Сделай Сам Свою Работу на 5

Избранное: трудная свобода 321 20 глава





Итак, объект ужаса (Wovor) отождествляется с его «для кого» (Worum): это бытие-в-мире. Заставляя исчезнуть внутримирские вещи, ужас делает невозможным понимание себя самого исходя из связанных с этими объектами возможностей; он, таким образом, подводит Dasein к пониманию себя исходя из себя самого, возвращает его к самому себе. Ужас, возвращая существование к самому себе, спасает его от распыления в вещах, открывает ему чрезвычайно острую возможность существовать как бытие-в-мире. Итак, он должен создать ситуацию, при которой совокупность онтологических структур Dasein превращается в единство.

Но ужас — это понимание. Он исключительным образом понимает истинную возможность существовать. Хайдеггер определяет такую возможность существовать термином Sorge — забота. Охваченная ужасом забота должна обеспечить онтологическое условие единства структуры Dasein.

Охваченная ужасом забота есть понимание. Она понимает фундаментальную возможность быть в мире. Намечая эту возможность, она оказывается по-ту-сторону-себя. По отношению не к объектам, но к собственной возможности существовать. Само отношение с внешним объектом в исходной форме обращения оказывается возможным благодаря предвосхищению заботы ввиду себя, то есть на-ходящейся-в-мире.



С другой стороны, понятая ужасом возможность, бытие в мире, открывается в той изоляции и заброшенности, в какой Dasein предоставлено этой возможности. Забота понимает свою возможность как возможность, в которую отныне брошена. Проект-эскиз и покинутость — бытие-по-ту-сторону-себя и бытие отныне в... — конкретно объединяются в понятой ужасом заботе.

Но факт пребывания в мире тесно связывается в ужасе с падением. Обычно Dasein понимает себя исходя не из себя самого, то есть определяет свои возможности исходя не из голого факта своего собственного индивидуального существования в этом мире, но в форме повседневного существования, оно теряется в объектах мира и определяется исходя из них. Охваченная ужасом забота — просто способ существования, при котором Dasein преодолевает

свою распыленность и возвращается к единичности, к своей исходной возможности быть-в-мире. Итак, феномен падения как присутствия Dasein около вещей, от которого избавляет ужас, оказывается, благодаря этому избавлению, взаимосвязанным с вещами структурой заботы.



Выражающая заботу общая формулировка состоит, таким образом, из трех частей: быть-вне себя — уже пребывать в мире — быть около вещей. Их единство — не единство предположения, которое всегда может быть установлено произвольно, но единство конкретного феномена заботы, выявленного ужасом.

И это прекрасный пример хайдеггеровского способа мышления. Речь идет не об объединении понятий посредством мысленного синтеза, но о нахождении понимающего их способа существования, то есть постигающего, существуя, отраженные им возможности бытия.

Интеллектуалистская философия — эмпиристская или рационалистическая — стремилась познать человека, но она приближалась к понятию человека, оставляя в стороне эффективность человеческого существования и смысл этой эффективности. Говоря о реальных людях, эмпиристы вместе с тем проходили мимо этой эффективности: интеллектуализм может находиться лишь перед фактом. Ему недостает хайдеггеровского понятия существования и понимания, познания, происходящего посредством самого существования. Последнее создает возможность знаменитой «интроспекции», но резко от нее отличается, так как интроспекция всегда уже является интеллекту ал истской. Она созерцает отличный от себя объект. Хайдеггер вносит идею понимания, чей труд неотличим от осуществления и самой эффективности факта. Тем самым в человеческом факте он оказался в состоянии прийти не к «постороннему» — объекту, выявляемому в интроспекции психологов, — но к эффективному существованию, понимаемому благодаря своей эффективности.



Именно такое понимание существования Хайдеггер попытался озвучить. Первые положения, в которых артикулируется подобное понимание, мы и постарались выразить. Уже тот факт, что изучаемые структуры являются «способами существовать», а не свойствами, позволяет нам догадаться об их родстве со временем, являющимся не сущим, но бытием. И уже такие выражения, как «отныне», «по ту сторону», «около», обремененные заимствованным у заботы строгим смыслом, позволяют нам догадаться об онтологической основе того, что в погруженной в банальное «безобидное» время повседневной жизни называют прошлым, будущим, настоящим.

I

Онтология в темпоральном120

1. Понимание

Мы привыкли отличать познание от всех других отношений, которые человек поддерживает с действительностью и с себе подобными. В конечном итоге знание, чья наиболее законченная форма представлена рациональным познанием — я упоминаю столь знакомые любому студенту и любому бывшему студенту Сорбонны темы и термины, — заключается в суждении. В суждении рассудок усваивает нечто, чему он придал сходство с самим собой. Как интеллект и разум, рассудок нашел свое истинное предназначение в математическом мышлении, прототипе любого знания, царстве ясных и отчетливых идей, к которому следует присоединять все новые, все более обширные области. Такая связь с ясной и отчетливой идеей математического типа, не включающей в себя ничего временного, куда мы моментально входим, как разливающийся свет, выделяется среди всех других. Физический и психологический, исторический и политический мир, к которому мы прикованы внерациональной жизнью, остается навсегда чуждым нам. Он встает перед нами, задевает и порабощает нас как враг, с которым невозможна какая-либо близость. Он никогда не является нашей родиной. Чтобы завоевать его, нужно перевести наши связи с ним в другую, не темпоральную, плоскость и подняться от первого рода познания, как его понимает Спиноза, и даже еще более низкого, к третьему.

Охарактеризовать сам способ философствования Хайдеггера, а также стиль его мышления можно наиболее четко, если противопоставить их, например, платоновскому представлению о рассудке, изгнанном в мир. Не то чтобы Хайдеггер недооценивал исключительное место человека в действительности. Но для него неясный контакт с реальностью и ее силами, какими бы враждебными они ни были — давление на нас действительности или наше бегство от нее, — все это уже близость с ней, понимание. Отныне мы находимся в круге понимания действительности. Ничто не может избежать его. Любое непонимание, все, что можно было бы назвать «столкновением с иррациональным», — это ограниченный способ понимания. Понимание делает возможным и, главное, необходимым самое непонимание. Выделим сразу же понятие «ограниченного способа», одного из наиболее характерных для хай-деггеровской диалектики, сопряженного с его фундаментальной интуицией замкнутого круга понимания.

Понятие понимания (Verstehen) — стержень его философии в целом. Обосновывая им все наши связи с действительностью, он идет дальше идеализма, сводящего действительность к нашим представлениям. Простое представление — еще не залог понимания. Esse percipi21* Беркли не делает совокупность помещенных в душу вещей более проницаемой для рассудка, чем их внешнее присутствие. Связь содержания с содержащим — лишь пространственная метафора. Понимание — способ доступа. Подступают ли к представлениям или к вещам, проблема не меняется: что делает возможным этот доступ, понимание? По Хайдеггеру, это факт соотношения воспринятого объекта и сделанного нами заранее наброска его структуры: вещи понимаются движением сознания, идущего к ним, проецирующегося на них. И это, кажется, еще одна знакомая идея: нам удается постичь объект благодаря априорному комплексу ощущений. Восприятие всегда основано на предвоспри-ятии, остатке предшествующей деятельности, мышления.

Новизна хайдеггеровского анализа заключается в уточнении сущности этого наброска. Он не является, в свою очередь, объектом, неким содержанием, более смутным, чем вещи, или абстракцией многих вещей; это — сущность вещи. Сущность есть структура, посредством которой она такова, какова есть. Итак, любой доступ к объекту — любое оптическое познание, как называет его Хайдеггер, — возможно лишь через познание бытия этой вещи, познание онтологическое. Онтологическое познание — собственно понимание — имеет дело не с объектом, но с проектом горизонта, где появится вещь.

Однако наиболее характерный момент хайдеггеровской концепции понимания состоит в другом. Бытие каждого сущего, являющееся его сущностью, не может быть понято, если мы не постигнем самого значения глагола быть.

Понимание бытия вообще, значение глагола быть — таков первичный набросок горизонта, где для нас может появиться каждое частное бытие или любая из его сущностей. Понимание бытия вообще — отношение, кажущееся на первый взгляд самым абстрактным, но оно и наиболее знакомо, потому что мы уже всегда понимали его, — это высшее состояние понимания отдельных сущих. Условие всякого познания — онтология, понимание бытия. Рассмотрим, каково Я как человеческое существо. Все, что я делаю, все, что я думаю, — это способ постичь или упустить («упустить» значит: недостаточно «постичь») возможности бытия, на которые я обречен. Существовать для человека — это всегда способ соотноситься с возможностями своего бытия. «Человек — существо, для которого в существовании речь всегда идет об этом существовании». Или же че-

ловек существует ввиду своего существования. Но что означает такая связь с возможностью быть? Это не видение возможностей, которые безразлично предстают перед невозмутимым и отрешенным от всего взглядом. Мы соотносимся с возможностями бытия посредством самого факта существования, осуществляя наше существование. С другой стороны, возможность бытия, с которой мы таким образом соотносимся, — не возможность объекта, не зародыш вещи или действия. Это возможность, не имеющая ничего общего с аристотелевской δυναμις: это вовсе не наименьшее бытие, не возможная форма. Постижение — не обретение формы ради самоопределения и самореализации. Как раз напротив, постижение есть нахождение перед лицом новых возможностей бытия. Это всегда «долженствовать быть». Таким образом, связь с возможностями бытия, характеризующая человеческое существование, — это факт предстояния перед риском бытия, долженствования пройти через него. Существовать значит озаботиться существованием, существовать значит тревожиться о существовании. Заботясь об этом, человеческое существование отныне намечает горизонт бытия вообще, бытия как глагола, о котором как раз и идет речь в этой заботе: оно намечает его именно потому, что это не понятие, это то, что мы должны взять на себя; осмелюсь сказать, что это деепричастие. Забота предложена нам; в сущности — это задача. Связь с тем, что кажется нам наиболее абстрактным, наиболее отдаленным от нас — бытием вообще, — это также и самая интимная из осуществляемых нами связей. Мы — вопрос бытия, мы — в мире и мы — понимаем. И та интимность понимания, о которой мы говорили вначале, обретает точный смысл. Ее оригинальность по отношению к традиционной идее внутреннего осознания очевидна: понимание — не просто констатация того, чем являются, констатация, способная оценить нашу власть над собой: такое понимание — сам динамизм нашего существования, сама власть над собой. Смысл понимания — понимание и постижение одновременно.

Мышление — это не связь свободного и в какой-то мере вневременного субъекта с объектом, чью тайну он стремится постичь. Мы понимаем бытие, существуя. Само наше существование — онтология. В качестве факта (le fait) со всеми отпечатками прошлого и времени на этом отглагольном существительном22* мы стремимся к нашим возможностям бытия, то есть намечаем условие любого познания. Вместо сознания в традиционной философии, которое, осознавая, остается невозмутимым, созерцательным по отношению к судьбе и истории конкретного осознаваемого человека, Хайдеггер вводит понятие понимания возможностей бытия, ipso facto осуществляющего эту судьбу.

Тем самым понимание «смысла» и «смысла существования» также обретает новое значение. Если эти понятия действительно кор-релятивны понятию понимания, если смысл делает понимание возможным, тогда смысл — это то, посредством чего мы получаем возможность быть, мост, позволяющий преодолеть пропасти судьбы. Смысл — не предел финальное™.

Для Хайдеггера такое учение о понимании не является философией действия, противостоящей теоретической философии. Хотя характеризующая ее структура «ввиду» особенно очевидна в действии, понимание как способ постижения наших возможностей быть — не praxis. Понимание делает возможными как практику, так и теорию. Но оно предшествует им. Такова, как нам кажется, одна из основных идей хайдеггеровской философии: вне практических, теоретических, эмоциональных связей, которые мы можем поддерживать с вещами и людьми, мы, благодаря самому факту нашего существования, поддерживаем постоянную связь с бытием-глаголом. Вписаться в существование не значит заполнить время фактами нашего сознания, мыслями, действиями и чувствами: это значит осуществить ту предварительную, нередуцируемую связь, которой является онтология. Глагол «существовать» в определенном смысле приобретает здесь активный смысл. Пожалуй, можно сказать, что философия Хайдеггера в целом состоит в рассмотрении глагола «существовать» как переходного. И описанию этой переходности — этой трансценденции — посвящено все его творчество.

2. Онтология и Dasein

Когда философию Хайдеггера относят к расцветшим пышным цветом так называемым экзистенциальным философиям, предшествовавшим ему или на нем основывающимся, он воспринимает такое сближение как упрек. «Меня занимает не вопрос существования человека, говорит он, но вопрос бытия в целом, бытия как такового» («Bulletin de la société française de Philosophie», octobre-décembre 1937. P. 193).

Фундаментальная философская проблема для Хайдеггера — онтология, а онтология занимается лишь одним вопросом: что значит «быть»? Онтология стремится прояснить имплицитное, как говорит Хайдеггер, до-онтологическое, понимание, понимание нами феномена «быть». Речь идет о поисках того, чем мы уже обладаем. Не будем путать эту ситуацию с воспоминанием Менона. Оно имеет резко антиплатоновский смысл, так как речь идет не об утверждении абсолютной свободы субъекта, извлекающего все из

самого себя, но о подчинении любой инициативы предваряющему осуществлению некоторых из наших возможностей. Отныне в нас уже есть осуществленное, и только наша полная вовлеченность в существование открывает нам глаза на будущие возможности. Мы никогда не начинаем с нуля, никогда не бываем новичками перед лицом судьбы.

Таким образом, проблема онтологии — не нечто носящееся в воздухе, к чему в определенный момент обращается «любопытный ум» философа. Человеку удается задаться ею в силу самого своего существования — того факта, что он уже ввязался в авантюру существования. «Быть» для человека — всегда долженствование быть; воспользоваться своими возможностями быть или упустить их означает понять, что значит быть, или задаться вопросом о том, что значит быть.

В этом единственная причина того, почему проблема онтологии — главный интерес Хайдеггера — возвращает его к вопросу о человеческом существовании.

Исключительность человеческого существования среди окружающих нас объектов связана с тем фактом, что человек существует онтологически. Его сущность, То, чем он является, его «чтой-ность» состоит в существовании. Хайдеггер называет это Dasein, а не Daseiendes. Любой перевод этого термина скрыл бы характер этого отглагольного существительного-амфибии, прибавление частицы Da к которому, как мы увидим ниже, является сущностно важным. Итак, понятие «Dasein» мы будем просто воспроизводить.

Если сущность Dasein заключается в существовании, то его психологические состояния — это способы соотношения со способностями быть. Это — способы существования, отвечающие на вопрос «как?», они подобны наречиям, относящимся к переходному глаголу «существовать». Таким образом, они всегда будут анализироваться одновременно как способы понимания существования и как действия, посредством которых осуществляется существование. Никогда не следует забывать об этой двойственности. Без нее все исследования Хайдеггера были бы лишь неудобоваримой схоластикой. Хайдеггер называет их экзистенциальными, противопоставляя категориям, всегда относящимся к порядку просто присутствующей вещи, отличающейся от Dasein.

План проведения исследований экзистенциальной аналитики отныне ясно определен. Речь идет об описании человеческого существования, поскольку это существование является пониманием или, если угодно, вопросом о бытии. Анализ Dasein никогда не смог бы обрести стиля, соответствующего описания простого состояния. Он проводится в онтологическом измерении.

Но, являясь одновременно глаголом и существительным, человек тем не менее остается существительным. Он является им чаще всего. Его сущностное призвание — существовать — скрыто от него. Он существует не аутентично. Мы — всегда существа среди других существ, вместе с которыми находимся среди вещей, воздействующих на нас и служащих нам. Среди них забываешь о судьбе существования или теряешь ее, а иногда — и бежишь от нее. Самого себя чаще всего истолковывают, исходя из мира объектов. Человек, каким он чаще всего является, человек в обыденной жизни — это Господин как все, человек вообще, «некто», некоторым образом видящий себя извне. Он не утверждается в наиболее привычной, присущей ему, тесной связи — между собой и тем существованием, которое он должен просуществовать. Может ли онтологический интерес руководить анализом Dasein, если к нему приступают в повседневной банальности? Да. Банальность также является способом существования Dasein, то есть способом взятия на себя возможности существования, способом понимания и постижения способности быть.

Таким образом, убегая от подлинного существования к тому, чем мы «прежде всего и чаще всего» являемся, мы не покидаем подлинного существования [экзистенции]. Возможность бегства положительно характеризует связь между человеком и его существованием. Нет бегства из круга подлинного существования, с которым все соотносится. Если мы всегда исходим из этого «прежде всего и чаще всего», которое, собственно говоря, только и можно описать, то онтологическое состояние повседневной банальности ищем в анализе Dasein. Правда, для этого нам придется прибегнуть к своего рода созиданию, как бы сделать скачок. Только такой скачок — не вид интеллектуальной гипотезы; он, в свою очередь, событие существования — переход к подлинному способу существования. Этот скачок, эта трансценденция — а Хайдеггер приберегает именно слово «трансценденция» для подобного перехода от понимания сущего, или оптической истины, к пониманию бытия, или онтологической истины, — сущностно учреждает человеческое существование. Существование сущностно характеризуется трансценденцией.

Если онтология или философия состоит в понимании бытия вместо понимания сущего, то трансценденция определяет философию. Философствовать — значит трансцендировать. Но, с другой стороны, существовать — значит трансцендировать. Существовать — значит философствовать. Итак, связь между существованием и философией — одна из самых тесных. Уже нельзя сказать primum vivere23*... Философия — условие жизни, ее самое глубинное событие.

3. Онтология и Забота

Как осуществляется эта трансценденция? Dasein существует с намерением своего существования, то есть понимает его. Это «с намерением своего существования» характеризуется словом забота. Dasein берет на себя существование, заботясь о нем. Феномен заботы характеризуется тремя моментами. Dasein не берет на себя начало существования. Оно соотносится с ним так, как будто уже существовало в нем. Хайдеггер характеризует этот способ самопонимания словом Geworfenheit (покинутость). Отныне Dasein уже постигло и осуществило некоторые из своих возможностей. Оно уже здесь. Da Dasein — фундаментальная черта его существования. Существуя в виду своего существования, Dasein отныне — в мире. Оно — бытие-в-мире (das In-der-Welt-Sein). Эта формула не только указывает на тот простой факт, что мы всегда находимся внутри мира. Она характеризует способ нашей вписанности в бытие, то есть способ понимания существования. Это онтологическая формула. Мы действительно можем быть в мире, потому что понимаем ее среди уже постигнутых отныне возможностей. Исходя из мира, о котором мы говорили выше, понимание руководствуется тем способом, которым Dasein берет на себя бытие.

Geworfenheit — экзистенциал, способ постижения возможностей существования. Постичь возможность существования, существовать ввиду возможного — таков второй момент заботы. В существовании, которое ныне уже прошло, мы постигаем нечто лишь возможное. Существование — брошенность в существование — понимает это существование как постигаемую возможность. Брать на себя существование в Geworfenheit — значит одновременно проецировать себя ради постижения возможности. Проект — Entwurf— второй момент заботы. Это еще один экзистенциал — то есть способ существования. Понимание — Das Verstehen, — с которым Хайдеггер связывает феномен дискурса, сами молчание или речь — способ существования Dasein. Впрочем, Geworfenheit и Entwurf— не последовательные моменты или два различных способа существования: они одновременно характеризуют усвоение существования. Проект — это всегда проект существа, брошенного в существование; 3ΊΟ geworfener Entwurf. Единство этих экзистенциалов подтверждает нашу эмоциональную настроенность. Существование всегда определенным образом настроено: оно грустное, радостное, апатичное и т.д. Само безразличие — это лишь недостаточность аффективное™. Но аффективность — не просто состояние: это способ существования, то есть соотношения с бытием. На ней лежит печать понимания существа, достигшего бытия лишь после бытова-

ния, находящегося внутри уже определенным образом настроенного круга существования.

Но возможность падения в повседневную банальность и самоистолкования исходя из мира также оказывается возможной благодаря достоверному пониманию бытия, чьи структуры мы только что проанализировали. Открытость Dasein миру составляет характеризуемое как Geworfenheit «в виду». В своем наиболее достоверном способе существования оно существует лишь в виду себя — оно некоторым образом собралось, исключая из озабоченного существованием понимания все, что не является его существованием. Но это отчаянное исключение возможно только потому, что Dasein уже побывало в мире.

Онтологическое понятие мира — не сумма существующих объектов и людей, побуждающих нас исходить из мира, где они всегда находятся: это экзистенциал, способ существования Dasein, проекция Dasein, понимающего возможности своего существования; эскиз, соотносясь с которым вещи и люди входят в сферу существования. Они постоянно отмечены знаком «в виду», посредством которого мы достигаем их. Это прежде всего инструменты: объекты под рукой, подручное (Zuhandenheit). Но Dasein, отныне уже присутствующее в мире, имеет возможность существовать в нем различными способами: как сосредоточиваясь и выходя из мира, так и теряясь в нем. Хайдеггер называет Verfall, или падением, такую возможность понять мир: теряясь в нем, существовать в виду себя так же, как в виду вещей; видя себя вещью среди вещей; мысля себя как «некто», «такой, как все»; Verfall он называет такую возможность падения в повседневную жизнь, в которой мы прежде всего и чаще всего пребываем. Geworfenheit, Entwurf, Verfall — таковы основные экзистенциалы Dasein. Dasein понимает свое существование как возможность, спроецированную эмоциональной настроенностью, где уже намечается его падение в мир объектов.

Исключительная эмоциональная настроенность — ужас — показывает нам ситуацию, в которой тройственная структура заботы понята и постигнута в своем единстве. Как и любое эмоциональное настроение, ужас является пониманием. Но понимает он не находящийся в мире объект. Испытывают ужас ни отчего. Это, можно сказать, определенное ничто. Это ничто мира. В ужасе неважность, незначительность, небытие всех внутримирских объектов становятся доступными Dasein. Приводящее в ужас беспокойство связано именно с небытием всего, возвращающим Dasein к себе самому, к существованию в виду себя в этом ничто, к голой возможности своего существования, предоставленного самому себе. Как понимание возможностей своего существования,

ужас — это проекция, Entwurf, сведенная к фундаментальному «в виду»; это возможность быть в мире, в той или иной мере возвращаясь из него; предоставленная себе возможность существовать — это возможность, на которую она отныне уже обречена. Итак, ужас открывает нам заботу, ее целостную структуру. Существование Dasein — то есть способ соотношения Dasein со своим бытием — осуществляется в приводящей в ужас заботе.

4. Смерть и время

Однако анализ Dasein как заботы, ее тройственной структуры бытия перед собой (Entwurf), и, далее, брошенности (Geworfenheii) в мире и около вещей (падение) не характеризует целостности существования Dasein. Ведь быть, устремляясь вперед, предполагает бесконечный горизонт возможностей существовать. Таким образом, не вполне определена сущность проекта, если верно, что человеческое существование действительно ограничено в своих возможностях. Не отражается ли смертный характер человека на самом способе постижения возможностей существования?

Тезис Хайдеггера состоит в утверждении, что к Dasein, понятому как забота, смерть вовсе не приходит извне, но является его условием. Действительно, что значит существование, соотносящееся со своей способностью быть, что означает связь с возможностью? В повседневной жизни мы постоянно соотносимся с возможными предприятиями. Соотношение состоит в их осуществлении, то есть в разрушении самой возможности возможного ради ее воплощения в действительность. Итак, онтологическая связь существования со своей возможностью существовать не могла бы обладать подобной структурой, если существовать — значит понимать возможное в качестве такового, а экзистировать возможное — не то же самое, что воплощать его в действительность. Каково же поведение по отношению к возможному как таковому? Хайдеггер определяет его термином «заступание в возможное». Но отличается ли содержащееся в порыве приближение к цели от осуществления? Да. При условии, что во время этого приближения возможное становится все более далеким от осуществления. Но такая возможность — смерть: она — лишь возможность самой невозможности существования. Смерть как возможность ничего не дает «для осуществления человеческой реальности, — ничего, что может быть чем-то реальным». Итак, если существование — это поведение по отношению к возможности существования, то по отношению к смерти оно может быть только бытием.

«Бытие к смерти, поскольку оно означает уже заступить в возможное, это прежде всего то, что делает возможность возможной, высвобождая ее как таковую». («Sein und Zeit». P. 262). Таким образом, конечность человеческого существования — условие этого существования. Предварительный анализ существования как заботы, целиком подчиненной понятию озабоченного понимания возможности нашего существования в проекте-наброске, покинутости и присутствия в мире около вещей и нам подобных, объясняется в структуре возможности небытием его предприятия в целом. Существование — риск собственной невозможности.

Онтологические предположения. Они не вытекают из того, как ведет себя человек, думая о собственном конце. Они характеризуют то, как он берет на себя существование. Человек в каждый момент существования — это бытие к смерти, только не в мышлении, а в осуществлении существования, заключающемся в его понимании. Забота, структуру которой мы обрисовали выше, возможна лишь как бытие к смерти. Высшая возможность бытия к смерти Dasein — наиболее присущая ему; самая близкая. Незаменимая никаким Эрзацем, следовательно, наиболее достоверная. Вырванное из банальной безличной жизни Dasein понимает себя, исходя из себя самого. Бытие к смерти — условие самого себя, самости, характеризующей Dasein. «Я» — не субъект классического идеализма, оно возможно благодаря структуре существования как устремляющегося к смерти — присущей ему возможности не быть — и намечающего состояния личности. «Смерть не только принадлежит любому Dasein без различия, но и обращена к нему как к одинокому».

Ужас, понимание единства структуры Dasein — это тоже бытие к смерти. Это сам порыв к возможности ничто. В нем Dasein понимает себя, исходя из себя самого, и, следовательно, свободно. Но его свобода — это свобода к смерти. Только смерть дает возможность свободы или ее подлинность.

Но каким образом существование к смерти постигается как способность быть, то есть как мы понимаем его? Что делает его возможным в человеческом существовании? Иначе говоря, каков его смысл?

Предвосхищенный порыв к смерти, решительное понимание этой исключительной способности бытия предполагает, что Dasein может прийти к себе в качестве такой возможности и остаться там, то есть существовать. Такой способ достижения, прихода к себе есть будущее. Будущее не следует понимать как еще не осуществившийся момент — это значило бы покинуть онтологическое измерение, где бытующее соотносится с бытием, и оказаться в онтиче-ской плоскости истечения мгновений. Будущее здесь — условие

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.