МЕНТАЛЬНЫЕ АСПЕКТЫ РЕГИОНАЛИСТИКИ (КУЛЬТ МЕРТВЫХ)

Освоение ИКЗ на уровне топохронов открывает перед регионалистикой исследовательские горизонты в изучении не только материальных, но и ментальных аспектов формирования ИКЗ. Наиболе наглядно это выступает при анализе вопроса о месте «культуры мертвых» в культуре живых.

Археологическая культура по природе своей в ряде аспектов доступна препарированию, как культура «мертвая», прошлая:

Археологи копают кладбища и свалки, получая при этом иногда результаты высокой степени информативности. Операциональная строгость — условие получения таких результатов. В предложенной выше методической схеме-матрице типы артефактов систематизируются в археологическую культуру предварительной группировкой и ассоциацией в ансамбли. Базовые из них характеризуют главные, определяющие виды археологических памятников, поселения и могильники:Ансамбль сеттльмента (Ас) и Ансамбль некрополя (Ан).

Системная связанность в осознании культуры доступна только тогда, когда ансамбль сеттльмента корреляционно связан (ассоциирован) с ансамблем некрополя, т. е.АК == Ас х Ан, причем не механическим сложением (сочетанием, соотнесением), а определенного рода иерархией корреляций. В этой иерархии шифр ментальности древнего населения выступает как коррелят ансамблей, и составляет код ментальности.

Гомеостатичная структура комплекта памятников, выраженная равновесием ансамблей (ср., например, соотношение археологических объектов Старой Ладоги; см. Лебедев, Седых 1985), изоморфная гомеостатичной структуре типа, объективирует одну из существенных и точных характеристик архаических культур: шифр или код ментальности, выражаемую наиболее адекватно архаическим понятием «Премудрость» (греч. *metasophia, нем. Allweisheit, Weltweisheit, — приближенно англ. wisdom, практически лишенное этого, предельно обобщенного значения). Это (реконструированное) архетипическое понятие представляет собою базовую аксиологическую категорию.

Мера Премудрости составляет модуль доминанты ансамбля.

Пре-мудрость — этоМетасофия (др.-сев. Эдда, санскр Веда), она и есть исходная отправная точка энтропии. Медитативное тождество сознания миру, и рассеивающее движение сознания, осваивающего мир, архаическая культура выражает в исходной модели — в точке медитации, сосредоточенного взаимодействия с трансцендентным, на границе мира и мира мертвых. Храмовая процедура развертывает таинство медитации в литургию Богослужения, однако она становится необходимой за пределами непосредственного соприкосновения мира мертвых и мира живых. «Некрополь» архаических культур выполнял эту функцию именно в силу непосредственности контакта, и от египетских пирамид до языческих курганов оформляющие некрополь монументы служили целям медитации.

Сопки Верхней Руси, Ладоги и Новгородского Поозерья, Приильменья, в свете последних исследований выступают именно такого рода медитативными «храмами под открытым небом» (Конецкий, 1987). Церковь на кладбище — это тамбур при вратах из одного мира в другой (Арьес, 1992).

Архаическая культура владела средствами этой объективации медитации. Искусство письма стало следующим шагом, одним из новых (исторически) способов отождествить свое сознание с сознанием мертвых, в жреческих цивилизациях Египта или Тибета; противоположный путь движения, транс нирваны в буддистских пещерах, также представлял собою движение от начального синкретизма, архаической меры премудрости.

Монументальные образы, овеществляющие душу умершего — один из составных элементов и содержательных компонентов (на микроуровне —разновидность) ансамбля некрополя. Археология, если рассматривать ее на предельном (метаисторическом уровне, может быть сопоставлена с древнеегипетским (шире — архаическим, ср. Гомер, Данте) Путешествием в Царство Мертвых (Лебедев, 1992, с. 450). Развертывая это сопоставление, углубляя идентификацию археологии с исследуемой культурой и латентное имманентное понимание этой культуры, в поиске ответа на секрет ее равновесия, стабильности, интерпретации «премудрости как меры ментальности» мы должны постулировать парадоксальное, на первый взгляд положение:

развитый культ мертвых — условие свободы духа живых.Постулат, справедливость которого может быть доказана не только для архаических культур, но последовательно выявлен во всех цивилизациях, включая современную, имеет ряд следствий, исследование (73) которого, очевидно, должно быть выделено направление.

Археология и здесь должна рассматриваться еще в одном, казалось бы прагматически-рутинном аспекте: исследователь-археолог стремится достичь максимальной идентификации артефактов сгруппированных в «археологический комплекс» (комплекс вещей и других находок погребения), основную счетную единицу раскопок и каталогизирования исследованных памятников и археологических культур. Однако персонифицированный подход к исследуемому комплексу рано или поздно вызывает сознание ответственности индивидуального контакта (исследователъ — комплекс — индивид), а в исследовательской практике может завершиться исторической идентификацией данного комплекса, его отождествлением с конкретным историческим лицом.

Правда, в той же практике «массовый» материал комплексов анонимно растворяется и распадается в обезличенные «типологические ряды» артефактов.

Альтернатива энтропийным процессам в познании, сознании и самосознании —это архетипическая Пре-мудрость, переживаемая в молчании на вершине сопки, либо в камере иерофантов под огромной толщей пирамиды, медитативное тождество «того и этого мира». Доминанта архаической культуры — это ансамбль некрополя как способ уравнивания мира живых и мира мертвых.

Пре-мудрость в (архаическом, архетипическом значении» осваиваемая средствами современного научного гуманитарного знания, создает возможность глобального единения человечества, притом основанного не на механическом выравнивании под уровень индустриальных культур, а на синтезирующей медитации (аутоидентификации в топохроне), подготовленной, прежде всего, последовательным и достаточно рациональным гуманитарным образованием.

Многие процессы текущей действительности, причем в первую очередь позитивные процессы, могут быть вполне адекватно но описаны и исследованы с изложенных позиций. Наша задача, однако, — поиск и определение фундаментальных оснований этих процессов.

Можно проследить выделенное фундаментальное основ архетипической «меры премудрости» во всей исторически известной последовательности мировых культур. Правильно поставленный и организованныйкульт мертвых, будь то на уровне «Некрополиса» Древнего Египта с пирамидами и гробницами поблизости от Мемфиса—Хет-Ку-Птах, «усадьбы души Пта» и до курганов и камерных погребений Бирки викингов на шведском озере Меларен, либо же в округе древнерусской Ладоги, в формационно и этнически различных культурах выступает как постоянная характеристика стабильности «меры ментальности», обеспечивающее условие адекватности самооценки и поведения, свободы духа живых. Этот вывод, заметим попутно, достаточно безутешный для современной отечественной культуры, создает в аспекте нашего исследования, один из новых ключей культуры. I

74

Архаическую иерархичность развитого языческого ансамбля некрополя в культурно-историческом процессе сменяет принципиальное единообразие христианских могил на кладбище вокруг Церкви Воскресения Христова. Так реализуется новый, следующий могучий архетип, в свою очередь, со временем более или менее размытый энтропийным процессом. Следующий момент регенерации архетипа — Арлингтонское кладбище военнослужащих демократии Нового Света, а его трагическая альтернатива (вновь возвращающая к проблеме бинарных оппозиций культуры) — архетип безымянных массовых захоронений блокадных могил Пискаревки, увековечивающий миллионные жертвы Ленинграда 1941–1944 гг. Наконец, в наши дни воздвигнутый под Смоленском Крест Катыни над захоронением военнопленных польских офицеров — вехи современного диалога внутри культуры, словно подсказывающие, как будет выходить человечество из этой коллизии преодоления энтропии, в экологии глобальной культуры.

Премудрость — мера адекватности культуры миру, точка пересечения и перехода негэнтропийного процесса в энтропийный «точка сборки»).

Энтропия сознания — естественное следствие познания, освоения расширяющегося мира культуры. В регионалистическом аспекте — это развертывание пространственных коммуникаций, размывающих генерационную стабильность как каркасный механизм межпоколенной передачи культурной традиции, являющийся главным условием функционирования культурной системы (Клейн, 1991).

Однако, на пересечении энтропийных потоков локализованные социумы образуют новые очаги стабильности (Городцов, 1910), вновь запуская синтезирующий процесс негэнтропии, и ее объективация восстанавливает адекватность культуры миру.

Мера этой адекватности, максима «культ мертвых — это свобода живых» заново осваивается каждою эпохою и каждой культурой. «Может ли сохранить себя высокоразвитая культура без ориентации на смерть», — формулировал эту проблему для современной культуры накануне ее центрального коллапса Хейзинга, константируя при этом: «культура должна быть метафизически ориентированной, или ее нет вовсе» (Хейзинга, с. 295, 264). Рациональное сознание, по крайней мере с ХУП-ХХ вв., последовательно обособляло свободу живых от этой иррациональной сферы, но тем и обрекло культуру европейского общества на мучительное слепое движение к экзистенциальным поискам.

В этих поисках обретался вновь кажущийся парадоксальным, хотя и не новый ответ: существование — это продолжение Смерти, и Смерть есть продолжение Существования, а воля мертвых пронизывает волю живых тем более, чем менее они осознаю это. Культура — это материализованная воля мертвых, продолжающаяся в поведении живых.

Метакультура в этих измерениях — это единение живых и мертвых во временном континууме Вечности (Андреев, 1990). Культура в самом широком смысле способна управлять своим гуманитарным временем, и этой способностью определяется и измеряется ее суть: Древний Египет создал культуру, в которой «время боится пирамид».

Пирамиды остаются монументальным и наивысшим известным воплощением формулы: культ мертвых — это условие свободы духа живых. Эта максима — одна из тайн Древнего Епипта, реализовавшего одну из самых стабильных аксиологических систем, где жизнь, исполненная необычайной полноты, есть притом достойное приуготовление к смерти, приуготовление в добром согласии с волею прежде живших и в соподчиненном единении с ними в загробном царстве высшего Судии. Античность усвоила эту максиму как одно из исчерпывающих определений философии.

Эддическое «Romr um daudan hvern», («Молва о каждом из мертвых») в архаической культуре и составляет, собственно текст, выраженный ансамблем некрополя. Согласие с мертвыми — это условие стабильности культуры, незыблемость традиции предстает как выражение той же максимы согласия. Покой могил — высшая ценность культуры скифов (Геродот, IV, 127). Именно так реализуются генерационные, т.е. временные (диахронные) связи поколений в культуре. Ансамбль некрополя, функция кладбища в культуре в наиболее жесткой и базовой форме выражает эти связи, остается фундаментом объективации генерационных отношений, и лишь над этим фундаментом воздвигаются Храмы, и вся нижележащая иерархия объектов культуры.

Ансамбль некрополя в корреляции с ансамблем сеттльмента, равно как производными ансамблевыми характеристиками других категорий артефактов, элементов и объектов археологической культуры, при развертывании этих корреляций потребует введения новых отношений и модулей. Усложняя инструмен­тальный аппарат описания и анализа, это позволит, однако, по­лучить принципиально интегративные, качественно особые характеристики комплекта памятников как атомарного (точнее, «молекулярного») уровня археологической культуры. Именно археологическую культуру предлагается выделить как уровень, адекватный КИП других синтезируемых дисциплин.

Эта констатация привлекает внимание к следующему мето­дологическому вопросу, о соотношении атомарных и системных элементов в регионалистике.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: