|
|
Прощание – Либби и генерал, Литтл Херт 18 мая 1876 г. 1 глава
Лейтенанта Годфри взволновало подобное обращение с могилами Сиу. Спустя пятнадцать лет он писал, что солдаты Кастера прыгали вокруг этих сувениров так, словно то были славные боевые трофеи, не более обеспокоенные осквернением могил, чем если бы они выиграли призы в лотерею. “Через десять дней я видел тела тех же самых людей - мертвые, раздетые и изуродованные”. В устье реки Танг, там, где со временем был возведен Майлс-Сити, солдаты нашли череп, лежавший под обуглившимися сучьями. Рядом валялись клочья кавалерийского обмундирования, признанного таковым по желтому канту на рубахе и буквам “К” на пуговицах от шинели. Кругом были разбросаны тяжелые палки и дубинки. Сиу, очевидно, избили свою жертву, прежде чем сжечь. Кастер задержался, чтобы посмотреть на кости, обуглившееся дерево и остатки униформы. Он выглядел обеспокоенным, но хранил молчание. Если он что-то и сказал, его слова были забыты. Ниже по течению, у слияния Йеллоустона и Роузбад-Крик, 21 июня Бостон написал своей матери: “На днях Армстронг, Том и я разрушили индейскую могилу. Оти Рид добыл лук с шестью стрелами и пару прекрасных мокасин, которые он намеревается привезти домой”. Той ночью старшие офицеры встретились на борту “Дальнего Запада”, дабы обсудить план боевых действий. Они решили, что сильнейшая и наиболее маневренная часть - кастеровская Седьмая - должна двигаться на юг по Роузбад-Крик, чтобы обойти индейцев с востока. Гиббон вместе с Терри двинутся по Йеллоустону до Бигхорна и поднимутся по Бигхорну до Литтл Бигхорна. Враждебных индейцев ждал капкан. Гиббон в статье для “American Catholic Quarterly” в 1877 году пояснял, что Сиу не могли двинуться на запад, поскольку там жили их смертельные враги - Кроу. Не могли они идти и на север, не столкнувшись с монтанской колонной, и на восток, поскольку в этом случае им пришлось бы повторить свой прежний маршрут, таким образом подставив себя под атаку как Гиббона и Терри, так и Кастера. “Поэтому они, по всей вероятности, должны были тронуться на юг, поскольку - помимо того, что это являлось наиболее естественным и единственным реальным для них путем отступления – в той стороне лежит гряда гор Бигхорн, в твердыне которых они были бы в относительной безопасности и смогли бы жить за счет дичи и диких ягод, в изобилии встречавшихся там. Но если, как у нас были все основания ожидать, колонна генерала Крука находилась где-то в том направлении, то это была третья колонна, на которую должны были натолкнуться обремененные семьями индейцы”. Никто на “Дальнем Западе” не знал, что Крук уже схлестнулся с Сиу и был вынужден отступить. План боевых действий, судя по всему, был одобрен всеми тремя старшими офицерами, разногласия касались лишь деталей. Они приняли решение, что поскольку пехотинцам понадобится больше времени, чтобы достигнуть поля битвы - где бы оно ни находилось - кастеровской Седьмой следует продвинуться на юг дальше, чем того требовалось. Гиббон точно формулирует мысль: “Кастеру, вместо того чтобы сразу вступить в долину Литтл Бигхорна - даже если след будет вести туда - надлежит продолжить движение вверх по Роузбаду, держась ближе к горам, а затем направиться на запад, спуститься вниз в долину Литтл Бигхорна, ‘постоянно производя поиск на своем левом фланге’, чтобы увериться в том, что индейцы еще не бежали на юг или в восточном направлении”. Таким образом, с Божьей помощью, они должны встретиться вновь 26 июня или же в ближайшие дни. Ученые указывают на то, что в то время как войска Терри-Гиббона были снабжены провиантом примерно на неделю, полк Кастера получил припасы на пятнадцать дней. Если бы Кастер проходил по тридцать миль в день, что не являлось чем-то чрезмерным, то за это время он мог бы спуститься до середины Вайоминга и вернуться обратно к Йеллоустону. Другими словами, Терри отпустил удила. Почти несомненно, от Кастера ожидали, что он обнаружит местонахождение враждебных индейцев и будет гнать их на север, пока путь им не преградят Терри и Гиббон. 26 июня, следовательно, следует понимать не как ожидаемый день сражения, но как день, в который Терри с Гиббоном должны были быть готовы захлопнуть северные ворота. Затем, когда появится Кастер, объединенным силам следует посчитать ку на Сидящем Быке, Неистовой Лошади, Желчи, Хромом Олене, Двух Лунах, Маленьком Волке, Дожде В Лицо, Большом Человеке, Горбе, Пятнистом Орле, Старике Койоте, Белом Быке, Псе, Вороньем Короле и на всех остальных.
Брисбин был настолько встревожен, что во второй раз попросил Терри принять командование. Терри опять отклонил эту мысль, сказав, что у него мало опыта в войне с индейцами. Кроме того, добавил Терри, Кастер, похоже, уверен в том, что одолеет все, с чем им придется столкнуться. Брисбин сказал: “Генерал, в Вашем мизинце больше здравого смысла, чем у Кастера во всем теле. Вы принижаете свои способности и преувеличиваете таланты Кастера”. Терри рассмеялся. Затем он предложил компромисс. “Сходите к Кастеру и предложите ему Вашу кавалерию, и если он согласится, мы объединим монтанский батальон из Второй и Седьмую”.
- Благодарю Вас, - ответил Терри, - Вы всегда можете говорить со мной откровенно... Затем Брисбин сказал, что не хотел бы, чтобы его батальон подчинили Кастеру. Если командовать будет Терри, то отлично. В противном случае, он не хотел, чтобы его людей влили в состав Седьмой. - Похоже, Вы не доверяете Кастеру. - Ни за что на свете. - Что ж, поговорите с ним так или иначе о том, чтобы идти вместе с ним, если Вы этого хотите, и посмотрите, что он ответит. - А если он согласится, и колонны будут объединены, примете ли Вы командование обеими? - Да, - сказал Терри, - приму. Брисбин оправился к Кастеру и предложил ему свои услуги, на что Сын Утренней Звезды живо ответил, что Седьмая может преодолеть все на свете. Брисбин сказал, что рад это слышать и ушел. Все еще обеспокоенный, он предложил Терри придать Кастеру батарею пушек Гатлинга. Терри понравилась эта идея, так что Брисбин вернулся к Кастеру. Как насчет нескольких пушек Гатлинга? Кастер ответил, отлично - он возьмет их, но через час изменил свое мнение, заявив, что тяжелые лафеты пушек замедлили бы его марш. Это правда. Каждую пушку волокли четыре лошади, и очень часто солдатам приходилось выпрягать их и на руках перетаскивать пушки через различные препятствия. Даже если бы Кастер и взял Гатлинги и ухитрился протащить их вдоль по Роузбад-Крик, пересечь с ними водораздел и спуститься в долину Литтл Бигхорна, сильно они бы не помогли. Эти пушки были приняты на вооружение в 1861 году и с тех пор практически не усовершенствовались. Они часто отказывали, а пули, выпускаемые из шести или десяти стволов - в зависимости от модели - были эффективны только в случае массированной атаки на европейский манер. Британские красные куртки могли, маршируя с поднятыми головами и отмашкой рук, попасть под огонь Гатлингов, но американские индейцы были менее дисциплинированны. Кроме того, пушечную прислугу можно было перебить, как уток в тире. Каждый Гатлинг размещался меж двух больших колес, которые приподнимали пушку так высоко над землей, что артиллеристам приходилось обслуживать ее, стоя в полный рост. Джерард говорил, что он беседовал с Кастером об этих пушках во время перехода от Форта Линкольн. Кастер планировал взять их с полком, поскольку думал, что с их помощью можно было бы быстро разделаться с враждебным селением. Джерард сказал генералу, что индейцы не будут стоять и ждать, когда, наконец, пушки начнут стрелять. Возьмите двенадцатифунтовую пушку, предложил Джерард. Обстреляйте селение большими снарядами с дистанции в милю. Кастер проигнорировал этот совет. По крайней мере, нет никаких свидетельств, что он просил у Терри полевое орудие. Гатлинги, однако, могли непроизвольно спасти его. Эта громоздкая артиллерия могла задержать продвижение полка, и в этом случае Кастер наткнулся бы на враждебных индейцев более или менее в соответствии с расписанием. Тогда не было бы последнего боя. Объединенные полки Терри, Гиббона и Кастера, возможно, были бы остановлены и отброшены, как ранее был отброшен Крук, но маловероятно, что их бы перерезали. Итак, Гатлинги тащились с войсками генерала Терри всю дорогу от Форта Линкольн до Литтл Бигхорна, и причиняли затруднения. Их сопровождало подразделение Двенадцатой Пехоты, которое обнаружило, что не в силах поспевать за остальными войсками. Если бы Кастер взял с собой хотя бы медного “наполеона”, бессмертная монтанская симфония могла бы закончиться на иной ноте. Разрывные артиллерийские снаряды производили страшный шум, и в былые дни одного этого звука было достаточно, чтобы ужаснуть и деморализовать воинственных индейцев. За тридцать лет до Литтл Бигхорна, когда полковник Стивен Керни решил устрашить банду Арапахов у Форта Ларами, он произнес угрожающую речь, которую подчеркнул, озарив ту ночь ракетой и огнем гаубицы. Многие Арапахи повалились на землю, говорит Фрэнсис Паркман, тогда как остальные бросились прочь, вопя от ужаса и изумления. Во времена Кастера реакция могла бы быть иной. В 1870 году, например, когда делегация Сиу посетила Вашингтон, самые большие орудия Великого Отца расчехлили, чтобы произвести на индейцев впечатление. Сиукские воины наблюдали за бомбардировкой, не поведя и бровью. Хуже того, перед каждым выстрелом скво затыкали уши. В качестве основного блюда правительство преподнесло пятнадцатидюймовые береговые орудия, посылавшие снаряды на несколько миль вниз по Потомаку. Это вызвало некоторые комментарии, также как и огромные зерна пороха. В целом же, демонстрация силы провалилась. Береговая пушка - чудовищное орудие, согласились все индейцы, но никто, у кого есть хоть какие-то мозги, не будет сидеть перед ней на своем пони. Неизвестно, почему Кастер смотрел на артиллерию свысока. Лучшим объяснением кажется то, что он не хотел брать с собой ничего из того, что могло бы замедлить его движение. Ни Гатлингов. Ни гаубицы. Лейтенант Брэдли 21 июня записал в своем дневнике: “...понятно, что если Кастер прибывает первым, он волен атаковать сразу же, если посчитает это разумным. У нас мало надежды стать свидетелями того, как убивают затравленную лису, так как Кастер без сомнений будет лезть из кожи вон, чтобы прибыть туда первым и пожать все лавры для себя и своего полка”.
Однажды, трапезничая с группой Манданов, Гро-Вантров и Ри, он сказал через своего переводчика: “Когда мы вернемся, я поеду в Вашингтон и возьму с собой своего брата Кровавого Ножа. Я останусь в Вашингтоне и стану Великим Отцом”. Кастер развил тему, сказав, что затем Кровавый Нож вернется домой, будет жить в прекрасном доме и всем руководить, а остальным индейцам выдадут специальные бумаги, благодаря которым у них всегда будет вдоволь еды. Рядовой Питер Томпсон говорил, что все те, кто хорошо знал Кастера и его отношение к делу, понимали, что он будет гнать полк изо всех сил. Многие служили под его началом еще в Канзасе, и очень мрачные мысли поселились теперь в них. Некоторые из этих ветеранов оставляли свои шинели на ветвях тополей, так как не хотели тащить с собой никакое ненужное имущество. Шинель весила несколько фунтов. “Я сохранил свою”, - сказал Томпсон: “поскольку у меня были серьезные сомнения в том, что мы будем возвращаться тем же путем...”.
Позднее Гиббон отметил в письме к Терри: “Настолько велико было мое опасение, что рвение Кастера заставит его наступать слишком поспешно, что последнее, сказанное мною ему на прощанье после того, как его полк прошел перед Вами и выступал в путь, было: ‘Кастер, не жадничай, дождись нас’. Он ответил весело, взмахом руки, и умчался…”.[219]
Однако, несмотря на это предупреждение, несмотря на последний совет Гиббона, несмотря на план, амбициозный молодой генерал рванул вперед. “Саранча” Джим был на борту “Дальнего Запада” ночью двадцать первого. В 1892 году он писал Годфри, что генерал Терри обозначил маршрут Кастера вверх по Роузбад-Крик булавками, воткнутыми в карту, “и, будучи, как Вам известно, немного близоруким, Терри попросил меня обвести линию, что я и сделал, синим карандашом. Так вот, Кастер свернул с обозначенного маршрута по Роузбаду за двадцать миль до конца булавок...”. Через два месяца после сражения Терри показал корреспонденту чикагской “Times” копии тех приказов, которые он передал Кастеру, и заявил, что если бы Кастер остался в живых, его следовало бы судить военным судом за неповиновение. Военные стратеги с тех пор спорят о приказах, отданных Терри. Некоторые утверждают, что эти приказы расплывчаты. То есть, Терри предоставил Кастеру свободу действий. Другие настаивают, что Терри был конкретен. Все зависит от того, как толковать дело. Как указывал Роберт Атли, Терри выражался вежливо, принимая во внимание уязвленную гордость своего подчиненного, а, также, не желая посылать кого бы то ни было в непознанную глушь с косными наставлениями. С берегов Йеллоустона Бентин написал своей жене, что если бы Кастер действовал в соответствии с приказами, “команды сошлись бы точно у селения, захватили бы все типи и т.п. и, возможно, какое-то количество скво, папузов и т.д., но Кастер не подчинился приказам, так как не хотел, чтобы какая-либо другая команда – или личность, отведала лакомого пирога, и поэтому лишился жизни”. Президент Грант заявил корреспонденту нью-йоркской “Herald”: “Я считаю, что резня Кастера - это бессмысленное принесение им в жертву своих эскадронов, абсолютно бессмысленное. Он не должен был атаковать до того, как подойдут Терри и Гиббон”. Итак, он повиновался, или он не повиновался. Это зависит (как в случае со слепым, описывающим слона) от того, какой части вы коснетесь. Если кто-то желает доказать, что Кастер не повиновался Терри, можно задать вопрос: а почему. Несомненно, имело место рвение, основанное на убежденности Кастера в том, что он сам может рассеять всех Сиу, поскольку он не попытался провести разведку местности лежащей южнее - если только короткую вылазку Бентина не считать таковой. Напротив, Кастер сократил маршрут на двадцать миль, будучи уверенным в том, что самостоятельно может вступить в долину. Но если бы он повиновался и пошел дальше на юг, что тогда? Всего несколькими днями раньше индейцы разгромили Крука, и они знали, что Крук отступил в южном направлении. Эта победа возбудила индейцев и придала им уверенности в себе. Они не считали, что Крук вновь попытается одолеть их, но и не исключали такой возможности. То есть, любая подходящая с юга колонна голубых мундиров была бы немедленно обнаружена. Если бы затем индейцы выступили из селения и атаковали эти войска, сражение произошло бы многими милями выше по долине, и ко времени прибытия войск генерала Терри, вполне вероятно все двенадцать рот Седьмой Кавалерии были бы уничтожены. Или же наоборот, если бы индейцы ретировались при подходе Кастера, они бы натолкнулись на относительно слабые войска Терри и, без сомнений, могли бы уничтожить их. Тогда, как предполагает мистер Иги, ужасные новости на газетных полосах были бы таковы:
КОЛОННА ТЕРРИ-ГИББОНА СОКРУШЕНА ДИКАРЯМИ А КАСТЕР В ЭТО ВРЕМЯ ОБШАРИВАЕТ ГОРЫ БИГ ХОРНА
Вечером на закате 22 июня, через несколько часов после того, как он покинул Терри и Гиббона, Кастер собрал офицеров. Они расселись вокруг его постели, в то время как генерал произнес абсолютно нехарактерную для него речь. Он объяснил, почему отказался взять с собой пушки Гатлинга и четыре роты людей из Монтаны, сказав, что уверен в том, что они столкнутся не более чем с полутора тысячами воинов. Как обычно взял слово Бентин. Капитана не волновали Гатлинги, но ему нравилась идея о дополнительных четырех ротах. “Что до меня, я сильно сожалею, что Вы не взяли их”, - сказал Бентин: “Я думаю, мы еще пожалеем об этом”. Согласно Годфри, отношение Кастера к подчиненным обычно было резким, даже агрессивным, но на этот раз он казался мягким, почти миролюбивым. В его виде было что-то такое, словно он просил о помощи. Годфри возвращался к своему костру вместе с лейтенантами МакИнтошем и Уолласом, и по дороге Уоллас сказал: “Я думаю, генерал Кастер готовится к смерти”. Годфри спросил у него, почему он так решил. Уоллас ответил, что никогда не слышал, чтобы Кастер говорил так на совете офицеров.
Если бы эти скауты прибыли к Терри до того, как Кастер выступил на Роузбад-Крик, что тогда? Терри был рассудительным человеком, который, похоже, позволил себе соблазниться бравадой Кастера. Если бы он узнал о поражении Крука, то, вероятно, стал бы более напористым. Почти несомненно, Терри укоротил бы вожжи. Он мог бы держать войска вместе. Он мог бы настоять на том, чтобы Кастер взял людей Брисбина - хотя даже тех дополнительных рот могло быть недостаточно. Но, так или иначе, 25 июня клубок размотался бы по-другому.
Рядовой Томпсон спасся лишь потому, что его лошадь выбилась из сил за несколько минут до того, как индейцы засекли батальон Кастера. Позднее Томпсон описал свой сон, который приснился ему ночью 24 июня. Он был довольно смущен, утверждая, что, будучи весьма трезвомыслящим человеком, не верит в черных кошек и тому подобное. Он прилег под деревом и заснул. Ему приснилось, что его подразделение было атаковано. В этот момент Томпсон проснулся, но все вокруг него спали, так что он вернулся обратно ко сну. Его видение, однако, вместо того, чтобы прерваться, возобновилось в прежнем виде, только теперь жертвой был он один. Индеец гнался за ним с воздетым топором: “Когда дикарь подобрался ко мне достаточно близко для того, чтобы нанести удар, я проснулся и обнаружил, что мое видение растаяло в прозрачном воздухе. Но столь глубоко этот сон впечатлил меня, что я не мог больше заснуть. Поднявшись, я бродил по лагерю, глядя на лошадей и отмечая, какими жалкими и изможденными они стали. Это неудивительно, если принять во внимание те длинные переходы, которые выпали на их долю...”. Во время марша вверх по Роузбад-Крик дурные предчувствия Томпсона разделялись многими людьми, если не всеми. Лейтенант Эдгерли писал своей жене несколько дней спустя после сражения, что вечером двадцать второго, выслушав странную речь Кастера, некоторые офицеры собрались в его палатке и пели около часа. Эдгерли не перечислил программу, но корреспондент сент-польской “Pioneer”, в 1874 году побывший с этими людьми в Черных Холмах, рассказывал, что певчие пташки Седьмой Кавалерии предпочитали “Bonny Jean”, “Fairly Bell”, “Over the Sea” и “Lightly Row”. Эти номера возможно и были исполнены в палатке Эдгерли, наряду со старыми любимыми вещами, такими как “Little Brown Jug”, “Mollie Darling”, “Captain Jinks”, “Drill Ye Tarriers”, “Dinah’s Wedding”, “The Man on the Flying Trapeze” и “Grandfather’s Clock”. Жена лейтенанта Колхауна - Маргарет Эмма Кастер - прислала своему мужу пирог, очевидно большой пирог, так как Колхаун объявил во время этого музыкального часа в палатке Эдгерли, что после сражения каждый офицер получит по куску. Она, должно быть, прислала этот пирог на пароходе из Форта Линкольн в базовый лагерь у реки Паудер. Судя по всему, Колхаун не мог получить его иным образом. Так вот, съел ли лейтенант Колхаун свой пирог в лагере у реки Паудер, пока тот был относительно свеж, как поступил бы любой разумный человек? Конечно, нет. Он то ли привязал пирог к своему седлу, то ли погрузил на мула. Так или иначе, но Колхаун притащил его к Литтл Бигхорну с тем, чтобы он и его ликующие товарищи смогли отпраздновать поражение Сидящего Быка.
Воины Сиу
получать пайки. Поэтому один и тот же индеец мог числиться в двух, трех, а то и четырех агентствах, что, конечно, искажало подсчеты вашичу. Кастер пробыл на Западе слишком долго, чтобы не знать об этом. Более серьезное несоответствие было следствием того, что многие воины ускользали из своих резерваций, чтобы присоединиться к Сидящему Быку, хотя их отсутствие не отмечалось в рапортах агентов резерваций. Причиной тому, что эти нарушения оставались неотмеченными, была старая, добрая жадность янки - агенты получали прибыль согласно численности индейцев в резервации. То есть, агент глупый настолько, чтобы сообщить об уменьшении населения резервации, терял часть своих собственных доходов. Агент Ховард из агентства Пятнистого Хвоста рапортовал 1 апреля: “Очень немногие, если не вообще никто, из этих индейцев были на севере этим сезоном, и я не слышал ни о ком из них, кто соединился бы со своими северными собратьями”. Агент Хастингс из агентства Красного Облака: “Я не испытывал никаких трудностей с переписью, но немного задержался из-за непогоды”. Так обстояли дела. Сфальсифицированная информация сочилась тонкой струйкой через бюрократическую систему и попадала, в конце концов, в штабы находившихся в поле армий. В результате Кастеру сообщали о полутора тысячах воинов. Соответственно, он говорил об этом своим подчиненным, хотя чувство угнетенности, которое они отметили в нем, вероятно, отражало тяжесть его сомнений. После сражения, когда Вашингтон пытался постичь, почему не сработал план Шеридана, было приказано провести новую перепись под надзором армии. И вот! Вместо 9 610 индейцев в агентстве Пятнистого Хвоста там было 2 315, вместо 12 873 в агентстве Красного Облака - 4 760. Шайен-Ривер: 2 280 вместо 7 586. Стэндинг-Рок: 2 305 вместо 7 322. Можно начать испытывать сочувствие к Рино, вглядывавшемуся со своего холма в невообразимое скопление воинов: “Я думаю, мы сражались против всей нации Сиу...”. Бентин соглашается: “У них были небольшие, собравшиеся на пикник группки, размером в полк или два, стоявшие вокруг на дне долины и наблюдавшие. Для всех не хватало места. Я полагаю, что там была пара тысяч вокруг нас, дожидавшихся местечка, чтобы выстрелить”. Как много псевдо-официальных данных достигло Кастера, можно лишь гадать. Рождественским вечером 1875 года генерал Терри уведомил штаб-квартиру округа: Капитан Поланд телеграфирует, чтохотя в окрестностях нет дичи, индейцы в Стэндинг-Роке продают все свои шкуры в обмен на боеприпасы... Кастер возможно читал эту телеграмму или, по крайней мере, знал о ней, и он должен был знать еще о двух телеграммах от Терри Шеридану. 24 марта: Самый надежный разведчик на Миссури на днях из враждебного селения докладывает о не менее чем двух тысячах палаток и о том, что индейцы перегружены боеприпасами. 14 мая: Представляется, что у них полторы тысячи палаток, они самоуверенны и собираются сопротивляться.
_______________________________________________________________________________________
_______________________________________________________________________________________
Движущийся на юг по долине Роузбада полк Кастера был встречен приятными летними ароматами - теми же самыми, которые неделей раньше приветствовали генерала Крука. Запах сливы, диких яблонь, и благоухание диких роз смешивались с лошадиным потом, немытыми людьми и едкой пылью. 
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.
|
мокасинами, сыромятными сумками, ложками из рога - после чего раздетый труп был брошен в реку черным переводчиком Исайей Дорманом. Позднее скауты Ри видели, как Дорман ловит рыбу возле этого места, и решили, что он использовал куски тела в качестве приманки.
Некоторые из людей Кастера очевидно полагали, что дела могут пойти не так, как было запланировано, поскольку кое-кто оставил распоряжения, касающиеся наследования имуществом. Капитан Кио, отнюдь не пессимист по характеру, подошел к офицеру охраны и попросил его помочь в составлении завещания. Кровавый Нож, наблюдавший за окрестностями, выглядел хмурым и подавленным. Одинокий Чарли дважды просил генерала Терри освободить его от дальнейшей службы, но Терри убедил Чарли остаться. На Кастера должно быть повлияло настроение этих людей, которых он знал как храбрецов. Быть может, генерал сам предчувствовал гибель своей команды и собственную смерть. Терри и Гиббон прошлись с ним до его палатки после последнего совета. Хотя лето было в разгаре, прошел сильный ливень с градом, и когда они шли бок о бок - еще не успевшие растаять градины хрустели под сапогами - два старших офицера заметили, что Кастер выглядит встревоженным и легко раздражается.
Годы спустя Брисбин утверждал, что Кастер знал истинные размеры враждебного лагеря. Скауты считали, что в селении должно находиться три тысячи бойцов. “Все это Кастер знал”, писал Брисбин в письме к Годфри, “ибо я обо всем ему говорил и предупреждал его быть поосторожнее”.
Брисбин спросил, примет ли Терри командование объединенными силами. Терри колебался. Брисбин прервал его раздумья: “Извините меня генерал, если я говорю слишком откровенно, но моя привязанность и уважение к Вам, а также забота о жизни моих солдат и офицеров всегда побуждают меня поступать таким образом в опасные моменты”.
Это стремление самому стать постановщиком будущей победы абсолютно понятно. По крайней мере, в двух случаях - в Форте Линкольн и у Янг Мэн Бьютт - Кастер говорил скаутам Ри, что эта кампания против Сиу станет его последней, и он должен одержать великую победу. Однако даже маленькая победа, говорил он им - победа всего над пятью палатками Сиу - сделает его президентом.
22 июня Седьмая прошла торжественным маршем перед генералом Терри и полковником Гиббоном. Горнисты трубили. Офицеры салютовали. Скауты Ри галопировали взад и вперед, распевая песни смерти. Рядовой Колман написал в своем дневнике, что Терри и Гиббон были весьма довольны воинственным видом офицеров и солдат, “Картинно прекрасные тела Людей”.
Вряд ли Гиббон ожидал, что Кастер последует его доброму совету. Гиббон знал его слишком давно. Он был преподавателем артиллерийского дела в Вест-Пойнте в те времена, когда Кастер был кадетом. Маловероятно и то, что генерал Терри был удивлен происшедшим. Дважды во время марша он грозил Кастеру арестом за вырывание вперед.
Элизабет очевидно предчувствовала настроение своего мужа, когда его полк двигался вверх по Роузбад-Крик. В письме к нему от 21 июня, которое вернулось нераспечатанным, она писала: “Я не могу не испытывать величайшую тревогу...”. Ее обеспокоенность должна была усилиться, когда пришли новости, что Сиу остановили генерала Крука. Это означало, что вместо трех армий, сходящихся над враждебными индейцами, их будет всего две. Скауты немедленно покинули Форт Линкольн, изо всех сил пытаясь догнать Терри, поскольку эти известия были чрезвычайно важны. Они прибыли слишком поздно.
Ничего больше не слышно о пироге лейтенанта Колхауна. Если пирог путешествовал с обозом, он, вероятно, был съеден членами батальона Рино во время двухдневной осады. Однако, если лейтенант привязал пирог к своему седлу, тот, должно быть, исчез с поля боя, что наводит на мысль об отряде Сиу или Шайенов, наткнувшихся на нечто весьма для них неожиданное. Только вообразите, как полдюжины воинов с окровавленными руками сидят на корточках около лейтенантского тела, поедая его пирог. Забыть такое нелегко. Колхаун был известен, как Адонис Седьмой, самый красивый человек в полку. Он был женат на младшей сестре Кастера Мэгги. Лейтенант командовал ротой “L”, которая, как считают некоторые аналитики, замыкала обреченный батальон и была уничтожена первой.