ГЕОСТРАТЕГИЧЕСКАЯ АДАПТАЦИЯ АМЕРИКИ

Задача американской политики должна была бы состоять в том, чтобы быть

уверенными, что Япония следует такому выбору и что степень подъема Китая до

получения превосходства в регионе не мешает стабильному трехстороннему

балансу сил Восточной Азии. Усилие управлять как Японией, так и Китаем и

поддерживать стабильное трехстороннее взаимодействие, которое включает и

Америку, потребует от нее серьезного напряжения дипломатического умения и

политического воображения. Отказ от прошлой зацикленности на угрозе,

исходящей якобы от экономического подъема Японии, и преодоление страха перед

китайскими политическими мускулами помогли бы вдохнуть холодный реализм в

политику, которая должна базироваться на тщательном стратегическом расчете:

как направить энергию Японии в международное русло и как управлять мощью

Китая в интересах региона.

Только в такой манере Америка будет в состоянии выковать на востоке

материковой части Евразии эквивалент, родственный в геополитическом плане

роли Европы на западной периферии Евразии, то есть структуру региональной

мощи, основанной на общих интересах. Однако, в отличие от европейского

случая, демократический плацдарм на востоке материка скоро не появится.

Вместо этого переориентированный союз с Японией должен служить на Дальнем

Востоке основой для достижения Америкой урегулирования с преобладающим в

регионе Китаем.

[221]

Из анализа, содержащегося в двух предыдущих разделах этой главы, для

Америки вытекают несколько следующих важных геостратегических выводов.

Распространенная житейская мудрость, что Китай - это следующая мировая

держава, рождает паранойю по поводу Китая и способствует развитию в Китае

мании величия. Страхи перед агрессивным и антагонистическим Китаем, которому

суждено вскоре стать еще одной мировой державой, в лучшем случае

преждевременны, а в худшем - могут стать самоосуществляющимся предсказанием.

Следовательно, организация коалиции, направленной на противодействие подъему

Китая до уровня мировой державы, привела бы к обратным результатам. Это

гарантировало бы только, что регионально влиятельный Китай стал бы

враждебным. В то же время любое подобное усилие привело бы к напряжению

американо-японских отношений, поскольку большинство японцев наверняка были

бы против подобной коалиции. Соответственно Соединенным Штатам следует

воздерживаться от оказания давления на Японию с целью заставить ее возложить

на себя больше ответственности в области обеспечения обороны в

Азиатско-Тихоокеанском регионе. Усилия в этом направлении просто помешают

возникновению стабильных отношений между Японией и Китаем и одновременно еще

больше изолируют Японию в регионе.

Но именно потому, что Китай в действительности вряд ли скоро поднимется

до мировой державы - и по этой самой причине было бы неразумно проводить

политику регионального сдерживания Китая, - желательно обращаться с Китаем

как с глобально важным действующим лицом. Втягивание Китая в более широкое

международное сотрудничество и предоставление ему статуса, которого он

жаждет, может иметь эффект притупления более острых моментов национальных

амбиций Китая. Важным шагом в этом направлении было бы включение Китая в

ежегодный саммит ведущих стран мира, так называемую "большую семерку",

особенно потому, что Россию тоже пригласили туда.

Несмотря на видимость, у Китая на деле нет большого стратегического

выбора. Длительные экономические успехи Китая остаются в большой зависимости

от притока западного капитала и технологий, а также от доступа на

иностранные рынки, а это существенно ограничивает его выбор. Союз с

нестабильной и обнищавшей Россией не уве-

[222]

личил бы экономических или политических перспектив Китая (а для России

это означало бы подчинение Китаю). Таким образом, этот геостратегический

выбор на практике не осуществим, даже если в тактическом плане как Китаю,

так и России соблазнительно поиграть с этой идеей. Более непосредственное

региональное и геополитическое значение для Китая имеет его помощь Ирану и

Пакистану, но это также не служит отправным пунктом для серьезного поиска

статуса мировой державы. Вариантом в качестве последнего средства могла бы

стать "антигегемонистская" коалиция, если бы Китай почувствовал, что его

национальные или региональные устремления блокируются Соединенными Штатами

(при поддержке со стороны Японии). Но это была бы коалиция бедняков, которые

тогда наверняка оставались бы бедными довольно продолжительное время.

Большой Китай возникает как регионально доминирующая держава. Будучи

таковым, он может попытаться навязать себя соседям в манере, которая носит

дестабилизирующий характер в регионе, или может удовлетвориться оказанием

влияния более косвенным образом, следуя прошлой китайской имперской истории.

Возникнет ли гегемонистская сфера влияния или более туманная сфера уважения,

будет зависеть частично от того, насколько жестоким и авторитарным останется

китайский режим, а частично и от того, как ключевые посторонние действующие

лица, а именно Америка и Япония, отреагируют на появление Большого Китая.

Политика простого умиротворения могла бы способствовать более твердой

позиции Китая, но политика простого препятствования появлению такого Китая

наверняка также дала бы похожий результат. Осторожное сближение по одним

вопросам и четкое разграничение по другим помогло бы избежать обеих

крайностей.

В любом случае в некоторых областях Евразии Большой Китай может

оказывать геополитическое влияние, которое совместимо с большими

геостратегическими интересами Америки в стабильной, но политически

плюралистической Евразии. Например, растущий интерес Китая к Средней Азии

неизбежно ограничивает свободу действий России в стремлении добиться любой

формы политической реинтеграции региона под контролем Москвы. В связи с этим

и в связи с Персидским заливом растущая потребность Китая в энергии диктует

общность интересов с Америкой в поддержании свободного доступа к

нефтедобывающим регионам и

[223]

политической стабильности в них. Подобным же образом оказываемая Китаем

поддержка Пакистану сдерживает амбиции Индии подчинить себе эту страну и

компенсирует намерение Индии сотрудничать с Россией по Афганистану и Средней

Азии. И наконец, участие Китая и Японии в развитии Восточной Сибири может

аналогичным образом помочь усилить региональную стабильность. Эти общие

интересы следует выяснить путем длительного стратегического диалога(10).

Существуют также области, где амбиции Китая могли бы столкнуться с

американскими (а также японскими) интересами, особенно если эти амбиции

должны были бы реализовываться посредством более знакомой с исторической

точки зрения тактики сильной руки. Это относится, в частности, к

Юго-Восточной Азии, Тайваню и Корее.

Юго-Восточная Азия потенциально слишком богата, географически имеет

слишком большую протяженность и просто слишком большая, чтобы ее легко мог

подчинить даже мощный Китай, но она слишком слаба и политически слишком

раздробленна, чтобы не стать для Китая по меньшей мере сферой уважения.

Влияние Китая в регионе, которому способствует его финансовое и

экономическое присутствие во всех странах этого района, обязательно будет

расти по мере возрастания его мощи. Многое зависит от того, как Китай

применит эту мощь, но не вполне очевидно, есть ли у Америки какой-либо

интерес прямо выступать против нее или быть втянутой в такие вопросы, как

разногласия по Южно-Китайскому морю. Китайцы располагают значительным

историческим опытом умело управлять отношениями неравноправия (или

зависимости), и, конечно, в собственных интересах Китая было бы проявлять

сдержанность во избежание региональных страхов перед

----------------

(10) Во время встречи в 1996 году с высшими представителями

национальной безопасности и обороны Китая я установил (используя время от

времени намеренно туманные формулировки) следующие области взаимных

стратегических интересов в качестве основы для такого диалога: 1) мирная

Юго-Восточная Азия; 2) неприменение силы в решении вопросов, связанных с

прибрежной зоной; 3) мирное воссоединение Китая; 4) стабильность в Корее; 5)

независимость Средней Азии; 6) равновесие между Индией и Пакистаном; 7)

экономически динамичная и международно кроткая Япония; 8) стабильная, но не

очень сильная Россия.

[224]

китайским империализмом. Этот страх мог бы породить региональную

антикитайскую коалицию (и некоторые скрытые намеки на это уже присутствуют в

нарождающемся индонезийско-австралийском военном сотрудничестве), которая

потом, наиболее вероятно, добивалась бы поддержки со стороны Соединенных

Штатов, Японии и Австралии.

Большой Китай, особенно после переваривания Гонконга, почти определенно

будет более энергично стараться добиться воссоединения Тайваня с материком.

Важно по достоинству оценить тот факт, что Китай никогда не соглашался на

бессрочное отделение Тайваня. Поэтому в какой-то момент этот вопрос мог бы

вызвать прямое столкновение американцев с китайцами. Последствия этого были

бы для всех вовлеченных сторон самыми пагубными: экономические перспективы

Китая были бы отодвинуты, связи Америки с Японией могли бы стать очень

напряженными, а усилия американцев по созданию стабильного равновесия сил в

Восточной Евразии могли бы быть сорваны.

Соответственно важно добиться и взаимно поддерживать наибольшую ясность

в этом вопросе. Даже если в обозримом будущем Китай вряд ли будет испытывать

недостаток в средствах эффективного принуждения Тайваня, Пекин должен

понимать - и быть надежно убежден в этом, - что согласие Америки с попытками

насильственной реинтеграции Тайваня, достигнутой с помощью военной мощи,

было бы настолько разрушительно для позиции Америки на Дальнем Востоке, что

она просто не могла бы позволить себе оставаться пассивной в военном плане,

если Тайвань будет не в состоянии защитить себя.

Другими словами, Америке пришлось бы вмешаться не ради обособленного

Тайваня, а ради американских геополитических интересов в

Азиатско-Тихоокеанском регионе. Это важная разница. У Соединенных Штатов

нет, по сути, особого интереса к обособленному Тайваню. В действительности

их официальной позицией была и должна оставаться мысль о том, что существует

только один Китай. Но то, как Китай добивается воссоединения, может ущемить

жизненно важные интересы Америки, и китайцы должны это ясно сознавать.

Вопрос о Тайване служит также Америке законной причиной для того, чтобы

в своих отношениях с Китаем поднимать вопрос о правах человека, не

оправдываясь в ответ на обвинения во вмешательстве во внутренние дела Китая.

[225]

Совершенно уместно вновь повторить Пекину, что воссоединение завершится

только тогда, когда Китай станет более процветающим и более демократическим.

Только такой Китай сможет привлечь Тайвань и ассимилировать его в Большом

Китае, который тоже готов к тому, чтобы быть конфедерацией, основанной на

принципе "одна страна, разные системы". В любом случае из-за Тайваня в

собственных интересах Китая повысить уважение к правам человека, и потому

Америке уместно поднять эту проблему.

В то же время Соединенным Штатам надлежит - выполняя обещание, данное

Китаю, - воздерживаться от прямой или косвенной поддержки любого

международного повышения статуса Тайваня. В 90-х годах некоторые

американо-тайваньские контакты создавали впечатление, что Соединенные Штаты,

не афишируя, начинают обращаться с Тайванем как с отдельной страной, и гнев

китайцев по этому поводу можно было понять, как и их негодование по поводу

интенсификации усилий официальных лиц получить международное признание

статуса Тайваня как отдельного государства.

Соединенным Штатам поэтому следует ясно заявить, что на их отношении к

Тайваню будут вредно сказываться усилия последнего изменить давно

установившуюся и намеренную двусмысленность, управляющую отношениями между

Китаем и Тайванем. Более того, если Китай действительно процветает и

действительно становится демократическим и если поглощение им Гонконга не

сопровождается регрессом в области прав человека, стимулирование

американцами серьезного диалога через пролив о сроках окончательного

воссоединения способствовало бы также оказанию давления на Китай с целью

демократизации, одновременно развивая более широкое стратегическое

взаимопонимание между Соединенными Штатами и Большим Китаем.

Корея, геополитически центральное государство в Северо-Восточной Азии,

снова могла бы стать источником раздора между Америкой и Китаем, и ее

будущее также напрямую скажется на связях между Америкой и Японией. Пока

Корея остается разделенной и потенциально уязвимой для войны между

нестабильным Севером и все богатеющим Югом, американским силам придется

оставаться на полуострове. Любой уход американцев в одностороннем порядке не

только, вероятно, ускорил бы новую войну, но и, по

[226]

всей вероятности, сигнализировал бы об окончании американского военного

присутствия в Японии. Трудно понять, почему японцы продолжают полагаться на

длительное дислоцирование американских войск на японской земле вслед за их

уходом из Южной Кореи. Наиболее вероятным результатом с широко

дестабилизирующими последствиями в регионе в целом явилось бы быстрое

перевооружение японцев.

Однако объединение Кореи, вероятно, поставило бы также серьезные

дилеммы. Если бы американские войска должны были оставаться в объединенной

Корее, они неизбежно расценивались бы китайцами как нацеленные на Китай.

Действительно сомнительно, что китайцы согласились бы с объединением на

таких условиях. Если бы объединение происходило поэтапно, с применением так

называемой мягкой посадки, Китай выступил бы против нее политически и

поддержал бы те элементы в Северной Корее, которые противились объединению.

Если бы это объединение совершалось насильственным путем и Северная Корея

"приземлилась бы с грохотом", нельзя было бы исключать даже военное

вмешательство Китая. С точки зрения перспективы Китая объединенная Корея

была бы приемлема только в том случае, если бы она не означала

одновременного распространения американской власти (с Японией на заднем

плане в качестве плацдарма).

Однако объединенная Корея без американских войск на ее земле, вполне

вероятно, тяготела бы сначала к форме нейтралитета между Китаем и Японией, а

затем постепенно - движимая частично остаточными, но все еще сильными

антияпонскими настроениями - либо к китайской сфере политически более

положительного влияния, либо к сфере более деликатного отношения. Тогда

встал бы вопрос: захотела ли бы Япония все еще оставаться единственной

азиатской опорой для американской силы? Самое меньшее, что вызывал бы этот

вопрос, - это серьезные разногласия в рамках внутренней политики Японии. В

результате любое сокращение военного радиуса действия американцев на Дальнем

Востоке сделало бы, в свою очередь, более трудным поддержание в Евразии

стабильного баланса сил. Эти соображения, таким образом, повышают

американские и японские ставки в корейском статус-кво (хотя в каждом случае

по несколько разным причинам), и если этот статус-кво должен измениться, то

это должно происходить очень

[227]

медленно, предпочтительно на фоне углубления американо-китайского

регионального взаимопонимания.

Тем временем настоящее примирение между Японией и Кореей внесло бы

значительный вклад в создание более стабильной обстановки в регионе для

любого окончательного объединения. Различные международные осложнения,

которые могли бы возникнуть в результате реинтеграции двух Корей, могли бы

быть смягчены истинным примирением между Японией и Кореей, приведшим в итоге

к расширению отношений сотрудничества и взаимообязывающей политики между

этими двумя странами. Соединенные Штаты могли бы сыграть решающую роль в

содействии такому примирению. Можно было бы испробовать много конкретных

шагов, предпринятых ранее для примирения между Германией и Францией, а

позднее между Германией и Польшей (например, от совместных университетских

программ и до объединенных воинских формирований). Всеобъемлющее и в

региональном плане стабилизирующее японо-корейское партнерство облегчило бы

дальнейшее американское присутствие на Дальнем Востоке даже, возможно, после

объединения Кореи.

Почти само собой разумеется, что в рамки глобальных геостратегических

интересов Америки входит тесное политическое сотрудничество с Японией. Но

будет ли Япония вассалом, соперником или партнером Америки, зависит от

способности американцев и японцев более точно определить, каких

международных целей этим странам следует добиваться сообща, и резче

обозначить линию раздела между геостратегической миссией США на Дальнем

Востоке и стремлениями Японии к роли мировой державы. Несмотря на внутренние

дебаты о внешней политике, отношения с Америкой все еще остаются центральным

маяком для международной ориентации Японии. Дезориентированная Япония,

накренившаяся в сторону либо перевооружения, либо обособленного сближения с

Китаем, означала бы конец роли американцев в Азиатско-Тихоокеанском регионе

и сорвала бы появление регионально стабильного трехстороннего соглашения с

участием Америки, Японии и Китая. Это, в свою очередь, помешало бы

формированию в Евразии политического равновесия, управляемого американцами.

Короче говоря, дезориентированная Япония была бы похожа на кита,

выброшенного на берег: она металась бы уг-

[228]

рожающе, но беспомощно. Она могла бы дестабилизировать Азию, но не

смогла создать жизненную альтернативу стабилизирующему равновесию между

Америкой, Японией и Китаем. Только через тесный альянс с Японией Америка

смогла бы направить в нужное русло региональные устремления Китая и сдержать

их непредсказуемые проявления. Только на этой основе можно умудриться

осуществить сложное трехстороннее урегулирование - урегулирование, которое

затрагивает мировое могущество Америки, региональное преобладание Китая и

международное лидерство Японии.

Следовательно, сокращение в обозримом будущем существующих уровней

войск США в Японии (а следовательно, и в Корее) нежелательно. Кроме того,

так же нежелательно и любое значительное увеличение в геополитическом

масштабе и реальном исчислении объема военных усилий Японии. Вывод

значительного числа американских войск, вероятнее всего, заставит подумать о

крупной японской программе вооружений, в то время как давление Америки на

Японию с целью заставить ее играть более крупную военную роль может только

навредить перспективам региональной стабильности, помешать более широкому

сближению с Большим Китаем, уведет Японию в сторону от принятия на себя

более конструктивной международной миссии и таким образом осложнит усилия по

содействию развитию в Евразии стабильного геополитического плюрализма.

Отсюда следует также, что Япония - если она, в свою очередь, повернет

свое лицо к миру и отвернется от Азии - должна быть значительно поощрена и

получить особый статус, чтобы таким образом хорошо были удовлетворены ее

собственные национальные интересы. В отличие от Китая, который может

добиться статуса мировой державы, став сначала региональной державой, Япония

может добиться мирового влияния, отказавшись от стремления стать

региональной державой. Но для Японии тем более важно почувствовать, что она

является особым партнером Америки в мировых делах, а это не только приносит

плоды в политическом плане, но и экономически выгодно. Для этого Соединенным

Штатам было бы полезно рассмотреть вопрос о заключении американо-японского

соглашения о свободной торговле, создав таким образом общее

американо-японское торговое пространство. Такой шаг, придав официальный

статус все более тесным связям между двумя странами, обес-

[229]

печил бы геополитическую опору как для длительного присутствия Америки

на Дальнем Востоке, так и для конструктивных глобальных обязательств

Японии(11).

Вывод. Для Америки Япония будет жизненно важным и главным партнером в

создании все более объединенной и всепроникающей системы мирового

сотрудничества, а не только в первую очередь ее военным союзником в

региональных урегулированиях, направленных на противодействие региональному

превосходству Китая. В действительности Японии следовало бы быть мировым

партнером Америки в энергичной работе над новой повесткой дня мировых

отношений. Китай, имеющий преобладание в регионе, должен стать опорой

Америки на Дальнем Востоке в более традиционной области силовой политики,

помогая таким образом формированию евразийского баланса сил, при этом роль

Большого Китая на Востоке Евразии в этом смысле будет равняться роли

расширяющейся Европы на Западе Евразии.

------------

(11) Убедительный довод в пользу этой инициативы, указывающий на

взаимные экономические выгоды, приведен Куртом Тонгом в его публикации

Revolutionizing America's Japan Policy // Foreign Policy. - Winter 1996/97.

[230]

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Для США пришло время выработать и применять комплексную, всеобъемлющую

и долгосрочную геостратегию по отношению ко всей Евразии. Эта необходимость

вытекает из взаимодействия двух фундаментальных реальностей: Америка в

настоящее время является единственной супердержавой, а Евразия - центральной

ареной мира. Следовательно, изменение в соотношении сил на Евразийском

континенте будет иметь решающее значение для мирового главенства Америки, а

также для ее исторического наследия.

Американское мировое первенство уникально по своим масштабам и

характеру. Это гегемония нового типа, которая отражает многие из черт,

присущих американской демократической системе: она плюралистична, проницаема

и гибка. Эта гегемония формировалась менее одного столетия, и основным ее

геополитическим проявлением выступает беспрецедентная роль Америки на

Евразийском континенте, где до сих пор возникали и все претенденты на

мировое могущество. Америка в настоящее время выступает в роли арбитра для

Евразии, причем нет ни одной крупной евразийской проблемы, решаемой без

участия Америки или вразрез с интересами Америки.

Каким образом Соединенные Штаты управляют главными геостратегическими

фигурами на евразийской шахматной доске и расставляют их, а также как они

руководят ключевыми геополитическими центрами Евразии, имеет жизненно важное

значение для длительной и стабильной ведущей роли Америки в мире. В Европе

основными дей-

[231]

ствующими лицами останутся Франция и Германия, и главная задача Америки

будет заключаться в укреплении и расширении существующего демократического

плацдарма на западной окраине Евразии. На Дальнем Востоке Евразии, вероятнее

всего, центральную роль все больше и больше будет играть Китай, и у Америки

не будет политического опорного пункта на Азиатском материке до тех пор,

пока не будет достигнут геостратегический консенсус между нею и Китаем. В

центре Евразии пространство между расширяющейся Европой и приобретающим

влияние на региональном уровне Китаем будет оставаться "черной дырой" в

геополитическом плане, по крайней мере до тех пор, пока в России не

завершится внутренняя борьба вокруг вопроса о ее постимперском

самоопределении, в то время как регион, расположенный к югу от России, -

"Евразийские Балканы" - угрожает превратиться в котел этнических конфликтов

и великодержавного соперничества.

В этих условиях в течение некоторого периода времени - свыше 30 лет -

вряд ли кто-либо будет оспаривать статус Америки как первой державы мира. Ни

одно государство-нация, вероятно, не сможет сравняться с Америкой в четырех

главных аспектах силы (военном, экономическом, техническом и культурном),

которые в совокупности и определяют решающее политическое влияние в мировом

масштабе. В случае сознательного или непреднамеренного отказа Америки от

своего статуса единственной реальной альтернативой американскому лидерству в

обозримом будущем может быть только анархия в международном масштабе. В

связи с этим представляется правильным утверждение о том, что Америка стала,

как определил президент Клинтон, "необходимым" для мира государством.

Здесь важно подчеркнуть как факт существования такой необходимости, так

и реальную возможность распространения анархии в мире. Разрушительные

последствия демографического взрыва, миграции, вызванной нищетой,

радикальной урбанизации, а также последствия этнической и религиозной вражды

и распространения оружия массового уничтожения могут стать неуправляемыми,

если развалятся опирающиеся на государства-нации основные существующие

структуры даже элементарной геополитической стабильности. Без постоянного и

направленного американского участия силы, которые способны вызвать

беспорядок в мире, уже давно бы стали господствовать на мировой арене.

[232]

Возможность развала таких структур связана с геополитической

напряженностью не только в современной Евразии, но и вообще в мире.

В результате этого может возникнуть опасность для мировой стабильности,

и эта опасность, вероятно, будет усиливаться перспективой все более

ухудшающихся условий человеческого существования. В частности, в бедных

странах мира демографический взрыв и одновременная урбанизация населения

приводят не только к быстрому росту числа неимущих, но и к появлению главным

образом миллионов безработных и все более недовольных молодых людей, уровень

разочарования которых растет внушительными темпами. Современные средства

связи увеличивают разрыв между ними и традиционной властью и в то же время

все в большей степени формируют в их сознании чувство царящей в мире

несправедливости, что вызывает у них возмущение, и поэтому они наиболее

восприимчивы к идеям экстремизма и легко пополняют ряды экстремистов. С

одной стороны, такое явление, как миграция населения в мировом масштабе, уже

охватившая десятки миллионов людей, может служить временным

предохранительным клапаном, но, с другой - также вероятно, что она может

быть средством переноса с континента на континент этнических и социальных

конфликтов.

В результате возможные беспорядки, напряженность и, по крайней мере,

эпизодические случаи насилия могут нанести удар по унаследованному Америкой

руководству миром. Новый комплексный международный порядок, который создан

американской гегемонией и в рамках которого "угроза войны не существует",

вероятно, будет распространяться на те части света, где американское

могущество укрепляется демократическими социополитическими системами и

усовершенствованными внешними многосторонними структурами, но также

руководимыми Америкой.

Американская геостратегия в отношении Евразии, таким образом, вынуждена

будет конкурировать с силами турбулентности. Есть признаки того, что в

Европе стремление к интеграции и расширению ослабевает и что вскоре могут

вновь возродиться европейские националисты традиционного толка.

Крупномасштабная безработица сохранится даже в самых благополучных

европейских странах, порождая чувство ненависти к иностранцам, что может

привести к сдвигу во французской и германской политике в сторону

[233]

существенного политического экстремизма и ориентированного вовнутрь

шовинизма. Фактически может даже сложиться настоящая предреволюционная

ситуация. Историческое развитие событий в Европе, изложенное в главе 3,

будет реализовано лишь в том случае, если Соединенные Штаты будут не только

поощрять стремление Европы к объединению, но и подталкивать ее к этому.

Еще большая неопределенность существует относительно будущего России, и

здесь перспективы позитивного развития весьма туманны. Следовательно,

Америке необходимо создать геополитическую среду, которая благоприятствовала

бы ассимиляции России в расширяющиеся рамки европейского сотрудничества и

способствовала достижению такой независимости, при которой новые суверенные

соседи России могли бы полагаться на свои собственные силы. Однако

жизнеспособность, к примеру, Украины и Узбекистана (не говоря уже о

разделенном на две части в этническом отношении Казахстане) будет оставаться

под сомнением, особенно если внимание Америки переключится на другие

проблемы, такие, например, как новый внутренний кризис в Европе,

увеличивающийся разрыв между Турцией и Европой или нарастание враждебности в

американо-иранских отношениях.

Возможность окончательного серьезного урегулирования отношений с Китаем

также может остаться нереализованной в случае будущего кризиса, связанного с

Тайванем, или из-за внутреннего политического развития Китая, которое может

привести к установлению агрессивного и враждебного режима, или из-за того,

что американо-китайские отношения просто испортятся. Китай в таком случае

может стать крайне дестабилизирующей силой в мире, внося огромную

напряженность в американо-японские отношения и, возможно, вызывая

разрушительную геополитическую дезориентацию в самой Японии. В этих условиях

стабильность в Юго-Восточной Азии, конечно же, окажется под угрозой, и можно

только предполагать, как стечение этих обстоятельств повлияет на позицию и

единство Индии, страны, крайне важной для стабильности в Южной Азии.

Эти замечания служат напоминанием о том, что ни новые глобальные

проблемы, которые не входят в компетенцию государства-нации, ни более

традиционные геополитические вопросы, вызывающие озабоченность, не могут

быть решены, если начнет разрушаться основная геополитичес-

[234]

кая структура мировой власти. В условиях, когда на небосклоне Европы и

Азии появились упредительные сигналы, американская политика, чтобы быть

успешной, должна сфокусировать внимание на Евразии в целом и

руководствоваться четким геостратегическим планом.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: