К чему призывают нас святые? 11 глава

Русские моряки вступили в неравный бой и сумели повредить несколько турецких судов. Отчаянное сопротивление продолжалось до полудня. Видя невозможность противостоять превосходящей силе, командир плавбатареи отрубил якоря и решил абордировать турецкий флагман. Однако течением и противным ветром его понесло в противоположную сторону.

В погоню за русской батарей отправились три шебеки, две галеры и кирлангич. Неравный бой, в течение которого на батарее погибло 40 человек, продолжился. Когда силы были уже на исходе, Ломбард предложил взорвать судно, но солдаты удержали его[216].

Отнесенная течением к Гаджибею, батарея села на мель и была окружена неприятельскими судами. Спасшиеся продолжали сражаться и на суше, однако капитан Веревкин, Ломбард и с ними 15 человек были взяты в плен и доставлены в константинопольскую тюрьму[217].

С потерей батареи Веревкина стрельба в Лимане не прекратилась. 5 октября контр-адмирал Мордвинов решил-таки атаковать турецкий флот под Очаковом силами оставшихся восьми судов. Перестрелка была произведена без потерь для обеих сторон, после этого турецкий флот снялся с якоря и ушел в сторону Варны, а Мордвинов на следующий день произвел бомбардировку Очакова.

Рассматривая Кинбурнское сражение, нельзя не заметить, что бездействие Лиманской эскадры значительно облегчило задачу турецкого флота. Неприятель смог сосредоточить все силы на крепости и беспрепятственно поражать русские войска продольным и перекрестным огнем с канонерских лодок и шебек. И лишь одна галера «Десна» сдерживала с моря натиск противника.

Однако и турецкий флот упустил возможность, когда Черноморский корабельный флот был разбит бурей, усилить свою эскадру и совершить нападение на крымские берега.

18 октября Бекир-паша с оставшимся флотом, который не досчитался шести судов, бесславно вошел в Буюк-Дере – местечко в устье Босфора. Проход эскадры по каналу сопровождался истошными криками и воплями женщин. Прибывшие суда были в удручающем состоянии и требовали срочного ремонта. На их борту было много раненых. После швартовки команды большей частью разбежались.

По своему обыкновению Порта не стала долго искать виноватых в неудаче и к вечеру следующего дня приказала капитан-бея «задавить», а Бекир-пашу отправить сераскиром в Варну[218].

Не сумев воспользоваться внезапностью нападения и численным превосходством своих морских сил, Турция, по существу, упустила инициативу в начале войны. В результате обострилась и внутриполитическая ситуация в самой стране. «Тамошнее министерство разделилось на две партии, – сообщал некий Алексей Эконом, – одна желает продолжать войну, а другая требует мира. Сказывают, что которые останутся последними, заплатят жизнью»[219].

Турки с нетерпением ожидали возвращения из египетского похода капудан-паши. Эски-Гассан был не просто адмиралом, прославившим свое имя мужеством. Среди правоверных он почитался наравне с визирем. А к его мнению порой прислушивались даже больше, чем к мнению визирей, которые, в отличие от многоопытного Гассана, приходили и уходили.

И вот, наконец, 26 октября 1787 года, оставив египетское правление своему калге и новым беям, в Константинополь прибыл капудан-паша. Он сразу же взялся за ремонт и вооружение флота, а также за постройку новых судов. Причем типы закладывавшихся кораблей однозначно указывали на его намерение к высадке десанта.

Призванный к нему французский корабельный мастер Лероа получил повеление изготовить несколько моделей плоскодонных канонерских судов (для удобства подхода к берегу) и бомбардирских шлюпок и отправить их в Архипелаг, чтобы там вскорости могли построить 100 подобных судов. На Константинопольской верфи было заложено 22 бомбардирских и 10 канонерских шлюпок и три плоскодонных судна длиною с 24-пушечный фрегат[220].

С починкой и постройкой флота капудан-паша намеревался набрать 23 тысячи матросов и 60 тысяч морского войска и вместе с ними будущей весной отправиться в Черное море. При любом удобном случае он «выхвалял визирьский план о завоевании Крыма морскими силами», а муллы, со своей стороны, внушали народу, «что если турки не возьмут Крыма, то русские завладеют Константинополем и мусульманская вера истреблена ими будет»[221].

Порта отправила секретные фирманы ко всем имамам с повелением увещевать молодых людей от 16 лет и выше, чтобы они непременно шли в поход, объясняя им, что «сия война за их веру». Но ни призывы Гассан-паши, ни увещевания служителей Аллаха не прибавили желания мусульманам вступить под зеленое знамя Ислама. Войска, вернувшиеся после кинбурнского десанта, большей частью разбежались, оставшиеся ни под каким видом не соглашались идти на войну. Жители и матросы говорили, что «лучше отрубить им головы здесь, нежели принудить их на жертву в Черном море». Население, доведенное до крайности, не хотело продолжать войну и было готово на мир с любыми условиями.

Военные приготовления в Турции продолжали «чиниться с крайней поспешностью». Флот был разделен на две эскадры общей численностью в 112 судов: 23 линейных корабля, 18 фрегатов, четыре шебеки, четыре бомбарды, два пакетбота, пять кирлангичей, 50 канонерских шлюпок и шесть галер. Одна из эскадр под командованием патрон-бея (вице-адмирала) Челеби-капитана, в составе пяти фрегатов и 10 канонерских шлюпок, должна была отправиться на Белое (Мраморное) море, а остальные суда под командованием самого капудан-паши к концу апреля – началу мая должны были выйти в Черное море, чтобы на азиатском берегу взять до 50 тысяч десантного войска и следовать под Кинбурн, после взятия которого Гассан-паша должен был отправиться в Измаил главным сераскиром и действовать против российских войск. А верховный визирь из Софии будет противостоять австрийскому императору[222].

Предвидя решающий характер боев в Днепровском лимане, и убедившись в неспособности контр-адмирала Н. С. Мордвинова управлять флотилией в сложной боевой обстановке, главнокомандующий Черноморским флотом генерал-фельд­мар­шал Г. А. Потемкин хотел видеть там энергичного флагмана.

Своим ордером от 17 октября он приказал Мордвинову возвратиться в Херсон для исправления флота, одновременно предписав Войновичу командировать на Лиманскую эскадру бригадира П. Алексиано. Но ввиду болезни последнего, Войнович отправил туда Ушакова.

Федор Федорович прибыл на место в последних числах октяб­ря, когда боевые действия в Лимане практически прекратились. Главной его задачей стало обеспечение безопасной зимовки судов. После их разоружения у Ушакова особых дел не было, поэтому Мордвинов во второй половине января 1788 года отправил его обратно в Севастополь, где продолжался ремонт его корабля «Св. Павел». Потемкин, узнав об этом самоуправстве Мордвинова, разгневался, однако Ушакова обратно отзывать не стал.

Нехватка офицеров и особенно флагманов, имевших боевой опыт, заставила Потемкина искать их за границей. Через кабинет Екатерины II начались переговоры с контр-адмиралом Кинсбергеном, прославившимся в прежнюю русско-турецкую войну.

По высочайшему повелению в переписку с Кинсбергеном вступил российский полномочный министр в Мюнхене господин Петерсен. Первые его реляции внушали оптимизм на скорое возвращение известного моряка на русскую службу. Последний даже высказывал желание «посвятить себя службе всемилостивейшей государыне, представляющей ему столь лестный случай к усугублению славы, которую он приобрел уже в победоносных Ее войсках»[223]. Однако, не получив заверений о назначении его командующим эскадрой, которая, по указу императрицы от 14 марта 1788 года, должна была выйти в Средиземное море для отвлечения турецких морских сил из Черного моря, Кинсберген отказался, сославшись на семейные обстоятельства.

Для Черноморского флота все же были сысканы два флагмана: известный своими приключениями принц Карл Никола Оттон Нассау-Зиген и бывший предводитель флота Конгресса Соединенных Штатов Джон Поль-Джонс, зачисленные в русскую службу с чином контр-адмирала.

К этому времени война вступила в новую фазу. В феврале 1788 года Австрия, следуя союзническим обязательствам с Россией, не забывая и о своих собственных интересах, объявила войну Оттоманской Порте, следствием чего 16 февраля в Константинополе был опубликован соответствующий ответный манифест.

В свете изменившейся военно-политической обстановки 20 февраля у капудан-паши состоялся большой совет, на котором инкогнито присутствовал султан, верховный визирь и английский посол. В ходе совещания план морской операции изменился. Большей части флота, а именно двум эскадрам, определено было идти в Черное море: одной – к Очакову, другой – к Тамани. В Средиземное море направлялись три небольшие эскадры: одна – в Морею, другая – в Кандию, а третья – между Родосом и Египтом[224].

Судя по тому, что на важных совещаниях присутствовал теперь английский посол, у Порты среди союзников первенствующее место стали занимать англичане. Одно за другим в Константинополь приходили английские суда с орудиями, лафетами, ракетами для зажжения корабельных снастей и прочими военными припасами. Порта закупила в Англии и несколько фрегатов.

15 марта первая эскадра под командованием Абдурахмана-аги получила повеление вступить под паруса и идти в Черное море, а 19 марта и вторая эскадра ушла в море. Она состояла из 12 линейных кораблей, 13 фрегатов, двух бомбард, двух галер, 10 бомбардирских и канонерских шлюпок и шести брандеров. Людей на эскадре набралось более 20 тысяч человек, из которых только треть составляли турки; в числе прочих были и четыре тысячи греков, набранных для управления парусами на флагманских кораблях. Канонирами капудан-паша взял с собой несколько английских матросов.

Капудан-паша, готовя основную часть флота к выходу в Черное море, планировал встретиться с российским флотом в решительном сражении и «идти на абордаж, подобно как ему случилось в Чесме: а в случае неудачи сжечь хотя свой, если не атакованный корабль, дабы чрез то сохранить славу храбрости своей». Он решил набрать на свой корабль лучших людей «посредственных лет, которые бы умели хорошо владеть мелким оружием».

– Я хочу иметь, – говорил он, – 700 человек из самых наилучших далкиличей, ибо я из дали из пушек палить и маневрировать никак не намерен, но вдруг, встретившись с неприятелем, атакую его по-мальтийски на абордаж![225]

Для блокирования выхода российских кораблей из Херсона он намеревался затопить на фарватере между Кинбурном и Очаковом большой старый корабль.

Команды на кораблях «Капитания», «Патрона» и «Реала» (адмирала, вице-адмирала и контр-адмирала) состояли из 750 человек, не считая командирской свиты; на прочих линейных кораблях было по 650; на фрегатах – от 250 до 450 человек. Кроме того, капудан-паша взял с собой 500 палаток и 60 лошадей, разместив их на трех 10-пушечных кораблях, не учтенных в общем списке. А 350 лошадей он отправил сухим путем в Синоп, чтобы оттуда перевезти к месту высадки десанта.

Салютуя провожавшим, эскадра 25 марта потянулась к выходу из канала. При отходе присутствовал сам султан, который снабдил капудан-пашу словесными наставлениями, подарил ему шубу, а при поднятии турецкого флага на английском фрегате «Феникс» вручил ему осыпанный алмазами кинжал, но при этом потребовал от адмирала заплатить за фрегат из своих денег. Эски-Гассан, раскланявшись перед султаном, сказал, что не возвратится, ежели не возьмет Крым, или там умрет. Призвав к себе всех капитанов, адмирал пригрозил им, что «ежели которые из них не поступят храбро, он будет их казнить и вешать на мачтах»[226].

Непогода и ветры задержали вторую эскадру в устье канала еще на месяц. На корабли с берега перекинулась чума, что грозило сорвать планы оттоманов. С каждого корабля в сутки снимали от двух до пяти умерших. 23 апреля эскадра вновь вышла в море. Но и в этот раз туркам не повезло. Отойдя от берега на 60 миль, флот попал в сильный шторм и «с великою потерею» возвратился в Буюк-Дере.

Русский агент доносил о состоянии турецкого флота: «Теперь во всем Черноморском флоте турки не имеют исправно вооруженных кораблей, кроме трех, то есть «Капитания», «Патрона» и «Реала»; прочие же все в худом состоянии. Когда при атаковании российская эскадра атакует единственно только сии три корабля и победит их, то остальной флот, наверно, сам собою должен сдаться; ибо они так худо вооружены, что ни один из них никак не в состоянии обороняться»[227]. Замечание было весьма важным, ибо в последствии оно станет «ключом» к победе над турецким флотом. Именно так будет действовать в сражениях с турками Ф. Ф. Ушаков.

Только в середине мая второй турецкой эскадре удалось выйти в Черное море. Перед выходом капудан-паша учредил боевой порядок: авангард, арьергард и кордебаталию. В авангарде главным был назначен большой корабль патрон-бея, несший зеленый флаг с изображением стрелы, в арьергарде – корабль «Госпожа» с изображением якоря на флаге. В кордебаталии капудан-пашинский корабль поднял зеленый флаг с изображением меча Магомета. Впервые в истории турецкого флота были учреждены 260 различных сигналов, чтобы «разуметь повеления капудан-паши», который во время сражения должен будет «вступить на кирлангич» и осуществлять с него руководство[228].

Планы турецкого флота сохранялись в глубокой тайне, а потому его передвижения по Черному морю не были известны. Иностранные министры говорили, что оттоманский флот собирается блокировать Севастополь и что в Синоп за войском уже отправилась первая эскадра, которая при блокаде российского флота высадит десант в Кафе. Хотя это были только предположения, однако не прислушаться к ним было нельзя.

На противоположной же стороне Черного моря давно поджидали Гассан-пашу, а потому в разные места были высланы дозорные суда. Особую заботу у русского командования вызывала охрана Днепровского лимана, Кинбурнской крепости и Крымского побережья.

Князь Потемкин двинул свою Екатеринославскую армию для блокирования Очакова, а перед Черноморским флотом поставил задачу не допустить турецкий флот к крепости. Но все-таки, воспользовавшись штормом и невозможностью Севастопольской эскадре выйти в море, капудан-паша к 20 мая привел свой флот к Очакову.

Заметив с Кинбурнской косы приход неприятельского флота, генерал-аншеф Суворов решил немедленно донести об этом в Херсон командующим гребной и парусной эскадр Нассау-Зигену и Поль-Джонсу. Он отправил дуббель-шлюпку № 2 под командованием капитана 2 ранга Р. Сакена (на русской службе он звался Христофором Ивановичем).

Отвалив от берега, дуббель-шлюпка максимально возможным для нее ходом направилась к Глубокой пристани. Прощаясь с командиром Козловского полка подполковником Ф. И. Марковым, Сакен сказал: «Мое положение опасно, но честь свою могу еще спасти. Когда турки атакуют меня двумя судами, я возьму их; с тремя буду сражаться; от четырех не побегу; но если нападут более, тогда прости, Федор Иванович, мы более не увидимся»[229].

На входе в Днепровский лиман капитан Сакен был атакован не двумя и не тремя, а 30 неприятельскими судами! Положение оказалось безвыходное. Оставался лишь небольшой коридор, через который еще могла проскочить находившаяся на борту 8-весельная шлюпка. Сакен посадил в нее девять матросов, вручил им свой кормовой Андреевский флаг и приказал сообщить принцу Нассау о неприятельском флоте и о слу­чив­шем­ся, сказав, что живым он не сдастся.

Храбрый офицер сдержал свое слово. Окруженный вражескими судами, он вошел в крюйт-камеру и воспламенил боезапас, взорвав себя вместе с неприятелем!

Турецкий флот в Лимане находился в бездействии до 6 июня. Желая принудить его к бою, командующий российской гребной эскадры контр-адмирал принц Нассау-Зиген и командующий парусной эскадры контр-адмирал Джонс со всеми своими силами в 28 судов выдвинулись к неприятелю на расстояние пяти верст, расположившись в линию между северо-востоком и юго-западом, правым крылом касаясь турецкого берега.

В ночь на 7 июня российские адмиралы решили произвести изменение своих боевых порядков. Нассау-Зиген, выделив на правый фланг из своей эскадры резерв из четырех дуббель-шлюпок, двух галер и пяти баркасов под командованием капитана 2 ранга Винтера, а также четырех плавучих батарей и двух галер под командованием капитан-лейтенанта Ф. А. Ахматова, с остальной частью гребных судов расположился в линии перед эскадрою Джон Поль-Джонса.

В 4 часа утра с российской эскадры заметили движение в неприятельском флоте, которое приняли за подготовку к атаке. Последовал приказ: «Изготовиться к бою!» Неприятеля же намеревался лишь поближе подойти к Очакову.

Желая уточнить положение флота капудан-паши, Нассау-Зиген и Поль-Джонс в 7 часов отправились на лодке в сопровождении небольшого отряда гребных судов. Турки, подпустив их на расстояние двойного выстрела, двинули в атаку 36 галер, открыв при этом сильный огонь. Нассау-Зиген, понимая, что силы неравные, все же решил принять сражение. Одновременно он отправил Поль-Джонса за подкреплением.

Противник в полном боевом порядке пошел на правый фланг русских. Заметив это, Нассау-Зиген подвинул вперед левое крыло и дал сигнал атаковать неприятеля. Начался жаркий бой. Четыре российские галеры вырвались из линии и стремительно пошли вперед. Их опрометчивая поспешность заставила прекратить огонь двух плавучих батарей, оставшихся позади. Для удержания галер принц отправил бригадира Н. И. Корсакова, который восстановил порядок.

Усиливающийся огонь с русских судов ослабил напор неприятеля, однако прибытие самого капудан-паши с подкреплением ободрило турок. Бой стал еще жарче. Отважный Гассан смело разъезжал на кирлангиче среди разрывов ядер и отдавал нужные распоряжения, показывая подчиненным пример неустрашимости. У турок было уже 57 судов, которые начали теснить российские суда. Положение Нассау-Зигена становилось критическим. К счастью для него, в это время подоспело подкрепление.

Решив разорвать турецкую линию, Нассау направил подошедшие три дуббель-шлюпки, две бомбарды, плавбатарею и галеру на левое крыло. В это же время к нему присоединились контр-адмирал Джонс и капитан бригадирского ранга П. П. Алексиано. Первый перешел к нему в лодку, а второй направился на правое крыло, чтобы отдавать команды всей русской линии на одновременное движение вперед.

Судьбу сражения решила искусная стрельба русских канониров. Их огнем были уничтожены два неприятельских судна и подожжено третье. Турецкие корабли пришли в замешательство и стали покидать поле боя. Бегство турок не остановил даже огонь, открытый по ним по команде капудан-паши. Российские эскадры пошли в преследование, но вскоре из-за неблагоприятного ветра были вынуждены прекратить погоню.

Проба сил на Черном море оказалась не в пользу турок. Капудан-паша потерял три судна, восемнадцать имели значительные повреждения. Погибло и немало турецких моряков, тогда как с русской стороны было убито всего четыре человека и ранено тринадцать. Гассан-паша готовился к отмщению.

16 июня в час пополудни капудан-паша отдал приказ сниматься с якоря и вступать под паруса. Движение неприятельского флота заставило россиян готовиться к бою. На 66-пушечном корабле «Св. Владимир» срочно был собран совет флагманов и капитанов, на котором решили с наступлением темноты атаковать противника. Этому способствовала паника в турецком флоте, случившаяся после посадки на мель корабля капудан-паши. Однако из-за усиливавшегося встречного ветра, который снял с мели турецкий флагман, атаку пришлось отложить.

В ночь на 17 июня ветер переменился и стал способствовать атаке русских морских сил, значительно усиленных с приходом из Кременчуга 22 канонерских лодок. Теперь в эскадре россиян, помимо прибывших лодок, было два линейных корабля, четыре фрегата, семь галер, семь дуббель-шлюпок, семь бомбардирских судов, семь баркасов и шесть мелких судов. С турецкой стороны к бою были приготовлены 10 линейных кораблей, шесть фрегатов и 44 разного рода судов[230].

В 4 часа утра российская эскадра снялась с якоря и пошла в атаку на неприятеля. Возглавив левый фланг, принц Нассау повел суда на главные силы противника, а правый фланг поручил контр-адмиралу П. П. Алексиано. Атака была столь стремительна, что при первых выстрелах с мелких судов русской эскадры турецкий флот стал поднимать паруса и отходить. 66-пушечный турецкий корабль сел на мель.

Нассау-Зиген выдвинул вперед две галеры, две дуббель-шлюпки, плавбатарею и 12 канонерских лодок, после чего огонь усилился с обеих сторон. Более часа турки выдерживали сокрушительные залпы русской артиллерии, проявляя при этом редкое упорство. Но, атакованная свежими силами из резерва, часть турецкого флота прекратила сопротивление и, оставив на мели один из своих кораблей, обратилась в бегство. Севший на мель корабль был взят на абордаж русскими моряками. Преодолев сопротивление экипажа, корабль полностью очистили от неприятеля и взорвали.

Та же участь постигла и флагманский корабль капудан-паши, который, снова сев на мель во время отступления, был подожжен российскими судами. Ему на помощь поспешили корабли, стоявшие в линии под Очаковом. Но Нассау-Зиген заставил их отступить. И тогда турецкий флагман в отсутствие своего главнокомандующего, пересевшего на другое судно, спустил флаг. Объятый пламенем, он вскоре взлетел на воздух вместе с экипажем.

На правом фланге турки попытались зайти во фланг. Заметив это, П. П. Алексиано выдвинул вперед плавучую батарею, которая вместе с подошедшим от Нассау-Зигена подкреплением отразила натиск неприятеля.

К вечеру поражение турок стало окончательным. Неприятель под всеми парусами и веслами уходил под защиту очаковской батареи и мимо Кинбурнской косы в море. Русская же эскадра выстроилась в линию около Очакова.

За час до полуночи на российских судах услышали сильную канонаду. Это палили пушки Кинбурнской батареи Суворова. Увидев отступавшие турецкие корабли, Суворов приказал открыть по ним огонь, в результате чего несколько судов в замешательстве село на мель. Нассау-Зиген построил эскадру в две колонны и погнался вслед.

В полуночной темноте сражение разгорелось с новой силой. Нагнав неприятельские суда, севшие на мель, Нассау охватил их полумесяцем и подверг сильной канонаде. На помощь туркам пришли малые суда, стоявшие под стенами Очакова. Экипажи турецких кораблей, не желая сдаваться в плен, бросались в воду и погибали из-за сильного течения, не дававшего им возможности добраться до берега.

Пять часов продолжался этот бой, пока севшие на мель корабли не стали взрываться от многочисленных попаданий брандскугелей. Взметнувшиеся в ночное небо гигантские языки пламени представили очевидцам картину сокрушительного поражения турецкого флота, которого он не знал со времен Чесменского сражения.

Турки потеряли шесть кораблей, один из которых, 50-пушечного ранга, был взят в плен; два фрегата, две шебеки, бомбардирский корабль, галеру, транспортное судно. Потери в людях составили шесть тысяч человек, две тысячи из которых потонули, а 1 763 попали в плен. С российской же стороны погибли только два офицера, 10 рядовых и были ранены 11 офицеров и 57 нижних чинов[231].

Победа Лиманской эскадры в неравном сражении с турецким флотом подняла боевой дух русских моряков. В честь этого знаменательного события во всех церквах отслужили праздничные молебны. Была выбита памятная медаль. А предводитель эскадры принц Нассау-Зиген стал вице-адмиралом и кавалером ордена Св. Георгия 2-го класса.

Планы капудан-паши с ходу уничтожить российской флот в Лимане потерпели неудачу. Однако, чтобы «не привести в полное уныние обитателей Очакова», он приказал поднять на одном из своих поврежденных судов российский флаг, будто бы то судно взято в бою, и целый час его показывал обывателям города. Затем повелел флаг спустить, а судно сжечь. В реляции же султану донес, что «разорил часть кинбурнской батареи и взял две российские канонерские шлюпки и что из своих потеряли три, кои, въезжая в Лиман, стали на мели, и потому сами их сожгли»[232].

Но, несмотря на все ухищрения турецкого адмирала, до Константинополя вскоре дошли слухи «о великой потере их флота и людей в Лимане и около Кинбурна». Это известие ввергло Порту и султана в состояние глубокой печали. Вся вина за поражение была возложена на капудан-пашу.

4. ФИДОНИСИ

Чтобы оправдать себя в глазах своего монарха и вернуть его доверие, капудан-паша срочно затребовал помощи, как в людях, так и в судах. При этом султан, не доверяя своим чиновникам, стал сам «везде действовать и поспешать морские отправления», упрекая терсана-эмини (начальник адмиралтейства) и кегаяси (глава администрации) за то, что они не могут собрать нужное число людей и кораблей. Народ же, узнав о новом наборе, стал разбегаться из городов. Тогда по улицам стали ловить лодочников, разносчиков и прочий праздно шатающийся люд.

Греческому и армянскому патриархам было дано указание набрать 1 000 человек. Не миновала сия участь и евреев, коим надлежало дать до 200 человек. Однако христианские священнослужители отказались поставлять людей, потому как и без их благословения повсюду хватали греков и армян, а евреи откупились. Собранных таким образом людей (всего лишь 500 человек) загнали в казармы и содержали под строгим караулом до того момента, пока не приготовили к отправке в Черное море 20 судов[233].

Опасаясь очередного поражения и прихода к Босфору русского флота, султан дал повеление, чтобы во всех мечетях и синагогах каждый день проходили публичные молитвы о даровании победы и инкогнито ночью ездил к берегу Черного моря осматривать крепостные укрепления, приказывая Мустафе-паше «иметь наистрожайшее смотрение».

Продолжая оставаться под Очаковом, капудан-паша получил известие о выходе в море Севастопольского флота. К этому времени Гассан-паша получил подкрепление. Его флот состоял из 17 линейных кораблей, восьми фрегатов, трех бомбардирских кораблей и 21 шебеки. А Черноморский флот под командованием контр-адмирала М. И. Войновича, где командиром авангарда находился капитан бригадирского ранга Ф. Ф. Ушаков, имел всего два 66-пушечных линейных корабля, 10 больших фрегатов, 18-пушечный фрегат и 23 мелких судна.

Выйдя 18 июня из Севастополя, российский флот из-за встречного ветра только 29 числа смог дойти до острова Тендра, где к вечеру и обнаружил флот противника, шедший попутным северным ветром. На рассвете следующего дня контр-адмирал Войнович пошел на неприятеля, но в 8 часов корабли были остановлены безветрием. Через два часа с юга подул сильный ветер с дождем, продолжавшимся до полудня. Капудан-паша, оставаясь на ветре, поменявшим южное направление на западное, начал спускаться к российскому флоту.

Контр-адмирал Войнович приготовился к встрече неприятеля, перестроив свои корабли в боевой порядок. Но к вечеру ветер вновь стих, и флоты провели ночь в непосредственной близости друг от друга, не вступая в сражение.

Безветрием началось и утро 1 июля. Флоты продолжали оставаться в боевом порядке, правда, изрядно расстроенном вследствие сильного течения. В седьмом часу подул крепкий северный ветер, и граф Войнович поспешил привести в порядок свою линию, подготавливая ее к бою. К всеобщему удивлению, капудан-паша, не дожидаясь наступления русских кораблей, поднял якоря и повел свой флот к северо-западу. Войнович последовал за ним. Но тот, пользуясь преимуществом в скорости хода, сумел оторваться от преследования и к вечеру совсем скрылся из вида, оставляя ориентиром лишь верхушки своих мачт.

2 июля подул легкий северный ветер, по морю побежала зыбь. Турки продолжали держаться прежнего курса. Войнович, стараясь выиграть время, под всеми парусами шел на северо-запад к Румелийским берегам. Гассан-паша, всячески сохраняя свое преимущество, в пятом часу пополудни стал сближаться с российским флотом. Войнович убавил паруса, выстроил линию и ожидал начала сражения. Но турки начали отставать и наконец легли в дрейф. А Черноморский флот, не меняя своего положения, всю ночь продолжал ход.

На рассвете 3 июля оба флота подошли к устью Дуная и встали вблизи острова Фидониси. Ветер дул с севера. Неприятель находился на ветре. Бой стал неизбежным.

В 6 часов утра контр-адмирал Войнович построил свой флот левым галсом к неприятелю. Прошло еще 8 часов, пока Гассан-паша, выстроив свои корабли в две плотные колонны, начал сближаться с русским флотом. Затем, остановив весь строй, он обошел его и дал капитанам устные указания, учредив арьергард из пяти кораблей во главе с реал-беем (контр-адмиралом), затем кордебаталию из шести кораблей под командой патрон-бея (вице-адмирала), и в авангарде также с шестью кораблями пошел сам. Фрегаты и шебеки разделились против линии и держались несколько выше на ветре.

Федору Ушакову не терпелось вступить в бой. По опыту сражений в Лимане он уже знал, на что способны турки, поэтому смело вел вперед свой «практивованный» авангард, чтобы «подраться регулярным образом против неискусства». В начале движения Ф. Ф. Ушаков решил растянуть строй турецких кораблей, чтобы большая часть русского флота не оставалась в бездействии. По его команде передовые фрегаты пошли круче к ветру, чтобы выиграть его и бить неприятеля уже с ветра, взяв его, таким образом, в два огня.

Капудан-паша разгадал намерения командира русского авангарда и также начал приводить свой строй выше к ветру, при этом весь турецкий флот стал вытягиваться в линию параллельно русскому флоту. В результате произведенного маневра в русской линии образовался «погиб» и авангард Ушакова оказался ближе всех к неприятелю. Все шло так, как задумывал Ушаков. Начался бой.

Первыми открыли огонь турки. Капудан-паша, зайдя немного вперед «Св. Павла», поставил против него самый большой 80-пушечный корабль и два 60-пушечных, а сам с двумя передовыми кораблями, прибавив парусов, бросился на идущие впереди русские фрегаты «Берислав» и «Стрела».

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: