Родиться, чтобы умирать, – лучше не родиться.

Но раз родились – надо умирать героем духа, и только!»

– А кем он мог быть, вы потом не узнавали?

– У неё не было семьи, не было никого...

– Откуда вы знаете? Она вообще была очень замкнутая женщина, никогда о своей судьбе ни с кем ничего не говорила.

– Может быть, у неё был муж...

– Вряд ли...

– Почему он не сказал следователям, что знает её?

– Тут что-то не так...

– Вы бы не могли сказать, кем был этот человек с собакой?

– Скажу об этом чуть позже.

Приехала полиция.

Молодого человека подняли на ноги, привели в чувства. Он назвал себя Николаем. Сказал, что Мария Васильевна была его учительницей в начальных классах. Увидел её здесь несколько минут тому назад, совсем не желая встречи с ней. Он спешил в аптеку за лекарством для своего больного годовалого сына.

– И что между вами произошло? – спросил следователь.

– Я ударил её по лицу, ударил со всей силой, и она упала...

– Зачем вы это сделали?

Николай ответил:

– Не я сделал это!

Следователь удивился:

– Как это? Вы же только что сказали, что со всей силой ударили её по лицу.

– Я, но не я...

– А кто же?

– Это моё детство расплатилось с ней. Я ей давно всё простил, но моё детство не простило...

Следователь не понял такого объяснения и сказал, что с ним разберутся в отделении. На него надели наручники и посадили в полицейскую машину.

Засняли все нужные для расследования кадры.

Мелом нарисовали кривую вокруг лежащей на асфальте женщины...

– Простите, что прерываю вас. Зачем вы всё время говорите «лежащая на асфальте женщина»? Вы что, не знаете её имени и отчества? Уважайте, пожалуйста, нашу коллегу!

– Спасибо, так и буду делать.

Мария Васильевна лежала на асфальте на правом боку. Руки были раскинуты, шляпа упала с головы и лежала рядом, глаза закрыты, рот открыт, как будто продолжает говорить, правая нога выпрямлена, левая согнута. Никаких следов крови на лице и на асфальте не было обнаружено. Сумку она держала в левой руке, целлофановый пакет с книгами валялся рядом.

Следователь начал расспрашивать свидетелей, стараясь восстановить всё по порядку и в деталях. Он даже зарисовал схему: кто на каком месте стоял перед тем, как всё это случилось.

Сперва дали показания продавщица и кассирша. Они рассказали о том, что видели, но не могли сказать, о чём кто и с кем говорил.

«Где мальчик?» – спросил следователь у всех свидетелей.

Некоторые сказали, что видели мальчика, но как он исчез, никто не заметил. Продавщица, думаю, с умыслом не упомянула о том, что мальчик выхватил у неё фотоаппарат девушки-журналистки.

Но на главный вопрос – как случилось, что женщина в шляпе, то есть, Мария Васильевна, оказалась на асфальте, – продавщица и кассирша ничего не смогли ответить.

Вы все уверены, и в газетах тоже так писали, что молодой человек ударил по лицу свою первую учительницу, она неудачно упала на асфальт и скончалась на месте.

Но все присутствующие упорно повторяли одно и то же: мы не заметили, как это произошло.

«Как это так, – недоумевал следователь, – столько свидетелей вокруг, и никто не видел, как этот молодой человек поднимает руку и ударяет женщину по лицу?!»

Но продавщица, которая видела всё, не смогла подтвердить, размахнулся ли молодой человек или нет. Она сама удивлялась: молодой человек был в гневе и отчаянии, а женщина в шляпе вдруг оказалась на асфальте.

«Она что, сама, что ли, легла на асфальт?» – возмущался следователь, но свидетели пожимали плечами.

Потом допросили девушку-журналистку. Она не могла ничего видеть, ибо стояла в стороне и была занята своим делом, но могла услышать звук от удара кулаком в лицо. «Нет, – говорила она, – шума от удара не слышала». Но услышала гневные женские слова. Девушка сама напросилась выступить свидетелем в суде. «Я, – сказала она, – знаю этого молодого человека, знаю и женщину, они бывшие учитель и ученик». Обещала передать следователю видеозапись (кстати, он тут же переписал её в компьютер). Девушка тоже ничего не сказала о пропавшем фотоаппарате, думаю, просто забыла о нём.

Пожилая женщина-врач подтвердила, что проверила пульс и глаза и убедилась, что она, Мария Васильевна, мертва. «Да, – сказала она, – не раз видела эту женщину в той школе, где учатся её внуки, она там учительница младших классов».

Наконец, следователь обратился к старику с палкой и портфелем в руках.

– Где вы живёте? – спросил следователь.

– Нигде, – ответил тот.

– Бомжуете?

– Нет, зачем? – ответил старик, – У меня просто нет дома, потому нахожусь там, где дозволено.

– Кто вы? – спросил следователь.

– Учитель. Но сейчас не работаю.

– Значит, бывший учитель? – уточнил следователь.

– Почему бывший? Я всегда учитель! – ответил старик.

И когда следователь спросил, в какой школе он работал, знаете, что он ответил?

– Неужели в нашей школе?

– Да, именно!

– Мистика какая-то... Кто же он?

– Вы должны помнить его. В нашей школе он проработал 15 лет. Вам он не понравился в силу своих особых взглядов на воспитание и обучение, в силу своих стараний вводить идеи...

– Опять гуманной педагогики, что ли?

– Да, он был сторонником гуманной педагогики.

– Так и знал...

– Я знаю, о ком вы говорите. Его уволило начальство...

– Но вы же не защитили его? Вы же знали, по какой причине его увольняли, но не только не высказали протест против произвола властей, но даже были рады; вы победили и, говоря прямо, да, именно выгнали его...

– Что у вас в портфеле? – заинтересовался следователь; портфель был кожаный, мужской, для книг и бумаг.

Старик открыл портфель...

– Почему называете его стариком, он, как я помню, мужчина в летах...

– Вы это узнаете позже.

Он открыл портфель и показал:

– Рукописи.

– Вы писатель? – спросил следователь.

А он ответил:

– Я – мечтатель.

– И о чём мечтаете? – проявил излишнее любопытство следователь.

– О том, как сделать жизнь детей и учителей в школе счастливой...

– Ну, хорошо, – сказал следователь, – вы знаете эту женщину?

– Я работал в той же школе, что и она. Я и этого парня знаю.

– Маленького мальчика видели?

– Да, – ответил он, – хороший мальчик.

– Где он сейчас?

– Я вам не скажу!

Ответ следователь понял как «я не знаю», но сам же старик имел в виду совсем другое: «Я знаю, но вам не скажу».

Следователь перешёл к главному вопросу:

– Вы видели, как молодой человек ударил женщину по лицу и как она упала на асфальт?

Он ответил:

– Мы с маленьким мальчиком стояли в трёх шагах от них, видели и слышали, какой между ними состоялся разговор, но молодой человек не ударял женщину, мы даже не заметили, как она улеглась на асфальте. И шума от удара в лицо не было.

– Вы что, глухой или слепой? – съязвил следователь. – Стояли в трёх шагах от них, смотрели на них и не заметили мощного удара в лицо, не услышали шума от удара и не видели, как женщина упала?!

– Зачем? Я вас хорошо слышу и вижу и всё прекрасно помню, дословно помню их разговор...

– А удара не видели и шума не услышали?

– Нет, – ответил старик, – нет, потому что их не было.

– А что было?

И он рассказал:

– Молодой человек, чем-то сильно озабоченный, подошёл к витрине, в это время я уронил палку. Он быстро поднял её и протянул мне. Рядом со мной стояла эта дама и разглядывала витрину. На шум она обернулась, и их глаза встретились. И я увидел, как напрягся и испугался молодой человек. Он в страхе застыл на месте, но вскоре пришёл в себя и собрался было отдалиться или совсем уйти. Она же насмешливо прищурила глаза и сказала злобно и брезгливо: «Это ты, Никчёмный? Повзрослел, Никчёмный? Небось, остался таким же жалким и тупым, каким был? Или жизнь, наконец, научила тебя быть хотя бы слугой?» Молодой человек напрягся ещё больше, но не промолвил ни слова, обернулся и собрался было отстраниться от неё или уйти. Он, видно было, спешил куда-то и нервничал, что автобус запаздывает. Но её издевательство заставило его обернуться. Она раздражённым тоном грубила ему: «Как дар твой, Никчёмный, или Бог отнял его у тебя?» Вот тогда всё и произошло.

– Что «всё»? – переспросил следователь.

– Всё, что произошло, и чего никто не видел...

– То есть он сильно ударил её по лицу, и она упала на асфальт, так?

– Нет, я этого не говорил, потому что этого не было, – твёрдо сказал старик, – без всякого удара женщина как будто сама легла на асфальт, – хотя и этого я не видел, – и покинула наш бренный мир.

– Он же сам говорит, что со всей силой ударил её...

– Не ударял он, и руки не поднимал...

– Чушь какая-то... Вы понимаете, что несёте ответственность за ложные показания?

– Конечно.

– Тогда ещё раз спрашиваю... предупреждаю... – сказал следователь с угрозой, – где были ваши глаза, где были ваши уши? Вы стоите в трёх шагах, тот ударяет женщину по лицу...

Старичок оборвал следователя:

– Где мои глаза и где мои уши, надеюсь, сами видите. Что мне делать, если вы не понимаете? Да, он, может быть, ударил её по лицу со всей силы, но он мог свершить это в душе, в своём воображении. Там, я уверен, он и раньше, будучи учеником, тысячу раз колотил её... Но здесь, внешне, он и пальцем не шевельнул, руку не поднял. Потому шума от удара не было, хотя женщина оказалась на асфальте вот в таком виде и ушла из жизни. Вот правда, если она вам вообще нужна.

Следователь оказался хамом и грубияном.

– Вас психиатры ещё не исследовали? – спросил он злобно, с издевкой.

Старик с грустью взглянул на следователя, как на действительно тяжёлого больного, и собрался уходить.

Следователь не почувствовал никаких угрызений совести и сказал бы старику нечто ещё более грубое, но в это время подъехала машина скорой помощи.

Врач медицинской экспертизы засвидетельствовал смерть Марии Васильевны, составил акт об ударе в лицо. Записал в протоколе, что не обнаружено никаких следов крови и что смерть наступила мгновенно.

Когда эксперт заканчивал обследование, старик сказал ему:

– Можно вам что-то предложить?

– Вы кто, врач? – спросил тот.

– Я учитель.

– И что вы хотите мне предложить? – поинтересовался он настороженно.

– После того, как молодой человек со всей силы ударил женщину по лицу, стало быть, на лице женщины и на руке молодого человека должны были остаться следы.

– Это так, – подтвердил эксперт.

– Но на левой щеке у женщины нет никаких следов, разве не так?

Эксперт нагнулся и внимательно изучил щеку Марии Васильевны.

– Странно, – сказал он, – может, он левша и ударил по правой щеке?

Он осторожно повернул голову Марии Васильевны, но и там не нашёл следов.

– Странно, – повторил он и сделал несколько снимков.

Потом обследовал руки молодого человека, но на них тоже не было никаких следов.

– Надо переписать протокол, – сказал он.

А старик тем временем посоветовал и другое:

– Вот видите, если женщина упала на асфальт в результате сильного удара в лицо, во-первых, она должна была быть отброшена от того места, где она вначале стояла. Я прав?

– Вы правы, – подтвердил врач-эксперт.

– Во-вторых, – продолжал старик, – на той части тела, которой она, конечно же, рухнула, должны быть следы.

Тот принял и этот совет и даже с каким-то любопытством начал изучать те места на теле Марии Васильевны, которыми она могла удариться об асфальт. Для этого пришлось вырезать куски ткани на платье.

– Странно... странно... но никаких следов, она будто сама в постель легла, – и поблагодарил старика.

За всем этим наблюдал следователь и ухмылялся. У него уже был протокол чистосердечного признания задержанного. Для него дело было уже закрыто.

Тело Марии Васильевны уложили на носилки и закатили в кузов машины скорой помощи.

Полицейские тоже уехали, забрав с собой виновного.

Собравшиеся медленно расходились.

Старик с палкой и портфелем в руках побрёл по тротуару.

Пожилой человек с собакой всё время стоял лицом к стене продовольственного магазина и тихо плакал. Но теперь вытер слёзы и посмотрел вслед идущему старику.

– Эй, учитель! – крикнул он ему.

Тот обернулся.

– Пойдём со мной, поживёшь у меня... Мечтай и пиши, никто тебе мешать не будет!

Старик молча согласился.

– Только подожди минуточку.

Он оставил собаку на улице и зашёл в продовольственный магазин.

– Три бутылки пива – мне, моему гостю и собаке, – сказал он продавщице.

Она улыбнулась и уложила бутылки в пакет.

Учитель ждал.

– Знакомься, Сократ, – сказал пожилой человек собаке, – он наш друг, он – У-чи-тель! Пошли.

Закон причин и следствий торжествовал...

Уважаемые коллеги!

До этого я рассказывал вам о внешних обстоятельствах произошедшей трагедии и изредка задевал её глубинные причины. И о самой Марии Васильевне я практически ничего не говорил. Мы, конечно, жалеем, что всё так случилось, отдадим должное её памяти, потребуем, чтобы справедливость одержала верх.

Но что же дальше будет?

Какой будет в дальнейшем наша педагогическая жизнь: такой же, какова она сейчас, или всё-таки изменимся сами и изменим наши отношения к своим ученикам?

– Чем вам не нравятся наши отношения к ученикам?

– Учим по полной программе. Кто хочет, пусть научится; не хочет, пусть пеняет на себя. Наша ли вина, что все они такие распущенные, безалаберные, падкие на удовольствия, рабы компьютеров...

– Нам нужно спасти поколение детей, помочь им... Это поколение новое, оно...

– Теперь начнете, что это дети индиго, дети света, дети с миссией... Знаете что, это все враньё. Дети как дети, они хуже, чем было 20–30 лет тому назад... С чем они пришли – это их гиперактивность и неуправляемость, умственная недостаточность...

– А вы ещё говорите – помочь, спасти... Легко такое говорить. А если они не приемлют нашу помощь, не поддаются воспитанию, что тогда? Я понимаю, к чему вы клоните, опять будете говорить о любви к детям. Мы очень даже любим своих учеников и желаем им счастливого будущего. Но кто-то ведь должен внушить им, чтобы они тоже полюбили своих учителей, а не ненавидели их, обманывали и хитрили, срывали уроки, вели себя по-хамски... Родителям плевать на воспитание своих детей, государство всячески унижает учителей...

Размышления «философа»:

«Учитель!

Для кого создана планета Земля и все, что есть на этой планете?

Для Человека – в это надо поверить, и тогда твоё сознание расширится!

Смотри, как красиво поёт о величии Человека Омар Хайям:

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: