Сделай Сам Свою Работу на 5

Великий князь и его советники 4 глава





В поход идет двор великого князя, дети боярские из его владений и дети боярские из уделов князей Московского дома: владимирцы, коломничи, суздальцы, муромцы, костромичи с основной территории великого княжения, дмитровцы и можайцы Юрия Васильевича, угличане Андрея Большого, ростовцы из удела великой княгини Марии Ярославны (и, вероятно, из уделов, сохранившихся за ростовскими князьями), ярославцы с пестрого конгломерата земель Ярославского княжества, частично уже тянущих к великому князю, частично — к еще сохранившимся местным князьям.

Обязательная военная служба распространяется на все слои населения. Горожане и крестьяне составляют основную массу пехоты — судовой рати, конная служба по преимуществу дело феодалов.

Учитывая опыт неудачного похода 1467 г., когда конница не была поддержана судовой (пешей) ратью, весной 1469 г. организации этой рати было уделено особое внимание. Но в походе 1469 г. не участвуют Тверь, Рязань, Псков, Великий Новгород. Это — поход великого княжества Московского в собственном смысле слова: Москвы и непосредственно зависимых от нее земель.

Местом сбора другой — северной — рати назначается Устюг: сюда «послал князь великий воеводу своего князя Данила Васильевича Ярославского, да с ним свой же двор, и детей боярских»29. Даниил Васильевич — двоюродный племянник последнего Ярославского «великого» князя Александра Федоровича. В отличие от своего родственника Семена Романовича, бывшего воеводой в зимнем походе 1467/68 г., он сохранил еще некоторые черты суверенного удельного князя30. Показательно, что удельному князю доверялось самостоятельное командование отдельным крупным отрядом московских войск — в лояльности ярославского князя московское правительство уже не сомневалось.



В составе детей боярских двора великого князя поименно перечислены девять человек — очевидно, начальники отдельных отрядов. Конкретные сведения удалось найти о семи из них: Иван Гаврилович — из рода Всеволожей-Заболотских, двоюродный племянник боярина и дворецкого Григория Васильевича; Тимофей Юрло — из рода Плещеевых, сын боярина Михаила Борисовича; Глеб и Василий Семеновы, дети Филимоновы, да Федор Борисович Брюхо — выходцы из рода Морозовых; Иван Иванович Салтык Травин — из рода утерявших титул потомков смоленских княжат; Григорий Михайлович Перхушков, по словам Устюжской летописи, в походе 1456/57 г. князя И. Ряполовского на Хлынов «у вятчан посулы има, а им норовил». По свидетельству Ермолинской летописи, Василий Темный за это «повеле его изымати, и вести в Муром, и посадити в железа». Тем не менее он, как видим, остался на великокняжеской службе. В 1474 г., будучи ловчим великого князя, видел «на поле» (на охоте) необычное небесное явление — «два солнца»31. Сведений о происхождении и службе Никиты Константиновича Бровцына и Андрея Бурдука найти не удалось. Итак, полковые воеводы и головы двора великого князя — в основном выходцы из тех же служилых родов, представители которых входили в состав ближайшего окружения великого князя.



В поход идет и Вологодский полк Андрея Меньшого во главе с его воеводой Семеном Пешком Сабуровым, братом боярина Михаила Федоровича. Из Устюга северная рать вместе с Устюжским полком двинулась на судах к Вятке.

Воевода южной рати Константин Беззубцев получил в Нижнем Новгороде грамоту великого князя «отпускати воевати мест казанских». «Прочет» эту грамоту, он «разосла по всех», а когда они собрались к нему, обратился с предложением выделить «охочих людей» для непосредственного похода под Казань. При этом, исходя, очевидно, из полученной директивы великого князя, воевода дал инструкцию: «…и вы поидите, а ко граду Казани не ходите». По-видимому, предполагался набег сравнительно небольшим отрядом с оставлением главных сил в Нижнем под командой самого Беззубцева. Однако события развернулись по-иному.



На призыв выделить добровольцев воины ответили: «Все хощем», заявив о своем желании идти в набег под Казань. «И поидоша вси, а Константин остася в Новогороде». Созданное таким образом импровизированное войско «охочих людей» избрало своим воеводой Ивана Руно и двинулось вниз по Волге32.

Причина столь единодушного желания отправиться в трудный и опасный поход не только в воинской удали и в стремлении захватить военную добычу. Казань вела крупную торговлю рабами, которых поставляла на азиатские рынки — в Сарай и Туркестан, где главным «товаром» на невольничьих рынках служили русские пленники, и особенно женщины, которых покупали в гаремы33. Поход на Казань с целью освобождения пленных вызвал живейшее сочувствие русских воинов.

Летописное изложение позволяет проследить поход Руна буквально по дням. В первый день войско прошло 60 верст и остановилось на ночлег. Второй ночлег был у Чебоксар, после чего шли днем и ночью. На рассвете в воскресенье 21 мая («в неделю пятидесятную») русские суда были уже под стенами Казани: 300 км вниз по Волге было пройдено за трое суток. Выйдя из судов, русские врасплох напали на казанский посад. Содержавшийся здесь полон — захваченные казанцами русские люди, предназначавшиеся на продажу в качестве рабов, — был освобожден. В составе полона летописец называет людей московских, рязанских, литовских, вятских, устюжских, пермских «и иных»: «тех всех отполониша». Посад был сожжен. Руно не рискнул со своим войском штурмовать город и отошел на остров Коровнич, где стоял 7 дней. Прибежавший из Казани коломнянин, очевидно пленный, из тех, что содержались в самом городе, принес весть о подготовке царя Обреима «со всею землею» к нападению на русский отряд. Руно и его воеводы сделали приготовления для боя, разделив свои силы, в частности выделив «молодых людей» (т.е. более бедных, а потому хуже вооруженных) для занятия Ирхова острова. Однако «молодые люди» нарушили приказание и с большими судами вошли в узкое место, где и были атакованы с берега конной татарской ратью. Главные силы татар — судовая рать, «лучшие князи и люди», — атаковали судовую рать Руна, но, по словам рассказчика, были отброшены к стенам самой Казани. После этого упорного и кровопролитного боя русская судовая рать встала у Ирхова острова34.

Положение отряда Руна под стенами Казани было чрезвычайно опасным. Это заставило большого воеводу Константина Беззубцева двинуться ему на помощь из Нижнего Новгорода. Прибыв на Ирхов остров, Беззубцев послал гонца к вятчанам с требованием «стать под Казанью» через три с половиной недели. Вятчане, однако, поставили условием своего выступления личное участие в походе на Казань братьев великого князя. Прождав напрасно указанный им срок, Константин Беззубцев принял решение отойти к Нижнему Новгороду: «У них начат корму не ставати… понеже шли изгоном». На обратном пути русские получили ложную весть от «царицы Касимовой» (т.е. от жены «царевича» Касима) о якобы заключенном перемирии с Казанью. Фактически казанский хан следовал с судовой и конной ратями по пятам за русским войском и атаковал его у Звенича. Ожесточенный бой шел целый день с переменным успехом и закончился вничью. Рассказ московского летописца обрывается на описании этого боя35. Текст Московской летописи о походе судовой рати из Нижнего Новгорода под Казань изобилует такими живыми деталями, что производит впечатление рассказа непосредственного участника событий.

Другие летописи сообщают об этом походе гораздо более кратко. Рассказ Типографской летописи, по-видимому, представляет собой сокращение и обобщение текста Московской36. В Устюжской летописи сообщаются интересные подробности: «Воеводы судовые нелюбы держат промеж себя, друг под другом ити не хочет: и передумав, да поставили себе воеводу от середних бояр Ивана Дмитриевича Руна». Рассказывая далее о «безвестном» для татар появлении русских под стенами Казани, летописец возлагает на Ивана Руно вину за то, что город не удалось взять: «Он поноровил татарам… отбил рать от ворот городных прочь, а сам велел трубити во многие трубы, и татарове, заслышаша, нарядились»37.

Перед нами, таким образом, две основные версии волжского похода 1469 г. — московская (с кратким вариантом в Типографской летописи) и северо-русская (Устюжская летопись). Критический характер известий Устюжской летописи не вносит принципиальных расхождений в изложение событий между обеими основными версиями.

Несмотря на первоначальный успех, приведший к освобождению пленных (что само по себе имело далеко не маловажное значение), волжский поход 1469 г. закончился в конечном счете неудачей: Казань взять не удалось и судовой рати пришлось отступить с боями к Нижнему. Обращает на себя внимание переплетение старых и новых черт военной организации русских, ярко проявившееся в этом походе. Сбор войска происходит централизованным порядком: полки со всех сторон стягиваются к Нижнему в назначенное время. Во главе войск стоит воевода великого князя, который действует по его письменной директиве («грамоте»). Но дальше происходит нечто непредвиденное, нарушающее заранее разработанные планы великого князя. Рать добровольцев, отправленная под Казань во главе с Иваном Руно, оказывается значительно более мощной, чем на это первоначально рассчитывали. Воевода Беззубцев фактически теряет управление войсками. Выбранный войсками воевода, почувствовав свою независимость, решается прямо нарушить данную ему инструкцию и делает попытку взять Казань. Ему удается освободить русских пленных и сжечь посад, но на большее сил его войска не хватает. Едва ли справедливы упреки в адрес Руна со стороны создателя ермолинско-устюжского источника — взять «изгоном» столицу Казанского ханства было, по-видимому, невозможно. Как показал дальнейший опыт, Казань можно было одолеть только правильно организованной осадой, и лишь один раз, в 1552 г., русским удалось ею овладеть в результате кровопролитного штурма огромной ратью.

В действиях Руна и его войска проглядывают черты ушкуйнической вольницы. Воевода избирается; он действует фактически на свой страх и риск; подчиненные ему отряды («молодые люди») также проявляют недостаточную дисциплинированность, чем ставят в тяжелое положение русские войска во время боя с главными силами казанцев. Сам воевода Беззубцев отправляется на выручку Руна тоже налегке («изгоном»), с недостаточными силами, уже ослабленными выделением из них отряда Руна. На этом этапе похода связь с центром, по-видимому, нарушается: чем иначе можно объяснить доверие, проявленное войсками к рассказу «Касимовой царицы»? Беззубцеву не удается также наладить связь и взаимодействие с северной ратью: «…а от великого князя воевод и от вятчан не бывало… весть».

Что же происходило тем временем на северном направлении? По данным Московской летописи, северная рать, собравшаяся в Устюге во главе с князем Даниилом Васильевичем, придя к Вятке, потребовала от вятчан «речию великого князя, чтобы пошли с ними на Казанского царя». Это требование, однако, было отклонено. Исходя из заключенного в предыдущем году соглашения с Казанью, вятчане заявили: «Изневолил нас царь… нам не помогати… на царя». Непредвиденный в Москве отказ вятчан от участия в походе поставил северную рать в затруднительное положение. Более того, находившийся в то время на Вятке казанский посол дал знать в Казань о движении русских войск и о том, что они идут «не во мнозе». Эффект внезапности был тем самым сразу нарушен, и карты русского командования оказались раскрыты противнику38. О дальнейшей судьбе северной рати сообщают другие летописи.

Типографская летопись рассказывает, что после того, как южная рать «отступиша к Новгороду», «татарове поидоша против устюжан», т.е. против северной рати. На Волге, «усть Камы», «бысть бой силен и сеча зла, множество же от обоих ту убьено бысть». Однако устюжанам удалось пробиться и прийти к Нижнему39.

Ермолинская летопись сообщает, что «князя великого дети боярские со устюжаны» шли в судах мимо Казани и «чаяли, что рать великого князя под Казанью». Татары «переняли их в судах», и «детей боярских и устюжан побили, и иных поимали». В числе убитых летописец называет самого воеводу князя Даниила Васильевича Ярославского и Никиту Бровцына «да устюжан много», а в числе пленных — Тимофея Юрла Плещеева «и иных много»40.

Наиболее подробные сведения о боевых действиях северной рати содержит Устюжская летопись. Так, она сообщает, что во главе этой «другой рати» был князь Даниил Александрович Пенок (а не Даниил Васильевич, как верно пишут другие летописи). В числе воевод названы также Никита Константинович и Петр Плещеев (по-видимому, перепутан с Тимофеем Юрло Плещеевым). Далее сообщается: придя на Каму, русские узнали от татарина, стоявшего на берегу, что русская рать уже была под Казанью, но вследствие заключения мира пошла прочь. Эта заведомая дезинформация притупила бдительность русских воевод. Князь Данило пошел со своей ратью мимо Казани в Нижний Новгород. На самом же деле казанский царь «скопил много силы на Волге в судах, и иных на конех по берегу, и доспел переем на рать, а князь Данило того не ведал». При слиянии Камы с Волгой произошел отчаянный бой, красочно описанный летописцем.

Казанцы перегородили Волгу судами, связав их между собой. Русские бросились на них со своими судами, «начаша битися в судех», «за руки имаяся секлись». В бою обе стороны понесли большие потери. «Многих татар топили, и с суды». Особенно отличился в бою князь Василий Ухтомский, представитель измельчавшей ветви белозерских князей (Ухтомские не сделали служилой карьеры и быстро опустились до уровня вотчинников средней руки, один из них был даже дьяком у князя Андрея Меньшого41): он «велии бился… скачючи по судам, ослопом». По-другому оценивает летописец поведение Григория Перхушкова — он «пробежал, не бився». В числе павших с русской стороны оказались главный воевода князь Данило Ярославский и Никита Бровцын, в числе пленных — Петр Плещеев «со многими товарищи». Всего русские потеряли 430 человек, в том числе 110 устюжан, — «и побили, и в полон свели, и князь великий многих из Орды выкупал».

Но ценою больших потерь устюжане и князь Василий Ухтомский пробились и ушли к Нижнему Новгороду. Здесь они стояли три недели и «бити челом посылали великому князю, чтоб пожаловал». Великий князь принял челобитье: он дважды посылал по деньге золотой (которую оба раза устюжане отдали ходившему с ними в поход попу Ивану), а затем послал «запас»: 700 четвертей муки, 300 пудов масла, 300 луков, 6000 стрел, 300 шуб бараньих, 300 однорядок, 300 сермяг. Таким образом, устюжский отряд, пробившийся к Нижнему, был вооружен и снабжен на казенный счет — за счет имевшихся государственных запасов. Вместе с тем великий князь велел устюжанам «еще… итти под Казань со князем Юрием на зимованье»42.

Текст Устюжской летописи с его точностью, изобилием фактов производит впечатление записи рассказа устюжанина — участника событий. Летописец хорошо знает о действиях устюжского отряда, имена устюжских воинов, точные цифры потерь, но путает малознакомых ему московских воевод.

Измена вятчан, отсутствие достоверной информации, а главное, отход южной группы русских войск от Казани — вот факторы, определившие в конечном счете неудачу похода северной рати. Однако, оказавшись в безвыходном положении, русские не пали духом, смело пошли на врага и, хотя и с большими потерями, пробились.

Одна из причин неудачи летнего похода — отсутствие надежной связи между обеими группами русских войск. Южная и северная рати действовали без взаимной поддержки и вместо согласованного удара с двух направлений нанесли два разновременных удара, успешно отраженных казанцами. Не менее важная причина неудачи — отсутствие согласованности в действиях судовой рати, вышедшей в поход в мае, и конной рати, отправившейся, по-видимому, только в августе. Возможно, эта несогласованность — результат самовольных действий Руна, увлекшего за собой большую часть судовой рати в преждевременный поход на Казань. Первоначальный план московского руководства был, по-видимому, иным: сосредоточить у Нижнего мощную судовую рать и затем двинуть ее совместно с конницей для решающего удара. В этом случае действия «охочих людей» по Волге должны были бы носить характер разведки боем, а северной группе войск следовало бы отвлечь часть сил казанцев с главного направления.

Последний и решающий этап войны с Казанью освещен в источниках очень скупо. В Московской летописи и связанных с нею этот текст отсутствует. По данным других летописей, русские войска под предводительством дмитровского князя Юрия Васильевича подошли к Казани 1 сентября 6978 (1469) г.: «И судовые рати поидоша пеши под городом». Казанцы сделали вылазку, но, «побившеся мало, побегоша во град». Русские войска окружили город, «яко же сильный лес», и перехватили воду. Хан капитулировал, и князь Юрий «помирися с ним на всей своей воли и как надобе брату его, великому князю». По свидетельству Устюжской летописи, одним из условий мира была выдача полона за 40 лет43.

Итак, первая большая война с Казанью («первая Казань», как она названа в Московской летописи), шедшая два года с переменным успехом, закончилась в конечном счете победой, стоившей большого напряжения и немалых жертв. Но они были не напрасны. Помимо освобождения русских пленников удалось достичь довольно прочного мира на целых девять лет из летописей исчезли сведения о каких-либо враждебных действиях казанского хана.

Но кроме этого непосредственного военно-политического результата важно и другое. Наш основной источник — летопись — впервые так подробно и красочно, с такими конкретными деталями описывает подготовку к войне и ход военных действий. Источниками для ряда летописных известий были, по-видимому, рассказы участников походов. Но некоторые сведения могли быть почерпнуты летописцем только в источниках документального характера: например, о распоряжениях великого князя осенью 1467 г., о его пребывании во Владимире зимой следующего года, о сосредоточении войск к Нижнему Новгороду весной 1469 г., о назначении воевод в полки и об инструкциях им. С известиями такого рода мы встречаемся впервые. По стилю и содержанию они соответствуют разрядным записям. Первые достоверные записи, вошедшие в разрядные книги, относятся к 1477 г. — это записи осеннего похода на Новгород, они есть и в Московской летописи. В рассказах о «первой Казани» перед нами наиболее ранние разрядные записи, дошедшие до нас в передаче летописца и не включенные в известные нам позднейшие книги.

Содержание этих записей позволяет сделать некоторые выводы. Для мобилизации и сосредоточения войск (о чем говорят известия весны 1469 г.) требовались предварительные мероприятия: смотр и проверка боеготовности войск, разработка их путей, расчет времени, заготовка средств передвижения (насады для судовой рати), запаса кормов и т.п. Неудивительно, что подготовка к большому походу, в котором участвовали многие тысячи воинов, занимала длительное время. Мобилизация и сосредоточение войск во все времена требуют наличия достаточно организованного и квалифицированного централизованного аппарата.

О более ранних походах московских войск, например в 1456 г. (на Новгород) и в 1461 г. (подготовка к походу на Казань), летописные сведения гораздо более скупы. При новом великом князе, видимо, изменилась организация управления войсками — усилился контроль московской администрации над всем делом обороны страны. Перед нами — один из этапов складывания центрального военного ведомства — будущего Разрядного приказа. В летописных текстах — первые отголоски официальной военной документации. Идет подспудный, не отраженный непосредственно в наших источниках процесс развития аппарата государственного управления.

При изучении «первой Казани» бросается в глаза изменение характера военного руководства. Прежние великие князья, как правило, ходили в походы сами во главе своего двора. Даже слепой Василий Темный не раз ходил на Шемяку, совершил поход на Новгород, готовился идти на Казань. В Казанской войне картина совсем иная. Великий князь находится за многие сотни километров от театра войны. Своими воеводами, стоящими во главе полков, он руководит из центра посредством рассылки директив. Князь-воин, шедший в бой впереди своих войск (как эго сделал, например, Василий Темный под Суздалем в злосчастный день 7 июля 1445 г.), уступил место князю-главнокомандующему, выступающему в поход в редких случаях и управляющему войсками на обширных пространствах и на разных направлениях через назначенных им, заранее подобранных и проинструктированных воевод. Тактическое руководство на поле боя теперь их дело. На долю главы государства выпадает стратегическое и военно-политическое руководство на театрах войны. Перерастание великого княжества в государство требует новых методов и новой организации руководства как в военное, так и в мирное время. В известиях о Казанской войне — первые признаки складывания новой системы управления войсками[9]— в терминах XX в. ее можно назвать верховным командованием44.

Черты новой военно-политической организации тесно переплетаются со старыми, архаичными, восходящими к давним традициям минувших веков. Стойкость этих традиций удельной эпохи особенно ярко проявилась в летней кампании 1469 г. и была одной из основных причин ее неудачи. Новая организация еще только начала складываться, еще набирала силы, а старые традиции были еще достаточно живучи. Они проявлялись и в самовольстве воевод, и в относительной слабости политических связей Москвы с окраинами, в частности с Вяткой. С другой стороны, бросается в глаза полная поддержка, оказанная Москве другими городами. Устюжане, которые еще помнят Шемяку, сидевшего два года в их городе, безоговорочно участвуют в трудных походах и кровопролитных боях. Для них, как и для вологжан и жителей других городов Русского Севера, признание руководства Москвы — определяющая линия поведения.

Яркая черта русского военно-политического руководства — большое упорство в достижении поставленной цели, невзирая ни на какие неудачи и поражения. Война ведется в полном смысле слова до победного конца, до полного поражения и капитуляции противника. С точки зрения развития военного искусства можно наблюдать определенные новые черты, в частности попытки предварительного планирования боевых операций и стремление действовать на разных операционных направлениях с общей конечной целью — выходом к столице, основному центру вражеского сопротивления.

Впервые за много десятков лет со времен Дмитрия Донского удалось добиться действительно крупного военно-политического успеха. Произошел решающий перелом в русско-казанских отношениях: Русская земля перешла от стратегической обороны к стратегическому наступлению, с зависимостью от Казани было покончено. Победа над нею — первая победа Руси над страной Джучиева улуса — положила начало коренных перемен в политическом положении Русской земли, в политической ситуации на крайнем востоке Европы. Первая победа над внешним врагом — важный этап в становлении Русского государства.

 

Глава IV

Тучи на Северо-Западе

 

Ликвидация Ростовского и Ярославского княжений прошла мирно и относительно безболезненно. Удельная старина в этих землях не нашла сильных защитников. Это и понятно — времена изменились, небольшие княжества, мельчавшие с каждым поколением, перестали быть реальной политической силой и исчерпали разумные пределы своего существования. Они не были нужны больше никому — ни горожанам, ни крестьянам, ни основной массе феодалов, за исключением самих князей (да и то не всех) и узкого круга особо преданных им вассалов (кроме тех, кто охотно перешел на московскую службу). Подталкиваемые сильной рукой Москвы, эти дряхлые княжества быстро исчезали и растворялись в составе земель Русского государства.

Совсем по-другому складывались дела на Северо-Западе.

Господин Великий Новгород господствовал над огромной территорией — от Валдая до Белого моря, от ливонской границы до предгорий Северного Урала. Процессы феодального раздробления, разрушавшие старую удельную систему XIII — XIV вв., не коснулись феодальной республики. По-прежнему собиралось вече, решавшее все основные вопросы новгородской политики, избирались посадники и тысяцкие, приглашались или изгонялись князья. Новгородское боярство крепко держало в своих руках все нити политической власти. С тех пор как летом 1136 г. из Новгорода уехал низложенный и опозоренный князь Всеволод Мстиславич (ему предъявлялись обвинения в малодушии на поле боя и в том, что он «не блюдет смерд»), ключевой фигурой в управлении городом и его землями стал посадник. Князья приглашались вечевыми властями для политического представительства и военной защиты города, но их реальная власть была очень ограниченной. Отношения князя с новгородскими властями фиксировались в договорах, которые заключались с каждым новым князем. По существу князь не мог вмешиваться во внутренние дела республики — эти дела были компетенцией посадников и тысяцких, выбиравшихся на вече.

Посадники и тысяцкие сменяли друг друга, но власть боярства росла. К XV в. посадничество стало монополией узкого круга боярских семей. Коренное отличие новгородского боярства от боярства всех других русских земель заключалось в его неразрывной связи с городской и кончанской общинами. В противоположность владимирским и суздальским, московским и тверским боярам новгородские бояре не были членами княжеской дружины и не зависели от милости князя. Опорой новгородского боярина была улица, на которой он жил и на которой из поколения в поколение жили его предки — такие же, как и он, члены общины. Улицы входили в более крупные объединения — концы. Бояре Словенского и Неревского концов, Плотницкого конца и Прусской улицы вели между собой непрерывную борьбу за власть, находя поддержку в своих общинах. Эта-то борьба и составляла основной стержень внутренней политической истории феодальной республики на протяжении трех веков1.

Особенностью политического строя Новгорода было большое значение владыки-архиепископа. Он избирался по жребию из кандидатов, намеченных вечевыми властями. Глава Софийского дома был высшим представителем правопорядка в республике. Кроме огромных вотчин кафедры он управлял и «черными» землями на территории, подвластной Новгороду.

Новгородская вечевая община высоко вознеслась над морем смердьих погостов, разбросанных по берегам рек, в болотистых лесах Северо-Запада.

«Не блюдет смерд» — это обвинение новгородцев князю Всеволоду Мстиславичу меньше всего означало смердолюбие вечевых властей. Смерды — парии феодальной республики. Они — рабочая сила, тягло, податное население, плательщики даней и исполнители всех других повинностей, от которых освобождены новгородские горожане — вольные члены вечевой общины. Прикрепленные к своим погостам («…смерд потянет в свой погост», — говорилось в новгородских докончаниях с князьями), смерды не принимали никакого участия в бурной политической жизни республики, в горячих прениях на вече, нередко кончавшихся кровавыми побоищами и метанием оппонентов с моста в Волхов. Землями смердьих погостов распоряжались вечевые власти. За счет этих-то земель создавались и росли вотчины бояр и житьих людей — следующего после боярства слоя новгородских горожан. Смердьи погосты попадали и в руки монастырей, и в состав владений Софийского дома — архиепископской кафедры Великого Новгорода. «Не блюдение» смердов князем Всеволодом Мстиславичем означало попытку этого князя распоряжаться смердьими землями самостоятельно, без санкций веча. Добившись отстранения князя от земельных дел, вечевые власти взяли их в свои руки. К XV в. на землях, тянувших к Господину Великому Новгороду, образовались огромные боярские и монастырские вотчины, населенные феодально-зависимыми людьми, платившими ренту своим владельцам. Крупнейшим новгородским вотчинникам принадлежали многие сотни и тысячи обеж (крестьянских участков). В то же время основная масса новгородских горожан довольствовалась крохотными вотчинками, которые обрабатывались часто самими владельцами.

Однако основным источником экономического могущества новгородского боярства служила не столько рента с крестьянских обеж, сколько пушнина, добываемая в большом количестве на северо-восточной окраине республики — на Двине и за нею. Ватаги новгородских «молодцов» переваливали даже через Уральский хребет, добывая пушнину своим боярам. Ценные меха шли на экспорт в страны Западной Европы. Эта-то экспортная торговля, совершаемая через посредство ганзейских купцов, и была основой экономического процветания высших слоев новгородского общества. В обмен на пушнину боярство получало европейские товары — вина и серебряные изделия, оружие и драгоценную утварь, сукно и сельдь.

По мере усиления и обогащения бояр и житьих в новгородской городской общине развивались новые социальные и политические явления. Росло расстояние, отделявшее рядовых новгородцев, «меньших», «молодших» людей от верхов кончанской и городской общины2. Боярство богатело, рядовые горожане беднели — им ведь нечем было торговать с Ганзой, и вече не давало им вотчин в Двинской земле, в богатом Заволочье. Имущественное неравенство перерастало в социальное. Беднеющие горожане стали терять свои участки, а вместе с ними и политические права. В начале XV в. появляются первые отчетливые признаки социального распада городской общины. Но вечевая организация была еще сильна, власть и авторитет боярства велики. Традиция была пока сильнее новых явлений.

В XIV в. феодальная-республика переживала время своего расцвета. Новгородская земля в отличие от всех других ни разу не подвергалась ордынскому нашествию. Татарские «царевичи» не грабили новгородские погосты. Господин Великий Новгород не платил «выхода», его князья и посадники не ездили на поклон к хану. Новгород входил в состав федерации русских земель и признавал формально власть великого князя, главы этой федерации. Но в своих отношениях с великим князем он усвоил гордый и независимый тон и фактически проводил собственную политику, нимало не считаясь с интересами Русской земли в целом. Новгородские бояре вели переговоры и заключали самостоятельные соглашения с великим князем Литовским и магистром Ливонского ордена, вступая с ними в сделки за счет своего «брата молодшего» — Господина Пскова. Не вмешиваясь открыто в княжеские усобицы, новгородские власти использовали их для укрепления своего положения. Они давали приют князьям-антагонистам и тем самым способствовали продолжению феодальной войны.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.