ЭВОЛЮЦИОННАЯ КОГЕРЕНТНОСТЬ В РЕГИОНАЛИСТИКЕ

Образующие корпус дисциплин регионалистики, лингвистические исследования в целом базируются на сочетании сравнительно-исторического, структурно-типологического и системного методов. Это же сочетание (в соответствующих спецификациях) характерно и для современного состояния археологии, этнографии и ряда других дисциплин, вовлекаемых в междисциплинарный синтез. Достигнутая степень взаимной обратимости конвертируемости), гармоничности, синфазности развития теоретико-методического аппарата позволяет поставить в качестве одной из магистральных задач достижение когерентности взаимной согласованности аспектов и параметров) создаваемой этими средствами картины мира отдельных ИКЗ.

Когерентная эволюция весьма актуальна и для регионалистики, и для современной социальной практики. Строго говоря, именно в этой системе понятий должна строиться любая оптимальная стратегия реформ, согласованно трансформирующая сферы идеологии, политики, социума, экономики. Опыт революционного «дисгерентного реформирования» путем их разрушения сверху вниз, достаточно убедительно в рамках деятельности нескольких поколений продемонстрировал принципиальную перспективность. Естественная последовательность органической эволюции — от хозяйственных форм вверх, питается в качестве исходного импульса первичными колебаниями экосистемы.

С древнейших времен можно проследить действие фактора взаимоотношений человек-среда, начиная с его исходной, простейшей формы — охоты, уже на уровне ее перво­бытных трансформаций, с констатируемыми для палеолита — мезолита изменениями объекта охоты, где преобразования базового уровня экосистемы (переход от коллективной добычи крупного зверя — к индивидуальной охоте на водоплавающую птицу и т. п.), неотвратимо влекут за собой трансформацию последующих, вышележащих уровней деятельности, проявляясь во всех доступных изучению аспектах археологической культуры (характер орудий, жилища, искусства и т.д.).

ОПЫТ СИСТЕМНОГО АНАЛИЗА КОГЕРЕНТНЫХ ПРОЦЕССОВ

Когерентное течение культурно-исторического процесса исследовано на более поздних (по сравнению с палеолитическими) раннесредневековых материалах, сравнительно более полных, а следовательно, проверяемых экстраархеологическими сред­ствами, и соответственно, более актуальных для современных целей регионалистики. Это — историко-культурные материалы народов и стран Северной Европы, изученные в последние десятилетия при исследовании генезиса «Балтийской цивилизации эпохи викингов» («Славяне и скандинавы», 1986). Анализ этого, достаточно своеобразного, но притом и типичного явления в принципе изоморфного «Средиземноморской цивилизации» древности и античной эпохи, представляет особый интерес. Во-первых, поскольку одним из компонентов (притом существенных по своим функциям прежде всего — экономическим) этой новой для раннего средневековья общности выступает ВерхняяРусь, или, детализируя и персонифицируя определение в конкретно- историческом контексте, Русь Рюрика (РР). Во-вторых, поскольку относительная релевантность изученного материала, освоенного комплексом различных дисциплин (археологии, текстологии письменного источниковедения, филологии, нумизматики и пр.), совпадающим с ядром комплекса дисциплинрегионалистики, позволяет в данном случае структурировать конкретный объект исследования — Балтийскую морскую цивилизацию (БМЦ), рассматривая эту конкретную структуру в качестве модели такого рода структур (Lebedev, 1994), (табл. 4).

Таблица 4" Балтийская морская цивилизация раннего средневековья. Графическая модель

Народы (этносы), взаимодействующие на четырех выделенных базовых уровнях (принципиально подобных структурным уровням типа—ср. табл. 2-3) участвуют в развитии когерентных процессов; детальное исследование, с одной стороны, позволяет выделить и доминирующие факторы этих процессов (от 1 млрд арабских дирхемов в экономику Балтийского региона до активности византийских миссионеров на Пути из Варяг в Греки); с другой стороны, замещая конкретные дефиниции исторических реалий предложенной модели более обобщенными, абстрактными символами (этносы X, Y, Z и т.п.), мы, очевидно, получим и одну из наиболее общих моделей когерентности процессов ИКЗ (табл. 5).

Таблица 5. Модель когерентности процессов эволюции

ИКЗ

Очевидно, последовательно повышая масштаб дробности типо-хронологических упорядоченностей КИТ, можно последовательно перейти от микроисторических ритмов культурно-исторического процесса регионалистики к макроисторическим. Строго говоря, выявление и исследование когерентности, согласованности или, по крайней мере, соотношения макро- и микроисторических ритмов развития, исследование реального конкретно-исторического соотношения этих макро-микроритмов в каждом атомизированном субъекте и потоке исторического процесса есть собственная особая задача, вычленяемая из общерегионалистического процесса исторической науки. Иными словами, мировой исторический процесс так или иначе отображен каждой из судеб, но осознать это отображение возможно только прослеживая конкретику этой судьбы в определенным образом упорядочненной (например, в виде некоторой иерархииИКЗи локусов) картине мира.

Регионалистические исследования, включая, например и в частности, изучение этногенеза, следует строить как сравнение разных ареальных моделей (по типу модели табл. 5), отражающих различные состояния объекта. Сравнение различных КИТ со временем позволит построить и типологию моделей состояния. КИП —синтетическое понятие, ключ к истории ИКЗ, неразрывно связанный с ареалом. Синтез разных данных возможен только там, где их можно локализовать географически, упорядочить в пространстве, в предельном случае интерпретировать в контексте конкретного топохрона (см. с. 326, рис. 33).

Переход на уровень сравнения типов — первый шаг к сопоставлению разных состояний в виде своего рода макросхем. Важно при этом сравнивать состояния типологически качественно общие. Основной метод в экспликации ИКЗ — метод внутренней реконструкции отдельных состояний (культуры, языка и т.д.) в материалах каждой из дисциплин, образующих комплекс регионалистики. Переход к синтезу данных должен быть подготовлен собственным развитием до определенного необходимого уровня каждой из этих дисциплин. Синтез может проводиться по разным аспектам, но каждый раз он предполагает единую, общую форму представления данных. В принципе, он может проводиться как сопоставление итогов изучения ареалов (представленных, например, в виде серии специализированных карт), при условии, что материалы каждой из наук (лингвистики, археологии, этнографии и т.п.) подвергались обработке по методике, обеспечивающей когерентность исследования.

В большинстве случаев когерентно протекали и сами по себе исследуемые региональные процессы. Впрочем, базовые естественно-географические и непосредственно производные от них факторы, формирующие ИКЗ как систему топохронов и коммуникаций между ними, сохраняют определенную действенностъ независимо от характера демогенеза. При насильственной смене населения (в результате аннексии той или иной территории), структурные характеристики ИКЗ наследуются, прежде всего в силу, именно естественно-географических причин: гидрографическая сеть (реки и озера), населенные пункты и аккультурованные земли, коммуникации (дороги, мосты) новое население использует, по крайней мере первоначально, в том виде, каком их оставил предшествующий этнос. И только от глубины и адекватности освоения, по сути своей, адаптивно-адаптационной системы ИКЗ, зависит дальнейшая судьба нового населения региона, даже если оно принадлежит совершенно иному этносу (Балашов, 1996, с. 48-58). В норме же, исключая великие завоевания и насильственные переселения (депортации), смена одного этноса другим в ИКЗ происходит не путем уничтожения предшествующего населения (этноцид), а путем подселения и постепенной ассимиляции.

Такие процессы как подселение, вживание, адаптация, как показывают недавние исследования В.А. Лапшина, характеризовали отношения славян с мерянским населением Волго-Окского междуречья, в процессе формирования ИКЗ Средней России в Х–Х1 вв., по времени – следующим за становлением Верхней Руси УП1-Х вв. (Лапшин, 1985, ср. Рябинин, 1997, с. 149-235). Эти процессы вели к постепенному освоению всего релевантного, значительного субстратной культуры, заимствованию КИП. Смешанные браки, длительный этап билингвизма и двойной культуры, и лишь постепенная смена одного языка другим, переход к новому этническому самосознанию, новой монокультуре (сменяющей начальное мультикультурное состояние), возникновение этой новой (смешанной) культуры —таковы основные этапы трансформации одного этнического состояния в другое (Герд, 1995; 1998).

Таким образом, тезис о том, что переход на новый не язык всегда сопровождается сменой населения (Ligi, 1993) конечно, справедлив, если под новым населением понимать только новые миграции, новые потоки некоего пришлого этноса.

В то же время, переход от двуязычия или треязычия к монолингвизму всегда свидетельствует о качественно новой ступени эволюции населения той или иной историко-культурной зоны. За сменой языка нередко следует смена самосознания (например, во многих местах ижоры Ленинградской области, знающие ижорский язык лишь фрагментарно, на вопрос: «Кто Вы по национальности?», отвечают: «А мы и сами не знаем, кто мы, то ли русские, то ли ижоры, то ли финны»).

Естественные миграции населения подобны рекам, впадающим в большое озеро, где разные потоки, сливаясь, смешиваваются и постепенно растворяются в озерной акватории, обогащая и насыщая воды озера. Естественным этническим процесс присущи непрерывность, преемственность и стабильность. Одно этническое состояние, медленно эволюционируя через ряд промежуточных стадий, переходит в другое. На отдельных этапах такой эволюции могут образовываться межэтнические союзы, подобные союзу словен, кривичей и ряда прибалтийско-финских племен со скандинавами при формировании Верхней Руси УШ–Х вв, равно как союз словен новгородских и финно-язычных племен-федератов (корел, ижоры, води) Новгородской земли Х1–Х1У вв.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: