ФАКТ И ЧАСТНАЯ КРИМИНАЛИСТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ

современной философской литературе понятие факта имеет двоякое значение. Под углом зрения основного вопроса философии факт — первичное, “действительное, реально существующее, не вымышленное событие, явление; то, что произошло на самом деле”[934] (от латинского слова factum — сделанное, совершившееся). Некоторые же авторы отождествляют понятие факта с понятием явления[935].

В наиболее общей форме под фактом понимается дискретный кусок действительности, установленный человеком, а сама дискретность понимается как объективно существующая вещь, признак, свойство, событие, явление, выделенное из системы и условий существования[936]. При этом фактом называются как познанные события и явления, так и непознанные, которые наблюдает человек. Последние иногда именуют эмпирическими фактами.

Другое значение факта обусловлено наделением его признаками гносеологического явления. Именно в этом смысле говорят о фактах как об элементах содержания науки, явлениях процесса познания, которые только по своему конечному источнику и происхождению материальны, а об анализе фактов — как об исходном пункте познания: “Факты всегда являются исходным пунктом нашего познания природы, они при всей своей объективности являются прежде всего информациями о действительности, но ни в коем случае не всей действительностью”[937].

Таким образом, понятие “факт” может означать и объективное явление, и определенные элементы познавательной деятельности человека, основание для теоретического обобщения, вывода. Оба эти значения рассматриваемого понятия правомерны, поскольку речь идет и о реальном существовании объекта отражения, и о реальном существовании результата отражения наукой определенного явления. В роли последнего выступает объект, изображаемый статично (как материальный субстрат, который может быть измерен определенными величинами) или динамично (как событие, являющееся моментом развития, материальным субстратом которого выступает объект). Объектом, следовательно, становится любой материальный предмет, познаваемый человеком. Результат этой познавательной деятельности в виде определенной информации о свойствах объекта выражается фактом — элементом научного знания со своими определенными признаками, дискретной частицей потока информации о действительности, получаемого человеком в ходе практического освоения окружающего мира[938].

Понимание факта как элемента научного знания позволяет полнее и правильнее раскрыть процесс формирования как частных теорий, так и общей теории криминалистики.

Этап становления криминалистики как самостоятельной области научного знания характеризуется в своем начале интенсивным накоплением эмпирического материала, при наличии которого только и можно говорить о создании теоретических построений. Научные работы этого периода носят преимущественно описательный характер, они ставят своей задачей собирание и фиксацию фактов, добытых эмпирическим путем. Примером подобного рода описаний служит собирание сведений о способах совершения преступлений, предпринимаемое в справочных целях, без попыток раскрыть механизм формирования способа, детерминирующих его факторов и т. п. Эти факты еще не стали фактами науки. Для того, чтобы приобрести качество последних, они должны быть объяснены и включены в систему научного знания. Таким научным знанием на этом этапе развития криминалистики были частные криминалистические теории.

Учение о механизмах следообразования, учение о признаках (приметах), теории криминалистической идентификации и диагностики и другие частные криминалистические теории позволили объяснить накопленный эмпирический материал на основе установленных этими теориями закономерностей. При этом научное познание фактов предполагало их активный поиск, выяснение действительно существующих, не выдуманных связей между ними. “Мы все согласны с тем, — писал Ф. Энгельс, — что в любой научной области — как в области природы, так и в области истории — надо исходить из данных нам фактов, стало быть, в естествознании — из различных предметных форм и различных форм движения материи,и что, следовательно, также и в теоретическом естествознании нельзя конструировать связи и вносить их в факты, а надо извлекать их из фактов и, найдя, доказывать их, насколько это возможно, опытным путем”[939].

Существует ряд критериев, согласно которым в науке выделяются, принимаются и проверяются факты. И. Г. Герасимов считает такими критериями следующие:

¨ а) факты можно воспроизводить при заданных условиях;

¨ б) факты возможно проверить при помощи различных способов, что особенно важно применительно к количественным фактам;

¨ в) возможность однозначного практического использования фактов с целью дальнейшего изучения объектов, создания новых материальных средств познания и орудий труда;

¨ г) факт в науке является особым видом идеализации. Сначала он устанавливается в сравнительно узкой области, доступной эмпирическому изучению. Затем предполагается, что все подобные объекты, свойства или характеристики при заданных условиях можно рассматривать как факты. На этой основе единообразно переходят от данного явления к любому подобному явлению при заданных условиях [940]. Объяснение и предвидение фактов составляет главную задачу научной теории любого уровня.

Возникновение, совершенствование, изменение частных криминалистических теорий — процесс непрерывный, ибо непрерывен процесс установления и объяснения фактов. Конструирование новой частной теории есть возникновение нового знания. Таким новым знанием явилась в свое время теория криминалистической идентификации, основные положения которой объясняли эмпирически установленные факты.

Таким новым знанием становятся и те частные криминалистические теории, которые формируются в настоящий момент на базе наблюдаемых новых фактов, обнаруживаемых криминалистикой. Совершенно очевидно, что создание новой частной криминалистической теории предполагает не только фиксацию новых фактов и даже не только установление эмпирических зависимостей между фактами, но и объяснение этих зависимостей. Однако это не значит, что эмпирические зависимости до их объяснения криминалистикой не могут быть использованы в практике доказывания, то есть реализованы именно в тех целях, в которых и существует эта наука.

Так, еще до установления причин повторяемости способов совершения преступлений в практике успешно использовалась эмпирически найденная зависимость данного явления от личности преступника — для установления последнего, точно так же в этих целях использовалась эмпирически выявленная индивидуальность почерка, хотя понимание причин этой индивидуальности пришло значительно позднее — с обоснованием существования и природы динамического стереотипа.

Нам представляется, что установленная криминалистикой эмпирическая зависимость между фактами может быть использована в практике доказывания еще до ее теоретического исчерпывающего объяснения, уже тогда, когда выявлена объективная закономерность этой зависимости, то есть доказан ее необходимый характер, опровергнуто представление о ней как о случайной. В этих целях могут быть применены различные методы, в том числе и вероятностно-статистические. Характеризуя значение статистических методов обработки эмпирических данных, А. И. Ракитов справедливо отмечает, что “статистическая обработка более или менее значительного ряда данных позволяет получить вместо множества высказываний о результатах наблюдений одно единственное высказывание — статистическое резюме эксперимента. Будучи лишенным достоинства непосредственной очевидности, присущей эмпирическим данным, статистическое резюме обладает более высокой степенью объективности и в силу этого способно выполнять особую функцию — функцию эмпирического факта науки”[941].

Подобным эмпирическим фактом в криминалистике считается, например, статистическое резюме, полученное при статистической обработке данных о частоте встречаемости наиболее распространенных деталей папиллярных узоров. Несмотря на то, что наличие у конкретного лица определенного папиллярного узора, количества деталей и их сочетаний можно рассматривать как случайное явление, факт появления определенных узоров и деталей в различных зонах ладоней поверхности рук, как показывают исследования В. Ф. Берзина и А. А. Фокиной[942], подчинен определенным закономерностям. И несмотря на то, что причины этой зависимости еще не выяснены, данные о ней тем не менее успешно используются как для целей локализации участка ладонной поверхности, отобразившегося в следе, так и для оценки идентификационной значимости комплекса совпадающих признаков.

При математическом установлении закономерного характера зависимости следует исходить из положения, что эта зависимость не может быть случайной, если проявляется в большем (статистически значимом) числе случаев, чем это диктуется вероятностью получения равновозможного результата при достаточно большом количестве наблюдений, и человек имеет возможность использовать для своих целей эту закономерность, даже и не зная ее природы.

Обобщение фактов в рамках частных криминалистических теорий на современном этапе развития криминалистики закономерно приводит к возникновению общей теории криминалистики, объединяющей частные теории в единое целое и отражающей весь предмет криминалистики в структурном соответствии с ним.

При создании частных криминалистических теорий научные факты проходят несколько этапов преобразования. Это, во-первых, установление факта, то есть доказательство его существования; во-вторых, фиксация и изучение факта; в-третьих, описание факта, и наконец, в-четвертых, его объяснение. Если на стадии описания факта еще не раскрывается его сущность, то на стадии объяснения происходит проникновение в сущность факта, установление его причинных и иных связей с другими фактами, его места в системе фактов. Как указывает В. Н. Голованов, на этой стадии “факт включается в определенную теоретическую систему в качестве ее необходимого элемента. Завершается преобразование факта. Разрешается противоречие между системами описания факта. Утверждается система описания, отвечающая внутренним потребностям теории, в состав которой включается факт... Объяснение факта... есть завершение его превращений. Однако его движение не прекращается. Объяснение факта означает лишь завершение определенного цикла его изменений. Познание — бесконечный процесс, и поэтому в ходе развития науки изменяются способы объяснения фактов, достигается более глубокое проникновение в сущность факта”[943]. Однако это движение факта совершается на ступени более высокого порядка, например, при создании общей теории криминалистики, когда обобщаются уже не только факты, но и объясняющие их частные криминалистические теории. При этом отдельные факты выходят за рамки частных теорий и получают свое объяснение только с позиции общей теории криминалистики.

В общей теории криминалистики обобщение накопленных научных фактов достигает высшей для данного этапа степени развития науки.

В общей теории криминалистики исследуются закономерности возникновения и связи фактов, что представляет собой результат обобщения информации о практике доказывания. Многократное повторение однотипных ситуаций в практике доказывания неизбежно приводит к выводу об их закономерной природе, о возможности выражения этой природы в “сокращенной” теоретической формуле.

“Если данную совокупность описываемых фактов, — пишет Д. П. Горский, — то есть некоторую информацию не удается сократить, представив ее в форме, содержащей существенно меньшее число параметров, то мы имеем дело со случайной (во всяком случае не закономерной) совокупностью событий. Если же такое “сокращение” удается осуществить и оно оказывается полезным в своих применениях, то это означает, что в этих событиях, их связях и соотношениях содержится нечто закономерное”[944].

При построении как частных теорий, так и общей теории криминалистики следует строго соблюдать правила объяснения фактов только на основе существующей в действительности закономерной связи между ними, в их совокупности, а не в изолированном, выхваченном из этой системы виде. Только при таких условиях факты становятся доказательственными фактами.

Требование брать факты в целом, в их связи означает, что фундаментом научного знания могут быть не отдельные, разрозненные факты, а системы фактов. Поэтому систематизация обязательно предшествует обобщению фактов, будучи первым шагом к построению научной теории.

Можно провести известную аналогию между принципами построения криминалистических теорий на базе объяснения всех известных фактов и принципами построения криминалистических версий как своеобразной мыслительной операции в процессе доказывания.

Законодатель, говоря о доказательствах, как известно, оперирует термином “фактические данные” (ст. 69 УПК РСФСР), что привело к возникновению полемики по вопросу: имеются ли в этом случае в виду только факты как “дискретные куски действительности” (то есть, по употребляемой нами терминологии, — эмпирические факты), или только сведения о фактах — отражение эмпирических фактов в сознании воспринимающего их субъекта, или и то и другое вместе.

Семантический анализ понятия “фактические данные” позволяет сделать вывод, что правильным будет последнее. Доказательствами могут быть и сами эмпирические факты, если они доступны непосредственному восприятию субъекта доказывания — следователя или суда, и сведения о фактах, которые по своей природе (отражение) напоминают нам научные факты. При этом следует иметь в виду, что в большин­стве случаев сходство доказательств, как сведений о фактах, с научными фактами заключается лишь в том, что и те и другие есть результат отражения эмпирических фактов в сознании человека при сохранении тех глубоких различий, которые существуют между уровнями их отражения. Научный факт может также быть доказательством, но лишь тогда, когда он является результатом процесса экспертного исследования.

Версия представляет собой разновидность гипотезы. Известно, что гипотеза в принципе отличается от теории характером содержащегося в ней знания: в гипотезе, как предположении, оно носит вероятный характер. Но и гипотеза, и теория должны объяснять все известные в момент их конструирования факты. Подобно этому и криминалистическая версия должна содержать объяснение всех наличествующих фактических данных. Если версия не в состоянии объяснить все известные в момент ее выдвижения фактические данные, это может означать, что:

¨ а) факт, выходящий за пределы содержания версии, не имеет отношения к данному событию, не связан с ним, но для подтверждения этого он должен получить свое объяснение;

¨ б) версия нуждается в определенной корректировке по своему содержанию с тем, чтобы объяснить всю совокупность имеющихся фактических данных;

¨ в) версия в целом нереальна, не отражает объективно существующей связи между фактами.

Множественность версий, построенных на основе одних и тех же исходных фактических данных, объясняется множественностью вариантов причинно-следственной связи между этими данными. Причина того, что следователь не однозначно, а по-разному может объяснить связи между известными ему фактическими данными, коренится опять-таки в природе этих фактических данных, представляющих собой, как отмечалось, ненаучное отражение эмпирических фактов. В этом случае отражение есть тоже объяснение воспринимаемого человеком факта, но объяснение без проникновения в его сущность, лишь фиксирующее чисто внешнее отношение причины и следствия, только последовательность событий. Поскольку такое объяснение по отношению к объясняемому факту носит внешний, поверхностный характер, постольку оно может содержать самое разное объяснение наблюдавшегося факта, и эти различия порождают и различные объяснения факта следователем, непосредственно его не воспринимавшим и вынужденным поэтому судить о нем по показаниям участников события.

“Опытные юристы, — пишет В. Н. Голованов, — хорошо знают, как трудно зафиксировать материальный факт преступления, происшедшего на глазах многочисленных свидетелей. Свидетельские показания, как правило, никогда не совпадают в деталях. Дело ... не столько в факте, сколько в его интерпретации. Еще В. Г. Белинский писал, что существуют не только факты, но и суд над фактами. Каждый человек осущест­вляет “суд над фактами” с точки зрения своего личного опыта, тех “мик­роусловий”, в которых он формировался как личность. Это обстоятельство и служит причиной разноречивости свидетельских показаний”[945].

Обнаружение новых научных фактов, не согласующихся с сущест­вующей теорией, приводит либо к перестройке этой теории, либо к отказу от нее и замене ее новой теорией. “Несоответствие теории фактам, — пишет А. И. Ракитов, — заставляет реорганизовать или даже отбросить теорию и заменить ее другой. Таким образом, факты науки играют в некотором отношении роль “арбитров”, подтверждая или опровергая теорию, превращая менее вероятные гипотезы в более вероятные, переводя отдельные предложения из ранга гипотез в ранг законов и т. д.”[946]

Взаимодействие фактов и теории в процессе объяснения и предвидения, по мнению А. И. Ракитова, позволяет сформулировать следующий критерий эффективности теории: “Из двух теорий Т₁ и Т₂, относящихся к одной и той же области объектов, более эффективной является та, которая позволяет объяснить и предвидеть большее число фактов. Если две теории объясняют различные факты, относящиеся к одной и той же области объекта, то теории считаются дополнительными друг к другу. Если множество фактов Ф₁, объясняемых и предсказываемых на основании теории Т₁, оказывается подмножеством множества фактов Ф₂, объясняемых и предсказываемых теорией Т₂, то Т₂ представляет собой обобщение Т₁”[947].

Аналогичное положение возникает при обнаружении “не вписывающихся” в содержание версии новых фактов: становится необходимым внести коррективы в версию или заменить ее новой. В связи с этим уместно рассмотреть вопрос о так называемых отрицательных фактах и об их роли в корректировке и построении частных криминалистических теорий в науке и версий — в доказывании.

По вопросу о наличии и роли отрицательных фактов существуют различные мнения. Понимая под отрицательным фактом несуществование какого-то определенного явления (несовершение действия, неслучившееся событие и т. п.), некоторые авторы включают такие факты в классификацию и оперируют ими. Так, Е. Н. Никитин считает деление фактов на утвердительные и отрицательные таким их гносеологическим расчленением, которое существенно для понимания фактологического объяснения. Он пишет: “Дело в том, что объясняемым может быть не только существование (наличие), но и несуществование (отсутствие) какого-либо индивидуального объекта. Объясняемое первого типа описывается посредством утвердительного фактуального положения, которое мы будем называть утвердительным фактом... Объясняемое второго типа описывается посредством отрицательного фактуального положения, которое мы назовем отрицательным фактом”[948].

Противоположная точка зрения выражается в решительном непризнании существования отрицательных фактов по той причине, что факт — это лишь “объективно существующее”, а несуществующее не может быть признано фактом[949].

Нам представляется, что с позиций криминалистики и юридической науки вообще более правильным будет мнение о существовании отрицательных фактов. Отсутствие около трупа следов крови, если кровь, судя по повреждениям на трупе, обязательно должна была быть на месте происшествия, столь же реально, как и наличие крови в другом аналогичном случае. Это обстоятельство вполне удовлетворяет такому признаку факта, как его значение “быть объективно существующим”. Одна из распространенных трактовок негативных обстоятельств и заключается именно в том, что они как раз и понимаются только как “факты отсутствия”, то есть как отрицательные факты.

Отрицательными фактами могут быть самые различные обстоятельства, в том числе входящие в предмет доказывания, а некоторые из них могут образовывать даже состав преступления (например, несовершение действия, которое субъект должен был совершить в данной ситуации). Признание существования отрицательных фактов в такой их интерпретации вытекает и из принятого в праве понятия юридических фактов как условий или обстоятельств, с которыми правовые нормы связывают наступление определенных правовых последствий, то есть возникновение, изменение или прекращение субъективных прав и соответствующих им юридических обязанностей[950].

Обнаружение отрицательного факта при проверке версии, исходными данными для построения которой служили только факты положительные, еще не означает, что эта версия неверна и ее необходимо откорректировать или заменить. Отрицательный факт может согласовываться с положительным и в одной системе объяснения может быть непротиворечивым по отношению к положительным фактам. Например, такой отрицательный факт, как неохраняемость объекта, где была совершена кража, не только не противоречит фактам обнаружения взломанного замка, наличия следов пребывания на объекте посторонних лиц и т. п., но полностью согласуется с ними и служит подтверждением версии о краже, построенной на их основе. Только тогда, когда отрицательный факт не может быть объяснен с точки зрения проверяемой версии, он будет таким фактом, который не вписывается в эту версию. В этом случае его роль не отличается от роли противоречащих версии положительных фактов.

Как положительные, так и отрицательные факты могут служить базой для одновременного построения противоположных версий. Отсутствие ценностей может быть, например, объяснено и кражей, и инсценировкой кражи, то есть логически противоположными причинами. Именно поэтому такая возможность предусматривается при разработке в криминалистике типичных версий (максимально общих предположений), выдвижение которых возможно при минимальной исходной информации.

Если построение версий не входит в процесс доказывания, так как версия сама по себе ничего не доказывает, то проверка версии и составляет процесс доказывания. Процесс доказывания — это система процедур оперирования фактами (их установление, фиксация, исследование, проверка и оценка).

8.3. ОТДЕЛЬНОЕ ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ ПОСТРОЕНИЕ
И ЧАСТНАЯ КРИМИНАЛИСТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ

ассматривая процесс описания, систематизации и обобщения фактов, превращения эмпирических фактов в факты науки и построения на основе последних частных криминалистических теорий, мы абстрагировались от стадийности этого процесса с тем, чтобы подчеркнуть главную мысль: факты — фундамент теории. Но построение частной криминалистической теории — это не одномоментный акт научного творчества.

Развитая теория не “вырастает” непосредственно из научных фактов, не является следствием простого их обобщения. Между обобщением и построением частной криминалистической теории есть еще одно звено — создание, выдвижение отдельного теоретического построения, относящегося к одному или группе однородных фактов и отличающегося от частной теории, таким образом, меньшей степенью общности.

Теоретическое построение вырастает из гипотезы, предположительно объясняющей объект познания. “Наблюдение, — пишет Ф. Энгельс, — открывает какой-нибудь новый факт, делающий невозможным прежний способ объяснения фактов, относящихся к той же самой группе. С этого момента возникает потребность в новых способах объяснения, опирающаяся сперва только на ограниченное количество фактов и наблюдений. Дальнейший опытный материал приводит к очищению этих гипотез, устраняет одни из них, исправляет другие, пока, наконец, не будет установлен в чистом виде закон. Если бы мы захотели ждать, пока материал будет готов в чистом видедля закона, то это значило бы приостановить до тех пор мыслящее исследование, и уже по одному этому мы никогда не получили бы закона”[951].

Посредством объяснения фактов гипотеза включается в научное исследование. Она формулируется в такой логической форме, которая позволяла бы логически анализировать предмет, отвлекаясь на определенных этапах от эмпирического материала, и в то же время ориентирует на использование эмпирических методов познания. Формирование гипотезы предполагает выделение из нее следствий, проверка которых приводит к подтверждению или опровержению гипотезы. Подтвержденная гипотеза превращается, в зависимости от своего уровня, от степени общности предмета, в отдельное теоретическое построение или частную теорию, включающую в себя систему таких положений.

Многочисленные факты, свидетельствующие о применении многими народами отпечатков пальцев в качестве средства удостоверения личности, послужили базой для выдвижения следующих двух гипотез: об индивидуальности папиллярных узоров и об их неизменяемости. Гипотезы нашли свое подтверждение в процессе дальнейших эмпирических наблюдений, а впоследствии были подкреплены математическими расчетами и данными анатомии и биологии. Эти гипотезы стали достоверными теоретическими построениями. На их основе выдвинута новая гипотеза, касающаяся уже возможности идентификации личности по папиллярным узорам. В этой гипотезе, которая имела большую степень общности по сравнению с гипотезами, ей предшествовавшими, исходные отдельные научные положения интегрировались. Ее подтверждение привело к возникновению частной криминалистической теории.

Таким образом, частной криминалистической теорией не может быть всякая совокупность отдельных теоретических положений, пусть даже весьма значительных и относящихся целиком к предметной области криминалистической науки. Отдельные теоретические построения только тогда могут быть объединены в частную криминалистическую теорию, когда они относятся лишь к строго определенной совокупности явлений, связанных, к тому же, между собой органически. По этому вопросу П. В. Копнин отмечает, что “объединение знания в теорию производится преж­де всего самим предметом, его закономерностями. Именно этим и определяется объективность связи отдельных суждений, понятий и умозак­лючений в теории”[952]. Далее он называет еще два условия, соблюдение которых необходимо для объединения отдельных теоретических положений в частную теорию, по его мнению, заключающиеся в следующем.

Знание, чтобы стать теорией, должно достичь в своем развитии определенной зрелости: “...теория должна включать в себя не только описание известной совокупности фактов, но и объяснение их, вскрытие закономерностей, которым они подчинены... В теорию входит ряд положений, выражающих закономерные связи. Причем эти положения объединены одним общим началом, отражающим фундаментальную закономерность данного предмета (или совокупность явлений). Если нет объединяющего общего начала, то никакая, как бы велика она ни была, совокупность научных положений, отражающих закономерные связи, не составит научной теории. Это начало и выполняет основную синтезирующую функцию в теории, оно связывает все входящие в нее положения (и описывающие, и объединяющие) в одно единое целое.

...Для теории обязательным является обоснование (доказате­льство) входящих в нее положений. Нет обоснования — нет и теории”[953].

Отдельное теоретическое положение может играть двоякую роль при формировании частных криминалистических теорий.

Во-первых, оно может стать элементом, “кирпичиком”, в системе других теоретических положений, объединяемых в теорию, и в таком качестве — элементом частной криминалистической теории, как в приведенном примере с формированием теории дактилоскопии.

Во-вторых, отдельное теоретическое положение может стать исходным для развертывания на ее основе системы теоретических положений, впоследствии превращающихся в развитую теорию. Именно таким путем, как нам представляется, формировалось криминалистическое учение о способе совершения преступлений, возникшее на основе положения о его повторяемости.

Отдельное теоретическое положение часто возникает и непосредственно на основе эмпирических фактов, как их объяснение, как научный факт. Но может возникнуть и сформироваться на основе и другого отдельного теоретического положения, будучи выведенным из него дедуктивно, логически, а может возникнуть как результат обобщения и эмпирических фактов, и фактов науки. В различных теоретических положениях соотношение эмпирического и теоретического в обосновывающем знании оказывается различным.

Как к отдельному теоретическому построению, так и к их системе и основывающейся на них частной криминалистической теории, а в конечном счете, и к общей теории криминалистики, в равной степени предъявляется требование логической непротиворечивости. В образующих все эти системы знаниях не должно быть противоречивых суждений. Сказанное вовсе не означает, что в них не может быть диалектических противоречий; речь идет о формально-логической противоречивости, привносящей в знание искажения действительности, тогда как диалектические противоречия, наоборот, необходимы для максимально полного и объективного отражения предмета.

В рамках отдельных теоретических положений познание может дойти до знания отдельных закономерностей предмета; объективная же связь этих закономерностей, то есть знание закономерностей более глубокой сущности — это уже уровень частной криминалистической теории.

СОДЕРЖАНИЕ ЧАСТНОЙ КРИМИНАЛИСТИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ

Предмет частной теории.

оскольку частная криминалистическая теория является подсистемой общей теории криминалистики, то ее предмет — это элемент, часть, сторона предмета общей теории, то есть предмета криминалистической науки. Иными словами, предметом частной криминалистической теории являются определенные закономерности объективной действительности из числа тех, которые изучает криминалистика в целом. От степени общности этих закономерностей, от их уровня, естественно, зависит степень общности, уровень частной криминалистической теории.

Выше мы говорили о различных уровнях теоретических построений, относящихся к процессу криминалистической идентификации. Эти уровни позволяют выявить сущность субординации, например, между предметами общей теории криминалистической идентификации и теории судебно-почерковедческой идентификации. Если предметом первой из них выступают общие закономерности идентификации, проявляющиеся во всех видах и конкретных актах отождествления, то предметом второй — закономерности почерка, то есть лишь один из видов закономерностей, действие которых обусловливает процесс идентификации, причем идентификации не всех вообще, а лишь одного вида объектов.

Подобная субординация уровней, естественно, отсутствует в тех случаях, когда частная криминалистическая теория не является общей по отношению к другим теоретическим построениям, либо потому, что ее “одноуровневый” характер обусловлен специфическими особенностями ее предмета, либо в силу еще недостаточной ее разработанности, недостаточного проникновения в сущность познаваемых закономерностей. К числу таких теорий можно отнести, например, криминалистическое учение о способе совершения преступлений, предметом которого служат закономерности, обусловливающие его зависимость (формирование, выбор) от детерминирующих факторов и закономерности связи способа совершения преступления со следами его применения.

Отношения подчиненности целого и части, существующие между предметами общей теории криминалистики и частных криминалистических теорий, будут тем критерием, который позволяет отнести конкретную частную теорию к криминалистическим теориям. При этом следует отличать объективные закономерности действительности, составляющие предмет конкретной частной криминалистической теории, от закономерностей, являющихся предметом частных теорий других наук, результаты познания которых (этими науками) используются в криминалистике как данные.

Так, например, в криминалистическом учении о механизмах следообразования используются данные о закономерностях, изучаемых баллистикой, — для познания механизма образования следов на стреляных пулях; данные о закономерностях, изучаемых анатомией и биологией, — для раскрытия механизма образования следов папиллярных линий и т. п. Эти сведения могут играть роль исходных при познании собственно трасологических закономерностей и в таком качестве быть составной частью криминалистической теории. Предмет частной криминалистической теории становится организующим началом для ее содержания; последнее подчинено структуре предмета, отражает связи между элементами его системы, формы проявления данных объективных закономерностей в той предметной области, которая составляет объект познания этой теории.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: