За такое разоблачение АТанин был арестован и 30 марта 1925 расстрелян. Делом АТанина занимался крупный чекист Я.Агранов.

Маяковский отказывается от оптимистических настроений, как от пелены, мешающей ему видеть происходящее. На очередной встрече с общественностью он читает свое новое сочинение- вступление к поэме «Во весь голос». Здесь перед слушателями встает уже другой Маяковский: он пытается сказать правду об окружающей действительности.

Я хочу быть понят своей страной,

а не буду понят

-так

что ж?!

По родной стране

пройду стороной,

как проходит

косой дождь.

И другое:

Я знаю силу слов,

я знаю слов набат.

Они не те,

которым рукоплещут ложи...

Сталин начинает понимать, что дальше Маяковский будет с еще большим темпераментом и напористостью громить создаваемую им систему. А ведь каких-нибудь три-четыре года назад он рассчитывал получить от Маяковского поэму о Сталине - и не хуже написанной ранее поэмы о Ленине.

В свою очередь Маяковский, при всем его необузданном темпераменте и восторженности, оказывается умным и, главное, порядочным человеком, становящимся гранитным утесом на пути Сталина.

Помог сделать еще один шаг к пониманию случай.

При поездке по Америке Маяковский остановился в Нью-Йорке в резиденции Исая Яковлевича Хургина, председателя Амторга. Они отправились в пригород отдохнуть на озере Лонг-Лейк, взяв с собой присланного из Москвы в командировку хозяйственника Э. Склянского (бывшего заместителя Троцкого по Реввоенсовету). Склянского отправили в такую даль, чтобы он нечаянно погиб. На озере лодка его вдруг перевернулась, и он стал тонуть. Хургин, будучи отличным пловцом, поплыл на помощь ему и в голову не могло прийти, что он плывет навстречу своей смерти. Потом выяснилось, что убийство Склянского (и - вынужденное - Хургина) было совершено по приказу Сталина.

На впечатлительного Маяковского чисто по-человечески эта трагедия произвела большое впечатление. И он выразил свое отношение к происшедшему:

Мы повернули истории бег, Старье навсегда провожайте. Коммунист и человек Не может быть кровожаден...

Ему воочию пришлось столкнуться со сталинскими методами совершенствования ленинских идей - перехода от борьбы со старым строем к борьбе с собственным народом. Поэт, при всей своей экстравагантности, стал здраво понимать, что все «святые» коммунистические идеи, планы, горизонты, в которые он по молодости верил, шел в ногу с ними и даже часто впереди со своими призывами, на практике превзошли все его бурные фантазии и зашли так далеко, вырвавшись в беспредел, как ему не могло прийти в голову. Когда оглянулся, появились и другие мысли... Маяковский все явственнее стал ощущать волчий оскал вождя, вождь же окончательно понял: перед ним другой Маяковский. При известности поэта в стране и за рубежом, новые его произведения будут мощным оружием против самого вождя и проведения в жизнь строительства социализма.

Главное, чтобы ни в коем случае поэт не потерял своего лица, а партия - не потеряла своего большевистского поэта. В общем, Маяковский должен был остаться «лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи» (Сталин).

При таком раскладе нужно было немедленно принимать радикальные меры, срочно «нажать кнопку» - убрать поэта. На крупного поэта и человека с сильным характером нужны были не Ягода с Крючковым, а достойный чекист. Это ведь не Горький (старый и больной), а здоровый, крепкий, вдвое моложе парень. Дело было поручено тому самому Якову Сауловичу Агранову (Янкель Шевелев-Шмаев) - 1-му зам. начальника ОГПУ-НКВД, комиссару госбезопасности 1-го ранга. Его лично знал и ценил Сталин. И не зря. Он с блеском, на высоком чекистском уровне отправил на тот свет профессора Тихвинского, профессора Волкова, профессора Лазаревского, профессора Таганцева, Н.Н.Щепкина, братьев Астровых, К.К.Черносвистова, Н.А. Огородникова и многих других известных военачальников, общественных деятелей и крупных ученых. Он клялся им, что они будут освобождены, если подпишут протоколы; они верили, подписывали - и их расстреливали.

Агранов не был борцом за идеи революции, не имел больших личных обид, которые довели до руководства ВЧК Дзержинского. Он недолго был в ссылке. Вернулся в один день со Сталиным, был с ним хорошо знаком. Вступил в ЧК в 25 лет и там, в недрах этой романтически-бандитской организации, сформировались его идеи большевистской революции. Но главное, работа вЧК(ис большой увлеченностью), успешно развивала все отрицательные качества, заложенные с детства более или менее у каждого. Таким образом, из него выкристаллизовывался подлый, садистски жестокий мастер своего дела. В этих случаях, пожалуй, играли роль не столько личные качества, сколько подлость самой системы, которая, искалечив человека, заставив его работать преданно, продуктивно на себя, обрывала его карьеру пулей в затылок.

Агранов начал готовить убийство, а для широкой публики - самоубийство. Все делалось по хрестоматийным правилам, и потому шло успешно. Создали атмосферу нервозности, взвинченности, неудовлетворенности, используя особенности его характера: неуравновешенность, вспыльчивость, влюбчивость, склонность к быстрой смене настроений, экзальтации и даже суеверию.

Устраивали обструкции на его спектаклях «Бани» и «Клоп». Печатали: "«Клопы» заели и «Баня» не спасла»". На встречах с поэтом грубо разносили его новые сочинения, изматывали его оскорблениями. Сорвали выставку «XX лет творчества». Изолировали поэта от друзей и знакомых, вокруг остались только сотрудники ЧК.

Убрали его любимых женщин: Лиля Брик, как бы нечаянно читая вслух письмо от сестры, сообщила ему, что Татьяна Яковлева, на которой он собирался жениться, вышла в Париже замуж; оборвалась связь с Эллей (Екатериной) Джонс, от которой у него была дочь Патриция. А саму Лилю срочно отправили с мужем за рубеж. Оставили возле него лишь Веронику Полонскую (жену известного актера Михаила Яншина). Она была самая молодая в этом списке -21 год - неопытная, доверчивая. Ей отводилась роль «свидетеля» готовящегося «самоубийства». Агранов для полного успеха подарил своему другу Володе револьвер, (хотя у него в столе уже был один, но так вернее). Акция трудная, сложная, и все делалось с подстраховкой.

Назначили день - 12-го (подготовили посмертное письмо), но не все складывалось, тогда 13-го, но число нехорошее - перенесли на 14 апреля 1930 года. В эти дни удачно провоцировали мелкие любовные ссоры Маяковского с Полонской.

14-го утром, как было рассчитано, Вероника оказалась у своего великого друга, страстно, по уши влюбленного в нее, - именно так любят все поэты. Как и предполагалось, начались выяснения, кто любит больше, и когда же она наконец останется с ним насовсем... Страсти накалялись. Друг полез в стол, достал наган, чтобы ускорить разрешение спора. Вероника, увидя это и думая, что он может ее убить, выскочила на лестницу, услышала выстрел, выбежала на улицу, вскочила в такси и уехала в театр. У парадного еще с ночи дежурили агенты ОГПУ, очевидно, тоже для подстраховки, чтобы все шло по намеченному плану. Один из них спросил у выбегающей Полонской адрес, куда она едет, где они бы могли ее найти.

Пока они ссорились, убийца сидел в одной из уборных коммунальной квартиры, рядом с комнатой поэта, и слушал, приготовившись к решающему моменту. Он вошел в квартиру через черный ход в кухню, а следующая дверь была уборная. Когда Вероника выбежала, убийца быстро вошел в комнату навстречу пытавшемуся выйти поэту и выстрелил в грудь. Поэт, увидев его, успел закричать и упал по инерции лицом вперед, разбил нос, скулу и висок. Убийца бросил маузер, из которого стрелял и который до 1928 года принадлежал поэту, выбежал через черный ход, во двор на Мясницкую; тут же вошел Агранов по парадной лестнице в квартиру. Это видели не только встревоженные жильцы, но и встретившие его около парадного друзья. Агранов быстро вошел в комнату, подошел к столу, взял листок бумаги и прочел «последнее письмо» поэта вслух, положил его в карман и больше никому не показал.

Потом подгоняли показания и факты под «самоубийство». Поехали за Полонской в театр, и она подписала протокол, составленный следователем; маузер заменили на наган (в первом протоколе - маузер № 312045, во втором - наган № 268979), перетащили труп на диван, после чего трудно установить - в него стреляли или он сам стрелял, хотя раскрытый в крике рот, разбитый нос, скулу и ссадину на виске не спрячешь; по новой снимали показания с жильцов, видевших первоначальную картину... В общем, это уже были мелочи, главное -дело сделано. И дело это сразу отправили не в милицейский архив, а начальнику секретного отдела ОГПУ Я.Агранову. Больше его никто не видел полвека. В наши дни писатель, историк, исследователь Валентин Иванович Скорятин, проделав огромную работу, докопался все же до истины и поставил точку в этом запутанном деле.

Конечно, находились и всегда будут находиться желающие доказать, что это все-таки было самоубийство. Как правило, в этих случаях однобоко уделяется внимание какой-нибудь одной детали, а на остальные факты и общее развитие событий умышленно закрываются глаза. Следует не забывать о том, что ЧК было заинтересованно всеми возможными способами замести следы своих преступлений. Быть умнее их мало кому удавалось. При желании направить исследователей по ложному пути не так уж сложно, поэтому и сейчас эксперты пытаются доказать, что это могло быть и самоубийство. Однако полностью опровергнуть то, что это было убийство, не удается никому.

После смерти поэта, естественно, поползли разные слухи. Спецслужбы умеют создавать и распространять нужные слухи. Их было много и разных -в разные легче верят, и никто не успевает их опровергать. Облегчало задачу и то, что из трех женщин (Вероника, Татьяна, Лиля) каждая считала, что поэт застрелился именно из-за нее, убеждая общественное мнение в своей версии.

Здесь несправедливо было бы не сказать несколько слов о Лиле - ранней привязанности Володи, еще с 19 лет. И обязывает это сделать не только стаж увлечения.

Иля Каган с 17 лет становится «красоткой компаний» и быстро совершенствуется в этом амплуа. К тридцати годам обычные подачки любовников ее уже не устраивают. Она выходит замуж за Осипа Мееровича Брика, сотрудника ВЧК-ОГПУ, делается его коллегой по работе, становится Лилей Брик. Их объединяла и страсть к обогащению. Во все времена находились люди, умевшие приспособиться к системам. Новая система притягивала к себе дельцов, выискивающих и уничтожавших хорошо обеспеченных людей. Брики хорошо вписались в эту систему. Они как бы нашли друг друга. Муж имел возможность получать сведения о готовящихся арестах: когда и кого..., да и сам помогал расширять списки. Они брали у своих знакомых ценности «на сохранение». Ценностей в доме набралось, как в ломбарде.

Вместе с тем, у «красотки», как водится, шла череда любовников - солидных, занимавших высокое положение в новом советском обществе. И так уж получалось, что в разгар любовной интриги каждого из них расстреливало ОГПУ.

С 1925 года, когда у ее старого знакомого Володи Маяковского вдруг «зашевелились» деньги, и немалые (гонорары за революционные сочинения), у Лили проснулась нежность и страсть с новой силой. Просьбы о деньгах зафиксированы даже в тех случаях, когда Маяковского не было в Москве, затем прибавились желания, чтобы он купил ей автомобиль. А кончилось ее въездом в кооперативную квартиру, выкупленную Маяковским для себя.

Маяковский называл Лилю «злой гений» - это поэтически, а точнее было бы назвать -«гений зла».

В чекистской истории с Маяковским Лиля старалась еще и за обещание получить наследство, и она его получила при содействии властей, хотя не состояла с Маяковским в родстве и была замужем. Получила то, что полагалось его матери и сестрам.

В общем, Маяковский был одним из эпизодов в любовно-коммерческой деятельности Бриков.

Вы скажете: а как же любовь, о которой так много говорилось и писалось? Ну о чем вы? Это для камуфляжа. Посудите сами. Когда Владимира Владимировича кремировали, она попросила проводить ее вниз, к печи, и в глазок с интересом смотрела, как он корчится в огне: развлечение, достойное чекиста, но не любящей женщины.

Что касается артистки Вероники Витольдовны Полонской, она была полной противоположностью Лиле. От своих встреч с Маяковским, кроме сильных переживаний и нервотрепки, выгоды не имела. И еще была ловко использована убийцами, подставившими ее в этом деле.

Володю погубили увлечения: страсть к Лиле, головокружительный роман с Вероникой, глубокие, нежные чувства к Татьяне, на которой собирался жениться. (Была еще и Наталья Брюхоненко, умная, широко образованная. Брик, чтобы отвадить от нее Володю, познакомила его с молоденькой Полонской.) Да, он обладал безудержной страстью. Она была движущей силой, помогала ему в творчестве, политике, личной жизни, но и мешала, усложняла жизнь, сбивала с ритма, правильного пути, разумных решений и в конце концов способствовала трагической развязке.

Маяковский с юности, чуть что, сразу говорил: «Застрелюсь!» На протяжении всей жизни он привык к этому выражению своего настроения; привыкли и его друзья и знакомые, а потому всем легко верилось в якобы совершенный поступок.

Задумываясь о своем последнем дне, он так представлял свой смертный миг:

Встретить я хочу

мой смертный час так,

как встретил смерть товарищ Нетте.

Все так и получилось. Как дипкурьер Нетте был убит в упор в купе поезда, так поэта в упор убили дома.

«Ваше слово, товарищ маузер!» - призывал поэт. И маузер, его маузер, поставил последнюю точку в творчестве и жизни Маяковского.

И Владимир Маяковский, и Максим Горький, как вы потом увидите, крепко поддержали большевиков и помогли в создании и укреплении диктатуры. Один воспевал Буревестника, а затем лагеря, другой - маузер. Вместе с тем, хотя они и были из одной команды, но не любили друг друга. Из письма Горького Бухарину: «А тут еще Маяковский застрелился. Нашел время. Знал я этого человека и не верил ему».

Оба и погибли от преступных иллюзий и своих кумиров. Их участь разделил весь советский народ. Эта трагедия запечатлена в памятниках, поставленных им по левой стороне главной улицы столицы, как бы подчеркивая их «левую» политическую платформу.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: