|
Теория криминалистической диагностики
еория криминалистической диагностики относится к числу формирующихся частных криминалистических теорий, имеющих уже достаточно детально разработанные научные обоснования, понятийный аппарат и определившиеся направления использования в практике.
Основной практической предпосылкой формирования этой точки послужила терминологическая путаница с определением сущности тех родов и видов судебных экспертиз, которые нельзя отнести к числу идентификационных. Это было связано и с классификацией экспертных задач, не имеющих идентификационного характера, которые в литературе и экспертной практике получили неопределенное название неидентификационных. Название это позволяло лишь отделить эти задачи от идентификационных, но никак не проясняло их сущности и содержания.
Толчком к поискам решения возникшей проблемы стала статья В. А. Снеткова “Проблемы криминалистической диагностики”, где термин “диагностика” употреблялся в значении распознавания, а сама криминалистическая диагностика рассматривалась, как “...учение о закономерностях распознавания криминалистических объектов по их признакам”[713].
Термины “криминалистическая диагностика”, “диагностические экспертные задачи”, “диагностические экспертизы” как-то незаметно вошли в научный и экспертный обиход. Считая, что традиционное деление экспертиз на идентификационные и неидентификационные является расплывчатым (“все равно, что подразделение экспертиз на химические и нехимические”), а доводы в защиту этой традиции неубедительны, А. И. Винберг констатировал, что на смену расплывчатому понятию “приходят более четкие и определенные по своим задачам, целям и методам понятия диагностической и ситуационной судебных экспертиз”[714]. Термин “диагностика” использовал Б. Я. Петелин применительно к изучению личности в уголовном процессе[715], об алгоритмах решения диагностических экспертных задач писал Г. Л. Грановский[716] и др. Однако это были лишь наброски теории, главным образом, в их практических приложениях.
Начало фундаментальной разработки проблематики криминалистической диагностики связано с именем Ю. Г. Корухова.
Юрий Георгиевич Корухов, ведущий специалист в области теории и практики судебной экспертизы, блестящий исследователь и педагог, родился в 1928 г. в г. Луганске. В 1953 г. окончил юридический факультет МГУ и пять лет работал научным сотрудником в НИИ судебной медицины. В 1958-62 гг. он — старший научный сотрудник ЦКЛ ВИЮН, в 1962-74 гг. — доцент кафедры криминалистики ВЮЗИ, а с 1974 г. по 1981 г. заведует научно-исследовательской лабораторией трасологических исследований ВНИИСЭ и одновременно кафедрой криминалистики и судебной экспертизы Всесоюзного института усовершенствования работников юстиции МЮ СССР. После ликвидации этой кафедры в 1981 г. Юрий Георгиевич переходит на работу в Академию МВД СССР, а в 1985 г. возвращается во ВНИИСЭ уже в качестве заместителя директора по научной работе, а в последние годы — главного эксперта. Он продолжает преподавать в Академии МВД, ведет подготовку молодых ученых, передает им свой богатейший научный и практический опыт. Именно он положил начало глубокому исследованию проблем криминалистической диагностики в начале 80-х гг.
В 1983 г. Ю. Г. Корухов издал методическое пособие для экспертов “Трасологическая диагностика”, где изложил свои взгляды на криминалистическую диагностику и сформулировал ряд положений ее теории[717].
Термин “диагностика” имеет три значения: распознавание, различение и определение. Криминалистическая диагностика аккумулирует все эти значения и может быть определена как частный метод познания механизма преступления на основе его отражения на объектах материального мира.
Ю. Г. Корухов выявляет различия между идентификационными, классификационными и диагностическими экспертными задачами и указывает, что к числу последних относятся исследования: свойств и состояний объектов; отображений объекта; результатов действия (события); соотношения фактов (событий, действий) или объектов. В работе содержится характеристика трасологических диагностических исследований и, что особенно важно, определение главных направлений развития теории криминалистической диагностики:
1) выделение и анализ признаков диагностируемых объектов, следов, событий, явлений;
2) разработка и реализация методов исследования признаков (логический аппарат, моделирование, математический анализ и т. д.);
3) накопление и классифицирование совокупности признаков (симптомокомплексов) событий, явлений, фактов; деление их на специфические, существенные, несущественные и т. д.;
4) накопление и классифицирование типичных ситуаций;
5) разработка методов и методик решения конкретных диагностических задач[718].
Эти положения Ю. Г. Корухов через несколько лет развил и дополнил в статье “Методологические основы криминалистической экспертной диагностики”[719]. Здесь он достаточно ясно определил и сущность диагностики: “Криминалистическая диагностика может быть определена как частный метод познания, позволяющий получить представление о механизме преступного действия на основе его отражения в объектах материального мира”[720].
Через несколько лет после выхода “Трасологической диагностики” Ю. Г. Корухова, В. А. Снетков опубликовал большую статью с развернутым изложением своих взглядов на криминалистическую диагностику[721]. Основные положения этой статьи заключались в следующем.
1. Криминалистическая диагностика (распознавание) изучает закономерности и основанные на них методы и средства распознавания криминалистических объектов в целях судебного доказывания, получения судебных доказательств.
2. Диагностический процесс познания обеспечивает целеустремленное исследование неизвестного явления разнообразными средствами и методами. Распознавание неизвестного явления основывается на абстрактном знании об общем, необходимом, существенном, заключается в распознавании сущности конкретного явления по его признакам путем отнесения его к определенному классу.
3. Необходимо различать процессуальные и непроцессуальные (оперативные) формы криминалистической диагностики.
4. В качестве диагностируемых объектов выступают только конкретные объекты, характеризуемые индивидуальным комплексом связей с событием преступления. Диагностирующими объектами являются материальные объекты (образцы из коллекции, снимки спектров и т. п.) и различные обобщенные сведения о них (совокупности признаков класса, рода, вида, подвида), представляемые в атласах, таблицах, учебниках, отраженные в памяти лица. Признаки, служащие раскрытию природы объекта, являются диагностическими. В диагностирующем объекте им соответствуют классификационные (признаки определенного класса, рода, вида, подвида).
Главное отличие во взглядах на диагностику В. А. Снеткова и Ю. Г. Корухова заключается в том, что первый считает ее процессом, а второй — методом познания. Это напоминает аналогичные различия во взглядах на идентификацию.
Мы считаем более правильной оценку диагностики как процесса познания, решения задачи с использованием в этих целях различных методов. Таково же мнение С. В. Дубровина[722], Н. С. Романов склоняется к пониманию диагностики как метода исследования[723]. Оригинальна точка зрения А. И. Рудиченко, считающего, что диагностика — и процесс (познания, распознавания), и метод, когда идет речь о решении диагностических экспертных задач[724].
С точки зрения теории познания криминалистическая диагностика, несомненно, является процессом. Философы в этом вопросе единодушны: это “сложный познавательный процесс”[725], “особый вид познавательного процесса”[726], “специфический вид познания”[727]. Именно так мы оцениваем и процесс идентификации. При осуществлении обоих этих процессов применяются самые различные методы и средства познания, используются различные экспертные методики.
Таков в настоящее время теоретический “задел” формирующейся теории криминалистической диагностики.
Среди хора согласных голосов, поддерживающих идею криминалистической диагностики, диссонансом прозвучал голос Н. А. Селиванова, выступившего со статьей “Нужна ли криминалистике такая “диагностика?” Основные положения этой статьи заключаются в следующем.
1. Термин “криминалистическая диагностика” не соответствует традиционной и смысловой трактовке термина “диагностика”, обозначающему процесс выявления каких-либо дефектов, патологий, повреждений.
2. Сторонники “криминалистической диагностики” необоснованно объявили “диагностическими” чуть ли не все, кроме идентификационных, неидентификационные исследования; название последних неточно, правильнее их именовать неиндивидуально-идентификационными, однако в силу громоздкости этого термина допустимо условно (!) именовать их по-прежнему неидентификационными, хотя по своей гносеологической сущности они идентификационные, ибо устанавливают групповое тождество.
3. При ближайшем рассмотрении диагностические исследования — те же группофикационные, поскольку имеют целью установление группового тождества.
4. Термин “диагностика” в приложении к криминалистике не отражает его исконного смысла — ни медицинского, ни технического. Действительно, при производстве небольшой доли технических экспертиз и некоторых судебно-медицинских приходится решать технико-диагностические и медико-диагностические вопросы, что не дает основания для “теоретизирования относительно “криминалистической диагностики”, научная состоятельность которой весьма сомнительна”[728].
Думается, что эта гневная отповедь бьет мимо цели.
Термин “диагностика” в теории познания имеет гораздо более широкое значение, чем процесс выявления каких-либо дефектов. Как уже указывалось, это своеобразный вид познания, цель которого — распознавание объекта, процесса, явления. Исходя из этого, употребление этого термина в судебной экспертизе представляется вполне правомерным и с этимогической точки зрения, и по существу.
Доказывая, что диагностика это не что иное как установление группового тождества, Н. А. Селиванов явно допускает натяжки, оперируя такими примерами, как установление дистанции выстрела, которое, по его мнению, представляет собой “отнесение установленного расстояния к определенной группе дистанций выстрелов”, а установление факта написания документа, скажем, лицом старческого возраста равнозначно отнесению исполнителя к определенной категории людей. Едва ли подобные примеры корректны: следуя им можно ведь, например, любой установленный факт относить к группе аналогичных фактов, что ни на йоту не приблизит нас к установлению истины: “обнаружение неисправности тормозной системы автомобиля свидетельствует о том, что он относится к группе автомобилей с неисправной тормозной системой” — познавательно, не правда ли?
Отнюдь не все виды экспертных исследований объявлены сторонниками диагностики диагностическими. Они не посягают кроме, естественно, идентификационных и на классификационные и на большинство тех, которые именуются ситуалогическими, хотя, на наш взгляд, гораздо логичнее было бы признать последние действительно диагностическими. Что же касается термина “неидентификационные экспертизы”, к возврату к которому призывает Н. А. Селиванов, то он действительно напоминает меткое сравнение А. И. Винберга: “химические и нехимические”. Попутно хотелось бы еще раз подчеркнуть некорректность и алогичность термина “групповая идентификация” при любом толковании этого термина, о чем мы не раз писали и говорили.
В заключение целесообразно остановиться на некоторых положениях небольшой статьи Н. П. Майлис “Диагностика: система понятий”[729], которая незаслуженно обойдена вниманием в литературе. Между тем, предложенные ею определения основных понятий этой области знаний представляются в своей основе достаточно точными и полезными для формирования теории криминалистической диагностики. Приведем эти определения с некоторыми сокращениями текстуально.
Предмет диагностики, как области знаний — закономерности отображения свойств людей, предметов, явлений, позволяющих определять их состояние и характер изменений, внесенных в них в процессе совершения преступлений.
Объект конкретной диагностической экспертизы — совокупность свойств объекта (предмета, человека, явления) и его отображений, исследования которых осуществляются с учетом механизма взаимодействия и соотношения различных связей, возникающих в процессе события преступления.
Система диагностики как области знаний складывается из общих положений теории диагностики и ряда автономных структур знаний, относящихся к предметным судебным наукам[730] и находящихся в определенном отношении друг к другу и к теории судебной экспертизы. Несмотря на общие теоретические положения, каждая предметная судебная наука разрабатывает свои специфические диагностические методы, методики исследований и системы диагностических признаков. В каждом классе, роде и виде экспертиз имеются свои, порой специфические типовые диагностические задачи, количество которых значительно превышает идентификационные (от 70 до 80% общего числа задач). На основании анализа совокупности таких общих задач может быть разработан криминалистический экспертный “диагностический” тест и созданы системы диагностических свойств, построена иерархическая структура признаков, характеризующих эти свойства, а в перспективе и общая математическая модель диагностики.
Общая методика диагностики представляет собой общие, распространяющиеся на все виды диагностических исследований и все разновидности диагностических экспертных задач положения, на основании которых конструируются частные экспертные диагностические методики.
Частные диагностические методики — программы, определяющие последовательность использования системы методов, позволяющих решать отдельные разновидности экспертных диагностических задач.
Думаем, что определение предмета диагностики сформулировано правильно. Что же касается автономных структур знаний в системе теории диагностики, то, на наш взгляд, в этой теории должны быть изложены лишь типичные диагностические признаки, типичные диагностические экспертные задачи в обобщенном виде и дана структура диагностических методов опять-таки общего характера. Все специфическое — предмет рассмотрения теории конкретных классов и родов экспертиз.
8. Криминалистическая экспертиза и криминалистическая теория
8.1. Идея науки об экспертизе, ее возникновение и развитие
реди дискуссионных вопросов криминалистической теории внимание ученых и практиков уже почти сорок лет привлекает идея конструирования специальной отрасли научного знания, предметом которой является институт экспертизы в уголовном и гражданском судопроизводстве. Толчком к возникновению и развитию этой концепции, с нашей точки зрения, послужили взгляды П. И. Тарасова-Родионова на двойственную природу криминалистики, Ю. М. Кубицкого на необходимость изъятия из криминалистики всего, относящегося к криминалистической экспертизе, и некоторых их последователей[731].
Получившее в начале 50-х гг. известное распространение предложение ряда судебных медиков считать криминалистикой лишь науку о процессе исследования вещественных доказательств, которую надлежит расчленить по видам экспертиз и включить соответственно в судебную медицину, биологию, химию и т. п., побудило А. И. Винберга выступить с известной статьей “О сущности криминалистической техники и криминалистической экспертизы” (1955), в которой были подвергнуты обоснованной критике как взгляды П. И. Тарасова-Родионова, так и идея “передачи” криминалистической экспертизы медикам, биологам, химикам, физикам “и другим представителям технических и естественных наук, которые в силу своей подготовки, в отличие от юриста, якобы лучше смогут производить исследование вещественных доказательств”[732].
Убедительно доказав в этой статье единство криминалистической техники как раздела криминалистической науки, А. И. Винберг в то же время констатировал существование в рамках криминалистики общей теории криминалистической экспертизы, разработанной криминалистами общей методики исследования вещественных доказательств[733].
К моменту издания статьи А. И. Винберга отечественная криминалистика уже располагала обширной литературой как по вопросам, имеющим общее значение для всех видов криминалистической экспертизы (работы С. М. Потапова, А. И. Винберга, Н. В. Терзиева, В. Я. Колдина и других), так и по вопросам, относящимся к формированию научных основ ее отдельных видов (работы Б. И. Шевченко, Б. М. Комаринца, С. И. Тихенко, В. П. Колмакова, А. А. Елисеева, Е. У. Зицера, Н. М. Зюскина и др.). Были сформулированы общие принципы криминалистической экспертизы, определены и проанализированы стадии процесса криминалистического экспертного исследования, его гносеологические и логические основы, охарактеризованы объекты и методы криминалистической экспертизы, ее значение в доказывании. Детально, на уровне науки того времени, были разработаны методики экспертных исследований.
Казалось, что с попытками расчленения криминалистической науки на науку “для следователей” и науку “для экспертов” покончено. Однако это только казалось. Поскольку разработка общетеоретических вопросов криминалистической экспертизы не завершилась “выделением” для них места в системе криминалистической науки (теоретические начала отдельных видов криминалистических экспертиз органически вошли в соответствующие отрасли криминалистической техники) и весь комплекс этих проблем оказался не имеющим собственной “жилплощади” в здании криминалистической науки, следовало ожидать рецидива предложений об его отчуждении.
И такие предложения на замедлили последовать. В 1959 г. В Алма-Ате вышел в свет сборник “Вопросы криминалистики и судебной экспертизы”, в котором, помимо упоминавшейся статьи Ю. М. Кубицкого, были опубликованы статьи М. М. Выдри и М. Г. Любарского, Н. А. Джангельдина, А. Р. Шляхова, в разной форме высказывающие идею об отделении теории криминалистической экспертизы от криминалистики в самостоятельную область научного знания. “Теорию криминалистической экспертизы надо выделить из общего курса криминалистики, — писал А. Р. Шляхов. — Методика криминалистической экспертизы должна отпочковаться, таким образом, от тактики следствия. Такое решение давно уже назрело, оно фактически уже осуществляется”[734].
Концепция самостоятельного, независимого от криминалистики, существования теории криминалистической экспертизы нашла как противников, так и сторонников. Решительно не соглашаясь с ней, С. П. Митричев еще до выхода указанного сборника писал: “Криминалистическая экспертиза основывается на данных криминалистики и она неотделима от криминалистики, поэтому глубоко неправы те криминалисты, которые предлагают выделить криминалистическую экспертизу из криминалистики в отдельную самостоятельную дисциплину”[735]. В то же время он признавал необходимость выделения вопросов криминалистической экспертизы в самостоятельный раздел криминалистики[736].
Его поддерживал Б. М. Комаринец: “Мы не можем считать правильным разделение криминалистической техники на две самостоятельные части или даже науки: на следственную технику и теорию криминалистической экспертизы”[737]. В то же время А. В. Дулов присоединился к сторонникам науки криминалистической экспертизы[738].
Насколько мы можем судить, из перечисленных авторов указанного сборника лишь А. Р. Шляхов в последующем продолжал развивать идею создания науки криминалистической экспертизы. Он расширял ее границы, включая в ее содержание уже не только методы исследования, но и методы обнаружения и фиксации доказательств. “Теория советской криминалистической экспертизы, — писал А. Р. Шляхов в 1962 г., — может быть поэтому определена как наука, занимающаяся разработкой методов обнаружения, фиксации и экспертного исследования вещественных доказательств в целях установления существенных свойств и идентификации лиц, животных, предметов и вещей в связи с расследованием и рассмотрением уголовных и гражданских дел”[739]. Такая трактовка содержания декларируемой науки фактически означала подмену ею значительной части криминалистики, связанной с обнаружением и фиксацией доказательств.
В проспекте руководства по криминалистической экспертизе в содержание науки криминалистической экспертизы, помимо характеристики ее предмета и метода, были включены организационные и процессуальные условия производства криминалистической экспертизы, классификация вещественных доказательств, относящихся к предмету криминалистической экспертизы, и сравнительных материалов, общая характеристика логических и научно-технических методов и средств экспертного исследования, стадий последнего, а также содержание и процессуальная природа заключения эксперта-криминалиста[740], то есть все то и только то (кроме предмета этой науки), что было разработано и описано С. М. Потаповым, А. И. Винбергом, Н. В. Терзиевым и другими криминалистами в качестве теоретических основ криминалистической экспертизы как разновидности практической деятельности.
Таким образом, с содержательной точки зрения, провозглашение существования науки криминалистической экспертизы не дало ничего нового ни для теории, ни для практики борьбы с преступностью в целом. Неслучайно поэтому концепция науки криминалистической экспертизы продолжала подвергаться обоснованной критике. Свое несогласие с ней выразил Н. А. Селиванов, который пришел к выводу, что “попытка создания особой науки под названием “криминалистическая экспертиза” беспочвенна. Разработку теоретических положений и научно-технических средств, используемых экспертами-криминалистам, целесообразно продолжать в рамках криминалистики”[741].
Принципиальную позицию по-прежнему занимал С. П. Митричев, считавший, что “самостоятельное организационные оформление учреждений судебной экспертизы, большая научно-исследовательская работа по совершенствованию методов экспертных исследований еще не дают оснований для вывода о том, что возникла новая наука — криминалистическая экспертиза... Теоретические основы криминалистической экспертизы разрабатываются криминалистикой... Криминалистическая экспертиза в составе науки криминалистики имеет все возможности для своего дальнейшего развития”[742].
В 1961 г. А. И Винберг в одной из своих статей обратил внимание научной общественности на необходимость разработки общего учения о судебной экспертизе[743]. Очевидно, под влиянием этого высказывания А. Р. Шляхов в 1962 г. наряду с наукой криминалистической экспертизы заговорил о науке судебной экспертизы, объединяющей, по его мнению, принципы, процессуальные условия и общие логические, физико-технические и химико-биологические методы исследования, а также методику и технику проведения различных видов судебной экспертизы[744]. Этот “поворот темы” практически остался почти незамеченным, видимо, потому, что в последующих работах А. Р. Шляхов по-прежнему оперировал преимущественно термином “наука криминалистической экспертизы”[745]. О науке судебной экспертизы вновь вспомнили значительно позднее.
Несогласие подавляющего большинства криминалистов с идей создания науки криминалистической экспертизы было столь очевидным, а аргументы ее противников столь обоснованны, что от нее отступился и сам А. Р. Шляхов. В 1969 г. он уже снова писал о том, что теоретическую основу криминалистической экспертизы составляют криминалистическая техника и криминалистика в целом, что общие положения методики экспертно-криминалистических исследований следует отнести к общей части криминалистической техники, не упоминая теперь вовсе ни о науке криминалистической экспертизы, ни о науке судебной экспертизы[746]. В своей докторской диссертации он вновь подчеркивает, что криминалистика составляет научную и методическую основу криминалистической экспертизы[747]. Он даже не включает в список работ по теме диссертации свои статьи о науке криминалистической (и судебной) экспертизы, как бы отмежевываясь тем самым от своих прошлых взглядов.
Так закончился первый этап развития идеи о науке судебной экспертизы. После нескольких лет перерыва эти идея получила новое воплощение и дальнейшее развитие.
В 1973 г. А. И. Винберг и Н. Т. Малаховская выступили с предложением о формировании судебной экспертологии как науки “о законах и методологии формирования и развития судебных экспертиз, закономерностях исследования их объектов, осуществляемых на основе специальных познаний, привносимых из базовых (материнских) наук и трансформированных через сравнительное судебное экспертоведение в систему научных приемов, методов, средств и методик решения задач судебных экспертиз, проводимых в границах правовой регламентации и в тех организационных формах, которые обеспечивают доказательственное по делу значение заключений судебных экспертов в уголовном и гражданском судопроизводстве”[748]. По замыслу авторов центральная роль в системе экспертологии отводится сравнительному судебному экспертоведению, которое понимается “как раздел судебной экспертологии, занимающийся сравнительным изучением различных судебных экспертиз для установления присущих им общих принципов, структурных связей (связи корреляционные, сосуществования, генетические и др.) и отношений, общности их происхождения (гомология)”[749].
С точки зрения А. И. Винберга и Н. Т. Малаховской, существует два вида связи между экспертизой и обосновывающим ее научным знанием. Первый вид — это прямая связь между предметной судебной экспертизой и базовой (материнской) наукой, без посредствующих между ними звеньев. Второй вид связи имеет место в тех случаях, когда данные базовой науки активно перерабатываются, преобразуются и образуют содержание предметной судебной науки, которая и составляет научную основу конкретной предметной экспертизы.
Указывая на связь своей концепции с высказывавшейся ранее в литературе идеей “науки судебной экспертизы”, А. И. Винберг и Н. Т. Малаховская пришли к выводу, что попытки создания ранее такой науки судебной экспертизы потерпели неудачу потому, что “в большинстве своем представляли идею включения различных судебных экспертиз в криминалистическую и таким образом обосновывалась необходимость отпочкования этой экспертизы в самостоятельную науку... Но сторонники создания “науки судебной экспертизы” встречали справедливые возражения, что сама по себе судебная экспертиза — это не наука, а вид практической деятельности, основывающейся в своих специальных познаниях на той или иной науке. Кроме того, справедливо критиковалась попытка включить в криминалистическую экспертизу другие судебные экспертизы. Это привело бы непомерному расширению криминалистической экспертизы и к обеднению всего института судебной экспертизы. К тому же, как известно, сама криминалистическая экспертиза — лишь вид судебной экспертизы”[750].
Систему судебной экспертологии авторы представляли себе состоящей из двух частей. Первая — общетеоретическая часть — должна включать такие элементы, как сущность предмета этой науки; ее законы и методология формирования и развития судебных экспертиз; место в системе научного знания; научные основы сравнительного судебного экспертоведения и его функции; обобщенное (гносеологическое) понятие закономерностей исследования объектов судебных экспертиз; история возникновения и развития судебных экспертиз; учение о свойствах и признаках объектов сравнения; задачи судебных экспертиз; правовые и организационные основы судебной экспертологии; характеристика эксперта как субъекта познания и его деятельности, и некоторые другие вопросы. Вторая часть — виды и сущность предметных судебных экспертиз как элементов целостной системы судебной экспертологии[751].
Была ли идея судебной экспертологии лишь “гальванизацией” прежней идеи о “науке криминалистической экспертизы” или о “науке судебной экспертизы” или же существенно новой теоретической конструкцией?
Как уже отмечалось, сторонники “науки криминалистической экспертизы” фактически ограничили ее содержание организационными и процессуальными вопросами производства экспертизы и общей характеристикой методов и средств экспертного исследования. Примерно так же с добавлением лишь методики и техники различных видов экспертиз представлял себе содержание “науки судебной экспертизы” А. Р. Шляхов. В идее судебной экспертологии акцент делался на иных, гораздо более значимых, вопросах, преимущественно, методологического характера; авторы идут к формулированию предмета науки через указание на изучаемые этой наукой объективные закономерности действительности. Организационные и процессуальные вопросы занимают в их конструкции явно второстепенное место; преемственность сохраняется, пожалуй, лишь в том, что и они касаются во второй части своей теории конкретных видов судебной экспертизы; но и их они предлагают рассматривать в аспекте общетеоретических положений, “которые обусловливают формирование и направленность каждого вида судебной экспертизы как системно-структурного элемента целостного понятия судебной экспертологии”[752]. Таким образом, с нашей точки зрения, идею судебной экспертологии следует оценивать не как повторение и развитие предложений А. Р. Шляхова и других авторов о “науке криминалистической экспертизы” (1959) или о “науке судебной экспертизы” (1962), а как развитие мысли о необходимости разработки общего учения о судебной экспертизе, высказанной в 1961 г. А. И. Винбергом, как реализацию этот замысла.
Идея судебной экспертологии не осталась незамеченной и вызвала, естественно, различную реакцию ученых.
А. Р. Шляхов, В. С. Митричев, М. И. Авдеев, С. С Остроумов, М. С. Брайнин, В. М. Никифоров, Ф. Э. Давудов, Б. И. Пинхасов, З. М. Соколовский, Л. Е. Ароцкер, Н. В. Скорик и некоторые другие ученые поддержали предложение А. И. Винберга и Н. Т. Малаховской. С. П. Митричев высказал мнение, что на настоящем этапе целесообразнее начать с изучения закономерностей криминалистической экспертизы, а затем уже встать на путь создания самостоятельной науки — судебной экспертологии. По мнению Г. Л. Грановского, многие теоретические проблемы только намечены авторами предложения и требуют разработки; не совсем удачно и само название конструируемой науки[753].
После первых откликов на статью А. И. Винберга и Н. Т. Малаховской в литературе появились публикации, содержащие более детальное исследование проблемы.
А. Р. Шляхов, не анализируя концепции судебной экспертологии, сформулировал свои представления о теории судебной экспертизы (как он назвал эту область научного знания) и о “специальных экспертно-криминалистических знаниях”, т. е. о теории криминалистической экспертизы. По его мнению, “теория судебной экспертизы — это система знаний о закономерностях и основанных на них методах, применяемых в различного рода судебных экспертизах при решении задач по исследованию тех или иных объектов”[754].
В содержании специальных экспертно-криминалистических знаний он различал четыре части.
Первая часть — введение в теорию и практику криминалистической экспертизы:
¨ учение о предмете, объекте, структуре методик криминалистической экспертизы, о ее связи с отраслями права и различными науками, о ее отличиях от других видов судебных экспертиз, о видах криминалистической экспертизы;
¨ методология развития теории и практики криминалистической экспертизы, соотношение естественно-научных и юридических начал в криминалистической экспертизе, соотношение теории и практики в экспертно-криминалистическом познании;
¨ учение об экспертной криминалистической идентификации;
¨ учение о процессуальных основах криминалистической экспертизы;
¨ учение о системе, структуре и управлении экспертными криминалистическими учреждениями, их функциях, научной организации труда;
¨ история развития криминалистической экспертизы в СССР и состояние этой экспертизы в других странах;
¨ учение о системе, методах изучения и развития теории, организации научных исследований по проблемам криминалистической экспертизы, реализации итогов НИР и о формах внедрения их в экспертную и следственно-судебную практику.
Вторая часть — общие положения теории и методики криминалистической экспертизы:
¨ учение о методах экспертного исследования;
¨ общие положения методики экспертного исследования вещественных доказательств (учение о стадиях исследования, синтезе результатов и логической согласованности выводов и данных исследования, их объективности и достоверности, критериях их оценки);
¨ учение о структуре и содержании заключения эксперта-криминалиста.
Третья часть — научные и теоретические основы криминалистических экспертиз (общие положения и методики проведения отдельных видов криминалистической экспертизы).
Четвертая часть — использование криминалистической экспертизы в процессе доказывания по делу и предупреждения правонарушений.
Помимо концепции А. Р. Шляхова, которая наряду с другими будет проанализирована далее, следует упомянуть о концепции В. Д. Арсеньева, который обратился к рассмотрению науки о судебной экспертизе с позиции теории судебных доказательств.
По мнению В. Д. Арсеньева, поскольку институт экспертизы является объектом наук уголовного и гражданского процесса, а организация и методика производства отдельных видов экспертиз изучаются самостоятельными отраслями научного значения — криминалистикой, судебной медициной, судебной психологией и др., “объединять все эти науки в одну науку о судебной экспертизе нет достаточных методологических оснований, тем более, что к предмету указанных наук относится не только экспертиза, но и применение специальных знаний в иных формах — например, ревизия в судебной бухгалтерии”[755].
С его точки зрения, речь может идти лишь о признании такой науки, как общая теория судебной экспертизы, являющейся элементом теории доказательств, понимаемой как многоотраслевая комплексная наука. Предмет общей теории судебной экспертизы представляет собой часть предмета теории судебных доказательств, а именно: закономерности возникновения, сохранения и изменения доказательственной информации, являющейся объектом, материалом и результатом судебной экспертизы. Конкретные же методы и методики экспертизы, а также применяемые при ее производстве технические средства должны оставаться объектом сложившихся прикладных наук; проведение экспертизы и использование заключений экспертов должны относиться к объектам процессуальной науки, теории судебных доказательств и криминалистики (методики расследования)[756].
Насколько нам известно, концепция В. Д. Арсеньева анализу в литературе не подвергалась и оценки не получила.
В 1976 г. А. И. Винберг и Н. Т. Малаховская внесли некоторые дополнения и уточнения в свою концепцию. Они конкретизировали свои представления о процессе формирования научных основ различных видов судебных экспертиз, показали, что некоторые виды экспертизы опираются не на предметные судебные науки, а на методические дисциплины, не трансформирующие данные материнских наук, а лишь отбирающие и систематизирующие те сведения из них, которые необходимы для разработки методики экспертизы данного вида (например, судебно-бухгалтерской, автотехнической и др.)[757].
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:
©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.
|