Переходя от музыкальных инструментов к самой музыке, мы должны отметить не менее поразительную разницу между искусством древних греков и современных народов.

Прежде всего в греческой музыке почти не применялась гармония. Это не значит, что греки не знали и даже не пользовались на практике аккордами; некоторые аккорды они знали и употребляли. Но эта гармония отличалась крайней ограниченностью и упрощенностью. Она слегка проявлялась в аккомпанементе и совершенно отсутствовала в самом пении.

Единственный аккорд, который, по-видимому, допускался греками, носил у них название антифонии, т. е. октавы. Эту антифонию, казавшуюся грекам самым прекрасным из всех аккордов, образовывали соединенные в одном хоре мужские и женские или детские голоса. Надо заметить, что нам трудно судить об этом пении: то, с. 283 что они находили благородным, кажется нам грубым. Их музыкальный вкус создавался под давлением таких религиозных и нравственных понятий, привычек ума и воображения, которые чужды нам. В музыке, как и во всем другом, они любили ясность и спокойствие, скорее чистоту тона, чем богатство колоратуры.

Они пели обыкновенно в унисон; если же вводили аккорд, то только самый простой и ясный. Грекам были приятны отчетливые впечатления, которые они предпочитали и с точки зрения художественной, и как моралисты; они как бы питали страх к слишком богатой и слишком чувствительной мелодии, которая казалась им сладострастной и недостаточно мужественной.

Кифара и флейта.

Тем не менее в инструментальной музыке они предоставляли гармонии несколько больше места. К антифонии они прибавили симфонию, к аккорду в октаву — аккорд в кварту и квинту, а может быть, и несколько других. Эти аккорды создавались иногда при созвучии различных инструментов, чаще — инструментов и голосов. Но все это отличалось еще большой простотой и было только робкими попытками на таком пути, с. 284 который мало соответствовал самому духу древности и по которому греки следовали лишь с большими колебаниями. В древнегреческих текстах, дающих нам сведения относительно употребления известных аккордов, выказывается в то же время решительное предпочтение более строгой красоте унисона.

Эта простота обнаруживается также и в мелодии. Окончательное признание октавы произошло у греков в очень позднее время, изобретение семиструнной лиры также не было особенно древним. Тем не менее, греков приводили в восторг их простенькие арии. Они заключали в себе для них не только живое очарование, но оказывали на их души крайне разнообразное действие и могучее влияние. Древние авторы постоянно обсуждают вопрос о спокойной красоте дорического лада, нежности лидийского, гордой энергии эолийского и патетическом характере фригийского…

Оригинальность этих разнообразных ладов состояла не только в заключительной ноте их мелодий, но и в известных каденцах¹² и мотивах, свойственных странам, откуда произошли те или иные лады; впоследствии эти каденцы слились с гаммами, которые первоначально служили для их выполнения. Все это теперь ускользает от нас. Наши музыканты удивляются, что дорический лад, соответствующий нашему минорному тону, почитался за его твердую и мужественную важность. Может быть, такое различие суждений сильно зависит от изменения нравственных понятий; то, что греки разумели под мужественным тоном, разумеется, не вполне соответствовало понятию, вызываемому в нас этими самыми словами.

(A. Croiset. La Poésie de Pindare, стр. 72—83).

Музыка в Спарте.

Спартанцы обращали большое внимание на музыку и пение. Их собственная музыка отличалась чем-то с. 285 проникновенным, возбуждающим мужество и великодушные чувства, внушающим великие порывы энтузиазма. Слова песен были просты и мужественны. Они лишь восхваляли тех, кто жил благородно и имел счастье умереть за Спарту, или же порицали людей, проявивших трусость, обрекая их на жалкое и несчастное существование. Наконец, в песнях прославлялась и воспевалась в соответствующих выражениях храбрость, приличествующая разным возрастам.

Сообразно с тремя возрастами человека, у спартанцев было три хора. На празднествах эти хоры соединялись, и старцы начинали петь:

После них хор мужей подхватывал:

Третий хор, детский, доканчивал, затем:

Наконец, военные песни спартанцев внушали мужество, уверенность в себе и презрение к смерти. При столкновении с неприятелем эти песни пели хором под аккомпанемент флейты. Ликург использовал любовь к музыке для военных упражнений, чтобы избыток воинственного пыла упорядочивался мерными звуками и чтобы в него были внесены совершенная гармония и согласованность действий. В виду этого царь перед началом битвы приносил жертву Музам, чтобы сражающиеся совершили подвиги, о которых стоило бы рассказать и передать со славою потомству.

Но видоизменять старую музыку строго воспрещалось. Сам Терпандр¹³, искуснейший музыкант своего времени, певец героических подвигов, был приговорен эфорами к штрафу, потому что он, стремясь к с. 286 разнообразию аккордов, прибавил одну струну к лире: до такой степени пользовались любовью самые простые мелодии.

(Плутарх. Обычаи спартанцев, 14—17).

Лавочки парикмахеров.

Забота о наружности заставляла афинян высшего общества часто заглядывать в лавочки своих парикмахеров, и в то время, как один из посетителей, закутанный в халат, был занят стрижкой волос и бороды, а другой ожидал своей очереди, языки остальных работали во всю: греки всегда были большими любителями поболтать. Лавочки парикмахеров в Афинах были, таким образом, местом свиданий праздных людей; они играли роль наших современных кафе. Туда приходили даже без всякого дела — просто, чтобы повидать приятелей, узнать или рассказать сплетни, поговорить о политике…

Каждое сословие, каждый отдельный человек имел свои собственные привычки, и тот, кто хорошо был знаком с Афинами, знал, что в такой-то лавочке была вероятность встретить таких-то и таких-то людей…

В высшей степени похвальное желание развлечь своих посетителей, привычка постоянно слышать вокруг себя болтовню праздных людей развили в парикмахерах страсть говорить обо всем, судить вкривь и вкось. За ними была твердо установлена репутация болтунов и легковерных людей, и Плутарх (De garrulitate, 13) рассказывает несколько любопытных анекдотов, чтобы доказать справедливость этого…

(Rayet. Monuments de l’art antique, т. II).

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: