Гендер — социальный конструкт или

Бабетт Франсиз

Споры о том, биология или среда определяют выбор человеком тех или иных поведенческих ролей и образа жизни, характерны для социобиологии. Начиная с 1970-х годов, завязалась общая дискуссия, мо­жет ли воспитание (культура) взять верх над биологией и определять собственно сам биологический пол? Предлагаемая статья подвергает критике «гендерный вопрос» современного феминизма и политиза­цию слова «гендер», которым пытаются заменить слово «пол» по от­ношению к человеку.

<...> в течение десятилетия либеральный феминизм сменился на более радикальный «гендерный феминизм», который, опираясь на марксистскую идеологию, требовал упразднения не только экономи­ческих классов, но полов как классов, то есть требовал упразднения разделения людей на мужчин и женщин.

Отсюда и возникла подмена слова «пол» на «гендер» <...> Согласно [гендерным исследованиям], мужчина / женщина, маскулинность / фемининность — это не более чем культурные конструкты, а убежденность людей в том, что гетеросексуальность — «естествен­ная» форма проявления полового инстинкта, — еще один пример социаль­ного конструирования «биологического».

<...> Взгляды <...> феминисток из Нью-Йорка поддерживают боль­шинство членов комитетов ООН вот уже на протяжении десятиле­тия, что находит отражение во всех издаваемых ими документах. Согласно буклету, выпущенному Международным научно-исследова­тельским и обучающим институтом по продвижению женщин при ООН, «принять гендерную перспективу означает... разграничить, что явля­ется природным и биологическим, а что — социально и культурно скон­струированным, и в процессе обсуждения изменить границы между естественным (и, следовательно, неизменным) и социальным (следо­вательно, изменяемым)».

Врожденные аномалии [на которые ссылаются феминистки, до­казывая, что гендеров больше, чем два] сравнительно редки, поэто­му я утверждаю в своей статье, что они не доказывают того факта, что полов больше, чем два. Наличие аномалий также не доказыва­ет того, что гетеросексуальность теперь не следует считать есте­ственным поведением, как не доказывает факт рождения слепых де­тей того, что зрение не является естественным состоянием для лю­дей. Биологический пол определяется не внешними органами [как считают феминистки], а генетической структурой. Каждая клетка человеческого тела четко может быть определена как мужская или женская, и человеческий мозг присутствия или отсутствия тесто­стерона — тоже является маскулинизированным или феминизи­рованным уже на стадии вынашивания плода.

Более того, люди не существуют в континууме между мужским и женским. Те редкие случаи, когда дети рождаются с аномальными гениталиями, требуют сожаления и лечения в соответствии с их хро­мосомным полом. Наличие Y хромосомы свидетельствует о том, что ребенок — мальчик, а ее отсутствие — что ребенок является девочкой. Возникновение редких аномалий не требует пересмотра пола у всего человечества. Женщины часто испытывают трудности, решая вопрос, что надеть сегодня, и мне представляется слишком обременительным заставлять их решать эту проблему путем самоопределения себя в гендерном континууме в каждый конкретный день.

В 1975 году я стала членом Викторианского комитета по равным возможностям в школе (Австралия). Из 12 членов этого комитета я была единственным человеком, имеющим отношение к науке. Так как я не была согласна с базовыми установками других членов ко­митета, которые считали, что большинство, если не все наблюдаемые различия в итоговых результатах по окончании школы между маль­чиками и девочками объясняются дискриминацией или социальны­ми условиями, я в 1977 году написала свой Отчет Меньшинства. В нем я утверждаю: несмотря на то что культурные и родительские влияния, несомненно, играют свою роль в выборе профессиональ­ного пути мальчиков и девочек, их выборы основываются на врож­денных предпочтениях; следовательно, агрессивный социальный инжиниринг, рекомендованный комитетом, ничем не оправдан.

Обзор литературы по половым различиям дает богатый материал для размышления, и приведенные в литературе данные признаются феминистскими учеными. Половые различия видны невооруженным глазом не только до рождения, но даже и до зачатия. Возможно, я была единственным членом комитета, который смотрел в микроскоп и ви­дел различия в облике и в поведении между андроспермой (сперма, которая приводит к рождению мальчика) и гиноспермой (сперма, ко­торая приводит к рождению девочки). На сперму не влияют соци­альные условия и сексизм.

<...> Меня продолжает беспокоить убеждение феминистов о том, что человеческая природа — податливый материал и что социум мо­жет лепить из детей все что угодно. Я сама мать четверых девочек и четверых мальчиков и по своему опыту знаю, что девочки и мальчики различаются и вряд ли будут играть в политически корректные, несексистские игрушки. У нас в семье однажды чуть не разразился кри­зис, когда мой сын оторвал голову кукле старшей сестры: он просто хотел посмотреть, как кукла сделана.

В Докладе Большинства Викторианского комитета по равным возможностям в школе не было отмечено, что в наших дискусси­ях постоянно всплывало имя доктора Джона Мани, родившегося в Новой Зеландии, получившего степень по психологии в Гарвар­де, а затем специализировавшегося в качестве исследователя в Бал­тиморском госпитале имени Джона Хопкинса. Он считается пер­вым, кто ввел понятие гендерной идентичности для описания внутреннего состояния личности с точки зрения ощущения себя мужчиной или женщиной. И он же основал в госпитале Джона Хопкинса первую в мире клинику по лечению проблем, связан­ных с гендерной идентичностью, в которой только и делали, что изменяли пол взрослым людям. Джон Мани стал всемирно при­знанным и бесспорным авторитетом в области психологической коррекции людей с неопределенными гениталиями и советником по вопросам, связанным с новаторскими операциями по измене­нию пола. Его влияние на академический и научный мир опреде­лило облик науки последних десятилетий. До сегодняшнего дня многие из его учеников, поддерживающих теорию психосексуаль­ной дифференциации, занимают ведущие позиции в уважаемых университетах, научно-исследовательских институтах и научных журналах США. Теория врожденной психосексуальной гибкости людей стала краеугольным камнем целой медицинской специаль­ности — педиатрической эндокринологии <...>.

Однако мало кто знает о показательном факте, опровергающем все построения доктора Мани. Это случай Брюса Раймера. Брюс и Брай­ан Раймеры были нормальными однояйцовыми близнецами-братья­ми, родившимися в Виннипеге, Канада, в 1965 году. Из-за неудачной операции по обрезанию, которая была проведена с грубыми ошибка­ми, пенис Брюса был обожжен и поврежден. В конце концов, врачи клиники Майо в Миннесоте, объясняя невозможность реконструкции органа, посоветовали родителям Брюса — Рону и Джанет Раймерам — попробовать возможность переделать Брюса в девочку и обратиться к доктору Джону Мани. Тот уверил родителей, что изменение мужско­го пола Брюса на женский может привести к успеху.

Родители не понимали, что предыдущие операции доктор Мани делал на гермафродитах и что рекомендованная им процедура — кас­трация и формирование женских гениталий, которая при достижении мальчиком 11-летнего возраста должна была сопровождаться гормо­нальной терапией, является экспериментом. Такие операции никогда не делались на детях, рожденных с нормальными гениталиями и нерв­ной системой. Судьба предоставила Джону Мани возможность отлич­ного эксперимента с хорошим «контролем» — однояйцовым близне­цом, что было важно для валидизации результатов.

Педиатр семьи Раймеров в Виннипеге возражал против этой опе­рации и рекомендовал, чтобы они подождали до того времени, пока ребенок не достигнет школьного возраста, чтобы сделать фаллопластику — хирургическое восстановление пениса. Однако Джон Мани, следуя одному из важных положений своей теории — представлению о сензитивном периоде для развития гендерной идентичности, тре­бовал быстрого принятия решения. Согласно его представлениям, после возраста 2,5—3 лет ребенок оказывается неспособным сфор­мировать мужскую или женскую идентичность. Брюсу было тогда 19 месяцев. Мани писал: «Ребенок был еще очень мал, так что ему можно было приписать любой пол, а эротический интерес к проти­воположному полу почти наверняка можно было бы сформировать позднее, но времени для принятия окончательного решения было очень мало». В июле 1967 г., в возрасте 22 месяцев Брюсу была сде­лана операция по изменению пола. Ребенка переименовали в Брен­ду. Принимая решение, Рон и Джанет Раймеры нисколько не сомне­вались, так как боялись перспективы насмешек и унижения их сына в школе и других общественных местах. Они не могли даже нанять ему сиделку, потому что простая смена пеленок выставила бы напо­каз ужасную рану.

В те времена пластическая хирургия была в зачаточном состоянии; считалось, что легче сформировать вагину, чем восстановить пенис. Поэтому в клинике Джона Мани гермафродитам чаще всего припи­сывали женский пол и кастрировали их. Однако Брюс Раймер не был гермафродитом. Его родители послушно следовали рекомендациям доктора Мани, воспитывая Бренду как девочку. На второй день рож­дения близнецов Джанет сшила «дочке» платье из белого сатина, из которого было сделано ее собственное подвенечное платье. «Оно было красивым, кружевным, — вспоминает Джанет. — Но девочка рвала его, пытаясь содрать с себя платье. Я думала: Бог мой, она знает, что она — мальчик, и не хочет быть девочкой! Но потом я успокаивалась, наде­ясь, что смогу научить ее хотеть быть девочкой».

Эксперимент не удался с самого начала. Бренда не показывала никаких признаков фемининности, но демонстрировала все призна­ки маскулинного поведения, включая грубые, подвижные и силовые игры, и стоя мочилась в туалете. У нее не получалось завязать друж­бу с одноклассницами и, несмотря на то что она училась в разных школах и обращалась к психиатру, Бренда имела проблемное пове­дение и плохую успеваемость. Ее оставили на второй год, тогда как брат был переведен в следующий класс.

Перед операцией доктор Мани поставил условие, чтобы родители вместе с Брендой и ее братом-близнецом Брайаном ежегодно посеща­ли его научное подразделение в госпитале. Эти поездки были настоя­щим испытанием для семьи Раймеров, а также вызывали у Бренды страх и смущение. В отсутствие родителей близнецов подвергали под­робному опросу об их быте, о том, как Бренда принимает свою фемининность; ряд вопросов имел открытый сексуальный характер. Близ­нецов просили поиграть в сексуальные игры, чем-то напоминающие эксперименты Кинзи с младенцами, что в наше просвещенное время скорее можно назвать совращением детей.

Помимо ежегодных визитов, Раймеры переписывались с Джоном Мани по поводу проблем, возникающих в воспитании Бренды, но тот вместе с коллегами все время уверял их, что мальчишеское поведение Бренды — это преходящий этап в ее развитии.

Несмотря на все признаки того, что эксперимент потерпел полное фиаско, а сама Бренда получила массу психологических и поведен­ческих проблем, в декабре 1972 года, четыре месяца спустя после того, как Бренда начала второй год учебы в первом классе, доктор Мани представил свой знаменитый «случай близнецов» и опубликовал дан­ные в своей книге «Мужчина и женщина, мальчик и девочка».

Содержащая примеры о гермафродитах, прошедших курс ле­чения в отделении психогормональных исследований Джона Мани, книга освещает вопросы генетики, эмбриологии, нейроэндокринологии, нейрохирургии, социальной, медицинской и клиниче­ской психологии и социальной антропологии. Это очень путаная книга, основная идея которой достаточно ясна: первичными фак­торами, управляющими процессом психосексуальной дифферен­циации у человека, являются научение и социальная среда, но не биология.

Мани писал, что плановые эксперименты на людях невозможны по этическим причинам и можно использовать только «внеплановые» возможности, как, например, в случае нормального новорожденного мальчика, которому пришлось удалить пенис в результате неудачно­го обрезания. И доктор использовал такую возможность. С его точки зрения, этот эксперимент был чрезвычайно успешен. Он сопоставлял интересы Брайана к машинкам, насосам, орудиям и Бренды — к кук­лам, кукольным домикам и коляскам. Он сравнивал чистоплотность Бренды и полное отсутствие интереса Брайана к этому вопросу. Брен­да интересовалась кухонной работой, тогда как Брайан пренебрегал ею.

Джон Мани описывал Бренду как доминантного ребенка, доминантность которого к возрасту трех лет превратилась в «квочкину» за­боту о брате. Близнецы казались воплощением почти зеркального раз­деления вкусов, темпераментов и поведения в гендерном отношении, их можно было считать самым веским доказательством того, что маль­чиками и девочками не рождаются.

Влияние случая близнецов [на развитие гендерных исследований] нельзя переоценить. Он тут же был взят на вооружение феминистс­ким движением, которое всегда возражало против биологической ин­терпретации половых различий. Работы Джона Мани 1950-х годов о психосексуальной нейтральности новорожденных до сих пор исполь­зуются в качестве основного доказательства [приоритета воспитания над биологией] в современном феминизме. Кейт Миллет в своем бе­зусловно феминистском произведении «Сексуальные политики» цитирует работы Дж. Мани в качестве научного подтверждения того, что различия между мужчинами и женщинами отражают не биоло­гические закономерности, а ожидания и предрассудки общества. И случай близнецов предоставляет неопровержимые доказательства в поддержку этого взгляда.

На протяжении еще нескольких лет Дж. Мани продолжал пред­ставлять случай Бренды как успех. А в это время девочка приходила к нему хмурой, угрюмой, односложно отвечала на его вопросы и не желала его видеть, так что родителям приходилось упрашивать ее пойти к доктору, обещая за это поездку в Диснейленд. Раймерам пришлось нарушить конфиденциальность и все-таки рассказать консультантам, к которым они обратились по поводу поведенче­ских проблем Бренды в школе, ее историю болезни. А Дж. Мани в то же самое время утверждал, что ее поведение вполне нормально для активной маленькой девочки, ясно отличается от мальчишеского об­раза жизни, который ведет ее брат-близнец, и что оно не вызывает ни у кого никаких подозрений. Основываясь на сообщениях докто­ра Мани, обозреватель Линда Воулф писала в Книжном обозрении газеты «Нью-Йорк Тайме» (май 1975) о «мальчике — однояйцовом близнеце, пенис которого был обожжен после рождения и который с согласия родителей на хирургическую операцию по перемене пола довольно успешно был воспитан в качестве настоящей девочки». В действительности же у Бренды в возрасте 11 лет стали происходить определенные физиологические изменения: она стала раздаваться в плечах, начали расти мускулы, ее шея и бицепсы укрупнились, а голос стал ломаться. Она противилась употреблению таблеток эст­рогена, которые должны были увеличить ее грудь, и категорически не хотела идти на плановую операцию по дальнейшему формирова­нию вагины.

Во время визита к доктору Мани в 1978 году, когда он организо­вал для нее беседу с транссексуалом, Бренда пришла в такой ужас, что сбежала из клиники, и когда ее, наконец, вернули в гостиницу к родителям, она сказала, что покончит с собой, если они еще раз привезут ее насильно к доктору. Родители Бренды все еще надея­лись на превращение их ребенка в девочку, но в мае 1980 года, ког­да она начала настойчиво убеждать своих эндокринолога и психи­атра в Виннипеге, что не хочет быть девочкой, те посоветовали ро­дителям открыть ей правду. Чувство злости и удивления Бренды сочетались с чувством глубокого облегчения. Она сказала: «Неожидан­но я поняла, почему я страдала. Я не была какой-то извращенкой, я не была сумасшедшей».

Несмотря на то что взгляды Дж. Мани на психосексуальную неопределенность или гибкость гендерной идентичности стали не­преложной истиной в ученом сообществе и, в частности, в феми­нистском движении, все-таки нашелся по крайней мере один ис­следователь, который поставил под сомнение сделанные Дж. Мани выводы. Биофизик Мильтон Даймонд руководитель передовой группы эндокринологов Канзасского университета в 1950-х годах, и его коллеги в опытах над морскими свинками установили, что внутриутробные половые гормоны не только играют важную роль в развитии репродуктивной системы и внешних половых органов плода, но также влияют на процессы маскулинизации или феми­низации мозга.

Результаты этих исследований были опубликованы в 1959 году в журнале «Эндокринология». В последующей статье, озаглавлен­ной «Критическая оценка онтогенеза полового поведения челове­ка», Даймонд полностью опроверг теорию Мани. Сообщая о ре­зультатах, полученных на морских свинках, этот исследователь утверждал, что дородовые факторы ограничивают влияние куль­туры, научения и социальной среды на гендер человека. Приводя примеры из биологии, психологии, психиатрии, антропологии и эндокринологии, он доказывал, что гендерная идентичность жест­ко связана с мозгом, начиная с момента зачатия. Позднее данные, полученные на морских свинках, были подкреплены наблюдени­ями за девочками, которые испытывали влияние тестостерона в утроб­ном периоде (случайно или в результате приема таких препаратов их матерями).

Статья Даймонда, опубликованная в 1959 году, стала прямым вызовом научному авторитету Джона Мани, ставшему одним из гуру феминистского движения. С этого момента начались долгие и язвительные академические дебаты. Именно они позволяют объяс­нить, почему доктор Мани так рьяно ухватился за возможность экспериментальной проверки своей теории на однояйцовых близ­нецах и почему он так не хотел видеть явные признаки провала это­го эксперимента.

Средства массовой информации уже проявили интерес к ставшему известным случаю близнецов, подтверждающему первичность воспита­ния над биологией в формировании гендерной идентичности. Однако когда корреспондент ВВС начал журналистское расследование, он стол­кнулся со слухами, согласно которым этот случай представляет собой совсем не то, что о нем думают. Так на ВВС появился документальный фильм «Первый вопрос», рассказывающий о самом первом вопросе родителей при рождении ребенка — «Мальчик или девочка?». Также были и другие статьи в прессе, как и продолжающиеся споры в научном мире, в центре внимания которых был не Мильтон Даймонд, а сама Бренда (в последующем получившая имя Давид), узнавшая о себе правду и вернувшая себе свою сексуальную идентичность. К своему 15-летию этот ребенок уже жил как мальчик. Он стал принимать инъекции тес­тостерона, в 1980 году прошел болезненную операцию по удалению гру­дей. В 1981 году ему была сделана операция по восстановлению пениса. К 22 годам последовала повторная, более успешная фаллопластика. В сентябре 1990 года Давид Раймер женился на Джейн Фонтэйн, мате­ри-одиночке, имеющей трех детей.

Новое имя мальчика стало символом его борьбы против Голиафа в лице Джона Мани и медицинского сообщества, а также мужества в отстаивании своей собственной идентичности. До тех пор пока Давид Раймер не заявил публично о суровом испытании, которое ему дове­лось пройти, медицинская общественность не была восприимчива к опасностям, которыми полна практика лечения детей-гермафродитов. Такая глухота, без всякого сомнения, поддерживалась их уважитель­ным отношением к феминистскому движению, которое до сих пор убеждено в возможности создания андрогинного общества посред­ством принятия контр-сексистских образовательных практик.

Так, в Австралии в общепринятом «Руководстве по работе цент­ров ухода за детьми» воспитателям запрещено говорить девочке, что ее платье красивое. «Контр-сексистская» образовательная практика поощряет игры мальчиков в куклы, что напоминает кошмары из эйфоричных сообщений доктора Мани о Бренде. С другой стороны, фе­министская идеология, основывающаяся на первичности социальных факторов по отношению к биологическим, подрывается гомосексуаль­ным лобби, которое в борьбе за свои гражданские права настаивает на том, что они «рождены такими», а не получились в результате (непра­вильного) социального влияния.

В конце концов медицинская общественность повернулась ли­цом к реальности, по крайней мере, в США. Клиника по лечению расстройств гендерной идентичности в госпитале имени Джона Хопкинса была закрыта, а противоречивый учебный курс Джона Мани по сексологии был отменен в конце 1970-х годов. Уролог Уильям Райнер из госпиталя им. Джона Хопкинса сообщил, что 25 мальчи­ков, рожденных без пениса, но с нормальными яичками, несмотря на гормональную терапию и операции, воспитывающиеся после как девочки, сохранили мужские характеристики, и многие из них опять стали мужчинами. В своей статье в журнале «Американский уче­ный» за 1992 год доктор Поль Макхью, заведующий психиатриче­ским отделением госпиталя им. Джона Хопкинса, критиковал опе­рации по изменению пола как «наиболее радикальную форму тера­пии из когда-либо предложенных в XX веке психиатрами». Он сравнил эту операцию с широко распространенной прежде фрон­тальной лоботомией. Доктор Йон Мейер, психиатр этого же госпи­таля и бывший директор клиники по лечению расстройств гендерной идентичности, провел долгосрочное последующее наблюдение за 50 взрослыми транссексуалами, которые лечились в клинике. Он сообщил, что ни один из них не достиг желаемого улучшения каче­ства жизни, из чего сделал вывод, что «операция по изменению пола не дает никаких объективных преимуществ в отношении социаль­ной реабилитации».

Можно только удивляться, почему способность видеть реальность до сих пор не достигла Австралийских берегов. В парламенте до сих пор не рассмотрен закон о гендерной идентичности и сексуальной ори­ентации, операции по изменению пола продолжаются. Нормальных мальчиков калечат в процессе феминистского воспитания, и это толь­ко начинает привлекать внимание политиков.

В США уролог Уиллиам Райнер отложил свой скальпель и вер­нулся к практике детского психиатра, специализирующегося по транссексуальности. Он уверен, что операции по изменению пола — ошиб­ка. И мое убеждение таково, что дети должны воспитываться, а взрос­лые — жить в соответствии с тем полом, который соответствует их хромосомному набору. Мозг так же запрограммирован на то, чтобы быть мужским или женским. Перефразируя Кассия из «Юлия Цеза­ря», можно сказать: «Ошибаются, дорогой Брут, не звезды, а мы — это заложено в наших генах».