БОЖЕ МОЙ, РАЗВЕ НЕ ДЛЯ ЭТОГО МЫ ДЕРЖИМ СЛУГ? 4 глава

ИНФЛЯЦИЯ СИГНАЛА

Мы добрались до третьей проблемы, связанной с расточительным потреблением. Определить подходящую цену и сделать себе выразительную рекламу становится очень сложно, когда денег у вас столько, что ими можно набить кита или даже стаю китов. Насколько большой дом вы можете построить? Насколько дорогую картину вы можете в нем повесить? Насколько обильный обед вы можете съесть? Насколько потрясающий бриллиант вы можете подарить своей возлюбленной? Деньги теряют значение. «Каждый новый миллион волновал меньше, чем предыдущий», - сказал мне технический директор одной компании, который, впрочем, не отказался от участия в конкурентной борьбе и по-прежнему гоняется за миллионами. А женщина, бывавшая и жившая в самых роскошных домах мира, удрученно призналась, что ничто ее больше не впечатляет. «Теряется восприимчив вость», - сказала она.

Часто кажется, что в международном сообществе богатых людей каждый может позволить себе практически любые расходы. Поэтому многие формы расточительного потребления теряют свою ценность. Здесь вступает в силу процесс, который Захави называет инфляцией сигнала. Если каждый достаточно богат, чтобы демонстрировать определенный сигнал, или если «цена сигнала снижается до такого уровня, что его может позволить себе каждый индивидуум, то данный сигнал оказывается неспособен обнаруживать различия в качестве или мотивации индивидуумов». Он приводит пример обитающих в Австралии атласных шалашников. В обычных условиях самцы данного вида украшают свои гнезда редко встречающимися синими перьями, а также синими цветами, которые необходимо часто менять. Соревнуясь, самцы крадут эти синие предметы друг у друга и разрушают шалаши соперников. Однако рядом с жильем людей часто полно пластикового мусора синего цвета. Шалашник, должно быть, чувствует себя там, как Крез, узревший, что весь мир стал золотым. Они не могут отказаться от привычки собирать синие предметы, но делают это уже без прежнего рвения. Вместо того чтобы красть синие объекты, они борются с конкурентами лишь посредством разрушения их шалашей.

Среди людей классическим примером деградации очень яркого расточительного потребления под влиянием инфляции сигнала являются кружева. До середины XVIII века плетение кружев требовало кропотливого ручного труда. Их красота и дороговизна (опять-таки эффект Веблена) делали их одним из главных средств демонстрации богатства. Кружева окаймляли шеи аристократов, словно воротник какой-нибудь особенно великолепной птицы. Их ширина, регулируемая специальными законами, порой служила мерилом социального статуса. У немцев по сей день сохранилось выражение, призванное ставить на место тех, кто занимает более низкое положение: Du bist nicht meine kragenweite («Твой воротник уже моего»). Отсюда также и широкая распространенность портретов XVI и XVII веков, на которых владетельные особы, мужчины и женщины, предстают, как выразился французский современник, в воротниках, «напоминающих органные трубы, искривленных или сморщенных, словно вилок капусты, и огромных, как крыло ветряной мельницы». Из величественных такие демонстрации часто превращались в смехотворные, причем на это начали обращать внимание задолго до нас. Еще в XVII веке насмешник изобразил одну даму завернутой в кружева так, что она «выглядела как индейка, которая чистит перышки и расправляет гребешок».

Самим богачам, без сомнения, нравился производимый эффект, ведь это позволяло им недвусмысленно заявлять о своем статусе. Они даже соглашались мириться с крахмалом, горячими гофрировальными палочками, благодаря которым складки приобретали твердость, и другими неудобствами, необходимыми для сохранения формы воротника. Маргарита Валуа, супруга короля Франции Генриха IV, носила такой большой воротник, что ей требовалась ложка длиной два фута, чтобы отведать суп, - столь непростой оказывалась эта задача. Английская королева Елизавета носила самые высокие и тугие воротники в Европе, часто из золотых или серебряных кружев. Она познакомила королевство с крахмалом - еще одним нововведением богатых, - когда обнаружила, что жена ее

лезным и вскоре исчезает». В результате сегодня даже кружевные скатерти встречаются редко, а фраза «lace curtain Irish» звучит как оскорбление в адрес людей, которые стоят слишком низко на социально-экономической лестнице, чтобы осознать, насколько обесценился их любимый символ статуса. То, что произошло с кружевами, безусловно, повторялось со многими другими формами демонстративного поведения на протяжении индустриальной эры. Оригинальная модель демонстрации воспроизводится в широком масштабе и почти сразу же теряет всякую ценность. Теперь это происходит постоянно.

Неизменным остается лишь неугасимое инстинктивное стремление людей производить впечатление. Так что же делать бывшему моту? Один из способов укрепления статуса - совершение рискованных поступков. Ларри Эллисон из Oracle, возможно, уже не чувствует ни ужаса от потери нескольких миллиардов за день, ни радости от их возвращения. Эти изменения не оказывают материального воздействия на качество его жизни. В его мире деньги как таковые подверглись суровой инфляции сигнала, Но что всегда остается в цене, так это собственная жизнь. Быть может, именно поэтому некоторые богачи совершают такие глупые, опасные и очень впечатляющие поступки. Эллисон участвует в учебных воздушных боях на своем реактивном истребитоле Marchetti, толстяк Майкл Прайс, суперзвезда в мире взаимных фондов, играет в небезопасное поло, а Стив Фоссет то и дело падает с неба. Рискуя жизнью, вы всегда производите эффектную демонстрацию. Такое поразительное мотовство все еще обращает внимание даже пресыщенных богачей, заставляя их сказать: «О-о-о!»

А как быть богачам-домоседам? Их часто привлекают объекты, связанные с историческими личностями, чья смерть страхует от инфляции сигнала. Такого рода знаки статуса также взывают к духам великих людей прошлого, которых богачи могут считать единственной ровней себе. Например, однажды я был в гостях у самостоятельно сделавшей состояние миллионерши Ноэль Кэмпбелл-Шарп - издательницы журналов навроде Cosmopolitan - в ее доме недалеко от Дублина. Горничная проводила меня в гостиную, где в камине горел огонь, а на столе у двери лежал экземпляр справочника «Выдающиеся люди современности» с закладкой в том месте, где была статья о Кэмпбелл-Шарп. Спустя пару минут вошла она сама - женщина средних лет, дитя шестидесятых с ярко-желты- ми волосами и горящими, несколько дикими глазами, Мы немного поговорили, а затем она повела меня в комнату, превращенную в храм Наполеона. Потолок в ней обтянут зеленым и золотистым шелком, а на ковре были вытканы наполеоновские пчелы по краям и орел в центре. Она достала с полки книгу, которая когда-то хранилась в личной библиотеке Наполеона, и, взволнованно дыша, заявила: «Здесь повсюду частички Наполеона». В таком же духе производитель сантехники однажды вдохновенно рекламировал свои дорогие изделия: «Платон. Шекспир. Моцарт. Все они принимали ванну». И вы можете.

Самое эффективное средство против инфляции сигнала - ограничение демонстративного поведения теми сферами, которые все еще связаны с наиболее расточительными расходами. Это драгоценности, дома, произ-

’ Пчвлы были изображены на гербе Наполеона.

ведения искусства и благотворительность. Богатые люди становятся экспертами в этих областях, и лучше всего не просто собирать самим, а судить о достоинствах коллекций соперников. Например, женщина может появиться на частной вечеринке в Палм-Бич, щеголяя бриллиантом, который с виду стоит миллион долларов. «Но она могла потратить всего лишь 140 тысяч долларов», - говорит ювелир с Уорт-авеню. Это все равно что дополнительные перья, приклеенные к хвосту деревенской ласточки. «Возможно, у него есть малозаметный оттенок. Это не высококлассный белый бриллиант, так что я предупредил бы владельца не носить его днем». Люди, занимающие видное положение в обществе, часто посещают курсы по изучению драгоценностей, чтобы отличать такие сомнительные экземпляры от действительно «серьезных драгоценностей». «Серьезные драгоценности» - это любимое клише богатых женщин наряду с «солидными мужчинами». Например, однажды я слышал, как богатая женщина высказалась об украшении пятилетней дочери состоятельной семьи из Саудовской Аравии: «Бриллианты грушевидной формы, группы D, без изъянов».

Я выразил недоумение. «Это отборные белые бриллианты, - объяснила она. - Бриллианты групп D, Е и F - хорошие. G или ниже означает, что вы бедны. Если у вас наметанный глаз, то определить можно сразу. Вы не всегда отличите D от Е без лупы, да и стоят они примерно одинаково». Разумеется, было бы плохим тоном достать лупу, чтобы рассмотреть бриллианты ребенка из арабской королевской семьи. Это было бы проявлением потребительской дотошности - противоположности демонстративного потребления. Но курсы по изучению драгоценностей помогают достаточно точно оценить изделие на глаз. Те, кому это не удается, порой специально заходят к ювелиру с Уорт-авеню и спрашивают: «Это украшение на самом деле из вашего магазина? Сколько ото стоило? Сколько каратов?» Магазин предпочитает, чтобы на подобные вопросы отвечал сам владелец, который сделает это с радостью и наверняка преувеличит. «По-моему, о таких вещах люди редко высказываются сдержанно», - довольно произнес ювелир.

Не менее пристально изучаются и ранжируются акты благотворительности. Важно не просто отдать много денег, а отдать их нужной организации. Так, новички в Палм- Бич часто начинают свою филантропическую деятельность с оперы, пока не понимают, что это не открывает им двери на самые интересные вечеринки. Опере все равно, кто они такие, говорит местный наблюдатель, «пока удается получить деньги по чеку». Поэтому вскоре люди начинают вкладывать средства в борьбу с раком, а это уже «список В». «В этом городе все стараются друг друга перещеголять». Если им хватит терпения, то они доберутся и до «списка А», где можно выбирать между Обществом детей-инвалидов и Фондом охраны природы Палм-Бич (занимающимся благородным делом сохранения всей прелести Палм-Бич для богатых). Кроме того, нувориши обращаются к живописи, понимая, как сказал один житель Аспена, что «если у вас на стене не висит хорошая картина, то это наносит большой ущерб статусу. Лучше позаботиться об этом». Часто богачи предпочитают самые дорогие картины, те, что один парижский арт.-дилер называет картинами с открыток.

«Мне нужен Моне. Мне нужна картина Моне, которую узнают все. Мне нужны „Лилии", Мне нужны „Стога сена”. Или Ренуар, „Девушка за роялем”. Так, чтобы любой гость сразу же увидел, что это бесценное произведение искусства».

Такая живопись-самая дорогая форма расточительного потребления, и вместе с ней покупатель как бы приобретает родословную, тешится впечатлением, что он не просто достиг вершины, а находился на ней всегда.

ЧТО НЕ ТАК С ДЕМОНСТРАТИВНЫМ ПОТРЕБЛЕНИЕМ?

Но со временем многие богатые люди понимают, что даже это но доставляет им желанного социального положения. Что-то в модели расточительного потребления работает не так, как ожидается. У животных самая яркая демонстрация является, как правило, лучшим индикатором качества особи. Стремление же человека слишком ярко подчеркнуть свое богатство, ум или любое другое нужное качество приводит к обратному результату: окружающие начинают подозревать, что с этим качеством что- то не так. Злоупотребление драгоценностями, как, например, в случае с упоминавшейся ранее графиней, часто свидетельствует об утраченной молодости и красоте. В романе «Любовь на холоде» Нэнси Митфорд описывает, как ее вымышленная героиня леди Монтдор принимает гостей в великолепном загородном имении:

« Никто не мог отрицать, что она, буквально усыпанная огромными бриллиантами, выглядела впечатляюще: диадема, ожерелье, серьги, огромный палатинский крест на груди, браслеты от запястий до локтей поверх замшевых перчаток и броши везде, где для НИХ было место. Украшенная потрясающими драгоценностями, окруженная всеми возможными внешними атрибутами, она самим своим поведением излучала чувство собственного превосходства. Она была тореадором на своей

арене, божеством в своем храме, причиной и центром пред

ставления».

Но никто не хотел жениться на ней. «Не думаю, что леди Монтдор можно было назвать красивой или со вкусом одетой, - пишет Митфорд, - она была стара, и все тут». По правде говоря, целью такого рода демонстрации является не привлечение партнера, а буквально ослепление, внушение благоговейного трепета и обращение на себя особого внимания. Это сродни флирту или тому, как мальчики-прислужники суетятся вокруг языческого идола. «Серьезные драгоценности» могут сделать немолодую уже женщину центром всеобщего внимания, но они лишь скрывают печальную правду о том, что другая, более ценная красота увяла.

Расточительное потребление может оказаться опасным даже для молодых и красивых. В более раннюю и невинную эпоху Консуэла Вандербильт гостила в Hotel de Paris. Вскоре она обнаружила, что ее общение с мужчинами, ужинавшими в компании красивых женщин, было нежелательным, хотя некоторые из этих мужчин просили ее руки несколькими месяцами ранее. Вандербильт, в высшей степени рассудительная и настойчивая особа, добилась разъяснений от своего упрямого мужа герцога Мальборо: красивые женщины были куртизанками, или, если пользоваться менее возвышенным современным термином, проститутками. Вандербильт стала свидетельницей жестокой конкуренции между двумя такими женщинами. «Красотка» Отеро была «темноволосой пылкой молодой женщиной, в жилах которой текла смесь греческой и цыганской крови. Она всегда ярко одевалась, чтобы подчеркнуть великолепную фигуру». Лиан Пуже была «очаровательна» и более утонченна.

^[1] Полусвет (фр.).

В своей дуэли они использовали то простое оружие, которое было главной наградой куртизанок как тогда, так и теперь.

«Ради них тратились и проигрывались целые состояния, а размер ставок зависел от сравнительной стоимости их драгоценностей, - пишет Вандербильт, - поэтому неудивительно, что Отеро бросила вызов сопернице, появившись в казино украшенной с ног до головы бесценными сокровищами. Это было ослепительное зрелище».

Demi-monde щебетал о том, чем на это сможет отве- тить Пуже. Та, понимая, что меньшими средствами можно добиться большего, появилась следующей ночью в простом белом платье без единого украшения, которое могло бы отвлечь внимание от ее фигуры «группы D без изъянов». А дабы усилить эффект, она взяла с собой достаточно драгоценностей, чтобы превратить в ничто вычурную демонстрацию Отеро, но надела их на свою служанку. «Стремясь превзойти соперницу, Отеро пожертвовала вкусом и выставила себя на посмешище», - заключила Вандербильт. Мораль этой истории о расточительном потреблении очевидна. Умная и осторожная Лиан Пуже стала гранд-дамой, выйдя замуж за румынского князя. Отеро проиграла все свое состояние и умерла в бедности.

НЕДЕМОНСТРАТИВНОЕ ПОТРЕБЛЕНИЕ

Искусство быть богатым заключается не в демонстративном потреблении, а в демонстративном потреблении. Чтобы воздать должное Веблену, это можно назвать замаскированным демонстративным потреблением. Здесь мы выходим за рамки естественной истории как таковой и вступаем в зону постоянной борьбы природы и культуры. Нашим естественным порывом является желание показать себя во всей красе, как павлин показывает свое великолепное оперение: посмотрите на мои бриллианты, посмотрите на моего Дега, посмотрите на меня. Вандербильт, например, честно призналась, что завидует куртизанкам. Ей казалось несправедливым то, что «приличная женщина, как говорится», не должна выставлять напоказ свою красоту:

«Любая несдержанность во внешнем виде считалась безвкусицей, и ни одна хорошо воспитанная женщина но могла позволить себе выглядеть соблазнительно, по крайней мере в обществе».

Вандербильт, дочь коммодора, была представительницей богатой семьи уже в третьем поколении и прекрасно понимала, даже если ей это не нравилось, что «излишек украшений тут же низвел бы вас до дам полусвета». И все же ей приходилось бороться со своим инстинктивным желанием покрасоваться.

Эта борьба оказывается гораздо более трудной для нуворишей, которые наконец-то дорвались до больших денег и хотят, чтобы все об этом узнали. «Они начинают покупать с огромным, потрясающим азартом», - писал Герберт Уэллс в 1909 году в романе «Тоно Бенге». Об одном из персонажей он добавляет:

«Он стал неудержимо сорить деньгами и скупать с неистовой страстью... так яростно, Словно его мятущийся дух стремился выразить себя в этом; он покупал, приводя всех нас в изумление и ужас; он покупал crescendo, покупал fortissimo, con molto expressions V

Нувориши накапливают драгоценности, автомобили, квартиры и загородные дома, а также обслуживающий персонал. «Они уходят в это с головой, как другие уходят в работу, - писал Уэллс. - Они говорят, думают и мечтают о собственности - это их классовый признак». Но в конце концов они понимают, что если цель - приобретение статуса, а не просто имущества, то они, вероятно, выбирают не те вещи.

«В 1081 году я купил „роллс-ройс". Я хотел, чюбы весь мир узнал о моем успехе, - признался недавно адвокат Алан Грзб- ман. - А в 1990 году мой близкий друг Дэвид Геффен сказал: „Знаешь, Алан, тебе не стоит ездить на „роллс-ройсе". Пожа луйста, избавься от этой машины". У меня на лбу как будто замигала неоновая надпись: НУВОРИШ».

Теперь даже сам Грабман понимает, что «роллс-ройс» был «полусветским» украшением.

Не совсем понятно, почему человеческая культура развивалась в этом направлении, от естественного стремления покрасоваться к более скромному поведению. В случае Консуэлы Вандербильт одним из факторов была опека партнера. Как мусульманин, заставляющий своих женщин носить чадру, богатый муж времен Вандербильт желал уменьшить соблазнительность своей жены для окружающих, чтобы свести к минимуму ее шансы на супружескую измену. Таким образом он приобретал дополнительную уверенность в отцовстве своих детей и мог с легким сердцем отправляться к блестящим побрякушкам своей куртизанки в Монте-Карло.

Безопасность в широком смыслс также призывает к недемонстративному потреблению. Красивые женщины привлекают плейбоев, а люди, выставляющие напоказ свое богатство, рискуют стать жертвами воров, похитителей, сатириков, фандрайзеров и ворчащих внимательных священников. Женщина, надевающая наряд от Жан-Поля Готьо в каком-нибудь Кларксбурге, может по меньшей мере столкнуться с негодованием или (что, возможно, даже хуже) просто с непониманием соседей. Поэтому богатые часто практикуют двойную стратегию выживания. С одной стороны, они придерживаются модели недемонстративного потребления в родных краях, где они разбогатели, а с другой - посещают клубы, совершают «выходы в свет» или отправляются на отдых в анклавы псевдовидов, где приемлема болео яркая самореклама.

Сходная стратегия маскировки и демонстрации встречается и в природе. Например, некоторые имеющие кра- сивые узоры бабочки и мотыльки маскируются под кусочки коры или сухие листья, а другие (вот уж подлинная скромность) виды так и вовсе притворяются птичьим пометом, чтобы их не обнаружили хищники. Есть мотыльки, которые демонстрируют яркую раскраску крыльев только для того, чтобы напугать хищников, и бабочки, которые показывают свои настоящие цвета только в окружении себе подобных. Они «включают» свои прелести лишь тогда, когда есть шанс привлечь желанного партнера. Они посылают сигналы, понятные только «посвященным». Так, самки мотыльков не раскрывают своих любовных намерений перед грязной толпой. Вместо этого они источают тонкий аромат, который улавливают лишь самцы их вида. Сложные антенны самцов, имеющие 1 700 волосков-рецепторов, очень чувствительны к таким намскам. Самка же, в свою очередь, выявляет достойного спутника по мелким нюансам издаваемого им запаха.

Должно быть, богаты© иногда чувствуют себя так же, ведь и они порой предпочитают путешествовать инкогнито, потому что это безопаснее или просто приятнее. Например, принц Альберт, будучи в 1970-х годах студентом американского колледжа, старался походить на других и называл себя просто Эл Гримальди. Примерно из тех же соображений лорд Кеннет Томпсон почти неизвестен в своем родном городе Торонто, хотя он один из богатейших людей мира, а также один из самых влиятельных издателей. Он не фотографируется, потому что не хочет лишаться возможности купить пару носков со скидкой в магазине напротив своего офиса (а ведь этим магазином владеет он сам). В то же время при необходимости богатые всегда могут взмахнуть крылышками, чтобы поразить нужных людей, и все их вибриссы² (или, по крайней мере, вибриссы их личных помощников) настроены на то, чтобы выявлять людей, перед которыми действительно стоит покрасоваться. Отсюда и все упоминания школ, ресторанов, курортов и знаменитых друзей, служащие своего рода кодом (как и тонкий аромат мотылька), позволяющим отличить достойных от не- достойных. Они одеваются скромно, но почти всегда в их одежде есть намеки: пальто из габардина оторочено

' Глава издатсльско-информационной группы Thompson Corp., владеющей 55 североамериканскими газетами (р. 1923).

^г Длинные жесткие механочувствительные волосы, стержни которых выступают над поверхностью волосяного покрова многих млекопитающих и могут воспринимать малейшие колебания окружающей сроды.

стриженой норкой, а у простой белой блузки есть характерный для Burberry клетчатый узор на внутренней стороне воротника, где его смогут разглядеть лишь те, кого владелец подпустит поближе. То, что кажется обычной хлопчатобумажной рубахой, на самом деле изделие от Borelli -лучшего в мире производителя- стоимостью 340 долларов, и те, кто может позволить себе такую вещь, узнают ее по сиреневым строчкам.

По этой же причине есть места вроде Монако, Палм- Бич и Аспена, которые существуют для богатых людей, собирающихся там, чтобы уступить соблазну показать себя во всей красе, соблазну, который им приходится сдерживать дома. Ювелир с Уорт-авеню отметил, что бостонцы «сильнее всех сопротивляются» покупке вычурных украшений, «но зато приобретают самые большие». Палм-Бич, как признался другой местный житель, - «это одно из последних мест в мире, где все еще можно появиться на людях в серьезных драгоценностях», а чтобы так было и впредь, полиция постоянно проверяет номерные знаки автомобилей, въезжающих по мостам в город. В Монако тоже не жалеют сил, чтобы женщина могла спокойно возвращаться домой в 4 часа утра со всеми своими бриллиантами или даже оставить их на переднем сиденье «бент- ли» вместе с ключами в замке зажигания, а утром найти все на прежнем месте. У полиции Монако 81 видеокамера; они расставлены на всех улицах и в общественных местах этой страны размером с небольшой город.

«Моя подруга шла как-то ночью домой и услышала за спиной

шаги, - рассказывала мне одна женщина за бокалом шампанского. - Она пошла быстрее, но преследователь не отставал. Она подбежала к телефону, набрала полицию, а офицер ответил: „Здравствуйте, мадам Дюбо. Он один из наших и провожает вас домой"»'.

Но выбор скромного недемонстративного поведения объясняется не только соображениями безопасности. Даже в своем безопасном мире богатые считают хвастовство неуместным. Хвастуны часто считают это проявлением зависти, если вообще обращают на это внимание. Таков и подтекст популярного анекдота о том, как принцесса Маргарет отреагировала на бриллиант от Cartier, который носила Элизабет Тейлор: «Он такой большой. Слишком вульгарно». В ответ Тейлор якобы надела кольцо на палец Маргарет и сказала: «Теперь он не кажется вам таким вульгарным, правда?» Однако если у представительницы королевской семьи и были поводы завидовать Лиз Тейлор, то бриллианты не входили в их число. Как правило, старая аристократия не боится увидеть что-то, что может вызвать зависть.

четыре награды Академии киноискусств (а номинировалась она двенадцать раз), Хепберн вполне могла обращаться с ними небрежно. В подобных случаях небрежный стиль демонстрации часто впечатляет не меньше самого объекта демонстрации. Речь идет о некой бесцеремонной, беспечной манере, как та, что была свойственна моей собеседнице, выросшей в Париже в семье grande bourgeoisie. Она говорила об окружавших ее картинах Моне и Сислея так, как другие люди вспоминают церковные календари с изображением Девы Марии Скорбящей. Когда моя парижская знакомая приехала в английский загородный дом, чтобы поохотиться, на нее произвели должное впечатление картина Гольбейна в коридоре и полотно Стаббса - самое большое, которое она когда- либо видела, - висевшее в библиотеке. Когда в гостиной она увидела огромный портрет молодой девушки, то наивно воскликнула: «О, какая прелестная картина!» - и вновь была поражена, когда хозяин дома сказал: «Да, это портрет моей бабушки, написанный Сарджентом», Поднявшись наверх, чтобы переодеться к ужину, она обнаружила картину Гейнсборо в гардеробной в спальне для гостей. Действенность этой демонстрации объяснялась хотя бы отчасти тем, что она казалась такой естественной. К ужину молодая женщина, на которой до этого были надеты белые гольфы, появилась в платье с «вот такими» изумрудами, и тут сжатая в кулак рука моей подруги, словно кролик лапкой, застучала по ключице. Это оказалась хозяйка, которая после ужина в том же платье и высоких сапогах отправилась ухаживать за больной лошадью.

«Обстановка с чердака» - стиль интерьера в домах давно богатых людей - оставляет такое же впечатление небрежности и непринужденности. В голосе домовладельца сквозит очаровательная нотка самоуничижения, как в тот момент, когда Тара Рокфеллер, жена Майкла, говорила: «Моя мама называет наш стиль „ранний чердак, поздний подвал”». А еще из этого следует, что счастливая пара имеет доступ к чердакам и подвалам семьи Рокфеллер. Такого рода преуменьшенная демонстрация является одним из самых эффективных барьеров против нуворишей, потому что, как сказал Нельсон Олдрич-младший, автор книги «Потомственное богатство» (сам он - бедный кузен Рокфеллеров), «это нельзя купить». В таких случаях потомственные богачи выделяются, не потребляя ничего. Один из графов Лонсдейлских, no-видимому, одевался (а также обставлял дом) с чердака. Когда друг указал ему на его непредставительный внешний вид, тот ответил с безупречной аристократической самоуверенностью: «В Лондоне никто не знает, кто я, так что это не имеет значения. В Камберленде все знают, кто я, так что это не имеет значения». «Обстановка с чердака» все еще являлась знаком статуса в Англии 1980-х годов, когда Майкл Хезелтайн, издатель-миллионер в первом поколении, был министром в первом кабинете Маргарет Тэтчер. «Проблема Майкла в том, - насмешливо заметил член его же партии из высшего класса, - что ему пришлось покупать всю мебель».

Немного озадачивает то, почему потомственные богачи (если они стараются быть элегантными и непринужденными) так злятся на расточительных потребителей и презирают их. Расточительное потребление, конечно, характеризует индивидуума как новичка, а в мире животных особь, вторгающаяся в новую группу, рискует навлечь на себя подозрения, стать жертвой нападок и даже погибнуть. Одно исследование, проведенное в Руанде, показало, что самки, вступившие в большую группу горных горилл, подвергались агрессии со стороны местных самок, которые бросались на них, проследовали, толкали, кричали и иногда «хрюкали». Словно невежественный нувориш, новичок мог лишь иногда «рыгнуть» в ответ на это. Агрессия часто была «злорадной», то есть проявлявшая ее особь не получала дополнительной еды или иных выгод за свои труды. Казалось, она просто очерчивала границы между «своими» и «чужими». У других видов, в частности у диких лошадей, желтых павианов и кольцехвостых лемуров, притеснение новеньких самок может задерживать наступление у них беременности. Чужаки угрожают личному статусу особей и стабильности всей группы. Агрессия минимизирует или отсрочивает опасность, препятствуя ассимиляции новичков.

Однако сама по себе подобная угроза не объясняет, почему нарочитая демонстрация является таким табу. Люди на вершине иерархии зачастую достаточно надежно защищены, чтобы почувствовать угрозу, или же они слишком проницательны, чтобы показывать свои страхи. Более того, даже друзья или союзники находят публичную демонстрацию расточительного потребления неприятной. Почему Дэвид Геффен был так раздражен («Пожалуйста, избавься от этой машины») «роллс-ройсом» своего дорогого друга Алана Грабмана? В конце концов, Геффен сам был нуворишем, по крайней мере с точки зрения хронологии. (По голливудским меркам состояние, которому двадцать или тридцать лет, - это все равно что предки, участвовавшие в битве при Гастингсе- Тем не менее это все-таки богатство постниксонов- ского периода.) Проблема с «роллс-ройсом» заключалась не в откровенности попытки похвастаться богатством, а в желании Грабмана, «чтобы весь мир знал». Л такому своему желанию богач потакать не должен, поскольку оно оскорбляет других богачей. Согласно своеобразному кодексу псевдовида, правильное демонстративное поведение богатого человека должно адресоваться главным образом (или даже исключительно) другим богатым людям. Обсуждая традицию оформления дома предметами с чердака, Нельсон Олдрич удачно подметил:

«Весь смысл насаждения особой эстетики класса заключается в том, чтобы поднять его среду обитания выше суетных и неприятных денежных отношений к заоблачным высотам бескорыстного наслаждения».

Не то чтобы другие люди не берутся в расчет. Они берутся в расчет со знаком минус. Демонстрация может даже повредить статусу, если окажется понятна невежественным массам. По этой и другим причинам Герхард Рихтер превосходит Норманна Рокуэлла. Бридж считается более престижным, чем пятикарточный стад-по- кер. Лучшая демонстрация понятна только другим богачам. На модно одетой женщине может быть брошь, которую большинство людей приняли бы за стальную. Но богатый человек поймет, что на самом деле она куплена в Париже в магазинчике на Вандомской площади, который кажется обанкротившимся. В окнах розовато-лиловый бархат, и ни драгоценностей в витринах, ни вывески, кроме букв «J. A. R's», выгравированных на зеркальном стекле. Там за письменным столом, отделанным потертой синей кожей, ювелир Джоэл Розенталь принимает богатейших женщин мира и занимается необычным ремеслом. Он придает платине вид стали, а розовые сапфиры заставляет выглядеть как обычные аметисты. Его работа считается искусством, но лишь те, кто может себе такое позволить, догадаются, что один предмет может стоить 30 тысяч долларов. Смысл - в достигаемом таким образом сокращении числа наблюдателей. «Для хорошо воспитанного человека значение имеет лишь оценка, данная ему культурно развитыми представителями высшего класса, к которому он принадлежит», - писал Веблен. Он утверждал, что богатый праздный класс достаточно разросся, чтобы «образовать среду, достаточную для целей приобретения самоуважения», Иными словами, эта среда подходит для псевдовида богатых людей, в котором «существует тенденция исключать из системы низшие слои населения даже в качестве зрителей, от которых можно было бы добиваться восхищения или покорности». То есть для богатых желание поразить незнакомца на улице столь же бессмысленно, как для павлина - желание поразить собаку.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: