Сделай Сам Свою Работу на 5

Прощание – Либби и генерал, Литтл Херт 18 мая 1876 г. 11 глава





Что можно ожидать от такой парадоксальной фигуры?

Брайан Диппи заметил, что скрытый где-то между образами последнего из рыцарей и авантюриста человек ждет, когда же, наконец, его обнаружат: “Но спорный характер почти всего, написанного о Кастере, продолжает укрывать его пеленой неопределенности”.

 

_______________________________________________________________________________________

 

 

_______________________________________________________________________________________

 

 

“День почти подошел к концу, когда, смотрите! Теперь он под покровительством небес, чары его жизни разбиты, Кастер повержен; пуля прокладывает себе путь сквозь его бок, а когда он пошатывается, другая пробивает его благородную грудь. Подобно мощному дубу, пораженному ударом молнии, разбивающей вдребезги могучий ствол и пригибающей к земле дрожащие ветви, так падает Кастер; но словно разгибающиеся ветви, он вновь приподнимается и, нанеся удар подобно смертельно раненому титану, укладывает мертвыми еще троих индейцев...”. Таков грандиозный финал, согласно мистеру Дж.У. Бьюелу, чье наделенное богатым воображением творение: “Герои Равнин”, украсило собой мир литературы в 1881 году. Розовые очки были в моде в ту эпоху, тогда как сегодняшний стиль может быть назван не иначе как желчно-завистливым. Впрочем, неважно. Так как никто достоверно не знает, что произошло, взгляд мистера Бьюела на последний бой так же хорош, как и любой другой.



Ни одно письменное описание или картина не могут восприниматься как достоверные, поскольку ни один из людей Рино не лицезрел последнего боя генерала, а те индейцы, которые видели, как пал Кастер, не знали, кто он был. По крайней мере - маловероятно, что кто-либо из них знал. Впоследствии, узнав о нем, они приялись рассказывать всевозможные истории.

Идет Вперед, Волосатый Мокасин и Белый Человек Гонит Его возможно были последними, кто видел генерала Кастера. Фотограф Эдвард Кертис утверждает - очевидно на основании того, что они ему рассказали - что в начале боя Кастер и Мич Боуэр сидели бок о бок, и генерал вел дальнюю стрельбу по наступающему противнику. Боуэр окликнул Белого Человека, который подполз к нему на четвереньках.

“Вы сделали то, что согласились сделать - привести нас к лагерю Сиу”, - сказал Боуэр. “Теперь идите назад к обозу и оставайтесь в живых”.



Скауты сочли это неплохой идеей. Они скакали назад под огнем Сиу, но как только оказались вне опасности то придержали лошадей и понаблюдали за боем. Кастер был на коне, когда они уехали. Никакой другой информации скауты предоставить не смогли.

Скаут Кроу Белый Человек Гонит Его
Белый Человек Гонит Его говорил, что они вернулись в обоз, как им и было велено, и до захода солнца сражались вместе с войсками Рино. Ночью, сказал он, они ускользнули.

В чем не приходится сомневаться, так это в том, что некоторое время спустя после того, как они оставили Кастера, эти три Кроу отправились на север, переправившись через Бигхорн ночью или ранним утром следующего дня, наверняка часто оглядываясь назад, чтобы посмотреть, не преследуют ли их какие-нибудь Сиу. А перебравшись через реку, они остановились, чтобы рассмотреть нескольких всадников, изучавших некое снаряжение и пони, оставленных скаутами на восточном берегу. Кроу не знали, были ли эти всадники Сиу или же пришли из армии Терри. С той стороны был подан сигнал одеялом, говоривший о дружественных намерениях. Это их не убедило. Они обсудили это, развели костер для подачи дымовых сигналов и, наконец, приблизились к реке, где узнали своих братьев скаутов и лейтенанта Брэдли. Кроу не возражали переговорить через реку, но они повидали множество Сиу и не имели ни малейшего желания вновь посетить поле боя. Скаутам показалось, что им было бы лучше вернуться домой, поэтому они продолжили свой путь в сторону заката. Их отъезд повлиял на настроение остальных Кроу; солдаты в конце колонны видели, как весь личный состав туземных скаутов Брэдли галопом мчится на запад.



Похоже, так оно все и произошло, хотя Белый Человек говорил, что они встретились с генералом Терри и сообщили ему о катастрофе. Генерал Терри обезумел. Кроу сказали ему, что у их пони избиты копыта, и попросили позволения отправиться домой за свежими лошадьми. Терри ответил: “Да, вы можете идти, но вернитесь обратно. Тем временем я отправлюсь вверх по реке и посмотрю на мертвых солдат”. После чего, согласно Белому Человеку, он сам вместе с Идет Вперед и Волосатым Мокасином двинулся в резервацию Кроу.

О, если бы только они заколебались у линии боя. Если бы они промедлили минут двадцать, то у нас были бы показания трех очевидцев. А так нам приходится зависеть от писателей и художников, творения которых заведомо далеки от истины.

Удивительно, но Литтл Бигхорн привлек больше художников и писателей, чем Геттисберг. Эрудированные объяснения соревнуются друг с другом, словно профессора на вечеринке с коктейлем, однако ни одно из них не кажется удовлетворительным. Роберт Тафт, например, заметил, что Кастер вступил в чертоги Валхаллы[275] “столь драматично и внезапно, что привел нацию в шок”. Верно, хотя и недостаточно. Одним летним днем 1628 года огромный шведский боевой корабль “Vasa” - только что окрещенный, гордость Густава II - перевернулся и затонул, подобно фантому исчезнув перед изумленными глазами тысяч жителей. Однако за век, а может быть и менее, эта трагедия - даже название корабля - была забыта. Так что, судя по всему, неважно, сколь драматичным, или внезапным, или ужасающим является то или иное событие. Люди все равно могут его забыть. Почему же, в таком случае, крах Седьмой Кавалерии почти также ярок и жив сегодня, как и в 1876 году? Никто не может ответить с уверенностью. Мы знаем лишь то, что это будут помнить столь долго, сколько будет существовать нация. Литтл Бигхорн оттиснут на Америке с силой доисторического отпечатка красной ладони на скале.

Потому что это была величайшая победа индейцев, говорят некоторые. Неправда. В 1791 году Майами вождя Маленькой Черепахи разбили армию генерала Артура Сент-Клера, убив 623 солдата - более чем вдвое больше того, сколько потерял Кастер.

Потому что нас завораживают сражения, в которых одна армия уничтожается полностью. Фермопилы. Ронсеваль. Хартум. Крошечный гарнизон полковника Трэвиса в Аламо[276].

Из-за элементарного контраста: фантастически размалеванные краснокожие, кружащие во всем своем варварском великолепии вокруг дисциплинированного подразделения белых в форменных синих мундирах.

Потому что это является примером подсознательной схватки между ретиарием и секутором[277]

Потому что это воссоздает мифическую драму о жертвенных героях в чужой глуши.

Потому что это классическая нравоучительная пьеса.

Потому что это питает корни нации. Более точно, согласно профессору Розенбергу, Кастер, повстречавшийся со смертью на берегах Литтл Бигхорна, переходит в некую неощутимую область американской души, чтобы соединиться там с теми безымянными импульсами, которые подхлестывали наших дедов и прадедов.

Из-за Фредерика Уиттэйкера, возможно, сделавшего для генерала то, что Нед Бантлайн[278] сделал для Баффало Билла. Некоторые считают, что такой адвокат может быть столь же необходим, как и сам герой. Без Босуэлла, говорят, кто бы вспомнил доктора Джонсона[279]? Без ночных, звучащих перезвоном копыт вирш Лонгфелло кто кроме серебряных дел мастера смог бы опознать Поля Ревира[280]? Джеймс Фенимор Купер многое сделал для Даниэля Буна[281]. Парсон Уимс[282] отшлифовал образ Джорджа Вашингтона.

Есть исключения, особенно Эйб Линкольн. Но ему выпало стать президентом, когда разразилась тяжелейшая война. Будь он на двадцать лет моложе или старше, Линкольн мог бы остаться таким же безвестным как Бьюкенен.

Уиттэйкер вымучил из себя “Полную жизнь генерала Кастера” и увидел ее опубликованной в декабре 1876 года, когда волки и вороны рылись в костях перебитых людей. Он сотворил генерала, облаченного в незапятнанные доспехи, и злодея, заставляющего кровь стыть в жилах - кровожадного Дождя В Лицо. Безнравственные политиканы и завистливые подчиненные офицеры принимают участие в интриге.

Элизабет внесла свою лепту. “Сапоги и седла” открыли для Америки великолепного наездника и спортсмена, прекрасного стрелка, любящего мужа и т.д. То, что она писала о своем муже, не являлось неправдой, но и правдой это не было. Правда, что он любил птиц. Однажды он свернул полк с дороги, чтобы не потревожить гнездо лугового жаворонка, а будучи переведенным с Юга на Территорию Дакота он привез с собой многоголосого пересмешника, пение которого очаровало его. В то же самое время Кастер мог с удовольствием сбивать летающих в небе птиц. В Черных Холмах он застрелил того гигантского белого журавля, лишь ради удовольствия измерить размах его крыльев.

Элизабет видела в нем покровителя искусств. В Форте Линкольн был кавалерист-швед, игравший на цитре, которому доводилось бывать приглашенным в дом Кастеров, чтобы поиграть тирольские мелодии, в то время как генерал сидел, развалившись на ковре из медвежьей шкуры.

Она думала о своем муже как о серьезном читателе. Когда Кастер в последний раз покидал Форт Линкольн, он частично осилил трехтомный роман “Ее любезнейший враг” некоей миссис Александер - книга менее достопамятная, чем один отмеченный им пассаж: “Я верю в свою собственную удачу, и поверьте, в конце концов я одержу победу”.

Таким он предстал перед публикой - американский Зигфрид, воин непревзойденной силы и чистоты.

Уолт Уитмен, явно очарованный, работал так же быстро, как и Уиттэйкер. Всего лишь день спустя после того, как он услышал о трагедии, Уитмен отправил “Из далеких каньонов Дакоты” в нью-йоркскую “Tribune”, опубликовавшую это произведение 10 июля.

 

Из далеких каньонов Дакоты,

Земли пустынных лощин, смуглых Сиу,

одиночества, тишины,

Ныне, возможно, траурный плач, может

звук горна по павшим героям...

 

Музыка поэзии Уитмена еле слышна в тех строках. В сравнении со многими стихами, навеянными гибелью Кастера, эти строки неплохи; в сравнении с другими стихами Уитмена они не слишком хороши. Если бы он повременил, как это ожидается от поэтов, спокойно воскрешая все в своей памяти, быть может он написал бы об этом лучше. Но, с другой стороны, могло быть и хуже. Важно, однако, не качество этой дани личности Кастера а то, что Уитмен испытывал необходимость отразить произошедшее в той уединенной местности, так же как художники по всему свету от Де-Мойна до Штутгарта[283] испытывали некую потребность проиллюстрировать сие.

Если бы Роберт И. Ли пал с последним из своих серых конфедератов на поросшей буйной зеленью вершине холма Дикси, он мог бы занять место в американской истории, окруженное столь ослепительным ореолом, что Кастер был бы не более чем слабым его отражением. Даже в наши дни мы думаем о Ли с сожалением. Его верительные грамоты были безупречны. Ли был великолепным человеком, с этим согласны все. Мы могли приветствовать его как архитипичного американского героя. Но он сдался - весьма благоразумно - тогда как Грант, слишком смущенный, чтобы принять его саблю, отмахнулся от нее. Длительная война закончилась обоюдным изнеможением, что не особенно драматично.

Революция - наше самое знаменательное событие - не слишком хорошо представлена на сцене. Военные гиганты той эпохи померкли; за одним-двумя исключениями трудно припомнить, кто они были. Быть может, это следствие того, что американцы редко задумываются о прошлом своей нации, лишь о будущем, а это будущее всегда означало таинственный, отдаленный Запад - ту полную опасностей страну, которая была предопределена для саги столь же безошибочно, как все в Кастере предуготовило ему главную роль. Итак, он вышел на сцену как полубог - Зигфрид, Роланд, Галахэд - с глазами голубее льда и сверкающими золотистыми волосами. Полубог несколько выхолощенный, это правда, из уважения к вкусам девятнадцатого века. Поэтому корреспондент “Inter Ocean” Уильям Элрой Кертис писал из Форта Линкольн:

 

Он великий человек - благородный человек генерал Кастер. Один из тех, о ком в большей части мира - той его части, которая не знает его - бытует абсолютно неверное представление. Я приехал сюда, ожидая найти богохульствующего, шумно веселящегося, пьяного солдата с пышными усами, а вместо этого повстречал стройного, спокойного джентльмена с почти по-девичьи прелестным лицом и манерами такими же благородными и изысканными, как у наследного принца. Разыскивая пьяного налетчика, я нашел литературно образованного джентльмена... Он сидел на невысоком стуле у своего письменного стола, с орфографическим справочником в руке. Перед ним стояли две маленькие девочки, одна белая, другая цветная - дети его слуг, которым он давал все, что они не могли получить из-за отсутствия школы... Я выяснил, что за последние несколько лет это стало его привычкой, и весь этот крошечный народец из числа его домочадцев знает о написании слов то, чему обучил их он.

 

Кертису не хватает слов, чтобы выразить свое восхищение генералом. Никогда он не встречал более гостеприимного хозяина, более выдающегося артиста, более интересного собеседника. Генерал не курит: “Это можно понять по свежести его лица и по жемчужному блеску зубов”. Он считается величайшим спортсменом, прекраснейшим стрелком, и так далее.

Что тогда, риторически вопрошает корреспондент, является его недостатками?

“Его солдаты скажут вам, что у него нет ни одного...”.

Он был прекрасным образцом. Стремительные кавалерийские атаки чудесным образом контрастировали с образованным джентльменом, каковым он был дома. Лицо, столь же прекрасное как у любой девушки. Благожелательно обучает читать детей своих слуг.

Уиттэйкер писал для журнала “Galaxy”, глубокомысленно используя подходящие для публикации образы, что история подобна полночному небу. Малочисленные величественные звезды, планет еще меньше, однако время от времени по темному небу проносится метеор, исчезая так же стремительно, как появился, и оставляя за собой светящийся след. ”Кто не захотел бы стать Рафаэлем Божественным[284], умершим в тридцать семь с незапятнанным именем, его жизнь – история совершенной красоты?”. Или же бесподобный Крайтон[285], то воплощение раннего успеха, доживший до двадцати трех. Генри Пятый[286], Александр Македонский, Тит[287], Байрон, Шелли[288], а в Америке - прославленный Джозеф Родман Дрейк[289] - все умерли молодыми, неопороченными и непотускневшими. “Никогда не было жизни более округлой, полной и симметричной, чем жизнь Джорджа А. Кастера, любимца фортуны, последнего рыцаря... Кастеру одному было дано соединить романтическую, идеально удавшуюся жизнь со смертью, совершенной своим героизмом; объединить великолепие Аустерлица и Фермопил; атаковать подобно Мюрату; умереть подобно Леониду”.

Уиттэйкер только лишь разогревается и кажется раздраженным тем, что МакКлеллан не словил кусочек свинца в сражении при Энтитэме. Если бы МакКлеллан погиб там, “то какую бы славу он унаследовал!”.

Тридцатью годами позже Кастер продолжил свой стремительный полет по ночному небу. Судья Ричард Вурхиз, знававший генерала, не зазевавшись, выкрал большой ломоть, заквашенный Уиттэйкером в статье для “Galaxy”, исполнив тему Аустерлица и Фермопил с едва заметным отличием. Судья не включил в свой опус бесподобного Крайтона, но вставил маршала Нея при Ватерлоо.

До безумия влюбленные биографы в особенности преклонялись перед его меткостью, раскрывая публике смертоносного стрелка, который мог с трехсот ярдов прострелить сердце комару, хотя Кровавый Нож - дерзкий малый - бывало говаривал, что генерал не мог попасть и в палатку, находясь внутри нее. Что ж, Ричард Андерсон Робертс прибыл в Форт Линкольн в марте 1876 года в качестве “штатского секретаря” Кастера. Затем во главе экспедиции поставили Терри, и Кастер лишился привилегии иметь личного секретаря. Однако Робертс желал отправиться вместе с генералом, так что он взялся за работу пастуха. Всего лишь в семидесяти милях от Литтл Бигхорна его пони издох - печальный удар судьбы, который, возможно, спас ему жизнь. Все это решительным образом выставляет Робертса как очевидца. Многие так называемые свидетели деятельности Дж.А.К. не знали генерала и никогда, быть может, не приближались к нему и на милю. Роберт знавал Кастера и ему предоставилось немало возможностей увидеть его с ружьем в руках. Он, по мнению Робертса, “лучше всех в кавалерии управлялся с винтовкой Кридмора, и я сомневаюсь, что в любом другом роде войск кто-либо мог сравниться с ним”.

 
Кастер практиковался на мишенях снаружи Форта Линкольн. Робертс часто наблюдал за ним: “стрелявшим в самых затруднительных для стрелка условиях, а именно: безветренный, подернутый дымкой воздух, палящее солнце; помимо этих помех его руки, на которых отсутствовали перчатки, были покрыты, буквально дочерна, комарами, и вы могли видеть, как насекомые надуваются его кровью, но его выдержка была столь велика, а воля столь сильна, что он ни разу не вздрогнул...”. В таких условиях Роберт видел, как генерал десять раз из десяти попадал в яблочко с дистанции в 500 ярдов, восемь из десяти - с 750, семь из десяти - с 1000 ярдов. Если это правда, то Сын Утренней Звезды мог бы понаделать дыр в Натти Бампо[290] Джеймса Фенимора Купера.

Кастер сам скромно намекал, что у него глаз орла. Патрулировал Оклахому, он однажды вступил в дружеское соревнование по стрельбе с двадцатилетним сыном Сатанты. Сын Сатанты был лучшим стрелком во всем племени Кайова. Однако, говорил Кастер: “моя добрая удача позволила мне добиться более высокого счета”.

Противоречит таким свидетельствам Джордж Бирд Гриннель, описавший один случай в Черных Холмах. Скаут Лютер Норт, Кастер и Гриннель подъехали к пруду, в котором плескалось несколько полувзрослых уток. Кастер спешился и заявил, что снесет уткам головы. Гриннель тихонько подал Норту сигнал, чтобы тот сел на землю позади генерала. Кастер прицелился и выстрелил, но промазал. После этого Норт снес голову одной из уток. Кастер выстрелил вновь и опять промахнулся. Норт незамедлительно лишил головы еще одну утку. Кастер мельком взглянул на Норта, сделал еще одну попытку, и снова мимо. Норт обезглавил третью утку, и в этот миг к ним подскакал офицер и сказал, что их пули перелетают через пруд и шлепаются вблизи от солдат. “Нам лучше прекратить стрельбу”, - сказал Кастер и уселся верхом. Счет - 3:0 в пользу Норта - весом, однако еще более убедительно то, что Гриннель знал, чего следует ожидать.

Несмотря на свою неспособность отстрелить утиные головы, Кастер должен был быть весьма неплохим стрелком. Его физическая подготовка была превосходна, он любил огнестрельное оружие, постоянно им пользовался и был натренирован в Вест-Пойнте. Если он и не был ровней профессиональным охотникам, таким как Одинокий Чарли или братья Норт, несомненно, что он умел стрелять лучше, чем большинство его людей.

Джордж Гриннель
Вину за неточную стрельбу отчасти можно возложить на старый армейский карабин. Норт говорил, что человек никогда не мог сказать, выстрелит ли винтовка впрямь или вкось. Во время битвы на Роузбаде войска Крука израсходовали двадцать пять тысяч патронов, убив при этом примерно двадцать пять Сиу, хотя грохот стрельбы должно быть оглушил гораздо большее количество индейцев. Эта бессмысленная пальба - которая принесла Круку прозвище “Джордж Роузбадский” – объясняется скорострельным вооружением в руках полуобученных новобранцев. Очень немногие солдаты знали как прицеливаться и как нажимать на курок, говорил Норт. Он видел, как дюжина антилоп пронеслась мимо одной роты. Все, у кого были ружья, открыли огонь, но так и не подстрелили ни одну из антилоп.

Кастер, вероятно, так никогда и не выяснил, кто организовал то унизительное представление на утином пруду, поскольку двумя годами позже он пригласил Гриннеля присоединиться к Седьмой, отправляющейся в Монтану. Гриннель в тот момент работал в Музее Пибоди и был сильно загружен, так что ему с сожалением пришлось отклонить это приглашение. Если бы он был менее добросовестным, то он мог бы скакать бок о бок со своим добрым другом Чарли Рейнольдсом.

Так или иначе, но публике нравилось читать о Кастере, и то же самое, что заставляло миллионы флегматичных граждан следить за его авантюрными приключениями, должно быть вдохновляло легионы журналистов писать о нем, как и огромное число художников - изображать его. И впрямь, Последний Бой воскрешался столь часто, что генерал Кастер начинает соперничать с Лазарем[291]. Сосчитайте, сколько раз Седьмая была уничтожена в прозе, в стихах и на холсте. Сосчитайте, сколько миллионов пластмассовых и раскрашенных оловянных солдат и индейцев было произведено за все эти поколения. С такой статистикой старый Железная Задница на Литтл Бигхорне должен стоять рядом с отступающим из Москвы Наполеоном, Ганнибалом, переходящим через Альпы, и атакой Легкой Бригады[292].

В своей книге “Художники и иллюстраторы Старого Запада” Тафт отмечает, что почти все картины на эту тему являются халтурой. Эстет, если он снизойдет до созерцания этих полотен, “вежливо вдыхает испорченный воздух...”. Историк не тратит время на них, поскольку эти картины безусловно надуманы. Таким образом, они представляют интерес лишь для зевак, которые не способны оценить их, если данные творения и впрямь заслуживают оценки.

Некоторые из них столь же хорошо знакомы публике, как и Вашингтон Гилберта Стюарта; они представлены не только на календарях, но и на открытках, на пивных кружках - на всем, что только можно продать. Очень немногие хоть чуточку соответствуют действительности. На данный момент большинство людей уже уяснило, что волосы Кастера были коротко острижены, но снова и снова его изображали с развевающимися золотистыми локонами. Не носили его люди голубых шинелей. В холода носили, но в жаркий день, каким был тот особенный день 25 июня, солдат снимал свою шинель, скатывал ее и прикреплял к седлу. Под шинелью он мог носить серую, фланелевую, снимающуюся через голову гимнастерку, хотя некоторые все еще носили белые гимнастерки времен Гражданской войны, тогда как другие - только что появившиеся темно-голубые гимнастерки нового образца. У кого-то могли быть разнообразные рубашки, купленные на собственные деньги - армия тогда была менее единообразна, чем ныне. Кроме того, опытные солдаты зачастую носили в поле старую одежду. Головные уборы, более чем что-либо еще, отражали личный вкус: соломенные шляпы, кепи, штатские фетровые шляпы, да что угодно. Так что летом 1876 года полк Кастера в Монтане слабо походил на тех щеголевато одетых солдат на холстах.

Своей живописностью Седьмая была характерна для той разнородной англо-ирландско-немецкой мешанины, известной как армия Соединенных Штатов - армии, возглавляемой иногда калеками и алкоголиками, офицерами, которых в наши дни не произвели бы в чин или же отстранили бы от полевой службы. Генерал Оливер Ховард, например, был однорук. Гиббон и близорукий Терри, оба хромали из-за ранений, полученных во времена Гражданской войны. Саранча Джим Брисбин был ревматиком, часто прибегавшим к костылям и неспособным забраться на лошадь. Немезида[293] Кастера - генерал Дэвид Стенли - был печально известен пьянством на берегах Йеллоустона и во всех иных местах. Рино, Бентин и бесчисленные прочие офицеры редко бывали настолько невежливы, чтобы отказаться от бутылки. Может создаться впечатление, что половина командиров вашичу была физически ограничена и (или) пьяна, не говоря уже об их удивительных неврозах и навязчивых идеях - Кастер, например, снова и снова мыл руки во времена кровавой бани Гражданской войны. С трудом можно избежать мыслей о припадочных офицерах в более современных домах для душевнобольных. Ничто не меняется. Василиск[294], может быть, и умер, но уже высиживается другое яйцо.

Вдобавок к подобному высшему офицерскому составу, многие молодые люди находились в сомнительной форме. Годфри, в то время лейтенант, был глуховат. Джон Криттенден, переведенный из Двенадцатой Пехоты и умерший на гряде подле Колхауна, был слеп на один глаз. Лейтенант Алгернон Смит на Гражданской войне получил такое ранение, что не мог поднять левую руку выше плеча или надеть шинель без посторонней помощи.

Поэтому у художников, пытающихся воссоздать подразделение Армии Соединенных Штатов девятнадцатого века, такое как Седьмая Кавалерия, возникают проблемы. Коротко остриженный генерал, командующий тем, что по ошибке можно принять за хромую и пьяную толпу бродячих сельхозработников, не удовлетворил бы ожиданий. Публика вправе ожидала лицезреть златовласого, ловко орудующего саблей генерала и его доблестных солдат в аккуратных голубых мундирах, безнадежно пойманных в ловушку и окруженных сжимающимся кольцом размахивающих томагавками мускулистых бронзовых дикарей в огромных головных уборах. Генерал Джеймс Б. Фрай фантазировал на угоду публике, описывая типичного Шайенского воина: “Мускулы выпирали из-под бронзовой кожи подобно перекрученным канатам...”. К сожалению, как указывал Гриннель, “индейцы отличаются своими гладкими, округлыми, небольшими и симметричными конечностями”. Либби Кастер также, хоть и не была особо точным наблюдателем, но постигла то же самое в Форте Линкольн, поскольку она отмечает маловпечатляющие бицепсы воинов Сиу. Она приписывает это тому, что индейские мужчины только и делали, что валялись в безделье, пока их скво выполняли всю работу.

Эдамс, Беккер, Эбер, Элдер, Хоскинс, Ли, Малвани, Паксон, Ралстон - художники по всей Америке и многие живописцы Европы были обольщены этим вероломным, вызывающим субъектом.

Первым отметился иллюстратор по имени Уильям Кэри. Его осовной опус, озаглавленный “Битва на реке Литтл Биг Хорн - Смертельная борьба генерала Кастера”, занял целую страницу нью-йоркской “Daily Graphic” 19 июля 1876 года. Отчаянная драка, а в самом центре стоит Кастер, глаза как у спаниеля, одна нога на крупе мертвой лошади. Левой рукой он палит из огромного пистолета, а правой вращает необычайно длинной саблей. На самом деле, наш герой так удачно расположен, что диагонали, проведенные из углов картины, пересекаются прямо на его пупке. Мистер Кэри не был любителем-самоучкой.

Вокруг нашего человека скачут бесчисленные красные дьяволы, хотя из уважения к зрителю нет никого, кто галопировал бы между героем и публикой. В руках у нескольких индейцев то, что по ошибке можно принять за пастушеский посох с крючком, хотя в действительности это является одной из разновидностей жезлов для ку, а холмы Монтаны окутаны дымом, и кажется, что они вот-вот взорвутся. Это изумительная картина, которая легко может стать посмешищем, поскольку художник невольно превратил драму в мелодраму. В то же самое время, несмотря на явные коммерческие потуги автора (а, может быть, благодаря им), впечатление от картины не угасает на протяжении вот уже более века и не угаснет до тех пор, пока Литтл Бигхорн не сотрется из памяти. Кэри создал прототип.

Говорить так – значит предполагать, что он был глубоко интуитивным художником. В действительности, его плодотворный замысел мог быть лишь результатом обстоятельств. Это его работу первой увидела публика. Кроме того, как еще ее можно было сработать? Вариации - а многие художники пытались достичь новых перспектив - не слишком оригинальны. Если, например, некто намеревается изобразить индюшку – что ж, именно индюшка у него и получится.

Брайен Диппи отмечает, что даже если современные реалисты уделяют внимание фактам, чего не делали романтики девятнадцатого века, они, тем не менее, подходят к этому сюжету в духе прошлого столетия. Поэтому результат должен быть анахронизмом: верный вплоть до малюсенькой пуговицы, однако пропитанный давно утраченными ценностями.

Последний Бой Кастера остается неоскверненным мифом. Его голубые мундиры приклеились к той гряде подобно игрушечным солдатикам в диораме.

Джон Малвани “Последний бой Кастера”, 1881 г.
 
Уитмену нравилась работа Джона Малвани:

Я сидел более часа перед этой картиной, полностью поглощенный ею с первого взгляда. Широкий холст, я бы сказал двадцать или двадцать два фута на двенадцать, весь переполненный, а хотя нет, не переполненный… рой за роем диких Сиу в своих военных головных уборах, неистовые, почти все на лошадях, скачущие на заднем плане сквозь дым подобно урагану демонов. Дюжина образов замечательна. Абсолютные жители Запада, изначальная фаза Америки, обитатели фронтира, достигающие апогея типичности, непреклонности, героизма высшей степени, в книгах нет ничего подобного, ни у Гомера, ни у Шекспира; более непоколебимые и величественные чем кто-либо еще, все исконные, все наши родные и все настоящие. Огромное количество мускулистых мужчин с загорелыми лицами, вынужденных принять бой при ужасных обстоятельствах. Смерть заключает их в свои объятия, однако каждый бесстрашен, ни один не теряет головы, выжимая каждый цент за свою жизнь, прежде чем продать ее.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.