кокосовые пальмы, банановые дере­вья, ярко одетые дети. В некоторых магазинах и кафе гре-

мела музыка. На главной площади Сокало воздух был на­полнен влагой, хлопаньем крыльев и пением ярких тропи­ческих птиц. Центр площади занимал зеленый сквер, в се­редине которого, подобно магическому талисману, красова­лось огромное, около трех метров высотой, высеченное из серой каменной глыбы изображение негритянской головы в шлеме. Толстые губы, широкие ноздри, глаза безмятежно закрыты, подбородок покоится на земле; выражение лица — угрюмо-терпеливое.

Итак, перед нами первая загадка ольмеков: монумен­тальная скульптура, которой более 2000 лет, изображает че­ловека с несомненно негроидными чертами лица. Разумеет­ся, 2000 лет назад в Новом Свете не было черных африкан­цев, первые из них появились намного позже конкисты, когда началась работорговля. Однако существует твердое свидетельство палеоантропологов, что в составе одной из миграций на территорию американского континента во время последнего ледникового периода действительно попадали люди негроидной расы. Эта миграция происходила около 15000 года до н.э.

Голова, которую называют "Кобата" по имени помес­тья, где она была найдена, является крупнейшей из шест­надцати аналогичных ольмекских скульптур, обнаружен­ных в Мексике. Считается, что ее изваяли незадолго до Рождества Христова, и вес ее превышает 30 тонн.

ТРЕС-САПОТЕС

От Сантьяго-Тустла мы проехали двадцать пять кило­метров на юго-запад через дикие и заросшие буйной расти­тельностью места до Трес-Сапотес, позднеольмекского по­селения, расцвет которого приходится на период между 500 годом до н.э. и 100 годом н.э. Теперь оно превратилось в несколько курганов, разбросанных среди кукурузных по­лей. В 1930-1940 годы американский археолог Мэтью Стир-линг проводил здесь обширные раскопки.

Историки-догматики этого периода, насколько я по­мню, упорно продолжали считать, что цивилизация майя — древнейшая в Центральной Америке. В этом можно не со­мневаться, утверждали они, потому что недавно расшифро­ванный календарь майя из точек и тире позволил точно датировать большое количество церемониальньи надписей. Самая ранняя датировка находок в раскопках, связанных с майя, относилась в то время к 228 году н.э. Поэтому потря­

сением основ академического статус-кво явилась стела, най­денная Стерлингом при раскопках в Трес-Сапотес, с более ранней датировкой. Дата, обозначенная на ней точками и тире, соответствовала 3 сентября 32 года до н.э.

Самым потрясающим было то, что Трес-Сапотес вовсе не был городом майя. Он был полностью, исключительно, несомненно, ольмекским. Это означало, что именно ольме-ки, а не майя, изобрели календарь, что именно культура ольмеков, а не майя, является "прародительницей" культур Центральной Америки. Правда, которую отрыла в Трес-Сапотес лопата Стирлинга, постепенно вышла наружу. Эта правда состоит в том, что ольмеки намного древнее, чем майя. Они были умелым, цивилизованным, технически раз­витым народом, и именно они изобрели календарь с точка­ми и тире, в котором началом отсчета является загадочная дата 13 августа 3114 года до н.э. и который предсказывает конец света в 2012 году.

Неподалеку от стелы с календарем Стирлинг откопал в Трес-Сапотес гигантскую голову. Перед этой головой я те­перь сидел. Датируемая примерно 100 годом до н.э., она имеет около 2-х метров в высоту, 5,5 метра в окружности и весит свыше 10 тонн. Как и ее двойник в Сантьяго-Тустла, она, несомненно, изображает африканца в плотно прилега­ющем шлеме с длинным ремешком на подбородке. Мочки ушей проткнуты; лицо, явно выраженного негроидного типа, прорезано глубокими морщинами с обеих сторон носа. Угол­ки толстых губ загнуты вниз. Глаза миндалевидной формы открыты, внимательны, но холодны. Из-под странного шлема выгладывают сердито нависшие брови.

Стирлинг бьи изумлен своим открытием и писал в отчете:

"Голова была высечена из отдельной массив­ной базальтовой глыбы. Она покоилась на спе­циальном фундаменте из необработанных ка­менных глыб... Будучи расчищена от земли, она имела довольно устрашающий вид. Несмотря на значительный размер, она обработана очень тщательно и уверенно, ее пропорции идеаль­ны. Уникальное явление среди скульптур або­ригенов Америки, она примечательна своим реализмом. Черты ее отчетливы и явно не­гритянского типа... "

Вскоре этот американский археолог сделал в Трес-Са-

потес еще одно беспрецедентное открытие — он обнаружил детские игрушки в виде собачек на колесиках. Эти забав­ные находки резко контрастировали с преобладающим мне­нием археологов, что колесо не было известно в Централь­ной Америке до ее завоевания. Эти "собакомобили" доказа­ли как минимум, что принцип колеса был известен уже ольмекам, самой ранней цивилизации Центральной Амери­ки. Но если такой изобретательный народ, как ольмеки, додумался до принципа колеса, представляется очень мало­вероятным, чтобы они использовали его только в детских игрушках.

ГЛАВА 17 ЗАГАДКА ОЛЬМЕКОВ

После Трес-Сапотес следующая остановка была у нас в Сан-Лоренсо, ольмекском поселении, лежащем к юго-запа­ду от Коацекоалькоса, в самом сердце "Святилища Змеи", о котором упоминается в легендах о Кецалькоатле. Именно в Сан-Лоренсо археологами была произведена радиоуглерод­ная датировка самьи ранних образцов в ольмекском посе­лении (около 1500 года до н.э.). Однако, по-видимому, куль­тура ольмеков бьша к этому времени уже вполне развита, хотя в окрестностях Сан-Лоренсо нет решительно Никаких свидетельств процесса этого развития.

В этом — загадка.

Не надо забывать, что цивилизация ольмеков отлича­лась большими техническими достижениями; так, они были в состоянии вырубать каменные блоки и манипулировать ими (некоторые из огромных голов-монолитов, весом по двадцать тонн и более, транспортировались по суше на сот­ню километров после того, как их добывали в горах под Тустлой). Где же, как не в древнем Сан-Лоренсо, могли развиваться и совершенствоваться их технология и органи­зация труда?

Как это ни странно, несмотря на все усилия археоло­гов, нигде в Мексике (впрочем, и вообще в Новом Свете) не удалось обнаружить никаких следов эволюции цивили­зации ольмеков, этапов ее усовершенствования, развития. Как будто этот народ, чье художественное самовыражение сводилось к ваянию огромньк негроидных голов, появился ниоткуда ^м.

САН-ЛОРЕНСО

Мы приехали в Сан-Лоренсо во второй половине дня. Здесь на заре центральноамериканской истории ольмеки насыпали искусственный холм высотой больше 30 метров, как часть огромного сооружения длиной 1200 метров и ши­риной 600. Мы вскарабкались на холм, густо заросший тро­пической растительностью; отсюда можно было видеть ок­рестности на несколько километров. Видны были много­численные более мелкие холмы и несколько траншей, кото­рые выкопал археолог Майкл Коу во время раскопок в 1966 году.

Бригада Коу сделала здесь ряд находок, в том числе свыше двадцати искусственных резервуаров, связанных весь­ма сложной сетью желобов, облицованных базальтом. Часть этой сети была встроена в водораздел; когда это место рас­копали, вода снова стала литься оттуда потоком в сильные дожди — точь-в-точь как это происходило на протяжении более трех тысяч лет. Основная дренажная линия шла с востока на запад. В нее были врезаны три вспомогательные линии, причем места соединений были выполнены очень грамотно с технической точки зрения. Тщательно обследо­вав систему, археологи были вынуждены признать, что не могут понять назначения этой сложной системы водоводов и прочих гидротехнических сооружений.

Не смогли они справиться и с другой загадкой. Речь идет об умышленно захороненных, с соблюдением опреде­ленной ориентации, пяти массивных скульптурах с негро­идными чертами, широко известных теперь как "ольмекс-кие головы". Эти своеобразные и явно ритуальные захоро­нения скрывали в себе свыше шестидесяти ценных предме­тов и изделий, в том числе прекрасные инструменты из нефрита и изысканно вырезанные -статуэтки. Некоторые из статуэток были умьпиленно искалечены перед захоронением.

Способ захоронения скульптур в Сан-Лоренсо чрезвы­чайно затруднял определение их подлинного возраста, хотя в одном слое с ними были найдены кусочки древесного угля. В отличие от скульптур эти кусочки легко поддаются датировке, что и было проделано. Результаты радиоугле­родного анализа соответствуют 1200 году до н.э. Это не значит, однако, что скульптуры высечены именно в 1200 году. Они могли появиться и на сотни и даже на тысячи лет раньше. Вполне возможно, что эти великие произведения искусства сохранялись и были предметом поклонения мно-

гих различных культур, преждечем их захоронили в Сан-Лоренсо. Найденный рядом уголь доказывает лишь, что скультпуры не моложе 1200 года до н.э., но не устанавлива­ет верхнего предела их возраста.

ЛА-ВЕНТА

Мы покинули Сан-Лоренсо, когда солнце стало кло­ниться к закату, и направились к городу Вильяэрмоса, рас­положенному в провинции Табаско в полутора сотнях ки­лометров к востоку. Чтобы попасть туда, мы вернулись на автостраду Акайюкан-Вильяэрмоса и миновали порт Коа-цекоалькос в районе нефтеперерабатывающих заводов, вы­шек и ультрасовременных мостов. Смена ритма жизни от тихой сельской заводи вокруг Сан-Лоренсо на промышлен­ный пейзаж вокруг Коацекоалькоса способна шокировать. Собственно, единственной причиной, по которой вблизи Сан-Лоренсо можно еще разглядеть следы поселений оль-меков, является то, что там пока не обнаружили нефти.

Зато ее нашли около Ла-Венты — и кончилась археология...

Мы проезжали Ла-Венту. К ней вел съезд с автомагис­трали. Там, на севере, во мраке сияло, словно после ядерной катастрофы, неоновое зарево нефтегорода. С сороковых го­дов нефтяная промыг-шенность усиленно "развивала" го­род, и теперь взлетно-посадочная полоса аэродрома пролег­ла на месте одной их самых необычных пирамид; там же, где некогда звездочеты ольмеков следили за движением пла­нет, на фоне неба возвышались массивные дымящие трубы. Как это ни грустно, бульдозеры "преобразователей" срав­няли с землей практически все, представлявшее археологи­ческий интерес, до того, как удалось организовать полно­ценные раскопки. В результате остались неисследованными многие древние сооружения. Мы уже никогда не узнаем, что они могли рассказать о людях, которые их строили и эксплуатировали.

Мэтью Стирлинг, проводивший раскопки в Трес-Са-потес, выполнил большую часть археологических исследо­ваний в Ла-Венте, прежде чем она была стерта с лица земли прогрессом и нефтедолларами. Радиоуглеродный метод да­тировки показал, что ольмеки обосновались здесь между 1500 и 1100 годами до н.э. и жили на острове, окруженном болотами к югу от реки Тонала, до 400 года до н.э. После этого они внезапно прекратили строительство, частично или полностью разрушили все существовавшие в этот момент

постройки и ритуально захоронили несколько крупных ка­менных голов и более мелких скульптур — совсем как в Сан-Лоренсо. Могилы в Ла-Венте были подготовлены очень продуманно и тщательно; они были выложены тысячами голубых керамических плиточек и заполнены слоями раз­ноцветной глины. В одном месте при выкапывании котло­вана было извлечено около 400 кубометров грунта; дно ак­куратно выложили плитами из серпентина, после чего грунт засыпали обратно. Были обнаружены также три мозаичные панели, умышленно захороненные под чередующимися сло­ями глины и саманного кирпича.

Главная пирамида Ла-Венты стояла у южной окраины поселения. Почти круглая на нулевой отметке, она имела вид гофрированного конуса, на боковой поверхности кото­рого чередовались идущие вдоль образующей десять высту­пов и впадин. Пирамида достигала 30 метров в высоту и почти 60 метров в диаметре; общий объем ее составлял око­ло 8000 кубометров — монумент вполне внушительный. Остальная часть комплекса имела протяженность почти пол­километра; ось ее симметрии отклонялась точно на 8 ° от направления на север. Абсолютно симметрично от этой оси размещались несколько меньших пирамид, площадок, плат-. форм и курганов, занимавших общую площадь около 8 квад­ратных километров.

Знакомство с Ла-Вентой оставляет странное ощущение того, что ее предназначение до конца не осознанно. Архео­логи назвали ее "церемониальным центром", что в принци­пе вполне возможно. Однако, честно говоря, с таким же успехом она могла бы показаться чем-нибудь еще. Дело в том, что совершенно ничего не известно о социальной орга­низации, ритуалах и системе верований ольмеков. Мы не

знаем, ни на каком языке они говорили, ни какие предания оставили своим потомкам. Мы даже не знаем, к какой эт­нической группе они принадлежали. Чрезвычайно высокая влажность в районе Мексиканского залива привела к тому, что не сохранилось ни одного скелета ольмеков. В сущнос­ти, хоть мы и присвоили им название и пытаемся что-то говорить о них, этот народ является для нас полной тайной.

Вполне возможно даже, что загадочные скульптуры, ко­торые остались от "них" и которые, как предполагается, "их" изображают, являются вовсе не "их" произведениями, а результатом труда намного более древнего и забытого на­рода. Не в первый раз уже я ловил себя на мысли, не явля­ются ли на самом деле огромные головы и другие замеча­тельные произведения, приписываемые ольмекам, наслед­ством, переходившим в течение тысячелетий от культуры к культуре, пока одна их них не занялась постройкой курга­нов и пирамид в Сан-Лоренсо и Ла-Денте.

Если так, то кому же мы вообще дали прозвище "оль-меки"? Строителям курганов? Или внушительным людям с негроидными чертами лица, которые послужили прообраза­ми для изваяний голов-монолитов?

К счастью, около полусотни образцов "ольмекской" мо­нументальной скульптуры, в том числе три гигантские го­ловы, бьши спасены в Ла-Венте Карлосом Пеллицером Ка-марой, здешним поэтом и историком, который решительно вмешался, когда обнаружил, что бурение компанией "Пе-мекс" нефтяных скважин угрожает развалинам. Воздействуя на политиков провинции Табаско, на чьей территории на­ходится Ла-Вента, ему удалось добиться того, что важней­шие находки были собраны в парке на окраине города Ви-льяэрмоса, столицы провинции.

Собранные вместе, эти находки представляют собой дра­гоценное и уникальное свидетельство истории культуры — точнее, целую библиотеку таких свидетельств, оставленных после себя исчезнувшей цивилизацией. Но никто не знает, на каком языке записаны эти свидетельства и как их про­честь.

DEUX EX MACHINA

Вильяэрмоса, провинция Табаско

Я смотрел на искусно выполненный барельеф, который нашедшие его в Ла-Венте археологи назвали "Человек в

змее". Согласно заключению эксперта, на нем изображен "ольмек в головном уборе, который держит мешок для ку­рения и окружен пернатым змеем".

Барельеф высечен на гранитной плите шириной 1,2 метра и высотой 1,5 метра; на нем изображен человек, который сидит, вытянув вперед ноги, как-будто пытаясь дотянуться до педалей. В правой руке он держит предмет, похожий на ведерко. Левой он как-будто поднимает или опускает не­кий рычаг. Его "головной убор" представляет собой нео­бычное и сложное сооружение. На мой взгляд, он имеет скорее функциональное, чем церемониальное назначение, хотя трудно представить, в чем оно могло бы состоять. На нем, или скорее на панели надним, можно разглядеть два креста.

Мое внимание привлек другой элемент композиции скульптуры — "пернатый змей". С одной стороны, это дей­ствительно изображение пернатого или хохлатого змея, ста­ринного символа Кецалькоатля, которому ольмеки, как мож­но понять, поклонялись (или, во всяком случае, признава­ли). Ученые не ставят эту интерпретацию под сомнение. Общепринято, что культ Кецалькоатля очень древний, вос­ходит к доисторическим временам, а в дальнейшем, во вре­мена исторические, прижился во многих культурах Цент­ральной Америки.

Однако на этой скульптуре у изображения пернатого змея были свои особенности, и мне показалось, что здесь — нечто большее, чем религиозная символика. В нем было что-то от жесткой структуры, как-будто это — конструк­тивный элемент машинного оборудования.

ШЕПОТ ДРЕВНИХ ТАЙН

В этот же день, попозже, я спрятался в огромной тени, отбрасываемой одной из ольмекских голов, которые спас Карлос Пеллицер Камара в Ла-Венте. Это была голова ста­рика с широким плоским носом и толстыми губами. Губы слегка приоткрыты, демонстрируя крупные ровные зубы. Лицо выражает древнюю терпеливую мудрость, взгляд бес­страшно устремлен в вечность, как у Великого Сфинкса в Гизе (Египет).

Я подумал, что практически невероятно, чтобы скульп­тор просто придумал всю совокупность характерных черт конкретного расового типа. Поэтому наличие такой ком­бинации является сильным аргументом в пользу существо­вания реального человеческого прототипа.

Я пару раз обошел вокруг головы. В окружности она достигала 6,7 метра, весила 19,8 тонн, высота ее почти 2,5 метра. Она была высечена из целого куска базальта и отчет­ливо демонстрировала "совокупность черт расового типа". Она безошибочно и недвусмысленно изображала негра — как и те головы, которые я видел в Сантьяго-Тустла и

Трес-Сапотес.

Мое мнение сводится к тому, что ольмекские головы представляют собой физиологически точные образы реаль­ных представителей негроидной расы — обаятельных и силь­ных африканцев, чье присутствие в Центральной Америке 3000 лет назад не получило объяснения ученых. Нет уве­ренности и в том, что головы были высечены именно в эту эпоху, поскольку радиоуглеродная датировка кусочков угля, найденных рядом, дает лишь возраст самих угольков. Рас­чет же возраста собственно голов — дело более сложное.

Вот с такими мыслями я продолжал прогуливаться меж странных и удивительных памятников Ла-Венты. Они шеп­тали о древних секретах: о секрете человека в машине, о секрете негритянских голов и, наконец, о секрете ожившей легенды. Потому что мне показалось, будто кости мифичес­кого Кецалькоатля вновь покрылись плотью, когда обна­ружилось, что некоторые скульптуры Ла-Венты имеют впол­не реалистическое сходство не только с неграми, но и с высокими длинноносыми представителями европейской расы: тонкие черты лица, прямые волосы, окладистые боро­ды, длинные свободные рубахи...

ГЛАВА 18 ПРИМЕТНЫЕ НЕЗНАКОМЦЫ

Метью Стерлинг, американский археолог, который про­водил в Ла-Венте раскопки в сороковых годах, сделал там ряд ярких открытий. Наиболее примечательным из них ста­ла "Стела с бородатым человеком".

Как я уже говорил, ось ольмекского городища откло­няется от направления на север на восемь градусов. На его южном конце высится гофрированный конус большой пи­рамиды. Сразу за ней, на уровне земли, находится нечто вроде бордюра высотой около 30 сантиметров, ограждаю­

щего просторный прямоугольный участок, раза в четыре меньше типичного городского квартала. Когда археологи стали его раскапывать, то, к их удивлению, оказалось, что бордюр — это верхняя часть колоннады. Дальнейшие рас­копки напластований показали, что высота колонн. — 3 мет­ра. Всего их более шестисот, причем они стоят вплотную друг к другу, образуя непроходимый частокол. Вытесанные из сплошного базальта и доставленные в Ла-Венту из каме­ноломни, удаленной на сотню километров, колонны весили каждая примерно по две тонны.

К чему все эти хлопоты? Что должен был оберегать этот частокол?

Еще до начала раскопок из центра участка примерно на метр выше "бордюра" выглядывал массивный камень, на­клоненный вперед. Он был покрыт резьбой, которая про­должалась и на скрытой под землей части. Стирлинг и его бригада два дня откапывали этот камень. Он оказался вну­шительной стелой высотой 4 метра, шириной 2 метра и толщиной почти метр. Рельеф изображал встречу двух вы­соких мужчин, одетых в роскошные мантии и элегантные туфли с загнутыми вверх носами. То ли выветривание, то ли умышленное повреждение (что было обычной практи­кой у ольмеков) привели к тому, что одна из фигур оказа­лась совсем без лица. Вторая же осталась невредимой. Она настолько явно изображала мужчину европеоидного типа с высоким носом и длинной бородой, что удивленные архео­логи немедленно окрестили его "Дядей Сэмом".

Я медленно обошел вокруг 20-тонной стелы, вспоми­ная, что она пробыла в земле более 3000 лет. Всего полвека или около того как в результате раскопок Стирлинга она вышла на свет Божий. Как сложится ее судьба теперь? Про­стоит ли она здесь еще тридцать веков, вызывая восторг и благоговение грядущих поколений? Или обстоятельства вновь изменятся и земля скроет се от людей?

А может быть, не случится ни того, ни другого? Я вспом­нил древний календарь ольмеков, который унаследовали их более известные потомки — майя. Согласно ему, времени осталось совсем немного, не то что три тысячелетия. Вот истекут сроки Пятого Солнца, и страшное землетрясение покончит с человечеством за два дня до Рождества 2012 года...

Мое внимание вернулось i< стеле. Две вещи представ­лялись очевидными: во-первых, изображенная здесь сцена встречи по каким-то причинам представляла особую важ-

ность для ольмеков с учетом масштабов стелы и окружаю­щей ее колоннады. И во-вторых, как и в случае с негритян­скими головами, лицо бородача-европейца ваялось с чело­веческой модели. Признаки расовой принадлежности были слишком .очевидны, чтобы художник их выдумал.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: