К чему призывают нас святые? 1 глава

НОВЫЙ ВЗГЛЯД НА БИОГРАФИЮ

СВЯТОГО ПРАВЕДНОГО ВОИНА

Москва

2003

ББК 63.3 (2) 46

О35 Овчинников В.Д.

Адмирал Ушаков и его время. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2003. – ___с.: ил.

ISBN …

Книга о прославленном русском флотоводце, адмирале Федоре Федоровиче Ушакове (1745–1817), в 2001 году причисленного Русской Православной Церковью к лику святых.

ISBN …

© Владимир Овчинников, 2003

© ОЛМА-ПРЕСС, 2003

ПРЕДИСЛОВИЕ

Волга… Она берет начало из небольшого ручья и несет свои воды, питаясь такими же ручейками, большими и малыми реками, собирая их в могучий поток. Глядя на его степенное течение, невольно думаешь о том, что вот так же и народ наш российский издревле собирался из дальних уголков в могучую силу для отпора иноземному врагу. Многих славных сынов – защитников земли Русской – дала нам Ярославская земля. Среди них: святой благоверный князь Александр Невский, адмирал Григорий Спиридов, маршалы Василий Блюхер и Федор Толбухин, генералы Павел Батов и Федор Харитонов, адмиралы Иван Колышкин и Алексей Матушкин, создатель знаменитого танка Т-34 Михаил Кошкин, первая женщина-космонавт Валентина Терешкова. Отсюда начали свой освободительный поход Минин и Пожарский. Здесь, на Верхней Волге, был исток и Федора Федоровича Ушакова.

Попущением Божиим до конца ХХ столетия никто не знал, где и когда он родился. Подавляющее большинство биографов и исследователей жизни флотоводца считали его уроженцем Тамбовской деревни Алексеевка. Дата же рождения указывалась везде лишь приблизительно: 1744–1745 годы. Но нет ничего тайного, что бы не стало бы явным. Ответ был найден автором в архиве Ростова Великого.

Покровом неизвестности были окутаны и многие другие события и факты биографии флотоводца, его личная жизнь, мысли, чувства, переживания. Все это порождало и порождает всевозможные легенды и небылицы. Дело осложняется и тем, что Федор Федорович не оставил нам своих воспоминаний и каких-либо военно-теоретических разработок. За редким исключением, не дошла до нас и его частная переписка. В этой связи, отдельные моменты жизни Ф. Ф. Ушакова автору пришлось реконструировать на основании косвенных данных и тех реальных исторических событий, действующим лицом в которых был сам адмирал.

К счастью, сохранились многочисленные материалы служебной деятельности флотоводца, начиная с 1783 года. Это, прежде всего, приказы, ордеры, рекомендации по обучению и воспитанию личного состава, по ведению боевых действий; обширная переписка со многими известными государственными и военными деятелями того времени. Большой массив этих материалов автору удалось почерпнуть в Архиве внешней политики Российской империи, Российском государственном военно-историческом архиве и Российском государственном архиве древних актов.

Для более полного восприятия читателями той атмосферы, в которой жил и творил Ушаков, тех грандиозных задач, в решении которых он принимал непосредственное участие, большое место в книге уделяется описанию этих событий. Прежде всего, это касается мало исследованных и даже неизвестных страниц истории нашего Отечества, таких как, например, присоединение Крыма к Российской империи, создание Черноморского флота и многих других.

До последнего времени мы зачастую изучали историю борьбы России за обладание Черным морем и укрепление своих позиций в Европе только с одной стороны – российской. Поэтому особое место автор отводит описанию хитросплетений дипломатической борьбы Российского кабинета с Оттоманской Портой и европейскими Дворами за достижение намеченных целей. Это позволило ярко и убедительно показать причины, механизм и скрытые пружины ведения русско-турецких войн и коалиционной войны против Франции конца XVIII века, их реальные результаты, роль и место в них Черноморского флота и его командующего.

Затронут и мощный пласт духовно-нравственного наследия непобедимого адмирала, стяжавшего за свою праведную жизнь венец святости.

ДЕТСТВО

1. УШАКОВЫ

Ушаковы были известны на Руси с давних времен. Они приходились сродни именитым русским фамилиям: Долгоруким, Голицыным, Волконским, Трубецким, Репниным, Вяземским и многим другим. Свое начало род Ушаковых вел от косогского князя Редеги, которого сразил в поединке храбрый тмутараканский князь Мстислав Владимирович – сын крестителя Руси святого равноапостольного князя Владимира. Взяв к себе сыновей Редегиных, Мстислав крестил их и дал при крещении первому имя Юрий, а второму – Роман. За Романа отдал Мстислав Владимирович свою дочь, имел от них внука Василия. Родоначальник фамилии Ушаковых – Павел, по прозвищу Ушак, был потомком Василия Романовича в шестом колене.

Из рода Ушаковых впоследствии многие служили Всероссийскому престолу в разных чинах и жалованы были от государей вотчинами. Немир Юрьевич Ушаков в 1577 году оставлен был в немецком городе Болзуне воеводой, родной брат его Никон в 1578 году был наместником в Алисте, а потом в Ленаварде. Правнук Немира Юрьевича – Дмитрий Калиныч Ушаков по разряду был написан в дворянских списках, и за ним значились поместья в Романовском уезде, в сельце Бурнакове с деревнями[1].

Во второй половине XVII века Бурнаково по наследству досталось Василию Дмитриевичу Ушакову, а после него – его сыну Игнатию, определенному по высочайшему повелению к соляным сборам в Ярославской провинции. Несмотря на важность своей должности, владельцем он был не слишком богатым, хотя жил в полном достатке. Дом в его имении стоял на возвышении, на добротном каменном фундаменте. Еще до 50-х годов XX столетия дом сохранялся одноэтажным, но старожилы говаривали, что был и второй этаж. Вокруг дома росли вековые деревья, а в усадьбе был разбит яблоневый сад. Со всех сторон Бурнаково окружал великолепный хвойный лес с разбросанными в нем островками полей и лугов. И до сегодняшних дней необыкновенной красоты еловый лес за околицей Бурнакова среди местных жителей носит название «Ушаково поле».

Отсюда ушли служить в Преображенскую гвардию сыновья Игнатия Васильевича – Сила, Федор и Иван. Служба в гвардии для мелкопоместного дворянина считалась почетной, ибо по указу Петра Великого от 7 марта* 1721 года в гвардию определяли только недорослей знатного шляхетства, а прочих – в другие полки[2].

Первым поступил в гвардию старший из сыновей – Сила, зачисленный в 1724 году солдатом в 8-ю роту. Следом за ним, 27 июня 1727 года, в 9-ю роту был определен мушкетером Федор. Мы не знаем, как он выглядел, но документ сохранил для нас любопытные сведения о том, что рост его составлял 2 аршина 7 ¾ вершка (174,7 см). 15 июня 1735 года в бомбардирскую роту лейб-гвардии Преображенского полка был принят Иван. Он был ростом 2 аршина 7 вершков (173,5 см)[3]. А на следующий год в полк прибыл старший сын Силы Игнатьевича – Алексей.

К этому времени Сила Игнатьевич имел чин прапорщика. Через два года, 27 апреля 1737 года, он был пожалован подпоручиком. Будучи старшим и по возрасту, и по чину, Сила Игнатьевич опекал младших братьев и сына. Федор и Иван, со своей стороны, уважали старшего брата и старались во всем его слушаться.

В пору их службы Россия переживала не самые лучшие времена. Императрица Анна Иоанновна, в 1730 году, по воле случая, вступив на Всероссийский престол была не тем историческим персонажем, в ком нуждалась тогда Россия. Она никогда не готовилась и, соответственно, была совершенно не готова к роли правительницы гигантской страны. Порвав подписанные с Верховным тайным советом «кондиции» и захватив самодержавную власть, Анна Иоанновна более предавалась праздным развлечениям с устроением всевозможных экзотических маскарадов, отдав государственные дела на откуп своему фавориту Э. И. Бирону. При этом вся кипучая энергия верхушки российского дворянства была направлена не на созидание в Государстве Российском, а на борьбу с засильем иностранцев при дворе императрицы. Хотя, справедливости ради, стоит сказать, что к тому времени иностранцев в России было не более, чем во времена царя-преобразователя, и они, в общем и целом, продолжали его начинания. Лозунг же борьбы с иноземством, выдвинутый российской знатью, был не более чем удобным поводом, чтобы заявить о своих претензиях на монаршие милости и иметь возможность оказывать влияние на императрицу.

Со своей стороны, Анна Иоанновна для борьбы с явными и мнимыми противниками в 1731 году восстановила Тайную розыскных дел канцелярию и вверила ее небезызвестному Андрею Ивановичу Ушакову, приходившемуся, кстати, дальним родственником гвардейцам Ушаковым. Большой знаток фискальной службы и «загадочной» русской души, Андрей Иванович был, поистине, карающим мечом императрицы. А посему попасть в его ведомство никто не стремился, тем не менее, «на приеме» у него побывало не мало народу и даже из числа знатных особ.

Созданная Петром гвардия, в которой проходили службу братья Ушаковы, находилась под влиянием природных российских дворян и была не в милости императрицы. Не доверяя ей, Анна Иоанновна в 1730 году учредила Измайловский полк, укомплектованный в основном единоверцами с Юга и иностранными офицерами. Это, в свою очередь, вызвало ропот среди гвардейцев Преображенского и Семеновского полков.

Недовольство военного сословия вызывала также продолжительная, практически пожизненная, военная служба, приведшая к упадку дворянских хозяйств. Это вынудило Анну Иоанновну в последний день 1736 года подписать высочайший указ о сокращении срока службы до двадцати пяти лет. Желающих воспользоваться новой привилегией и поскорее уехать из столицы в свои имения оказалось более чем достаточно. В 1738 году решили побывать дома и братья Ушаковы, для чего каждый из них написал соответствующее прошение на отпуск.

Любопытно заметить, что при прошении Иван Игнатьевич показал, что за отцом его в Московской губернии в Романовском уезде состоит в подушном окладе «50 душ, а за ним ничего не имеется». Федор Игнатьевич, в свою очередь, также пояснил в канцелярии, «что за отцом его в Романовском уезде в сельце Бурнакове в подушном окладе и подушные деньги платит отец его, сколько мужеска полу душ, он сказать не упомнит, жены его Ушакова (Параскевы Никитичны. – Авт.) приданные в Ярославском уезде в сельце [Большом увозе ?] в деревне [...] 30 душ в подушном окладе написаны за тестем его, а подушные деньги платит он Ушаков»[4].

Однако ввиду продолжавшейся войны с Турцией и участия в военной кампании значительной части Преображенского полка поездку в отпуск братьям Ушаковым не разрешили. Возможность побывать дома представилась лишь через два года. В сентябре 1740 года первым подал прошение Сила Игнатьевич, объясняя свое желание собственной болезнью, а также болезнью отца и расстроенным хозяйством в имении. Но императрица, имея богатый опыт по части «болезней» своих гвардейцев, решила отправить его сначала к марциальным водам, подписав 12 октября соответствующий указ. Через пять дней она скончалась, но ее решение осталось в силе, и Сила Игнатьевич отправился на лечение. Оставшиеся в полку Федор и Иван Ушаковы участвовали в церемонии погребения Анны Иоанновны, после чего, в январе 1741 года, были отпущены в годовой отпуск[5].

Вскоре братья добрались до отчего дома. А на Пасху в Бурнаково приехал и Сила Игнатьевич. Впервые за много лет все большое семейство Ушаковых собралось вместе. Вместе пошли и на пасхальное богослужение в церковь Богоявления-на-Острову, расположенную в трех верстах от Бурнакова на живописном левом берегу Волги в одноименном селе Богоявленском (ныне деревня Хопылево).

Церковь состояла при мужском Островском Богоявленском монастыре, который находился здесь с незапамятных времен. В архиве местного помещика А. Н. Меркурова из близлежащего сельца Алексеевского в середине XIX века были найдены документы, простирающие сведения о монастыре до начала XVII века. Среди документов значилась и грамота царя Василия Шуйского, выданная монастырю 16 июня 1606 года[6].

Все вокруг было торжественно и благопристойно. Белокаменный храм с шатровой колокольней, возведенной искусными ярославскими мастерами в 1701 году, поражал великолепием. На колокольне было два старинных колокола, один из которых в 1672 году вылил специально для Островского монастыря известный ярославский мастер Федор Дмитриевич Маторин, сын и внук которого, Иван и Михаил, в 1735 году отлили в Москве знаменитый Царь-колокол. И сейчас, глядя на то, что осталось от Богоявленского храма, думаешь о том, что были когда-то на Руси мастера, способные достичь небывалых высот, что и вдали от стольных городов создавались истинные жемчужины церковного зодчества.

На подходе к церкви отчетливо различались кресты монастырского погоста с множеством могил разных времен, где лежали и предки Ушаковых. На погосте была чистота и опрятность. Поклонившись праху сородичей, Ушаковы зашли в храм. Об этом посещении в Исповедальных ведомостях церкви за 1741 год осталась запись:

Спустя девять месяцев после приезда в Бурнаково у Силы и Федора родились сыновья – соответственно Александр и Гаврила. После этого братья вернулись в полк.

К этому времени Швеция, будучи не довольна условиями Ништадтского мира, решила взять реванш за поражение в Северной войне 1700–1721 годов, и 24 июля объявила войну России, формально выступив защитницей прав на Всероссийский престол цесаревны Елизаветы, с которой с конца 1740 года велись тайные переговоры.

К немалому удивлению для шведов, в начале сентября русские войска под командованием генерал-фельдмаршала П. П. Ласси, перехватив инициативу, вступили в Финляндию и развернули там наступление. 24 ноября по указу правительницы, Анны Леопольдовны, гвардия должна была выступить к Выборгу. Это лишало дочь Петра реальной поддержки и побудило ее к решительным действиям в борьбе за престол. В ночь на 25 ноября она при помощи гренадеров Преображенского полка арестовала правительницу и провозгласила себя императрицей. Однако новая императрица не пошла ни на какие территориальные уступки шведам и войны не прекратила.

С приходом к власти истинно русской царицы гвардейцы надеялись на возрождение петровских традиций. За неоценимую услугу, оказанную Елизавете, гренадерская рота Преображенского полка получила наименование лейб-кампании. Все остальные офицеры и солдаты гвардии были повышены в чинах и получили иные награды и привилегии.

После всех этих бурных событий особым образом сложилась судьба Ивана Игнатьевича Ушакова. Выросший и воспитанный при Богоявленском монастыре, он тяготился праздной гвардейской жизнью.

Во время обычного шумного собрания товари­щей-гвардейцев один из его сослуживцев, будучи до того совершенно здоровым, внезапно упал замер­тво. Увидев умершего без покаяния товарища, Иван, словно очнувшись от обаяния мирских соблазнов, внезапно осознал всю непрочность того, что люди называют счастьем. Тотчас решился он оставить все: военную карьеру, друзей, роди­телей и всю красоту этого мира и тайно бежать в пустынь, желая стяжать звание воина Царя Небесного.

Вняв, таким образом, всем существом своим гласу Божию, Иван, наскоро собравшись, спешно выехал из столи­цы с одним слугой, как бы в родительский дом. Отъехав несколько верст от Петербурга, он отпустил слугу, а сам переоделся в нищен­скую одежду и пошел на берега Двины в поморские леса.

На дороге близ Ярославля неожиданно встретился ему родной дядя, ехавший в богатой карете со слугами. Желая приветствовать родственника, Иван поклонился ему, но тот, не признав в оборванце племянника, не обратил на него внимания. Сильное смущение возмутило душу молодого подвижника. Вспомнил он свою прежнюю безбедную жизнь, которую проводил в довольстве и покое. С молитвою, осенив себя крестным знамением, юноша превозмог минутное сомнение и с новыми силами направился к поморским лесам, ставшим для него началом пути к спасению.

Вскоре, неуклонно преодолевая борения и соблазны, Иван, едва переступивший порог двадцатилетия, достиг ле­сов на берегах Двины. Углубившись в лесные дебри, молодой подвижник нашел в чаще опустевшую келию и жил в ней один более трех лет, лишь Богу работая в сокрушении серд­ца, подвизаясь в посте, молитве и терпении скорбей. Пищу и все немногое, необходимое для жизни, ему приносили боголюбивые жители окрестных селений.

Вскоре местное начальство усилило гонения на селившихся в северных лесах раскольников, а при случае теснило и уединившихся там православных пустынников, проживавших без документов. Начали притеснять и Ивана, подозревая в нем раскольника. Он же терпеливо сносил все оскорбления и даже побои. Но нечестивцы настолько распалились ненавис­тью к Ивану, что с побоями поволокли его в ближайший город Архангельск для суда и расправы. Скорбя о таком падении собратьев, Иван умолял их отпустить его и обещал со­вершенно покинуть поморские леса. Не подействовало. Но вскоре сильная усталость овладела нечестивцами, и они, вняв, наконец, усердным моле­ниям пустынника, как бы нехотя отпустили его. Иван вынужден был спешно перейти из своей уединенной келии в Площанскую пустынь, что в Орловс­кой губернии.

Придя в Площанскую пустынь, Иван при встрече с на­стоятелем обители назвался церковнослужителем. Старец-игу­мен долго не соглашался принять пришедшего без вида (пас­порта) юношу, остерегаясь раскольников и беглых преступ­ников. Лишь уступая настойчивой и усиленной просьбе, на­стоятель поставил Ивана читать в церкви богослужебное последование и из его чтения сразу понял, что перед ним не цер­ковник, а какой-нибудь дворянский сын. Опасаясь, как бы из-за него не было в обители неприятностей, настоя­тель поселил Ивана в одной из отдаленных келий в лесу, уст­роенных прежде жившими там подвижниками.

Но недолго пожил любитель безмолвия в пустыни. По высочайшему повелению послана была сыскная команда для выявления всех, укрывающихся в лесах от закона, и для разорения их тайных жилищ. Взят был и Иван как «не имеющий вида». На допросе он признался, что тайком ушел со службы в гвардии, а потому сразу был доставлен в Санкт-Петербург к императрице Елизавете Петровне.

Случись такое на несколько лет раньше, в цар­ствование суровой Анны Иоанновны, несдобровать бы Ушакову. Но Елизавета Петровна была милостива, набожна, чтила монахов и покровительствовала настоящим пустынникам.

Приведенный во дворец, Иван, в ожидании приема у го­сударыни, был поставлен под царским крыльцом. А так как прежде ухода из мира он был известен многим как природный дворянин, то в Пе­тербурге, а особенно в гвардейских полках, стало известно, что капрал Ушаков сыскан. Многие, допущен­ные ко Двору, собрались посмотреть на молодого подвижни­ка, смиренно стоявшего у крыльца. За прошедшие шесть лет Иван сильно изменился. В изможденном постом и молитвенными трудами человеке трудно было узнать бравого гвардейца, веселого това­рища по столичным забавам и развлечениям. От великого воз­держания Иван стал сух и бледен лицом. Одет он был в скуд­ную власяницу, подпоясанную простым ремнем. Но особенно всех по­ражала лежавшая на нем печать глубокого сми­рения и послушания воле Божией. Видя это, многие умилялись и возымели в сво­ем сердце намерение оставить мир и следовать путем, подобно Ивану, в Царство Небесное.

После доклада Ивана провели к Императрице. Увидев его, Елизавета Петровна по-матерински милостиво спросила:

– Зачем ты тайно ушел из моего полка?

– Для спасения души, Ваше Величество, – отвечал Ушаков.

– Прощаю тебя, – сказала императрица, – и жалую прежним чином.

– Ваше Величество, я желаю до конца своего ино­чес­тво­вать и не хочу прежней мирской жизни и прежнего чина. Молодого человека не уволили бы, не поверив, что он способен стать монахом, потому я и ушел тайно. Теперь же испытал себя и одного прошу у Вашего Величества – дать мне умереть монахом.

Императрица уважила просьбу Ивана и определила в Александро-Невский монастырь.

После трехлетнего испытания Иван Ушаков 13 августа 1748 года по высочайшему повелению и в присутствии самой императрицы был пострижен в монахи с именем Феодора (в честь покровителя земли Ярославской – Ростовского чудотворца благоверного князя Феодора).

Елизавета Петровна продолжала милостиво относиться к иноку и, бывая в лавре, спрашивала, хорошо ли он живет, не терпит ли какую обиду. Даже наследник ее, Петр Федорович, не любивший ни Православие, ни Россию, и тот говаривал, что в Невском монастыре есть необыкновенный монах Ушаков, которого он уважает за благоговение и скромную жизнь. Многие из петербургских жителей всех сословий обращались к нему за духовными наставлениями.

Все это время Федор Игнатьевич Ушаков, пользуясь благосклонным отношением императрицы к гвардейским полкам, ежегодно бывал дома, приурочивая приезды к крестинам своего очередного дитя. Зимой 1745 года в его семье вновь ожидалось прибавление, и бывалый преображенец приехал из Петербурга в Бурнаково, чтобы поспеть к родам[8].

13 февраля Параскева Никитична разродилась младенцем. Об этом знаменательном событии в метрической книге церкви Богоявления-на-Острову, в разделе «о родившихся», появилась запись:

«В феврале... Числа 13. Лейб-гвардии Семеновскаго* полку у солдата Федора Игнатьева сына Ушакова сельца Бурнакова сын Феодор»[9].

Так пришел в мир человек, которому впоследствии суждено было стать выдающимся флотоводцем России и за свою праведность стяжавшим венец святости.

День его рождения пришелся между празднованием памяти двух воинов-великомучеников: Феодора Стратилата и Феодора Тирона (8 и 17 февраля). Возможно, в связи с этим младенец и был наречен Федором.

Есть, однако, и другая версия. Один Богу известный насельник Санаксарского монастыря обратил внимание на то обстоятельство, что в XIX веке родственники адмирала Ф. Ф. Ушакова ежегодно заказывали панихиду его памяти 23 мая. На первый взгляд дата никакого отношения к нему не имеет. Но достаточно взглянуть в церковный календарь, как все становиться понятным. 23 мая – Собор Ростово-Ярославских святых, в том числе и благоверного князя Феодора, именем которого в монашестве был наречен Иван Игнатьевич. Это же имя носил и отец адмирала.

Святые мощи благоверного князя Феодора Черного с чадами Давидом и Константином в дивном нетлении и благоухании и поныне почивают в кафедральном соборе града Ярославля. А их образы имеются практически в каждом храме Ярославского края. Может быть, в честь именно этого наиболее почитаемого в тех местах святого и был назван будущий адмирал?

Вскоре после этого знаменательного события обремененный тяжелыми болезнями и многочисленным семейством Федор Игнатьевич Ушаков подал прошение об отставке. Проходив почти двадцать лет рядовым, карьеры он не сделал. 20 февраля 1747 года последовал «изусный» указ Елизаветы Петровны о том, что «9-й роты мушкетер Федор Игнатьев сын Ушаков уволен от службы на свое пропитание» с награждением сержантским чином лейб-гвардии[10].

Получив таким образом «пашпорт» от генерал-аншефа лейб-гвардии подполковника, графа Александра Ивановича Румянцева (отца знаменитого полководца П. А. Румянцева-Задунайского), он вернулся в родное сельцо, сменив царскую службу на хозяйские хлопоты и воспитание детей: Гаврилы, Степана и Федора. Позднее родились еще Дарья и Иван. Были, правда, еще Василий и Андрей, но они прожили совсем немного, умерли в младенчестве.

Как и положено дворянским недорослям, Ушаковы-младшие жили весело и беззаботно. Вместе трудились, вместе бегали на Волгу, ходили в лес и играли. А когда для игр не хватало ребят, брали с собой своих сверстников – детей дворового мужика Тимофея – Афанасия, Васятку и Михайлу. Знались они и с соседними дворянскими детьми. К тому же добрая половина дворян Романовской округи были родственниками. Почти в каждой шестой деревне жили Ушаковы, ко многим из которых частенько наезжали в гости.

Федор Игнатьевич держал детей в строгости, спуску не было никому. Каждый знал: перейдешь грань дозволенного – розги не избежать. Но отцовскую науку сносили безропотно, с осознанием содеянного.

Радостным для детей событием становились поездки на Романовскую ярмарку, которая проводилась два раза в год: большая – в июне, малая – в сентябре. Путь был неблизок – 18 верст вниз по Волге, но дальняя дорога оправдывала ожидания ребят. Старинный русский город, изобилие ярмарочных прилавков вносили в размеренность сельского быта своеобразное оживление и всякий раз поражали воображение ребятни. Все, что производилось на местных фабриках и кузнях, что выращивалось на здешней земле, – непременно было на ярмарке.

Романов того времени мало чем отличался от других уездных городков России. В нем было несколько заводишек да фабрик. Тем не менее, слава о романовских товарах гремела далеко за пределами Ярославской провинции (с 1764 года – губернии).

Кто ни слышал о романовской овце? Именно местные жители вывели эту знаменитую на весь мир породу. Громкой славой пользовались и романовские кузнецы. Со времен Петра Великого поставляли они гвозди для российского флота. Существовала здесь и равендучная фабрика, продукцию которой часто подделывали голландские и английские купцы, чтобы товар на рынке лучше шел. Но в основном романовский равендук (род парусины) шел для нужд флота и местных парусных ладей, преимущества которых неоднократно отмечал Петр I, запрещая, чтобы «под жестоким штрафом... старым маниром (со скобами. – Авт.) судов не делали, а делали б эверсы или новым маниром романовки...»[11].

С высокого берега Волги ребятам хорошо было видно, как между Романовым и Борисоглебской слободой, расположенной на правобережье, сновали белокрылые лодки. И, как знать, может, именно они пробудили тогда у Федора любовь к морю и кораблям.

2. В МОРСКОМ КОРПУСЕ

Еще Указом Петра I от 12 января 1722 года, вместо ранее существовавшего Разряда, для ведения всех дворянских дел была образована Герольдия. Первому герольдмейстеру Колычеву инструкцией вменялось в обязанность «ведать дворянство всего государства, высших и низших, прежних и вновь установ­ленных военных, гражданских и придворных чинов». Для этих целей были составлены списки трех родов:

1) генеральные, именные и порознь по чинам;

2) кто из дворян к делам годится, кто в какой должности находится;

3) сколько у кого детей и каких лет.

По этим спискам герольдмейстер обязан был следить за тем, чтобы дворяне не укрывались от службы под страхом лишения имений и «живота»[12]. Поэтому все дворянские недоросли по достижении определенного возраста должны были являться в герольдмейстерские конторы Сената для смотра, о чем в Указе Петра I от 7 марта 1723 года значилось: «Записавшихся в герольдмейстерской конторе всяких чинов шляхетства недорослей, которые в службу годны, тех отсылать в военную коллегию, а которые малолетние и в службу еще не поспели, тех отсылать в домы... до указу»[13].

Как видно, выбор жизненного пути дворянских детей определялся государственной необходимостью. Поэтому в назначенное время и Федор Игнатьевич Ушаков представил на первый смотр своего сына Федора, а вместе с ним и старшего Степана в герольдмейстерскую контору. После смотра дети были отправлены домой для продолжения учебы.

Грамоте и счету обучались они, скорее всего, в Богоявленском островском монастыре, ибо еще в 1714 году Петр I повелел во всех губерниях при архиерейских домах и знатных монастырях создать школы для дворянских, приказного чина дьячих и подьячих детей от десяти до пятнадцати лет[14]. И, что любопытно, генерал-адмиралу Ф. М. Апраксину указано было, в каждую губернию, к тем школам, направить по два человека, разумеющих географию и геометрию[15]. Сами же школы были подчинены директору Морской академии Г. Г. Скорнякову-Писареву. Особое внимание уделялось созданию таких школ в Москве, Ярославле, Костроме, Пскове и Новгороде. Не случайно в Морскую академию назначались преимущественно дворяне новгородские, псковские, ярославские и костромские, «яко живущие у водных сообщений». Все это явственно свидетельствовало о стремлении царя-реформатора создать мощный военный флот и с помощью его вывести Россию в число ведущих морских держав.

Скоро настало время детям Федора Игнатьевича определяться в жизни. Гаврила поступил на военную службу, в Ревельский драгунский полк. Степан оказался слаб здоровьем и для военной службы признан негодным, после чего и стал именоваться «отставным недорослем». А Федор 7 февраля 1761 года был представлен на второй смотр, где и показал, что «российской грамоте и писать обучен... желает де он, Федор, в Морской кадетский корпус в кадеты»[16]. Детство закончилось. Впереди распахнулась широкая дорога в большую жизнь.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: