Обновление (модернизация) системы частных криминалистических теорий.

та тенденция изменения системы, как уже указывалось, связана с изменением содержания отдельных частных теорий, главным образом, под влиянием развития представлений о предмете криминалистики и ее методологических основ, что влечет за собой изменение связей между элементами системы и их уровней. Примером проявления этой тенденции является модернизация системы частных криминалистических теорий, вызванная развитием таких ее элементов, как криминалистическое учение о навыках, о способе совершения преступления, теория криминалистической идентификации.

Теория навыков до определенного времени занимала подчиненное положение по отношению к теории криминалистической идентификации и разрабатывалась в значительной степени лишь применительно к потребностям криминалистического исследования письма[64]. Исследование проблемы закономерностей возникновения доказательственной информации, т.е. общего, устойчивого в материально-фиксированных от­ражениях различных навыков человека, привело к изменению уровня этой теории, расширению ее содержания и связей с другими частными криминалистическими теориями, например, с учением о криминалистической версии, учением о механизмах следообразования, общими принципами организации деятельности по собиранию, исследованию, оценке и использованию доказательств и другими. Стало возможным говорить о закономерностях материально-фиксированного проявления навыков[65].

Изменение представлений о предмете криминалистики привело к пересмотру исходных посылок учения о способе совершения преступления. Касаясь этого вопроса, Г. Г. Зуйков писал: “Криминалистика как наука о закономерностях возникновения, выявления, исследования и использования доказательств в целях разработки на их основе и познания средств, приемов и методов расследования и предупреждения преступлений включает способ совершения преступлений в предмет своего исследования в качестве одной из закономерностей процесса возникновения доказательств. Криминалистика изучает способ совершения преступления, по существу, как содержательное явление действительности, и на основе познания закономерностей его формирования, причин и форм повторяемости разрабатывает средства, приемы и методы обнаружения, собирания, исследования и оценки судебных доказательств”[66]. Такой подход к сущности способа совершения преступления обусловил возникновение новых связей между учением о способе и теорией навыков, учением о регистрации криминалистических объектов и т. п. Расширилась сфера применения данных о способе совершения преступления, и само это применение получило должную научную основу.

Интенсивная разработка теории криминалистической идентификации привела не только к изменению ее связей с другими частными теориями, но и к образованию в ее составе подсистем — теорий более низкого уровня. И здесь не обошлось без решающего влияния изменения представлений о предмете криминалистики.

После того, как М. Я. Сегай, опираясь на предложенное нами определение предмета криминалистики, по-новому определил предмет теории идентификации (“закономерности возникновения, обнаружения, исследования и использования идентификационных связей, обусловлен­ных взаимодействием и взаимным отображением свойств отождествля­емого объекта и материальной среды события преступления”[67]), стало более четко просматриваться значение общих положений этой теории для развития, так сказать, отраслевых теорий идентификации. В области графической идентификации такая “отраслевая” теория получила свое развитие в трудах В. Ф. Орловой. Именно ей принадлежит новое опреде­ление теории судебно-почерковедческой идентификации, предметом ко­торой она считает “закономерности, определяющие природу почерка как объекта идентификации (его идентификационные качества — индивидуальность и устойчивость, а также выражающие эти качества свойства и признаки), основанные на знаниях о ней принципы идентификационного исследования почерка в целях разработки методики экспертизы, необхо­димой для получения научно обоснованного заключения эксперта-почер­коведа, являющегося источником доказательств при расследовании пре­ступлений и судебном разбирательстве уголовных и гражданских дел”[68]. В. Ф. Орлова пишет о связях теории графической идентификации с общей теорией криминалистической идентификации, общими принципами методики криминалистических экспертных исследований, которые она называет теорией экспертизы, криминалистическим учением о навыках. По ее мнению, в отношении каждой из этих частных криминалистических теорий теория графической идентификации “выступает как частная конкретная реализация более общих для нее научных данных”[69], то есть как теория более низкого уровня. Разделяя взгляды В. Ф. Орловой, мы можем констатировать изменение системы частных криминалистических теорий вследствие появления в ней элементов второго порядка.

Аналогичные изменения претерпела и другая “отраслевая” теория идентификации — теория судебно-баллистической идентификации, пре­дметом которой, по определению Б. М. Комаринца, следует считать “закономерности выстрела и действия огнестрельного оружия в связи с совершением посредством него преступлений и возникновением судебных доказательств”[70]. Эта теория также вошла в число частных криминалистических теорий “второго порядка”, образовав новые связи в системе частных криминалистических теорий.

Еще более дробное деление теории криминалистической идентификации, образование “отраслевых” теорий идентификации “третьего порядка” можно наблюдать в трасологии.

Один из ведущих ученых-трасологов — Г. Л. Грановский, подразделяющий эту отрасль криминалистики на теоретическую (общую) и спе­циальные части, отмечает, что “в теоретической части трасологии рассматриваются общие закономерности возникновения, обнаружения, фик­сации и исследования следов. Эти общие закономерности специфическим образом проявляются в методике исследования каждого из видов следов... Ленинская теория отражения лежит в основе представлений теории идентификации, в том числе положений теории трасологической идентификации о соотношении ее объектов”[71]. Развивая эту мысль, Б. И. Шевченко в своей последней работе писал, что одна из главных, наиболее существенных проблем трасологии — это “открытие таких закономерностей, которые могли бы явиться общими для всех объектов трасологической идентификации и которые возможно было бы затем спе­циализировать для предметов той или иной природы”[72]. Таким образом, на базе теории трасологической идентификации как “отраслевой” теории “второго порядка” формулируются теории механоскопической идентификации, гомеоскопической идентификации и т. п. — “отрас­левые” теории уже “третьего порядка”. Разумеется, их возникновение со­провождается изменением внутрисистемных связей, которое в конечном счете касается всей системы частных криминалистических теорий.

Поскольку зашла речь об “отраслевых” теориях криминалистической идентификации, уместно подробнее рассказать о тех ученых-кримина­листах, которых по праву можно назвать их творцами.

Борис Максимович Комаринец (1910 —1979) родился в Славянске (Дон­басс) и начал свою трудовую деятельность в 1929 г. с должности секретаря научно-технического подотдела отдела уголовного розыска НКВД РСФСР. В 1930 г. он поступает на учебу на факультет работников уголовного розыска и научно-тех­нических отделов института административного строительства НКВД РСФСР. В 1932 г. институт реорганизуется в Высшую школу милиции, которую Борис Максимович в том же году окончил в числе первого выпуска экспертов-кримина­листов. В 1942 г. он окончил ВЮЗИ.

С 1932 по 1943 гг. Б. М. Комаринец работает в научно-техническом отделе Главного управления милиции — экспертом, старшим экспертом, заместителем начальника и начальником отделения. В последующие годы он заместитель начальника оперативного отдела ГУМ, куда входил и НТО.

После организации в 1946 г. НИИ криминалистики ГУМ МВД СССР Б. М. Комаринец назначается его начальником до увольнения в отставку в 1959 г. Он ведет интенсивную научную работу в Центральной криминалистической лаборатории МЮ СССР, а после ее преобразования — во Всесоюзном НИИ судебных экспертиз. В 1970 г. ему присваивают почетное звание заслуженного юриста РСФСР, в 1976 он защищает докторскую диссертацию.

Работы Б. М. Комаринца легли в основу теории судебно-баллистической идентификации.

Еще в 1938 г. возник творческий союз Б. М. Комаринца с другим ведущим ученым-криминалистом — Борисом Ивановичем Шевченко, с которым они написали уникальную для того времени книгу — “Руководство по осмотру места преступления”.

Борис Иванович Шевченко (1904 —1975) родился во Владикавказе и после получения среднего образования ушел добровольцем в Красную Армию (1920 —1923). С 1923 по 1942 гг. он сотрудник органов внутренних дел, до 1930 г. на оперативной работе, а затем в научно-технических подразделениях милиции.

С 1942 по 1946 гг. Б. И. Шевченко работает в Центральной криминалистической лаборатории и некоторое время возглавляет это учреждение. В 1944 г. окончил вечернее отделение МЮИ, куда в 1946 г. переходит на преподавательскую работу. После слияния МЮИ с юридическим факультетом МГУ назначается доцентом, а затем на должность профессора кафедры криминалистики (1966).

В 1947 г. увидела свет книга Шевченко “Научные основы современной трасеологии”, сделавшая его имя широко известным в кругах криминалистов — ученых и практиков. В вышедшей уже после его смерти монографии “Теоретические основы трасологической идентификации в криминалистике” эта теория была представлена с исчерпывающей полнотой.

Завершая рассмотрение тенденции модернизации системы частных криминалистических теорий необходимо заметить, что от этой тенденции следует отличать предложения о принципиально ином построении системы частных криминалистических теорий. Здесь уже речь идет об ином понимании структуры общей теории криминалистики и составляющих ее элементов, по существу, не об обновлении системы частных теорий, а о ее замене иной системой с иным содержанием[73].

1.2.3. Формализация системы
частных криминалистических теорий.

та тенденция развития системы тесно связана с тенденциями развития языка криминалистики, математизацией науки и формализацией описания ею объектов исследования. Необходимо, однако, заметить, что применение математических методов исследования, приводящих к проявлению рассматриваемой тенденции, наталкивается на определенные сложности. На них справедливо обращает внимание Г. Л. Грановский, который пишет: “Математика содержит ряд готовых математических структур, которые способны отразить признаки криминалистических объектов. В ряде случаев достаточно просто отобрать структуру, подходящую для криминалистических целей. Однако к такому отбору надлежит относиться достаточно вдумчиво. Особая осторожность требуется в подборе математических структур, призванных отразить основные закономерности криминалистических явлений”, ибо “криминалистика... требует в ряде случаев особых методов математики. Таких “криминалистических разделов” математика пока не имеет. Надо, однако, думать, что в процессе взаимодействия криминалистики с прикладной математикой этих задачи будут решены. Достаточно упомянуть, что ряд математических исследований в области распознания образов уже сейчас выполняется применительно к требованиям криминалистической практики”[74].

Элементы системы частных криминалистических теорий, как знание теоретическое, представляют собой ряд идеализированных моделей или образов. Именно поэтому разработка знаковых систем в криминалистике, функционирующих в качестве материального воплощения этих идеальных образов, не может не отразиться на их системе. В. Лекторский и С. Мелюхин совершенно правы, когда пишут, что “в настоящее время особое значение имеет... понимание места знаковых систем в теоретическом научном исследовании. Такая задача представляется особенно актуальной, если учесть некоторые важные особенности современного научного знания: возрастание роли теоретических методов, тенденцию к разработке исследовательских программ (еще одно проявление тенденции формализации системы — Р. Б.), планированию научных экспериментов, возрастание роли философских категорий и принципов в научном познании и т. д.”[75] Кроме того, формализация является необходимым условием создания криминалистических информационно-поисковых систем, теоретической основой разработки и функционирования которых является содержание ряда частных криминалистических теорий. Интересы создания таких ИПС диктуют необходимость развития этих теорий в определенном аспекте: развитие теорий влечет за собой изменение их системы.

1.2.4. Адаптация системы
частных криминалистических теорий.

истема частных криминалистических теорий является открытой системой, поскольку между ней и окружающей средой (другие системы теоретического знания, практика борьбы с преступностью) существует постоянный обмен информацией. Результатом такого обмена является адаптация системы, т.е. такая ее реакция на окружающую среду, которая преследует цель получения благоприятных последствий для деятельности системы[76].

Существуя в системе научного знания, криминалистика черпает необходимую информацию из различных областей науки, творчески используя эту информацию в своих целях. В то же время содержание и направленность криминалистических рекомендаций как “продукта” функционирования криминалистической науки обусловлены потребностями и запросами практики борьбы с преступностью. Об этих законах развития криминалистики уже шла речь в первом томе (гл. 4) нашего Курса. Их действие проявляется в рассматриваемом нами аспекте как раз в том, что система частных криминалистических теорий адаптируется, приспосабливается к переработке и использованию информации, поступающей от смежных наук и практики, с тем, чтобы полнее реализовывать служебную функцию криминалистики — ее содействие практике борьбы с преступностью.

Строго говоря, адаптация, как тенденция развития системы частных криминалистических теорий, проявляется через другие тенденции: и обновление системы, и ее модернизация, и формализация есть не что иное, как приспособление, ответная реакция системы на изменения среды, то есть ее адаптация. Аналогия с живым организмом, применительно к которому рассматривали адаптивные системы Л. Д. Холл и Р. Е. Фейджин в упоминавшейся работе, здесь, как нам представляется, весьма уместна. Но эта аналогия наталкивает нас на вопрос о пределах адаптации системы теорий. Иными словами: можно ли сложившуюся сейчас систему частных криминалистических теорий, обладающую высокой степенью адаптации, считать постоянной системой теоретического знания в криминалистике, которой не может грозить смена иной теоретической системой именно в силу способности адаптироваться и самоусовершенствоваться?

На этот вопрос можно ответить словами П. В. Копнина: “Сама теория не является чем-то абсолютным, она относительно завершенная система знания, меняющаяся в ходе развития науки. Эти изменения вначале происходят в рамках данной теории и ее принципа путем включения новых и некоторого изменения прежних входящих в нее положений. Однако наступает такой момент, который обозначается пределом развития теории, то есть в теоретическом построении при включении в него новых фактов обнаруживаются противоречия, неразрешимые в рамках данной системы знаний. Решение этих противоречий предполагает существенное изменение принципов, лежащих в основе данной теории, поскольку новые факты вступают в противоречие с этими принципами. Определить момент, когда теория в своем развитии достигнет предела, можно только путем конкретного анализа сложившейся вокруг этой теории познавательной структуры”[77].

Однако после достижения предела в своем развитии теоретическая система может обрести новое качество в рамках заменившей ее более новой теории. Будучи достоверным знанием, она выступит как предельная форма и частный случай новой теории. “В этом и заключается гносеологическое содержание так называемого принципа соответствия, впервые выдвинутого применительно к физике Н. Бором, но применяемого сейчас для очень большого круга теорий”[78]. В криминалистической теории этот принцип проявляется в действии такого закона развития криминалистики, как закон связи и преемственности между существующими и возникающими криминалистическими концепциями[79].

2. криминалистическое учение
о механизмах следообразования

2.1. Развитие научных представлений
о механизмах следообразования

ормирование и развитие в криминалистике научных представлений о механизмах следообразования исторически прошло несколько этапов.

На первом этапе внимание криминалистов привлекали только сами следы как источник информации преимущественно о личности преступника и некоторых его действиях при совершении преступлении. Понятие следа не формулировалось, механизм следообразования детально не анализировался; следы классифицировались в основном по следообразующим объектам. Так, И. Н. Якимов делил все следы, обнаруживаемые на месте преступления, на две группы: следы человека и разные следы. К первым он относил следы ног, пальцев рук, зубов, ногтей, кровяные и семенные пятна, экскременты; ко вторым — следы от ног животных, от колес, от орудий взлома, от оружия, от горючих веществ и зажигательных приборов, следы подделок и подлогов[80]. Впоследствии он изменил эту классификацию, разделив “разные следы” на две группы: следы животных и следы орудий и средств преступления. Следы человека были пополнены им еще тремя подгруппами (отделения, паразиты, живущие на человеческом теле и в нем, следы от носимой одежды). Из числа следов он исключил следы подделок и подлога, но зато добавил пыль, грязь, остатки пищи, следы свечи, жир и сало, краску, ржавчину, пепел[81].

Авторы учебника криминалистики 1935 г. различают следы человека (ног, пальцев рук, зубов, пятна крови, спермы, волосы), следы действия огнестрельного оружия, следы орудий взлома, транспортных средств и другие виды следов (следы одежды, пыль и грязь, табачный пепел и окурки, пятна от различных веществ)[82]. С. М. Потапов, рассматривая объекты масштабной съемки на месте преступления, называет такие виды следов, как следы пальцев рук, ног и иных частей тела, пятна крови, повреждения на теле, следы орудий и следы иного происхождения (копыт, колес, ног животных, полозьев)[83]. Подобные классификации с большей или меньшей детализацией приводятся также и в других работах того времени[84].

Первое известное нам определение следа предложил И. Н. Якимов. Он писал: “следом называется отпечаток на чем-нибудь предмета, позволяющий судить об его форме или об его назначении”[85]. От следа он отличает пятно, которое “позволяет судить только об оставившем его веществе, так как оно само является частицей этого вещества”[86]. Однако, как уже отмечалось, это различие между следом и пятном И. Н. Якимов в своей классификации следов не учитывал.

В 1935 г. впервые в литературе был употреблен термин “учение о следах”[87], а в 1936 г. — термин “трассеология”[88]. Но ни определения этого понятия, ни содержания учения о следах не давалось. Появление новых терминов не означало появления новой теории и на этом этапе существенного значения для науки не имело.

Второй этап развития научных представлений о механизмах следообразования мы связываем с появлением работ С. М. Потапова по теории криминалистической идентификации, Б. И. Шевченко о научных основах учения о следах, которое он тогда именовал трасеологией, А. И. Винберга об основных принципах криминалистической экспертизы.

Уже в своей первой работе о принципах криминалистической идентификации С. М. Потапов подразделил все объекты, участвующие в процессе идентификации, на идентифицируемые и идентифицирующие. Эту классификацию он неоднократно иллюстрирует на примере различных следов и оставивших их объектов[89].

Выделение следов в самостоятельную категорию объектов акта идентификации послужило посылкой для создания таких их классификаций, в которых основанием являлся бы не вид следообразующего объекта, а свойства самого следа или механизм его образования. Для решения этой проблемы необходимо было определить, что следует понимать под следом в криминалистике. Такое определение сформулировал в 1945 г. С. М. Потапов. “Следы, — писал он, — отражения на материальных предметах признаков явлений, причинно связанных с расследуемым событием. Следы могут возникать от людей, отдельных предметов и от действия сил природы”[90]. Это определение впоследствии Б. И. Шевченко оценил как впервые предпринятую попытку раскрыть значение слова “след” в качестве криминалистического термина[91]. Нам кажется, что такая оценка была ошибочной.

Мы уже указывали, что первое определение следа было предложено И. Н. Якимовым на 10 лет раньше, в 1935 г. Правда, оно было, может быть, более примитивным, более “обиходным”. Но, строго говоря, оно точнее характеризовало след именно в криминалистическом значении этого термина. Еще точнее оно соответствовало пониманию следа как объекта трасологических исследований. В этом нетрудно убедиться, если обратиться к комментариям определения С. М. Потапова.

Б. И. Шевченко писал, что одну из основных особенностей определения С. М. Потапова “составляет ограничение понятия “след” только отражениями на предметах”[92]. Но именно на это качество следа и указывал И. Н. Якимов, лишь называя отражение отпечатком. Таким образом, и из его определения вытекало, что “ни сами предметы, ни их части и частицы специальным значением слова “след” не охватываются”[93]. Не подвергая далее прямой критике определение С. М. Потапова, Б. И. Шевченко вынужден был его существенно сузить, отметив, что “от природы явления зависит и характер его отображения на окружающих материальных предметах. Далеко не все из этих отражений исследуются методами трасеологии. Из всего разнообразия отражений, которые могут быть вызваны различными явлениями, трасеология изучает лишь те, которые способны вызвать отображение на данном материальном объекте внешнего строения другого материального объекта... Указанные отображения и являются следами в трасеологическом значении данного криминалистического термина”[94]. Это мнение разделил и А. И. Винберг[95]. Но именно это и выразил И. Н. Якимов, когда называл следом отпечаток предмета, позволяющий судить о его форме.

Определение С. М. Потапова характеризовалось как криминалистическое, в сущности, только потому, что в нем речь шла о явлениях, “причинно связанных с расследуемым событием”. Но как раз это, по нашему мнению, не способствовало его точности. Как показало дальнейшее развитие криминалистики, объекты ее исследования, в том числе и следы, не обязательно связаны с преступлением причинно. Кроме того, это определение никак не отграничивало следы от других доказательств, которые с гносеологической точки зрения все являются отражением события в окружающей среде, а часть из которых, к тому же, и отражением на материальных предметах (например, подложные документы). Нам кажется, что как раз в силу того, что определение С. М. Потапова было весьма общим, оно косвенно способствовало укоренению в криминалистике двух понятий следа — в широком (по существу, бытовом) и узком (трасологическом) смысле.

Из трасологического понимания следа как отображения внешнего строения и исходил Б. И. Шевченко при разработке научных основ трасологии.[96] Положения, которые он сформулировал, вкратце сводились к следующему.

I.В следообразовании участвуют два объекта. Объект, который вызывает свое отображение на другом, был назван Б. И. Шевченко “образующим”, а получающий отображение — “воспринимающим”.

II.В следе отображается только часть поверхности образующего объекта, которая вошла в соприкосновение, а при расположении объектов на расстоянии — была обращена к воспринимающему объекту. Эту часть поверхности образующего объекта и противостоящую ей поверхность воспринимающего объекта автор предложил называть “контактными поверхностями”.

III.Изменения на воспринимающем объекте могут возникать в пределах его контактной поверхности и за ее пределами. Следы, образующиеся в первом случае, Б. И. Шевченко назвал следами локального воздействия, во втором — следами периферического воздействия.

IV.Б. И. Шевченко ввел понятие следового контакта — статического и динамического. Как разновидность статического контакта он рассматривал контакт качения.

V.Следовой контакт приводит к изменениям воспринимающего объекта двух видов — объемному или поверхностному[97].

С учетом всех указанных факторов, влияющих на механизм следообразования, Б. И. Шевченко и построил классификацию следов, уделив особое внимание следам локального механического воздействия, с которыми чаще всего сталкивается практика. Объемные следы такого воздействия он разделил на оттиски (статические и динамические; последние — на одиночные, линейные и плоскостные; особо выделены следы качения), разрезы и пробоины. Поверхностные следы локального механического воздействия также подразделялись на статические и динамические, а обе эти группы — на отпечатки (наслоения) и отслоения[98].

Из изложенного видно, что Б. И. Шевченко подошел к характеристике следов и их классификации с позиции изучения механизма следообразо­вания. Научность и плодотворность такого подхода не замедлили сказа­ться: сформулированные им принципы легли, по сути, в основу трасологии как научной теории и оказали решающее влияние на ее развитие[99].

Но значение работы Б. И. Шевченко этим не ограничивается. Предложенная им классификация следов, основывающаяся на механизмах их образования, оказалась пригодной и для судебной баллистики. Исследуя механизм образования следов на стреляных пулях, Г. А. Глассон отмечал, что следы от стенок канала ствола “по классификации, разработанной Б. И. Шевченко в его работе “Научные основы современной трасологии”, относятся к “динамическим оттискам”, то есть к той группе объемных следов, которые характеризуются... главным условием — образованием их в процессе контактного движения воспринимающего следы объекта по образующему эти следы объекту”[100]. На общий характер разработанной Б. И. Шевченко классификации указывали впоследствии и другие авторы[101].

Третий, современный, этап развития учения о следах начался с уточнения некоторых понятий и терминов. Объекты, участвующие в процессе следообразования, получили название следообразующих и следовоспринимающих[102]. Их перечень был дополнен еще одним объектом — веществом следа[103]. Уточняется и развивается понятие следа. Вносятся предложения об изменении классификации следов. Так, например, Л. К. Литвиненко предложил дополнить следы механического воздействия следами разрыва-разлома, а подгруппу объемных следов — следами скольжения, распила и сверления[104].

Углубленное исследование механизмов следообразования привело к постановке вопроса о перестройке особенной части учения о следах, выделении таких его разделов, как гомеоскопия и механогомическая трасология[105], механоскопическая часть трасологии[106], транспортная трасология[107], неидентификационная трасология[108].

По-прежнему продолжается детальное изучение следов в зависимости от видов следообразующих и следовоспринимающих объектов и механизмов следообразования.

Исследованию следов рук посвящены работы В. А. Андриановой, многочисленные статьи Г. Л. Грановского, работы Е. И. Зуева, Г. А. Самойлова, А. И. Миронова, Л. Г. Эджубова и других авторов. Следы ног особенно детально рассматривались Е. И. Зуевым, зубов — А. И. Мироновым, следы орудий взлома и инструментов — С. И. Поташником и Ю. П. Голдованским, следы транспортных средств — М. Г. Богатыревым и Ф. П. Совой. Изучение процессов следообразования при трасологической экспертизе повреждений на одежде предпринял Х. М. Тахо-Годи.

В судебной баллистике механизмы следообразования освещены в работах Б. М. Комаринца, А. И. Устинова, Б. Н. Ермоленко и др. авторов.

Анализ современной криминалистической литературы в области кри­миналистической техники показывает, что независимо от рода и вида следообразующих объектов, качественных особенностей следовоспринимающих поверхностей, различий в ситуациях, при которых возникают следы, есть нечто общее, объединяющее все элементы процесса следообразования, нечто устойчивое в этом явлении и в то же время отражающее динамику процесса, позволяющее проникнуть в сущность следа как объекта познания, выявить его генезис и, следовательно, объяснить его, то есть решить задачу науки. Этим общим является механизм следообразования. Именно на базе познания механизма следообразования развивается практика исследования следов, безразлично, идет ли речь о следах ног, саней, огнестрельного оружия или оттисках печатей и штампов. Совершенно прав И. И. Пророков, когда пишет, что “знание механизма образования следов, их классификации позволяет судить о способе совершения определенных действий, результатом которых данные следы являются, и об особенностях объектов, образовавших эти следы”[109], то есть, иными словами, является необходимой предпосылкой получения заключающейся в следе доказательственной информации. В механизме следообразования проявляются закономерности возникновения такой информации, являющиеся базовыми закономерностями процесса доказывания. На познании этих закономерностей в первую очередь, а затем уже закономерностей обнаружения, исследования, оценки и использования следов основываются средства и методы работы со следами, идентификации следообразующего объекта, решения диагностических трасологических, баллистических и иных вопросов практики. Теоретические положения, относящиеся к механизмам следообразования, в равной степени относятся к трасологии, баллистике и другим системам средств и приемов криминалистической техники, так или иначе имеющим дело со следами-отражениями. Основываясь на сказанном, мы приходим к выводу, что общей, теоретической частью всех этих отраслей криминалистической науки является криминалистическое учение о механизмах следообразования — одна из частных криминалистических теорий.

Структуру этого учения можно представить следующим образом:

¨ а) понятийная часть: характеристика (гносеологическая, криминалистическая) таких основных понятий, как след, механизм (процесс) следообразования, элементы процесса следообразования и др.;

¨ б) классификационная часть;

¨ в) функциональная часть: следообразующие воздействия и их результаты, информативность последних; моделирование следообразующих воздействий, экспериментирование с ними и т. п.

Эта теория вовсе не заменяет трасологии, судебной баллистики и других отраслей криминалистической техники как систем соответствующих криминалистических средств, приемов иметодикработы с доказательствами. Являясь частью общей теории криминалистики, учение о механизмах следообразования есть элемент теоретических основ разработки и применения этих средств, приемов и методик. В сво­ей большей части это учение уже фактически разработано отечественными криминалистами; его положения нуждаются лишь в известном обобщении и систематизации.

2.2. Понятийная часть
учения о механизмах следообразования

Понятие следа

ам представляется, что понятия “следы в широком смысле” и “следы в узком смысле” как ничего фактически не обозначающие и не наполненные конкретным однозначно понимаемым содержанием следует исключить из языка криминалистики и заменить терминами “следы преступления” и “следы отображения” (как один из видов следов преступления).

С гносеологической точки зрения следами преступления являются любые изменения среды, возникшие в результате совершения в этой среде преступления. По нашей классификации, эти изменения могут быть двух видов: идеальные (“отпечатки” события в сознании людей) и материальные (“отпечатки” события на предметах, изменения обстановки события). Механизм возникновения идеальных изменений и сами эти изменения, как мысленные образы в сознании людей — участников или посторонних наблюдателей события, являются объектом исследования криминалистики лишь отчасти, поскольку криминалистика черпает ос­новные данные об этих процессах из психологии (общей и судебной), физиологии и других наук о человеке. В полном объеме криминалистическими объектами являются материальные изменения среды, и именно они составляют содержание понятия “следы преступления”.

Следы преступления в большинстве случаев и понимаются криминалистами как любые материально-фиксированные изменения среды. И.Ф. Крылов пишет о них как “об изменениях, появляющихся на месте преступления, на жертве или на самом преступнике в результате воздействия последнего”[110]. В. С. Сорокин подразумевает под ними “всевоз­можные материальные изменения в окружающей обстановке, связанные с совершенным преступлением. Эти изменения могут выражаться в перемещении предметов или веществ, отсутствии или наличии их в определенном месте, потере или приобретении каких-либо свойств”[111]. В общей форме термин “следы преступления” раскрывается Б. И. Шевченко: “Для обозначения всех самых разнообразных материальных изменений, которые обязаны своим происхождением тем или иным действиям преступника, связанным с совершением преступления во всех его стадиях, пользуются в криминалистике обобщающим и охватывающим все эти изменения названием — следы преступления”[112]. По мнению И. И. Пророкова, следы преступления могут выражаться в виде исчезновения имевшихся ранее предметов или изменения их положения, появления новых предметов или веществ, изменения состояния отдельных предметов или их поверхностей в результате внешних воздействий[113].

Следы преступления могут быть классифицированы по различным основаниям. Поскольку их источником является преступление (отра­жаемый объект), состав которого служит основой для классификации в уголовном праве, нам представляется, что та же основа может быть избрана и для классификации следов преступления в криминалистике: следы кражи, следы убийства, следы разбоя и т. д. Более дробная классификация может быть осуществлена по способу совершения применительно к каждому виду преступления.

Содержание термина “след-отображение” раскрывается в литературе, в основном, однозначно. След-отображение — это отображение на одном материальном объекте внешнего строения другого материального объекта[114]. Несколько более расширенное понятие следа-отображения предлагает Г. Л. Грановский, который считает, что следы-отображения — это “явившиеся результатом действий и контактов, связанных с событиями преступления, материальные отображения признаков внешнего строения и иных свойств объектов, имеющих устойчивые внешние грани­цы”[115]. С нашей точки зрения, особой необходимости в таком расширите­льном толковании данного термина нет, ибо “иные свойства объектов”, о которых говорит Г. Л. Грановский, в конечном счете отображаются в среде через признаки внешнего строения, разумеется, влияя на механизм следообразования и через него на форму отображения признаков. Но след в этом понимании всегда остается отображением признаков внешнего строения, а каким отображением — адекватным или не адекватным оригиналу — не имеет значения для определения понятия.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: