Бренная жизнь - Марвел Лутон

Они женаты уже тридцать пять лет и живут недалеко от мексиканской границы в Чула-Виста, штат Калифорния. Двое их детей живут со своими семьями поблизости. Марвел владела и руководила маленьким салоном красоты, а ее муж Кларенс работал оператором "Монотайпа" в сан-диеговской газете "Юнион Трибун". И хотя миссис Лутон воспитывалась в семье методистов, вскоре после свадьбы она стала прихожанкой лютеранской церкви, куда ходил ее муж. После переезда из Мичигана в Калифорнию восемь лет назад они оба стали активными прихожанами местной Синодальной лютеранской церкви штата Миссури, а Кларенс был президентом общины.

Были сумерки, и красно-оранжевые лучи заходящего солнца светились над Тихим океаном, когда я запарковала машину перед нашим домом и пошла по тротуару. Я была утомлена после тяжелого дня, полного работа в моем салоне красоты. Странно, думала я, что автомобиль Кларенса стоит у подъезда, а в доме не горит свет.

Я открыла дверь и вошла в полутьму гостиной. Я слышала, как щебетали попугаи в клетках, стоявших на скамейках у окна. Кларенс лежал на софе. Сначала я думала, что он спит, но потом услышала, что он тихонько стонет. Я быстро подошла к нему и встала на колени. "В чем дело?" - спросила я.

"Я болен, - сказал он. Он попытался сесть, но его голова упала на мягкую ручку софы. - Меня рвало, пока в желудке уже ничего не осталось. У меня внутри словно огонь горит".

Я положила ему руку на лоб. Он был горячим. "Когда это началось?"

"По дороге с работы домой. - Он застонал и повернулся на софе, а его лицо исказилось от боли. Несколько наших сотрудников решили пойти пообедать. Все, что я съел, - это гамбургер и стакан молока, но у гамбургера был странный вкус. Я не задумывался над этим, пока не заболел. Я думаю, что у меня пищевое отравление".

"Я отвезу тебя в госпиталь", - сказала я, направляясь к телефону.

Доктор Эллиот, наш семейный врач, встретил нас в палате для неотложной помощи в Госпитале Райской долины в Нейшенал-сити. Анализы показали наличие ядовитого соединения в крови у Кларенса и в его почках. Его поместили в отделение для критических больных, где он пробыл пять дней. Постепенно силы вернулись к нему, но прошло еще четыре месяца, прежде чем он стал достаточно здоров, чтобы вернуться к работе. "Мы были близки к тому, чтобы его потерять", - сказал врач.

И хотя Кларенс сказал, что он чувствует себя отлично и может вернуться к работе в газете, я могла бы сказать, что он так и не пришел в норму.

Спустя десять месяцев, в апреле, мне позвонила моя мать. Ее беспокоил артрит, которым были поражены мои руки. "Марвел, друзья говорили мне о женщине, которая проводит "служения с чудесами" в Лос-Анджелесе. Я понимаю, что Бог часто исцеляет людей на этих собраниях. Одно из них назначено на это воскресенье в зале "Святыня". Не хочешь ли ты сходить? Может, Бог вылечит твой артрит".

Мы с Кларенсом еще поспорили о всяких пустяках, и я стала искать повод, чтобы уйти из дома. Не говоря Кларенсу, куда я иду, я поехала со своей матерью в Лос-Анджелес, посетила служение и вернулась домой тем же вечером. Ближе к ночи, стоя у раковины на кухне, я заметила нечто странное, произошедшее с моими руками. Припухлость ушла, а вместе с нею и боль. Кларенс сидел за столом и пил молоко из стакана. "Кларенс, посмотри на мои руки!" - воскликнула я.

Он подошел к раковине. "Смотри-ка, припухлость исчезла. Ты нашла нового доктора?"

Вместо ответа на вопрос я спросила: "Ты веришь в чудеса?"

"Пожалуй, что да, - сказал он, - но какое отношение они имеют к этому?"

Я рассказала ему, где я была, и что, очевидно, случилось. Он был весьма заинтересован и решил пойти со мной в следующем месяце на собрание в "Святыню". В июле сходил и наш пастор с женой. Он проявил энтузиазм по отношению к собранию и даже предложил, чтобы мы начали проводить служения исцеления в нашей лютеранской церкви. Мы с Кларенсом были несколько скептически настроены. Я была довольна служением в Лос-Анджелесе и была признательна за исцеление, но у меня были опасения по поводу изменения наших традиций в лютеранской церкви. Однако наш пастор был весьма возбужден. "В сущности, - сказал он, - я сам хочу иметь помазание Святого Духа".

Почти через год после первого приступа болезни Кларенс взял меня пообедать в маленький китайский ресторан в бухте Сан-Диего. Мы оба напряженно работали все время, и подобные "вылазки" были редкими. Нам понравилась пища и атмосфера отдыха. Однако около двух часов ночи Кларенс разбудил меня, когда он с трудом ковылял в ванную, испытывая сильную боль. Когда он вернулся в кровать, стало очевидно, что это не обычное расстройство желудка. Он был отчаянно болен, с сильной болью, жаром и распухшим животом. Заподозрив пищевое отравление, я тут же позвонила доктору.

Он отправил нас в палату экстренной помощи в госпитале, где у него взяли кровь для анализа. Однако на сей раз анализ не выявил яда в организме, и медсестра позвала доктора, чтобы отдать ему результаты тестов. Он сразу же пришел, и поскольку госпиталь был заполнен больными, сделал Кларенсу болеутоляющий укол и велел мне забрать его домой, но привезти обратно в кабинет утром в 9.30.

Кларенс посмотрел на медсестер, затем на меня и покачал головой. "Что-то не в порядке у меня внутри, - сказал он, - нельзя ли мне остаться здесь?"

"Простите, мистер Лутон, - сказала одна из медсестер, - но нет свободных коек, а вы не можете оставаться здесь, в палате неотложной помощи. Через несколько минут укол начнет действовать, и вам станет легче. Пусть ваша жена отвезет вас домой".

Он нехотя согласился. Мы не сомкнули глаз остаток ночи.

Майк, наш сын, живший поблизости, согласился отвезти Кларенса в кабинет доктора к 9.30. Я ушла на работу двумя часами раньше. Поскольку мой салон красоты находился как раз рядом с офисом доктора, я ожидала, что получу известия от Кларенса, как только закончится обследование. Но этого не случилось. После обеда я позвонила доктору и поговорила с медсестрой.

"Мистер Лутон поступил к нам с очень распухшим животом сегодня утром, - сказала она, - и его кожа была желтого цвета. Доктор Эллиот прямо в палате поместил его под капельницу. К полудню он забрал его в госпиталь".

Поскольку Госпиталь Райской долины был полон, Кларенс стал пациентом в Главном госпитале Бухты в Чула-Висте. Его болезнью оказался панкреатит, инфекция поджелудочной железы. Опухоль постепенно спала, и примерно через две недели прошла желтизна глаз и кожи, так что ему позволили уехать домой.

Очень слабый, едва в силах выбраться из постели, он продолжал терять в весе. Меньше чем за месяц его вес изменился с 209 до 162 фунтов (с 95 до 73 килограммов). В это время вернулись сильные боли и живот снова опух. Я повезла его к доктору.

Рентген выявил крупную массу в области поджелудочной железы. Так Кларенс снова оказался в госпитале, на сей раз для операции с целью исследования.

Наш пастор был со мной, когда Кларенс вернулся с операции. Он беседовал с Кларенсом за несколько минут до того, как его увезли в операционную. Кларенс говорил о смерти и сказал, что он готов отбыть в мир иной. Почему Кларенс стал говорить о смерти? После того, как пастор ушел, я начала сомневаться: не знал ли он чего-то, с чем не поделился со мной?

Было 8 часов вечера, когда хирург позвонил мне. "Ваш муж выжил после операции, - уверил он меня. - Но я не могу не сказать вам что-то еще. Его поджелудочная железа - это одна сплошная опухоль".

"А вы не могли бы удалить ее?" - спросила я, осознавая, что мало смыслю в хирургии.

"Нет, - ответил он. - Мы боялись трогать ее - даже для биопсии - из страха, что он умрет от потери крови прямо на операционном столе. Однако мы проанализируем дренаж из крупного гнойника и тогда сможем сказать, злокачественная или доброкачественная опухоль".

"Пожалуйста, доктор, - сказала я, чувствуя, что с трудом выговариваю слова. - Мне нужно услышать это на языке, который я смогу понять".

На другой стороне линии наступила длинная пауза.

"Мы оставили дренажные трубы в боку вашего мужа, - медленно проговорил доктор. - Но все, что я могу сказать вам, миссис Лутон, это то, что дни его сочтены. Это все".

В ту ночь я сидела у кровати мужа. Кроме двух трубок, выходящих у него из бока и исчезающих под постелью в каком-то высасывающем агрегате, у него была трубка во рту, которая шла в горло, еще одна в носу и третья в руке. Это была долгая, одинокая ночь. Я сидела и обдумывала все перипетии нашей совместной жизни. Мой дедушка был методистским служителем, и корни моей веры были глубокими. Но мать Кларенса полагала, что если ты не лютеранин, то у тебя нет шансов пойти на небо. Я негодовала, когда мать Кларенса давила на меня, побуждая уйти из методистской церкви и вступить в лютеранскую. Но чтобы порадовать Кларенса, удержать мир в семье и просто на случай того, что моя свекровь права насчет небес, я вступила в лютеранскую церковь. Это было тридцать пять лет назад, в Мичигане. С того времени почти вся моя горечь по отношению к его матери ушла, и, казалось, мы наконец остепенились, чтобы в покое прожить остаток жизни здесь, в Калифорнии. И вот теперь такое.

Я посмотрела на Кларенса, лежавшего без движения. Обе его руки были привязаны к рейкам кровати, чтобы он не мог дергаться и вытащить трубки. Постоянно жужжала и свистела помпа под кроватью, и в палате был странный запах.

Кларенс слегка пошевелил головой, открыл глаза и увидел меня. Он кивнул, улыбнулся, а затем снова заснул. Я сидела и смотрела на его руку. Конец его большого пальца был отрезан в производственной аварии много лет назад. Я вспомнила, как я тогда суетилась вокруг него, говоря ему, что Бог что-то хочет сказать ему и что он слишком упрям, чтобы слышать. Теперь я пожалела, что тогда говорила так.

Казалось, что наша совместная жизнь была постоянной битвой, заполненной спорами и недопониманием. Теперь все наши разногласия были забыты. Все, что я знала, это то, что я люблю его и не представляю, как смогу прожить без него. "Дорогой Господь, пожалуйста, не дай ему умереть". Я положила лицо в ладони, чтобы медсестры, снующие вокруг, не видели, как я плачу.

За палатой я слышала болтовню и смех медсестер, уходящих с работы. Как могут они просто так выходить из этого дома скорби и смерти и забывать о тех, чья жизнь несколько минут назад зависела от них? Я хотела закричать: "Как смеете вы быть счастливыми? Разве вы не знаете, что мой муж находится между жизнью и смертью? "

Дверь лифта закрылась, унося с собой их смех. И теперь я сидела одна, ожидая, и со мной были только мягкое насвистывание кислорода, жужжание всасывающей машины и удары моего собственного сердца.

Тут в дверь кто-то тихонько постучал. В палату молча вошла одна из сестер из предыдущей смены и закрыла за собой дверь.

"Я думала, что вы ушли домой, - сказала я, глядя на часы, - уже больше одиннадцати".

"Я дошла до парковочной площадки, и тут Бог сказал мне вернуться обратно", - ласково сказала она.

"Бог?"

"Я не буду пытаться объяснять сейчас, - мягко улыбнулась она, - но вы не будете возражать, если я помолюсь за вашего мужа, прежде чем уйду?"

"Почему бы нет, я не возражаю", - сказала я, вставая. Но внутренне я изумилась. Это было странным. Я никогда не слышала раньше о медсестрах, молящихся за пациентов, и уж тем паче когда их смена закончилась. Но все же она намеренно вернулась сюда.

Она протянула руку и осторожно положила ее на плечо Кларенса. "Господь Иисус, - мягко сказала она, - мой друг так болен. Только Ты можешь помочь ему. Пожалуйста, коснись его тела и исцели его для Твоей славы. Аминь".

Она посмотрела на меня, и ее лицо было влажным. Едва заметно улыбаясь, она ушла. Я слышала приглушенные звуки ее резиновой обуви на полированной плитке пола, когда она шла по длинному коридору.

Я подошла к постели Кларенса и заметила слезинку, блестевшую на планке кровати, сделанной из нержавеющей стали. Я потянулась стереть ее, но решила позволить ей остаться. Я хотела, чтобы она осталась там навсегда, как я думала, в качестве напоминания об этой милой молодой девушке, которая проявила такую заботу и вернулась.

Я оставалась у Кларенса до трех часов утра, а затем вернулась на следующее утро с Майком и нашей дочерью Джанет, которая жила в городе Лейквуд. Доктор Эллиот встретил нас у палаты Кларенса в 10 часов. По сути, он сказал нам то же самое, что и хирург сообщил по телефону за день до этого. "Кларенс очень, очень болен. Возможно, он не выживет из-за опухоли на его поджелудочной железе".

"А опухоль злокачественная?" - спросил Майк.

"Мы не знаем. Мы сейчас не можем сказать, поскольку не смогли сделать биопсию. Однако это не важно на данной стадии, поскольку доброкачественная опухоль тоже может убить, если она поражает жизненно важный орган. Похоже, что это один из таких случаев".

"Сколько он еще протянет?" - спросил Майк.

"Мы будем пытаться продлевать ему жизнь день за днем. Это все, что я могу обещать вам", - сказал доктор.

Спустя два дня моя старая подруга Мэри Терпин позвонила мне. Мэри работала в офисе какого-то врача, и я часто укладывала ей волосы в салоне красоты.

"Марвел, - сказала она, - я знаю, это звучит странно, но я хочу узнать, не могла ли бы ты встретиться со мной в госпитале. Я хочу повидать Кларенса".

Был поздний вечер, и я знала, что время посещения больных уже закончилось, но я почувствовала срочность в голосе Мэри, поэтому я согласилась встретить ее. Мэри была в холле у двери Кларенса, когда я приехала. Она была женщиной средних лет с мягкими, нежными чертами лица, и в руке у нее была большая Библия.

"Бог велел мне позвонить вам, - сказала она, - Он сказал мне прийти сюда и прочесть место из Писания Кларенсу, а затем помолиться о его исцелении".

Бог велел ей позвонить? Это было для меня чем-то новым. И хотя я активно участвовала в церковных делах всю свою жизнь, я встречала очень немногих людей - исключая некоторых пасторов и миссионеров - которые уверяли, что слышали голос Бога. И вот в этом госпитале я говорила с двумя из них.

Мэри прочитала стих из псалма, а затем легко положила руку на руку Кларенса и помолилась за него.

Кларенс был накачан препаратами, но когда Мэри кончила молиться, он открыл глаза и сказал: "Как здорово. Пастор сегодня был уже дважды. Последний раз он причащал меня. Я не против смерти. Я готов умереть".

"Я здесь не для того, чтобы подготовить вас к смерти, - мягко сказала Мэри, - я молилась, чтобы Бог восстановил вашу жизнь".

"Это мило тоже, - сказал Кларенс, а его губы плохо двигались, и голос был едва слышен из-за трубок, - маленькая медсестра-католичка вошла несколько минут назад и измерила мое кровяное давление. Затем она помолилась за меня. Видимо, многие молятся за меня".

И число молящихся все возрастало. Спустя неделю, когда я пошла навестить Кларенса, он сказал мне, что одна из медсестер только что вышла. "Она член церкви Ассамблей Божьих, - сказал он. - Она приходит сюда по несколько раз на день и молится за меня. Сегодня утром она сказала мне, что у нее был сон по поводу меня прошлой ночью, и она встала в 2.30 ночи и молилась за меня. Она использует особый "молитвенный язык" во время подобных случаев, и, по ее словам, молилась почти весь остаток ночи".

"В половине третьего утра?" - Я покачала головой, удивлгясь, почему она молилась не в дневное время, когда это более удобно делать.

"Ага, - сказал Кларенс, - и я тоже проснулся в 2.30. Я думал, что умираю, такие сильные боли были, но через час или около того они ушли, и я почувствовал себя немного лучше".

Но все же я видела, что состояние Кларенса ухудшается. Швы на его разрезе не заживали, и дренаж из трубок в его боку шел постоянно. Отверстие для дренажа тоже не зажило, и часто жидкость сочилась вокруг трубок. Эта жидкость была словно едкая щелочь, и ее нужно было сразу стирать с кожи, иначе она разъедала ее. Повязка была дорогой, и ее надо было менять по несколько раз в час. А запах... Доктора сказали, что это нормально в подобных случаях, и потому они оставили его одного в палате. Ни один пациент не смог бы вытерпеть этот ужасный запах.

Порой его температура подскакивала, и медсестрам приходилось яростно работать, погружая его в алкоголь и запаковывая его тело в лед, чтобы сбить жар. Это были те же медсестры, которые приходили молиться. Католички из Ассамблей Божьих, из Церкви Божьей, белые и темнокожие - они проскальзывали в палату, брали его за руку и говорили: "Мистер Лутон, можно я помолюсь за вас?"

Несмотря на молитвы сестер, Кларенс был в госпитале уже восемнадцать дней, и его состояние постоянно ухудшалось. Он начал страдать от того, что врачи называют "госпиталитис" острой депрессии, вызванной страхом встретить смерть в госпитале.

"Лучше бы он был дома, - сказал доктор Шо, - мы сделали все, что можем сделать для него. Он будет более радостным в привычном окружении".

Мэри Терпин согласилась приходить как практикующая медсестра, чтобы заботиться о нем в течение дня, пока я буду на работе. Мы арендовали одну из всасывающих машин, чтобы подключить ее к трубкам в его боку, взгромоздили ее на огромную стопку хирургических повязок и отвезли его домой на "скорой". Доктор велел мне следить за жизненно важными показателями Кларенса и дать ему знать, если в его состоянии будут изменения.

Разрезы оставались открытыми и сочились. Помпа высасывала примерно полгаллона жидкости в день, и еще оставалось много жидкости вокруг трубок. Весь дом наполнился зловонием.

Спустя три недели после того, как Кларенс вернулся домой, из трубок прекратилось течение, а его температура подскочила. Я позвонила доктору.

"Слушайте меня внимательно, - сказал он, - это трудно, но вы сможете сделать это. Возьмите обе трубки и осторожно вытащите их из тела, затем воткните их снова".

Я последовала его инструкциям, и из трубок потекло снова. Но иногда ночью трубки выходили совсем из тела, и когда он просыпался, то из дырок в его боку текло без трубок. Это была ужасная, зловонная, густая жидкость, содержащая комки, напоминающие разложившуюся ткань. Я отвезла мужа назад в госпиталь, где ему сделали еще укол. Стало очевидно, что у врачей не было никакой надежды. И хотя они аккуратно избегали говорить прямо, мы поняли, что у Кларенса рак и он долго не проживет.

Однажды вечером в моем доме зазвонил телефон. Это был торговец, который хотел знать, не желаю ли я купить место на кладбище. Сначала я подумала, что этот звонок - злая шутка, но затем поняла, что нет. Я ответила, что желаю, но предпочла, чтобы агент зашел в мой салон после работы, а не домой.

Спустя три дня я выбрала два места на кладбище "Глен Эбби". Я также выбрала гробы и тип похорон. Затем я подписала контракт и внесла вклад. Не оставалось ничего иного, как заботиться о Кларенсе, пока я в силах, и молиться. Я не знала в то время, но часто ответы Бога на наши молитвы приходят вполне естественными путями.

В ноябре незадолго перед Днем Благодарения моя мать позвонила мне. "Не думала ли ты отвезти Кларенса в "Святыню"? " - спросила она. Я созналась, что думала об этом, но ничего не предпринимала. Она настояла, чтобы я отвезла его.

Ранним утром в воскресенье, ровно за четыре дня до Дня Благодарения, я приготовила Кларенса, обложив его подушками, для двухчасового путешествия в Лос-Анджелес, поскольку малейший удар или толчок вызвали бы боль в его теле. Моя мать поехала с нами, и мы приехали в зал, расположенный всего в одном квартале от автострады в гавань около 10.30 утра.

Мы помогли Кларенсу сесть в инвалидную коляску и отвезли его вокруг здания к боковой двери, где другие пациенты в колясках уже выстроились в очередь. Немного погодя кто-то открыл дверь и впустил нас. Мы нашли места в секции для инвалидных колясок, примерно через шесть мест от прохода.

Кларенс продолжал жаловаться на острую боль, несомненно усилившуюся от длинного переезда. Когда началось служение и мисс Кульман вошла на сцену, никто из нас не обратил внимания на это. Кларенс постоянно вертелся на сиденье, пытаясь удобно устроиться, время от времени постанывая. Посреди всего этого я услышала, как мисс Кульман сказала: "Рак".

Я посмотрела вверх. Она указывала вниз, на секцию инвалидных колясок. "Встаньте и примите ваше исцеление", - сказала она. Я посмотрела на Кларенса. Он пристально взирал на мисс Кульман, но не двигался, сидя в своей коляске.

Мисс Кульман была настойчива: "Пожалуйста, встаньте и примите ваше исцеление". Затем мы заметили женщину, очевидно служительницу, которая ходила по проходу у нашей секции. "Что она ищет?" - прошептал Кларенс.

Прежде чем я смогла ответить, она подошла к нашему ряду, прошла все пять сидений, посмотрела на меня и спросила: "А что у вас за проблема?"

"Никакой проблемы, - ответила я, - я привезла своего мужа для исцеления".

"Вы можете ходить?" - спросила она Кларенса.

"Да, если мне помогут", - ответил он.

"Тогда выходите сюда в проход, сэр", - сказала она.

Кларенс посмотрел на меня с вопросом на глазах. "Иди, - прошептала я. - Они помогут тебе встать".

Он медленно встал на ноги. Люди, сидевшие между нами и проходом, помогли ему выйти, поддерживая его руками, когда он ковылял мимо них.

" Что у вас за проблема? " - спросила служительница.

"О, много всего, - ответил Кларенс, - у меня была операция на поджелудочной железе".

"У вас рак?" -спросила она.

Кларенс покачал головой, но помощница посмотрела на меня. Я живо закивала головой.

"Идемте со мной", - сказала служительница и пошла рядом с Кларенсом, поддерживая его.

Спустя несколько минут я увидела, как Кларенс и еще одна женщина поднимались на сцену по проходу. Я уже могла видеть, что с ним что-то произошло. Он больше не волочил ноги; его голова была поднята, а шаги тверды.

"В чем дело?" - спросила мисс Кульман, когда женщина привела его на сцену.

"Мисс Кульман, это - тот человек, который был исцелен от рака в секции инвалидных колясок".

"У вас были боли, когда вы приехали сюда?" - спросила она с живым выражением лица.

"Да, мадам, конечно" - ответил Кларенс, светясь от радости.

"А сейчас болей нет, не так ли?"

"Нет, мадам, точно нет".

"Когда они прошли?"

"Как раз тогда, когда вы указали вниз и сказали: "Кто-то только что был исцелен от рака!" Только я не знал, что у меня был рак. Но моя жена знала, и, я полагаю, что Бог знал тоже".

"Я полагаю, Он знал", - засмеялась мисс Кульман. Она была как маленький ребенок, который обнаружил любимую игрушку под рождественской елкой. Затем она протянула руку к Кларенсу и помолилась за него. Спустя несколько мгновений, он отшатнулся и упал на пол. Я видела и прежде, как люди падают на собраниях Кэтрин Кульман и удивлялась, что заставляет их падать. На сей раз я узнала, что это была Сила Божья.

Когда Кларенс вернулся на свое место, я спросила его: "Ты был исцелен?"

"Верю, что так", - сказал он, двигая ногами и нажимая руками на живот.

Я была уверена, что он исцелен. Я могла сказать это по новому цвету его лица и по новой силе и жизненной энергии в его движениях. Он был совершенно иным человеком.

После собрания он толкал свою коляску и шел к автомобилю. "Я чувствую себя новым человеком, - сказал он. - Должен признаться, вы, женщины-водители, пугали меня всю дорогу сюда. Я думаю, что сам поведу машину домой". Поскольку прошло почти шесть месяцев с того времени, как он вел машину, мы все запротестовали. Он же был решителен и сам сел за руль.

Если мы пугали его, когда ехали в Лос-Анджелес, то он испугал нас почти до смерти ведя машину в Сан-Диего.

"Почему ты едешь так быстро? " - спросила я.

"Я хочу успеть на вечернее собрание в церковь, - сказал он. - Я хочу пойти туда и рассказать всем людям, которые молились за меня, что Иисус услышал их". И именно так он и поступил.

Спустя четыре дня Кларенс съел первую плотную пищу с июня. Это был День Благодарения, один из самых значимых Дней Благодарения во всей нашей жизни.

На следующей неделе Кларенс пошел к доктору. После тщательного обследования доктор Эллиот просто покачал головой. "Это - медицинское чудо! -сказал он. - Нет другого объяснения".

Мы ждали с месяц, а затем Кларенс вернулся к хирургу для еще одного обследования. Врач сказал: "Мистер Лутон, я не могу обнаружить у вас никаких отклонений".

Что ж, они могут называть это "медицинским чудом", если им так угодно. Но это нечто большее для нас. Это - чудо Божье. Медики сказали, что он умирает. Только Бог мог дать ему жизнь.

Глава 13

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: