Скептик в меховой шапке - Джо Гаммельт

Жена бывшего старшего пастора Южных баптистов в Вашингтоне госпожа Джо Гаммельт была признана одним из ведущих помощников конгрессменов на Капитолийском холме. Она родилась в городе Мобил, штат Алабама, закончила Университет Бэйлора, а затем переехала в Форт-Уэрт, Техас, где ее муж Уолтер был аспирантом в Юго-западной баптистской теологической семинарии. С 1958 года семья Гаммельтов живет в Дистрикт-Хайтс, штат Мэриленд, где Уолтер занимал много важных постов в своей деноминации.

Как и большинство южных баптистов, я верила, что Библия - это богодухновенная запись откровений Божьих, данных человечеству. Я благодарила Бога за то, как Он говорил с пророками и апостолами. Я верила, что когда Иисус касался людей, они исцелялись. Я верила, что после Его вознесения на небеса эти сто двадцать верующих в верхней горнице во время Пятидесятницы, как и многие другие в первой церкви, получили силу Святого Духа. Я верила, что эти мужчины и женщины говорили на иных языках, творили чудеса, возлагали руки ни больных и видели, как те поправляются. Но по какой-то причине я не могла понять, что Бог может излить Своего Духа на меня и сегодня тем же самым способом.

Не то, чтобы я не хотела принять Его Дух, почувствовать Его силу и даже иметь дары Духа. Я хотела. Более того, я вела женскую группу в нашей церкви по изучению Святого Духа. Просто я думала, что Пятидесятница была где-то в прошлом. И мне пришлось почти умереть, прежде чем я в наше время смогла познать Истину Божью о жизни.

Тогда, в 1949 году, когда я закончила школу в Мобиле, штат Алабама, отец привез меня в Вашингтон - это было подарком к окончанию. Папа болел большую часть моей жизни, но он скопил достаточно денег на два билета на автобус фирмы "Серая Гончая" и на поездку к моему старшему брату, который работал в библиотеке Верховного суда.

Мой брат знал Трумена Ворда, клерка группы большинства в Палате представителей. Мистер Ворд предложил мне работу машинистки, и в шестнадцать лет я стала самой молодой стенографисткой на Капитолийском холме. Спустя три дня покойный сенатор Срессард Холланд из Флориды предложил мне три тысячи долларов в год, если я стану одной из его секретарш. Это было больше, чем папа зарабатывал когда-либо в Мобиле, и я решила остаться в Вашингтоне.

Брак не привлекал меня, и я окунулась в суету вашингтонской политики, что вскоре привело к высокооплачиваемой работе с другим конгрессменом. "Мое стремление к эффективности и совершенству сделали меня идеальной секретаршей - и мне это нравилось. Три часа сна ночью, плюс пятнадцатиминутная дремота в обед после пятнадцатицентовой запеченной сосиски в тесте, - это было все, что мне было нужно. Но я уже выработала схемы жизни и работы, которые почти разрушили меня, когда мне еще не было и сорока лет.

В течение этих первых лет в Вашингтоне я связалась с группой молодых людей из Столичной баптистской церкви, которые отличались от меня. По их радости и постоянному свидетельствованию я могла судить, что у них есть что-то такое, чего нет у меня. У них была победа. Эти молодые люди из Вашингтона возбудили во мне новую жажду - быть как Иисус, отдать всю мою жизнь Ему в полное служение. "Самое полное" служение, о котором я могла только думать, означало стать врачом-миссионером. Может, причиной тому была постоянная болезнь отца, может, чтение о том, как Иисус возлагал руки на больных и исцелял их - но что бы это ни было, я хотела, чтобы люди исцелялись, и медицинская миссия - это единственное служение исцеления, о котором я знала.

Я поступила в Университет Бэйлора в Уэйко, штат Техас. Мой работодатель, покойный член Палаты представителей Принс Претон из Джорджии, помог мне с деньгами и сказал, что когда у меня будут финансовые проблемы, я смогу вернуться в Вашингтон на семестр, и моя работа всегда будет ждать меня. Я воспользовалась его предложением, и, живя то в Уэйко, то в Вашингтоне, наконец, закончила обучение за шесть лет.

Именно в Университете я познакомилась с Уолтером Гаммельтом, статным блондином с волнистыми волосами и атлетической фигурой. Уолтер закончил обучение раньше меня и поехал в Форт-Уэрт, где он поступил в Юго-западную баптистскую теологическую семинарию. Мы поженились, как только я окончила университет. Мои амбиции стать врачом-миссионером сменились еще большими амбициями - стать женой пастора. После того, как Уолтер окончил семинарию, мы вернулись в Вашингтон. Я снова приступила к работе, и Уолтер принял предложение стать пастором Баптистской церкви на Бульваре, новой общины в Дистрикт-Хайтс, штат Мэриленд.

Я немедленно вернулась к своему старому образу жизни, работая невероятно подолгу, скудно питаясь и выполняя каждое задание с совершенной точностью. Я могла поддерживать себя в хорошей физической форме в течение нескольких первых лет. Но затем постепенно нагрузки, легшие на меня, как на жену пастора, соединенные с неимоверными нагрузками работы в Конгрессе, начали давать о себе знать. Я стала терять в весе. Иногда утром я просыпалась более истощенной, чем когда ложилась спать. У меня было несколько выкидышей, прежде чем я смогла, наконец, выносить ребенка до конца. Я работала до самого рождения Гордона, и затем, после краткого перерыва, я снова вернулась к работе, став уже трудоголиком.

Когда мой босс провалился на перевыборах, Уолтер подсказал, что это - знак от Бога для меня, чтобы я прекратила работать. Однако прежде чем у меня нашлось время обдумать его совет, мне предложили одно из самых "теплых" местечек в политике. Один конгрессмен из Техаса попросил меня стать его административной помощницей - главной ассистенткой в штате конгрессмена.

Эта работа требовала педанта, а у меня была именно такая репутация - активного, эффективного, преданного работника. Я приняла это место и стала "загонять" себя безжалостно, руководя его офисом, управляя всем персоналом, составляя выступления и оставаясь надолго после конца рабочего дня, чтобы провести исследования по законодательству. Вечер за вечером я едва могла дотащиться до дому уже затемно, садилась на стул для игры на рояле в передней комнате, раскладывала бумаги перед собой и работала заполночь.

Мой вес продолжал падать. У меня было еще три выкидыша и образовалось три кровоточащих язвы - знак работы в Конгрессе и неизбежное последствие конфликтов внутри офиса и интриг завистливых подчиненных мужчин, которые хотели занять мое место. Я работала по 70 часов в неделю, оставляя меньше четырех часов на сон ночью и все еще пытаясь сохранить свое место в церкви рядом с Уолтером.

Затем снова пришли головные боли. Приступы мигрени начинались с низкой, тупой боли в спине и в одной стороне головы. В течение часа боль была как огонь, бушующий в моем мозгу. Это было так, словно череп был в гигантских тисках, зажатый так туго, что я думала, голова взорвется. С болью приходила тошнота, волна за волной, словно мое тело дергалось в агонии.

Доктор сказал, что у меня "классический склад характера для мигрени" и посадил меня на лекарства. Я стала принимать большие дозы "смеси Дарвона". Мне сказали, что к этому препарату нет привыкания, но вскоре я осознала, что психологически "я сижу на крючке". Я увеличивала дозу, когда мигрень усиливалась и учащалась. Затем, как в кошмарной комедии, у меня стали выпадать волосы. Я списала это на выкидыши и на то, что я старею, но перспектива остаться лысой была отнюдь не забавной. Я купила парик.

Одним весенним днем я рано ушла со службы. Наши офисы были в здании "Сэм Рэйберн", и, выйдя на улицу, я увидела, что вся круговая подъездная дорога полна больших черных лимузинов членов Кабинета. И у крыла каждой машины стоял шофер. Я поняла, что идет специальное слушание в комитете. Я сошла с бордюрного камня. Ветер подхватил мой парик и понес его через круговую дорогу на виду у всех этих мужчин, одетых в униформу.

Я закричала о помощи, но никто не сдвинулся с места. Охранники и шоферы стояли с открытыми ртами и смотрели, как мой парик катился по траве и позорно остановился в середине клумбы тюльпанов. Затем они начали смеяться, и я могла лишь представить, как конгрессмены во всем здании устремились к окнам, когда я делала забег до своего парика, нахлобучивала его на голову и вышагивала по подъездному пути к площадке для парковки. Для мужчин это была потеха, но мне хотелось плакать. Почему я должна носить парик? Почему я не могу быть как все? Я села в автомобиль на парковочной площадке и заплакала.

Спустя несколько месяцев, разбитая и слабая, я выползла из-под одеяла однажды утром и проковыляла в кухню, чтобы приготовить завтрак Уолтеру. Стоя у плиты, я начала плакать, мои слеза капали на горелки, превращаясь в маленькие клубы пара. Я подумала: "У меня больше нет дома". А у Уолтера нет жены, потому что я вышла замуж за свою работу. Но он все же никогда не жалуется. Он - словно Гибралтарская скала, в то время как я расползаюсь по швам. Я была в ужасе оттого, что на следующий день мне надо быть в офисе конгрессменов.

Я почувствовала, как рука Уолтера охватила мою талию сзади, ощутила, как он прижался лицом к моей шее, и почувствовала слабый запах его лосьона для бритья. Как много времени прошло с тех пор, как я стояла и наблюдала, как он бреется? У меня находилось на это время, когда мы грызли гранит знания в семинарии.

Я вспомнила те первые годы нашего брака. Наша маленькая двухэтажная квартира на Стэнли-стрит неподалеку от Семинарского холма, поездки до Вичита Фоллс, где Уолтер проповедовал в выходные дни. У нас не было денег, но мы могли бродить по пустынным улицам в центре Форт-Уэрта поздно вечером и заглядывать в витрины. Иногда, в качестве вечернего развлечения, я шла с ним в студенческий городок и садилась рядом с ним в библиотеке, пока он штудировал комментарии к Библии, готовясь к экзамену.

Или же мы просто ходили вокруг ротонды, смотрели на портреты прошлых президентов семинарии и держались за руки. Сейчас у меня не было времени для подобных забав, не было времени, чтобы просто посидеть и посмотреть на него. Не было времени, чтобы ходить по улицам, держась за руки, и разглядывать витрины. Не было времени, чтобы брызгать лосьон для бритья на его только что выбритое лицо и смеяться, когда мы терлись носами. Слезы продолжали катиться по моему лицу, падая на горячую плиту.

"Это не стоит переживания, Джо, - нежно сказал Уолтер. Он всегда был нежным и добрым. - Оставь это. Нам не нужны дополнительные деньги. Оставь эту работу, пока она не добила тебя".

Он был прав, но было слишком поздно. Я пошла к врачу, и он только покачал головой. Кровоточащие язвы, мигрень! Он дал мне полную и постоянную инвалидность. "Побольше отдыхайте, - предупредил он, - а не то может произойти нечто роковое". Он не знал этого, и я не знала, но нечто роковое уже случилось. Я начала умирать.

Уолтер решил, что хорошо бы взять наш трейлер и отправиться в горы Аллеганы на недельный отпуск. Мне не очень-то нравилось жить в трейлере. Гордону было шесть лет, и он был сгустком энергии. Все же я поехала, решив извлечь из поездки все самое лучшее.

Оставив трейлер в парковочной зоне в Аллеганском государственном парке в южной части Нью-Йорка, мы поехали к канадской границе, чтобы посетить Ниагарский водопад. Это был изнурительный день, мы ходили по цементным дорожкам, поднимались по лестницам, плыли на лодке к основанию ревущего водопада. По дороге назад к трейлеру, когда Гордон спал на заднем сиденье, я начала ощущать признаки другой болезни, которой у меня никогда не было прежде. Я почувствовала ужасное давление в обеих сторонах нижней части спины, словно вода в Ниагарском водопаде, поднимающаяся у дамбы. Когда я попыталась повернуться на сиденье, боль усилилась. Дорога, по которой мы ехали, ремонтировалась, и каждый ухаб посылал спазмы мучений сквозь мое тело. Затем постепенно я стала осознавать еще нечто - паралич, распространяющийся поперек моей спины. Я стала задыхаться и ухватилась за руку Уолтера, впившись в нее пальцами.

"Что это такое, Джо? - спросил он, встревожившись. - Ты белая, как полотно".

"Я не знаю, - выдохнула я, - но я боюсь. Я теряю ощущение своей спины". Это была не просто язва или головная боль. Боль пульсировала в моей спине, проникая в живот. Тошнота, волна за волной, приходящая ко мне, заставила меня замолчать. Впервые в своей жизни я узнала, что значит почувствовать хватку смерти.

Когда мы добрались до трейлера, было уже темно. Я свалилась в постель, а Уолтер взял Гордона и отправился на поиски госпиталя. Он вернулся и сказал, что ближайший госпиталь находится на расстоянии в несколько миль. Я прикусила губы. "Может быть, если я отдохну, мне станет лучше". Уолтер был обеспокоен, но согласился с моим желанием подождать до утра. Но когда кончилась ночь, мне стало хуже. Я чувствовала себя так, словно мое тело разрывалось внутри на куски.

Рано утром я вылезла из постели, чтобы пойти в туалет. У меня что-то вышло из организма, и когда я закончила, боль, похоже, улеглась. Я добралась до постели и, когда солнце взошло над деревьями, задремала.

Было уже утро, когда я проснулась. Автофургон был пуст, но я слышала голоса Уолтера и Гордона, доносившиеся снаружи. Когда я стала подниматься, то обнаружила, что лежу в луже крови.

Уолтер настаивал на отправке меня в госпиталь, но я смогла убедить его в обратном: "Просто отвези меня домой. Если я смогу добраться до своей собственной постели, со мной все будет в порядке".

Но мне не полегчало, и Уолтер отвез меня к специалисту по внутренним болезням. Когда я описывала свои симптомы, я увидела выражение тревоги на лице врача. "Вы не должны игнорировать этот вид кровотечения, миссис Гаммельт", - сказал он. А после рентгеновских снимков его голос стал суровым: "Я хочу, чтобы сегодня вечером вы остались в госпитале".

Я могла понять, что он обнаружил что-то ужасное. "Что это такое?" - спросила я.

"Мы узнаем больше через несколько дней. Но сейчас это выглядит так, словно из вас выходят буквально куски почек ".

Диагноз гласил: форма почечного сосковидного некроза - редкая и очень опасная болезнь почек, которая приводит к ухудшению внутренности почек. Уролог описал ее, сказав, что мои почки подобны двум гнилым губкам, они не смогут противостоять даже хилой бактерии, которая проникнет в организм, атакует их и вызовет дополнительное ухудшение. Почти половина каждой почки уже потеряна, оторвавшись и выйдя из моего организма. Я умирала.

Уолтер послал письма в общину, прося их молиться за меня. И хотя молитвы за больных - молитвы с верой и властью - были чужды большинству людей в нашей церкви, нашлась группа женщин, которые осознали, что Бог подготовил их для этого времени и для этого случая, чтобы молиться о моем исцелении.

Примерно за год до этого, некоторые из молодых домохозяек в церкви пришли ко мне, прося поучить их. Они хотели более насыщенного хождения с Господом, но не знали, как найти его. Похоже, они чувствовали, что, несмотря на мои расшатанные нервы и больное тело, я могу указать им правильное направление.

За много лет до этого, когда я была студенткой в университете Бэйлора, со мной случилось нечто. Однажды после обеда я переходила Восьмую улицу в Уэйко и была поражена переполнившим меня осознанием того факта, что Святой Дух живет внутри меня. Слезы накатились на мои глаза, и я едва смогла найти тротуар на противоположной стороне дороги. "Как восхитительно, и при том, как чудесно, - выдохнула я. - Я ношу Его всюду, куда хожу!"

В то утро Святой Дух стал для меня личностью. Он слышал все мои слова, знал все мои мысли, видел все мои действия. Неделями я ходила вокруг студенческого городка, забыв о проблемах, погруженная в Святой Дух, в любовь Господа. Я начала давать десятину не только от своих денег, но и от своего времени, проводя его в изучении Библии и молитве. В конце того периода я проводила около пяти часов в день в общении с Господом. Но это не продолжалось долго. Это, скорее, был роман, а не серьезные отношения любви. Все же, хотя мое увлечение Святым Духом угасло, познание Его силы осталось.

А потому, когда эти юные леди пришли ко мне, в поисках более глубокого хождения с Господом, было естественным, что я начала учить их тому, что говорит Библия о Святом Духе. Я знала, что я - новичок. Я подозревала, что хотя я говорила правильные слова, я по-настоящему не понимала, что говорю.

"Пятидесятница не ушла в прошлое", - сказала я.

"Если Библия верна, то тогда, - спросили женщины, - почему мы не можем понимать ее буквально? Почему мы не можем ощущать чудес и исцелений сегодня?"

Будучи баптистами, мы верили, что Библия - это вдохновленное Духом Слово Божье, и подобные вопросы вызывали разочарование. Я хотела быть интеллектуально честной, но поскольку я никогда не видела чуда, никогда не видела в реальности проявления Божьей силы, то у меня были проблемы с тем, чтобы поверить.

Мы копнули Слово глубже, пытаясь найти ответы. Каким-то образом мы поняли, что более глубокое хождение с Богом связано с доктриной о Святом Духе. Но то, чего мы хотели и чего жаждали, была демонстрация силы Божьей, а не только разговоры о ней. Эта демонстрация должна была произойти в субботу утром, через неделю после того, как я поступила в госпиталь на лечение.

Это был мой тридцать седьмой день рождения. Женщины из группы по изучению Библии пришли в госпиталь, чтобы навестить меня. Когда они стояли вокруг кровати, я смогла заметить, что что-то стало иным.

"Как вы себя чувствуете?" - спросила Пэт Вандевентер. Муж у Пэт служил в Военно-Морском флоте, и они пришли в нашу церковь не потому, что они были закоренелыми баптистами, то потому что Господь велел им прийти. Очень немногие люди приходили в Баптистскую церковь на Бульваре потому что Бог велел им сделать это, но так было с Пэт Вандевентер.

Я была слаба, очень слаба и находилась под действием сильных успокоительных, но я смогла выдавить из себя улыбку и сказала: "Немного лучше. У меня теперь нет такого сильного кровотечения".

"Слава Господу!" - мягко сказала Пэт и подмигнула другой женщине. Эта же, в свою очередь, улыбнулась и кивнула. Все кивали и улыбались, словно они знали нечто, чего не знала я. И они знали на самом деле - только я не знала этого в течение нескольких недель.

Затем однажды, когда я была одна в своей больничной палате, вошла Пэт и рассказала мне, что случилось тем субботним утром. "Когда мы получили письмо пастора, - сказала она, - все в молитвенной группе поняли, что вы умираете. Мы также поняли, что если все то, что мы изучали в молитвенной группе, существует на самом деле, то пришло время апробировать это. Или Бог исцеляет, или нет. Это было так просто".

"Похоже, что вы хотели предложить Богу тест", - сказала я.

"Нет, вовсе нет, - сказал Пэт, пододвигая свой стул к кровати. - Мы просто решили собраться вместе и поверить Ему относительно вашего исцеления. В любом случае Бог дал тест нам - Он хотел посмотреть, верим ли мы тому, что Он сказал в Своем Слове. Вся группа, все восемь человек, собрались вместе тем субботним утром на молитвенное собрание на восходе солнца на маленьком холмике в муниципальном парке".

Я молчала, когда Пэт закончила. На ее глазах заблестели слезы. "Это было очень светлое и драгоценное время для каждого из нас. Когда мы ждали Бога, каждая из нас своим особым образом получила демонстрацию силы Божьей. Мы все поняли, что вы будете исцелены чудесным образом".

"Я не понимаю, - прервала я ее. - Я знаю, что мне лучше, но это только потому, что я здесь, в госпитале, и они накачали меня препаратами. Но мой доктор говорит, что мои почки пропали".

"Мы знаем это, - сказала Пэт, и простодушная улыбка снова появилась на ее лице. - Но мы также знаем, что Бог продемонстрировал Свою силу, силу, о которой мы читали в Библии. Мы знаем, что вы поправитесь".

"Вы говорите, Он показал Свою силу? Как?"

Пэт встала и подошла к окну. Она говорила нежно, словно переживая те моменты на рассвете в парке.

"Каждая из нас почувствовала Его одновременно, но по-разному. Я сидела на лавочке, держа голову в руках, и мне казалось, что мое сердце разламывается. И мы все вдруг полюбили вас любовью, гораздо более глубокой, чем мы когда-либо ощущали раньше. Теперь же казалось, что мы теряем вас. Мы начали молиться за вас, но затем, в тот самый момент, когда начало светать, мы все потеряли дар речи. Мы больше не могли молиться, мы просто сидели и тихонько плакали. Затем где-то в глубине моего сердца появилось облако покоя, словно только что выпавший снег, который покрывает мрачную, серую равнину чистой белизной. И я поняла, Джо. Я поняла, что Бог УЖЕ исцелил вас. Не было фейерверков, не было землетрясений, просто глубокая внутреннГя уверенность, что вы были исцелены... и, когда Бог даст, вы узнаете это! - Пэт отвернулась от окна и посмотрела на меня. - Я подняла глаза - все остальные девушки улыбались сквозь слезы. В тот же самый момент они тоже получили то же самое послание. Мы ушли из парка, получив познание, и с тех пор мы больше не сомневались".

"Но я не исцелена", - заспорила я.

"О да, вы исцелены, - твердо сказала Пэт, и в ее глазах сияла уверенность и вера. - Мы знаем, что доктора сказали пастору Гаммельту, что ваша болезнь неизлечима, но запомните, наш Бог - это Бог невозможного".

Я знала, что была ужасно больна. Но неизлечима? Я забыла все остальное, что сказала Пэт, и это слово продолжало звучать у меня в голове.

Очень многие специалисты занимались мной в течение следующих нескольких недель. У меня был первый случай положительного диагноза в этой особой разновидности почечной болезни в Вашингтоне. От одного из урологов я узнала, что изучение проводилось на ста двадцати пяти людях в Швеции, у которых была та же самая болезнь и похожие симптомы. Но он уклонился от ответа, когда я спросила его о результатах исследования. Все, что я могла предположить, это то, что все сто двадцать пять умерли. Единственное, что могли дать мне доктора для поддержки, это надежду, что они сумеют стабилизировать мои почки и, видимо, остановить их разрушение. Я знала, что исцелить меня - это выше медицинских возможностей.

Наконец меня выписали из госпиталя и велели проводить 12-14 часов в сутки в постели. Но предупреждение не было необходимым. Я была полностью истощена. Раньше я всегда находила в себе силы собраться с духом и получить больше силы и энергии, чтобы закончить работу. Но на сей раз, когда я пыталась найти в себе силы, то ощущала одну пустоту.

На следующее утро дома я ждала, пока Уолтер уйдет на работу. Затем я встала, чтобы открыть окно в спальне. Это отняло всю мою энергию - пересечь комнату и потянуть за ручку. Это было такое большое напряжение, как пробежка длиной в две мили по городу. Я свалилась в постель, пыхтя от истощения, так и не открыв окно. Я могла чувствовать, как мои распухшие почки выпирают у меня из спины.

Моя резервная сила, тот маленький запас, который не дает человеку умереть, когда тот достигает края пропасти, - она была исчерпана. "Одна крошечная бактерия, - сказал врач, - подхваченная из нечистой воды, и вы можете умереть за короткое время".

Были еще другие проблемы, вставшие в то же время. Доктор сказал мне, что я смогу вернуться в церковь так скоро, как почувствую силы, но посещать ее можно не более одного раза в неделю. Перед тем, как я оказалась в госпитале, мой вес упал почти до 100 фунтов (45 кг). А когда меня выписывали, мое тело стало набирать жидкость, и я была распухшей, как пышка. Я не хотела, чтобы кто-то видел меня в таком состоянии.

В течение следующего года я то попадала в госпиталь, то выписывалась из него. Приходилось постоянно заходить в офис врача для отметок и тестов. Когда мое тело вырабатывало иммунитет к одному препарату, меня переводили на другой - и с ним приходилось проходить все тесты, чтобы убедиться, не убьет ли меня это лекарство. Казалось, что я все время проводила в кабинете врача, делая рентген за рентгеном. Чтобы победить внутренние инфекции, которые все время возникали, меня постоянно лечили новыми антибиотиками. Счет за лекарства неуклонно рос.

Подготовка к смерти - это ужасающее психологическое переживание. Изменился весь мой стиль жизни. Я знала, что умираю, и трудно было привыкнуть к этому факту, пока я еще жива. Мой семейный доктор посоветовал сходить к психиатру. "Может, он сможет чем-то вам помочь от этих мигреней", - сказал он. Я понадеялась на это, молясь только, чтобы я смогла лечь спокойно и справиться с процессом умирания.

Я уже не могла быть ни женой, ни матерью. Я не могла ничего делать по дому. Я могла слышать, как Гордон приходит из школы и тихонько крадется по коридору у моей комнаты, чтобы не побеспокоить меня. Я вспоминала, как я была ребенком, и папа всегда болел, и всем детям приходилось тихонько ходить вокруг дома, боясь разбудить его. И вот это все повторилось. Я чувствовала себя ужасно виноватой. Это все, что мой сын запомнит о своей матери, думала я. Больная, лежащая в постели за закрытой дверью. Неужели эта ужасная вещь будет переходить из поколения в поколение?

Затем начали происходить всякие события. Это началось с письма от моей младшей сестры, которая, услышав, что моя болезнь смертельна, посоветовала мне прочитать книгу Кэтрин Кульман "Я верую в чудеса". Спустя два дня, лежа в постели и слушая местную радиостанцию, я услышала объявление о слете Международной общины полноевангельских бизнесменов, который должен был пройти в зале "Вашингтон Хилтон". Это сообщение ничего для меня не значило, пока я не услышала имя Кэтрин Кульман. Она должна была выступать на послеобеденном собрании. Мне показалось странным, что я два раза в неделю услышала это имя.

Но Бог еще не закончил Свои дела со мной. На следующий день ко мне зашла Пэт Вандевентер. "Джо, пойдемте на слет полноевангельских бизнесменов. Там в четверг будет выступать Кэтрин Кульман".

Три раза за одну неделю - это не могло быть простым совпадением. Но я упорствовала. "Извините, Пэт, я не куплюсь на болтовню этой бабы-проповедницы ", - сказала я.

"Я думала, что у вас широкий ум, - упрекнула меня Пэт, и в ее глазах загорелся огонек. - А вы не широко мыслите, вы всего лишь баптистка".

Она ударила меня по больному месту, и я поняла, что она права. Я судила эту женщину на основании того, что я никогда не видела ее имя напечатанным в какой-либо литературе нашего Объединения южных баптистов. Я читала ее всю, и нигде, ни разу не упоминалось о Кэтрин Кульман. Я сомневалась, от Господа ли она вообще, поскольку так получалось, что южные баптисты не признавали ее.

Я взглянула на Пэт. "Хорошо, вы правы. Мое сердце так же жаждет глубин Духа, как и ваше. И если мы сможем что-то узнать о Боге от кого-то, не являющегося южным баптистом, я готова".

Пэт забрала меня в среду вечером, и мы поехали через весь город в "Вашингтон Хилтон" на первое собрание Слета полноевангельских бизнесменов. Я была в своей жизни на очень многих баптистских собраниях, начиная с собраний местных общин и кончая гигантскими ежегодными Слетами южных баптистов. Но это не походило ни на одно из собраний, которые я посещала. Более трех тысяч людей сидели в роскошном зале для бальных танцев, и все они, казалось, светились от радости. Я никогда не видела столько улыбающихся лиц.

Я сразу стала подозрительной. Люди так не улыбаются на баптистских собраниях, которые я посещала. Признаюсь, никто так не улыбался даже в нашей церкви.

Я принесла магнитофон, чтобы записать то, что будет говорить проповедник, но напрасно. Человек, сидевший рядом со мной, был так счастлив, что он говорил одновременно с проповедником. И каждое предложение, сказанное за кафедрой, он встречал криком: "Слава Господу!" или "Спасибо, Иисус!"

Я слышала, как говорили "аминь" в Университете Бэйлора или на специальных богослужениях в Юго-западной семинарии, но никогда не было ничего подобного. Это возбуждало. "Почему он не закроет рот?" - молила я про себя.

Я ушла с собрания в смущении. Неужели это все было на самом деле?

Действительно ли эти люди были счастливы, или же они просто были психологически неуравновешенными? Что касается меня, то я почувствовала, как мигрень снова напала на меня, и попросила Пэт ехать быстрее.

Мигрень все еще не ушла, когда я проснулась следующим утром. Психиатр прописал мне набор препаратов, по одной таблетке каждые тридцать минут в течение трех часов. Таблетки привели к болям в животе, но не сняли боль в голове. Раньше всегда, когда я принимала пятую таблетку, боль утихала, но теперь я была в постели из-за болезни, вызванной лекарствами. Я поняла, что Пэт придется ехать на собрание Кэтрин Кульман одной.

Но на сей раз все было по-иному. Странно, но головная боль ушла, и мое тело окрепло. В конце концов, я захотела пойти на "служение с чудесами".

Уолтер был в тот год президентом Баптистской конференции пасторов. У них было собрание с закуской, и как раз к полудню Уолтер позвонил, чтобы справиться о моем состоянии. Я сказала ему, что мы с Пэт собираемся посетить собрание Кэтрин Кульман.

Уолтер захихикал. "Несколько местных баптистских пасторов собираются тоже сходить, - сказал он. - Большинству из них просто любопытно, и они, вероятно, спрячут лица в плащи, чтобы никто их не узнал". Я не решилась сказать ему, что только что надела свою большую меховую шапку, ту, что закрывает уши, и намеревалась не снимать ее в зале, чтобы и меня никто не узнал.

Я была в изумлении весь остаток дня. Мы приехали в отель спустя полтора часа, но мы нашли парковочное место прямо перед отелем, не осознавая, что все парковки в радиусе четырех кварталов были заняты.

Мы протиснулись в переполненный танцевальный зал, надеясь найти места у стенки, где мы могли бы сидеть и наблюдать. Мы думали, что нам придется стоять у двери, когда внезапно две дамы неподалеку от сцены встали и оставили свои места. Нас усадили прежде, чем мы осознали это. У меня на голове была меховая шапка все это время, я едва могла выглядывать из-под ее края.

Говорила мисс Кульман. В зале стояла такая необычайная тишина, что я почти могла слышать биение своего сердца. Ее голос был таким мягким, очень мягким, почти неразборчивым порою. Мне приходилось напрягаться, чтобы расслышать каждое слово. Она не говорила ничего нового или необычного. Все, что она говорила, я уже слышала. Уолтер уже сто раз говорил это с кафедры Баптистской церкви на Бульваре. Но был какой-то иной дух вокруг этого места и вокруг нее. Люди пришли в ожидании, и она говорила со властью. И хотя я была глубоко затронута, я оставалась еще скептически настроенной.

Там была маленькая слепая девочка позади меня, и я начала за нее молиться. "Господь, пожалуйста, коснись этой маленькой девочки". Я почувствовала, как слезы скопились под моими сомкнутыми веками. Внезапно мы все встали, когда мисс Кульман начала петь:

Господь, я принимаю,

Господь, я принимаю.

Все возможно;

Господь, я принимаю.

"Поднимите руки, - мягко сказала она. - Поднимите руки и примите Святого Духа".

"Поднять руки?" Внезапно я стала снова очень порядочной женой южного баптистского пастора. А что если кто-то увидит меня? Один из друзей Уолтера? Один из прихожан нашей церкви? Но я не могла остановиться. Мои руки уже были на полпути, и, казалось, они были, как у марионетки, привязаны на ниточках. Вверх, вверх, я не могла контролировать их. Я чувствовала, что мое тело было напряжено и что меня словно кто-то поднимает на цыпочки. Я никогда так не вытягивалась, и не поднимала так высоко руки. Когда мои руки были подняты, я почувствовала, как мои ладошки повернулись к небу, а голова одновременно склонилась. Я никогда в своей жизни не ощущала подобного смирения. Я полностью себя забыла, кто я, где я, и только знала, что Бог буквально касается меня физиески. Это было словно теплая вода лилась на меня от головы до ног.

Затем я услышала голос из прохода. "О Боже, слава на этой женщине". Это была мисс Кульман. Я даже не знала, что она сошла со сцены.

Она слегка коснулась моего запястья. Я ощутила невесомость и, казалось, поплыла в пространстве и скользила под потолком в руках Иисуса. Один человек позади меня продолжал говорить: "Позвольте мне помочь вам подняться".

Я проигнорировала его, удивлГясь, что это он делает со мной на потолке. Я хотела остаться там, где я была, но он не уходил. Его голос продолжал звучать в моих ушах: "Позвольте мне помочь вам подняться. Позвольте мне помочь вам подняться".

"Что он говорит такое "подняться"?" - думала я. Я уже так высоко, как только возможно, прямо под потолком. Наконец, я открыла глаза. Я лежала в проходе, мои руки были подняты вверх, а губы повторяли снова и снова: "Слава Господу! Слава Господу!" Мне было все равно, кто меня видит или слышит.

По дороге домой мы с Пэт переживали каждый момент собрания. До меня не доходило, что я могла быть исцелена. Во всяком случае, я пришла не за этим. Все, что я знала, это то, что я была затронута Богом и что-то внутри меня, в глубине моего существа, стало иным.

"Давайте не будем рассказывать об этом нашим мужьям, - сказала Пэт. - Я не уверена, что они поймут". Я согласилась. Но я знала, что в Божье время Уолтер будет готов услышать и понять.

Божье время пришло через неделю. Уолтер встал рано утром. Он собирался пойти на собрание пасторов с завтраком, чтобы спланировать общегородское пробуждение с доктором Полом Рейдером, баптистским евангелистом. Доктор Джордж Шулер, написавший книгу "Находящийся в тени", тоже должен был прийти туда. Уолтер как президент Пасторской конференции был распорядителем собрания.

Я заспалась тем субботним утром, и меня разбудил телефонный звонок. Когда Уолтре пришел домой, я сидела на кровати и говорила по телефону. Я посмотрела на него, когда он вошел в спальню. Он задержался на минуту, затем вышел. Но потом снова то входил, то выходил из спальни. И, наконец, он прервал мой разговор: "Когда ты оторвешься от телефона, я кое-что скажу тебе".

Уолтер никогда не прерывал меня, и я поняла, что ему нужно поговорить прямо сейчас. Я тут же прервала телефонный разговор и почти поволокла его в кухню. Мы сели за обеденный столик, и я стала ждать. "Я хочу кое-чем поделиться с тобой, - сказал он. - Нечто чудесное произошло сегодня утром".

Он пытался говорить, но я видела, что чувства переполняют его. Я никогда его таким не видела. Уолтер был солидным, уверенным, очень надежным; он редко проявлял какие-либо чувства. Но теперь, всякий раз, как он открывал рот, чтобы сказать, его глаза наполнялись слезами. Наконец он взял меня за руку, и мы просто сидели, глядя в кухонное окно, ожидая, когда его чувства утихнут. Наконец он обрел способность говорить, хотя и запинаясь, с длинными паузами между фразами, словно он боролся, чтобы удерживать под контролем свой голос.

"В комнате было много пасторов, - мягко сказал он, - и председатель комитета по планированию пробуждения начал говорить. И тогда этот стройный, седой человек, доктор Шулер, вошел в комнату. Его волосы были, как непричесанная грива, словно гало, окружающее его голову. Но было еще нечто, окутывающее его, - аура, сияние. Все пасторы в комнате замолчали в тот момент, как он вошел. Наступила мертвая тишина. Мы поняли, все мы поняли, что Святой Дух вошел вместе с этим человеком. Наконец, я заговорил и сказал: "Почему бы нам всем не преклонить колени и не помолиться?" И тут же все в комнате встали на колени. Я не знаю, что случилось. Все, что я знаю, это то, что в самом воздухе было нечто в той комнате, что вело наше поклонение. Я никогда не ощущал присутствие Божье с такой силой".

Уолтер закончил говорить, все еще, очевидно, пораженный этим переживанием. И тут настал мой черед. Так мягко, как я только могла, я рассказала ему, что случилось со мной всего неделю назад. Он сидел и слуал, серьезный и молчаливый. Я все говорила, рассказывая ему, как молились женщины из моей группы, повествуя о собрании и, наконец, о моем переживании в зале "Вашингтон Хилтон", когда Кэтрин Кульман дотронулась до моего запястья.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: