Е.Н. Вежновец, И.В. Сидорская 19 глава

Ареной действия З.К. выступает все общественное производство, источником саморазвития - постоянное возникновение и разрешение социального противоречия (см.) между необходимостью максимальной самореализации человека во имя выживания и сопротивлением общественной среды этому естественному проявлению. В ходе развертывания научно-технического прогресса это противоречие разрешается, с тем чтобы возникнуть вновь и разрешиться на новой ступени общественного развития. Виды конкурентной борьбы все усложняются, становятся более многообразными и вариативными, принимают все более опосредованный характер. Наряду с конкуренцией мелких и средних производителей конкурентная борьба ведется между монополиями в одной отрасли хозяйства, между монополиями смежных отраслей, внутри монополий, между монополизированными и немонополизированными предприятиями и т.д. Конкуренция на современном этапе входит во все сферы экономических отношений. Вместе с тем, несмотря на разнообразие и сложность видов конкурентной борьбы, ее результаты строго детерминированы соотношением возможностей и способностей тех или иных субъектов конкуренции.

Основные формы проявления З.К. отражают различные типы взаимодействия законов разделения и перемены труда через отношения субъектов собственности. Они выражаются в четырех классических моделях: совершенной (чистой) конкуренции, а также в виде ее несовершенных форм - монополистической конкуренции, олигополистиче-ской конкуренции и чистой монополии. Совершенная конкуренция порождает наиболее органичное взаимодействие законов разделения и перемены труда, не сдерживаемое внешними ограничителями: отсутствует контроль над иеной, спрос очень эластичен, не практикуются неценовые методы, устранены препятствия для организации бизнеса, Противоположностью конкуренции выступает монополия. В данной модели одна фирма является единственным продавцом данной продукции, не имеющей близких заменителей, контроль над ценами значительный, спрос неэластичный, вход в отрасль для других фирм закрыт. В связи с отсутствием катализирующего влияния конкуренции через

ЗАКОН РАЗДЕЛЕНИЯ ТРУДА

отношение субъектов собственности блокируются естественные взаимосвязи между законами разделения и перемены труда.

Г.Н. Соколова

ЗАКОН ПЕРЕМЕНЫ ТРУДА- социально-экономический закон общественного производства, выражающий объективные, существенные, непрерывно усиливающиеся и расширяющиеся связи между революционными изменениями в техническом базисе производства, с одной стороны, и функциями рабочих и общественными комбинациями процесса труда - с другой. Ускоряющаяся подвижность трудовых функций - непреложное требование З.П.Т.

В контексте требований З.П.Т. речь идет об универсальности рабочей силы, ее гибкости, многосторонности, приспособляемости как условию ее способности к перемене труда. Основными причинами, вызывающими потребность в перемене труда, являются перевороты в техническом базисе производства. Во-первых, меняя технику, технологию и организацию производства, они приводят к исчезновению одних профессий и возникновению новых, связанных с использованием техники более высокого уровня. Во-вторых, создавая более прогрессивные отрасли производства, перевороты в техническом базисе резко изменяют пропорции в балансе рабочей силы, что ведет к изменению ее профессионально-квалификационной структуры. Если на первых этапах развития крупной промышленности в течение трудовой деятельности одного поколения изменения в профессиональной структуре были малоощутимы, чтобы разглядеть тенденцию к перемене труда, то на современном этапе одного поколения возникает потребность в смене профессии два-три и более раз.

Природа крупной промышленности постоянно революционизирует разделение труда внутри общества и непрерывно бросает массы капитала и массы рабочих из одной отрасли в другую. Поэтому природа крупной промышленности обусловливает перемену труда, движение функций, всестороннюю подвижность рабочего. Революционизация разделения труда влечет за собой радикальные перемены в его содержании, а последнее создает предпосылки для появления новых отраслей экономики и новых профессий. Перемена труда может осуществляться во времени, в пространстве, а также во времени и пространстве одновременно. При рассмотрении перемены труда во времени необходимо различать полное переключение с одного вида работы на другой, осуществляемое в больших интервалах времени, и чередование различных видов деятельности. Перемена труда в пространстве связана с управлением комплексами автоматических систем, включающих разнообразные виды работ. В отечественном производстве З.П.Т. проявляется в трех основных формах: перемена труда в границах данной профессии; переход от одного вида работ к другому: сочетание основной работы с различными видами деятельности на общественных началах. Многообразие форм проявления З.П.Т. непосредственно зависит от степени развертывания научно-технического прогресса.

Г.Н. Соколова

ЗАКОН РАЗДЕЛЕНИЯ ТРУДА- социально экономический закон, определяющий динамику разделения труда на его различные виды (физический и умственный, промышленный и сельскохозяйственный, исполнительский и управленческий и др.) и одновременно - основу деления общества на социальные группы, занятые названными видами труда, и отношения между группами в зависимости от их социального статуса и престижа труда.

З.Р.Т. зародился в рабовладельческом обществе, в условиях почти полного отрыва умственной деятельности от задач материального производства. Существенными чертами разделения труда в античную эпоху было развитие кооперации, без которой оснащенный примитивными орудиями труд рабов не мог бы обеспечить выполнение титанических работ. Особенности разделения труда в эпоху феодализма связаны с характером феодальной собственности. В соответствии с двумя формами собственности (земельной - феодалов и корпоративной - ремесленников) приобретало все более резкие черты разделение труда на сельскохозяйственный и ремесленный. Обособление в городах торговли от производства вызвало появление особого слоя - купцов, сосредоточивших в своих руках все торговые связи. Возросшая потребность в товарах массового пользования (наряду с уникальными ремесленными изделиями) обусловила возникновение мануфактур, определяющих разделение труда внутри предприятия. В технико-организационном аспекте мануфактуры явились необходимым историческим этапом становления организации производства (хотя и на эмпирической основе) в интересах повышения производительности труда. В социально-экономическом аспекте мануфактуры являли собой особый метод производства относительно прибавочной стоимости, отражающий уровень развития экономических отношений в обществе. Вместе с тем разделение труда внутри предприятия выявило свое разрушительное действие на личность работника, вынужденного всю свою жизнь выполнять ограниченный набор простых операций.

В период раннего капитализма (см.) мануфактурное разделение труда создало предпосылки возникновения крупной промышленности. Приближение ко все большей синхронности операций положило начало стройной организации производства и непрерывности производственных процессов. На основе этих предпосылок и осуществилась промышленная революция 18 - первой половины 19 вв., сущность которой состоит в грандиозном скачке уровня производительности общественного труда, осуществленном путем замены мануфактурного производства производством, основанным на применении системы машин. Разделение труда становится из эволюционного революционным в середине 20 в., когда наука превращается в необходимый компонент производства.

Первое проявление воздействия науки на разделение труда внутри предприятия выразилось в том, что в системе машин это разделение стало определяться объективным производственным механизмом. Второе - состоит в том, что машинное производство уничтожает необходимость пожизненно прикреплять рабочих к выполнению одних и тех же функций. Воплощаясь в системы машин, наука постоянно произ-

ЗАКОН СООТВЕТСТВИЯ СОДЕРЖАНИЯ И ХАРАКТЕРА ТРУДА

водит перевороты в техническом базисе производства, а вместе с тем и в функциях рабочих, требуя их переобучения. Третье - связано с главным направлением в изменении функций рабочих: внедрение в производство научных достижений изменяет пропорции в соотношении затрат умственного и физического труда (в индустриально развитых странах оно составляет 70:30). По мере развития данной закономерности разделение труда становится главным фактором развития универсальной рабочей силы на рынке труда.

Г.Н. Соколова

ЗАКОН СООТВЕТСТВИЯ СОДЕРЖАНИЯ И ХАРАКТЕРА ТРУДА- отражение в сфере труда (см.) более общего закона взаимного соответствия уровня развития производительных сил и состояния производственных отношений.

Рассмотрение эволюции труда в историческом аспекте показывает, что наиболее примитивный по своему содержанию ручной труд сочетался с личной принадлежностью раба рабовладельцу (рабский труд); ручной ремесленный труд, допускающий самостоятельность и творчество, но на низком уровне технологии, характерен для феодального общества; с развитием механизации и повышением качества производительной силы труда началось развитие капиталистического общества с наемным трудом лично свободных работников. Однако радикальное изменение производительных сил не обязательно влечет за собой смену общественно-экономических стадий эволюции общества, иногда вызывая реорганизацию производственных отношений (по выражению Н.Д. Кондратьева - см.) в рамках наличного качественного состояния социума. Взаимоотношение человека и средств труда, являясь важнейшим моментом внутренней диалектики производительных сил, не исчерпывает диалектики самого труда как активного процесса воздействия на природу. В трудовом процессе средства труда выступают слитно с человеком как одно целое, направленное на обработку предметов труда. Это - различие внутри единства, которое представлено в производительных силах и которое содержит собственное движущее противоречие, реализующееся в условиях взаимодействия производительных сил и производственных отношений. Именно на это противоречие внутри производительных сил обратил внимание Кондратьев, создавший теорию малых (3-5 лет), средних (7-11 лет) и больших (около 50 лет) циклов экономической конъюнктуры.

Переинтерпретируя основания соответствующей социологической модели Маркса (см.) посредством принципиального новых инструментариев описания, Кондратьев показал, что повышающей волне больших циклов наблюдается оживление в сфере технических изобретений и внедрении этих изобретений, связанное с реорганизацией производственных отношений. На понижающей волне кризиса и депрессий создаются предпосылки для перехода к новым технологическим принципам, что, в свою очередь, требует капиталовложений в обновление действующих производств и формирование новых отраслей. Эта реорганизация происходит в рамках одного общественного типа, отражая во многом принципы реоргани-

зации производственно-технических отношений между людьми, определяемые новыми приоритетами научно-технического прогресса.

Основные эмпирические закономерности, в рамках действия З.С.С.иХ.Т., сводятся к следующим: 1) Перед началом повышающей волны каждого большого цикла, а иногда в самом ее начале наблюдаются значительные изменения в условиях хозяйственной жизни общества. Эти изменения выражаются в значительных технических изобретениях и открытиях, в глубоких изменениях техники производства и обмена, изменении условий денежного обращения, усилении роли новых стран в мировой хозяйственной жизни и т.д. 2) Периоды повышающих волн больших циклов, как правило, значительно богаче крупными социальными потрясениями и переворотами в жизни общества, чем периоды понижающих волн. 3) Понижающие волны больших циклов сопровождаются длительной депрессией сельского хозяйства. 4) Большие циклы экономической конъюнктуры выявляются в том же едином процессе динамики экономического развития, в котором выявляются и средние циклы с их фазами подъема, кризиса и депрессий. Средние циклы как бы "нанизываются" на волны больших циклов, поэтому характер фазы большого цикла, на которую приходятся данные средние циклы, не может не отражаться на ходе средних циклов. Очевидно, что в период повышающих волн больших циклов преобладают годы подъемов, а в период понижающих волн больших циклов - годы депрессий.

Первый большой цикл, по Кондратьеву, охватывал период с 1795 по 1845, второй-с 1845 по 1895, третий - с 1895 по 1945, четвертый (предположительно) - с 1945 по 2000. Следуя методологии Кондратьева, можно проследить окончание третьего и четвертый большие циклы развития экономической жизни. Окончание третьего цикла связано, как известно, с развитием атомной энергетики, и одновременно - со Второй мировой войной, одной из предпосылок которой явилось возрождение и обновление тяжелой и военной индустрии Германии. Четвертый большой цикл ознаменован информационной революцией, приближающей человечество к информационному обществу (см.), в котором информация (см.) и знание (см.) выступают в качестве основной социальной ценности. Если в индустриальном обществе (см.) основные переменные - труд и капитал, то в информационном - информация и знания, которые замещают труд в качестве источника прибавочной стоимости. Итак, действие З.С.С.иХ.Т. связано с двумя условиями - наличием научно-технических изобретений и открытий, хозяйственными возможностями применения этих изобретений и открытий на практике - и включается в закономерный процесс экономического развития. Войны и социальные потрясения оказываются не исходными силами этого развития, а его функцией и формой, а именно - функцией и формой постоянно возникающих противоречий между человеком и средствами труда в их воздействии на предмет труда, между уровнем развития производительных сил и состоянием производственных отношений, связанных с борьбой за рынки сбыта и сферы экономического влияния.

Г.Н. Соколова

'ЗАКОНЫ И ОБЪЯСНЕНИЯ В СОЦИОЛОГИИ"

"ЗАКОНЫ И ОБЪЯСНЕНИЯ В СОЦИОЛОГИИ"-

текст У. Аутвейта (см.). По мысли автора, "вокруг названного вопроса ведется два диспута. Первый - это диспут между философами науки о том, что такое научные законы. Второй -это спор о том, полезны ли такие законы для социологии и если да, то каково их применение".

Как отмечает Аутвейт, можно "рассматривать как непроблематичное утверждение о том, что социологи стремятся объяснить разные вещи, даже если понимать объяснение в предельно широком смысле, включающем в себя описание /см. - B.A.I и понимание /см. - B.AJ (в том особом значении, в котором это слово употребляется в социологии) и т.п.".

За основу рассуждений Аутвейт предлагает принять модель объяснения из "повседневной жизни и которая объединяет множество различных способов объяснять. В частности, ответом на вопрос о том, почему что-либо происходит, например на вопрос: "Зачем они это делают?", нередко будет описание действий. Если вы спросите о причине конкретного скопления людей, зачастую вполне удовлетворительными будут ответы: "Это - футбольный матч", "Это - полевая обедня" или "Демонстрация...". Конечно, затем могут возникнуть другие вопросы, скажем, почему матч проходит на стадионе Б, а не на стадионе А, или, более фундаментально: "А что такое футбольный матч, обедня и т.п.?". В ответ на первый вопрос можно сказать, что стадион А - лучше или более соответствует целям данного мероприятия; что стадион Б - закрыт на ремонт или, что может показаться более интересным, что мэрия решила удержать участников мероприятия как можно дальше от центра города. Интересная структурная особенность последнего из приведенных объяснений заключается в том, что оно объясняет, рассказывая историю или, по крайней мере, отсылая к возможной истории о процессе (или совокупности процессов), приведшем к объясняемой ситуации. Это, конечно, та самая форма объяснения, которую мы часто обнаруживаем в исторических повествованиях. Объяснение второго типа, отвечающее на вопрос: "А что такое матч, обедня и т.п.?", повлечет за собой более полное описание структуры, целей и других черт объясняемых действий. Результатом могут оказаться ни много ни мало многотомные исследования по социологии спорта, религии, политической деятельности и т.п.".

По мнению Аутвейта, вопрос заключается в том, могут ли законы помочь нам объяснить жизнь общества, или же они лишь сбивают нас с толку и отвлекают от искомого объяснения.

Как отмечает Аутвейт, в английском, как и во многих других европейских языках, термин "закон" применяется и к научным законам, и к правовым принципам, находящим свое выражение в законодательных актах, конституциях и т.п. Следовательно, если существует Верховный Законодатель, сотворивший мир, каков он есть, наблюдаемые нами в природе упорядоченности наверняка являются результатом того, что вещи повинуются "Его" воле, точно так же, как человеческие создания, в общем и целом, повинуются законам политических и религиозных сообществ, к которым они принадлежат.

Идея "законов природы" начинает отделяться от этой, исходно теологической, концепции примерно в 17 в., когда современная западноевропейская наука делает свои первые успешные шаги. Остаются, однако, две "близнецовые" идеи -"регулярности" и "необходимости". "Регулярность" означает, что вещи всегда ведут себя тем способом, который описывается законом; "необходимость" подразумевает, что они почему-либо вынуждены так себя вести. Люди же, которых, начиная с 19 ст., принято называть учеными, открывают такие законы и используют их для описания или объяснения явлений природы.

По мысли Аутвейта, как только философы принялись за анализ этих законов, идеи регулярности и необходимости перестали столь гармонично сочетаться друг с другом. С регулярностью особых проблем не возникало: любое исключение из правил можно было объяснить особыми обстоятельствами. Но необходимость стала изрядной помехой. Самый очевидный ход заключался в том, чтобы анализировать необходимость в терминах природы вещей и следующих из нее тенденций. Однако стало ясно, что этот путь ведет либо к антропоморфизму - из-за уподобления неодушевленных предметов и явлений людям, принимающим решение что-либо сделать, - либо к тривиальному объяснению, не добавляющему ничего нового к исходному утверждению о том, что некая регулярность имеет место быть.

Для доминирующего философского течения, называемого эмпиризмом, единственным источником определенности стал чувственный опыт. Исходя из этого, Д. Юм осуществил свой анализ причинных законов, который, в различных модификациях, остается самой влиятельной доктриной. Все, что мы можем наблюдать, и, следовательно, с точки зрения эмпиризма, все, что мы можем знать, это регулярное совпадение, смежность событий. Идея о наличии необходимой связи между сопряженными по времени событиями, с точки зрения Юма, является просто привычкой человеческого ума.

В период становления науки в привычном нам понимании, т.е. в Европе и Северной Америке 17-18 вв., эти различия в анализе причинных законов всячески сглаживались: общественные науки в их современной форме развивались в тени наук естественных и в постоянном с ними соотнесении.

Развитие науки носит прерывистый, полный противоречий характер. В частности, противоречивым является статус самих научных законов. А. Эйнштейн писал в 1923: "В той мере, в какой законы математики относятся к реальности, они неопределенны; и в той мере, в какой они определенны, они не относятся к реальности".

По мысли Аутвейта, нам следует решить лишь один вопрос: должны ли мы рассматривать общественные науки в качестве "умственно неполноценных" или, выражаясь политически корректным языком, нам следует трактовать их как "иначе одаренных"?

Диспут о статусе законов в социологическом объяснении неотделим, таким образом, от более широкого спора о том, насколько общественные науки должны следовать примеру

"ЗАКОНЫ И ОБЪЯСНЕНИЯ В СОЦИОЛОГИИ"

естественных. Данный диспут начался в 19 в. с возникновением противостояния между позитивистами и их критиками.

Термин "позитивизм" известен своей многозначностью, но можно считать бесспорным, что первым его использовал О. Конт для обозначения своих взглядов: источником обоснованного знания может служить исключительно научное наблюдение, а отдельные науки, включая и науку, для которой он изобрел название "социология", образуют единую иерархическую систему знаний.

Вплоть до начала 20 ст. под "социологией" на деле подразумевали труды Конта и Г. Спенсера. Особенно радикальным выражением позитивистского натурализма были теории, рассматривавшие общество как своеобразный организм.

Антинатуралистские взгляды, однако, смогли создать сильное оппозиционное течение в философии истории, особенно в немецкоговорящих странах. И.Г. Дройзен предпринял отчаянную атаку на позитивистскую историю, в особенности на ее воплощение в трудах английского историка Г.Т. Бокля. Антинатурализм Дройзепа базировался на различении природы и духа (или разума), а также на своеобразии методов понимания последнего. Подразумеваемая здесь трактовка "понимания", как чего-то качественно отличного от наблюдения природных явлений, была выдвинута В. Дильтеем в его теории гуманитарных наук. В происходившем параллельно этому наступлении на натурализм Виндельбанд и Риккерт, занимаясь уже непосредственно проблемой метода, провели различие между генерализующим методом естественных наук и индивидуализирующим методом "наук о культуре" (истории, филологии и т.п.). Последние, как утверждал Риккерт, заинтересованы не в регулярностях, а в индивидуальных культурных явлениях, каким-то образом соотносящихся с человеческими ценностями. С этой точки зрения, очевидно, стремление к точной науке о законоподобных регулярностях в общественной жизни, если и не ошибочно, то едва ли может служить фундаментом для изучения человеческой истории.

Как отметил Аутвейт, термин "точная наука" оказался в центре происходившей в Германии дискуссии между "исторической школой" в экономике и теми, кто демонстрировал приверженность к более абстрактной форме экономической теории. Для исторической школы в экономике, как и для исторической школы в правоведении, очень существенным было положение о том, что экономические и правовые отношения должны рассматриваться как часть сложных исторических целостностей; они не могут быть абстрагированы из этого контекста и сведены к совокупности элементов, наподобие тех упрощающих анализ предположений о мотивах поведения, которые обычно можно найти в экономических теориях. Однако, отвергая поиск точных законов в экономике, историческая школа, как заметил ее критик К. Менгер, проявила отменный энтузиазм по отношению к глобальным законам общественного развития.

Современный позитивистский эмпиризм совершенно отвернулся от исторической сложности (и возможности обнаружить в этой исторической сложности какие-то законы развития) и стремится лишь упрощать, анализировать, абстрагировать.

Менгер занял некую компромиссную позицию, приняв существование двух подходов к науке: "реалистически-эмпирического" и "точного". Первый из них, индуктивный по своей природе, может вести только к приблизительным описаниям регулярностей; явления, таким образом, удастся упорядочить лишь посредством "реальных типов и эмпирических законов", не достигая уровня "истинных типов и точных законов".

Но, по Менгеру, существует и другой, "точный" метод исследования, который "стремится к установлению простейших элементов всего действительного. Он стремится к установлению этих элементов посредством анализа, который лишь отчасти является эмпирико-реалистическим, т.е. не принимая во внимание, являются ли сами эти элементы существующими в реальности независимыми феноменами... Таким образом, теоретическое исследование приходит к результатам... которые, вне всяких сомнений, не нуждаются в полномасштабной эмпирической проверке (так как обсуждаемые здесь эмпирические формы - например, абсолютно чистый кислород, чистый спирт, чистое золото, личность, преследующая чисто экономические цели и т.п., - отчасти существуют лишь в наших теоретических идеях)" .

Одной из центральных тем в противостоянии Менгера и Г. Шмоллера стал анализ мотивов экономического поведения. Шмоллер критиковал "психологические" предположения классической экономики, на что Менгер замечал, что принятие эгоизма в качестве основного мотивационного постулата было всего лишь удобным упрощением: экономика не отрицает существование других мотивов, так же как теоретическая механика не настаивает на том, что не существует заполненного воздухом пространства. Эта экономическая дискуссия была, по меньшей мере, одной из причин предпринятой М. Вебером попытки разрешить споры, разработав концепцию "идеальных типов" /см. - B.A.I.

Эта концепция, введенная в социологию Зиммелем и Вебером, позднее стала центральным элементом в нескольких ключевых социологических подходах. Вебер принял, в широком смысле, менгеровское различение между историей и теорией или между "эмпирико-реалистическим" и "точным" подходами, но он предложил иное, чем Менгер, объяснение сути этого различения.

Во-первых, различие между этими двумя подходами восходит, по Веберу, не столько к различиях в предмете, с которым они имеют дело (социально-историческая тотальность против отдельных аспектов, или сторон, действительности), сколько к различиям в познавательных интересах, исходя из которых мы изучаем какие-то явления.

Во-вторых, в основе этого различения между "систематическим" и "историческим" подходами для Вебера лежи даже более важное различие между теми типами знания, которые достижимы и желательны с точки зрения естествознания, и теми, которые свойственны экономике и подобным ей наукам. Ожидать, что из экономических "законов" можно вывести конкретные, количественные предсказания, - значит находиться в плену "натуралистических предрассудков". Экономические "законы", согласно Веберу, могут иметь лиан

"ЗАКОНЫ И ОБЪЯСНЕНИЯ В СОЦИОЛОГИИ"

вдеально-типическую форму. Однако их неприменимость к индивидуальным случаям не ставит под сомнение их эвристическую ценность.

Социология, таким образом, является для Вебера генерализующей наукой в том смысле, что в отличие от истории она ищет "общие закономерности в происходящем"; социологические теории не столько состоят из законоподобных утверждений, сколько используют последние - условно и по случаю. Социология - это, скорее, потребитель, а не производитель законов. К тому же, конечно, для того чтобы служить адекватным объяснением, эти закономерности должны быть "понятны". Они должны обладать "смысловой адекватностью" наряду с "причинной адекватностью" (в смысле достаточной эмпирической обоснованности).

Вебер рассматривал эмпирические регулярности как то, что подлежит объяснению, а не как объяснение само по себе. Адекватное социологическое объяснение всегда должно обладать свойством исторической конкретности и включать в себя ссылки на цели и ориентацию действия реальных либо "типических" индивидов. Даже если последствия этих действий окажутся непреднамеренными, как в случае протестантской геологии и "духа" капитализма, эти последствия не имели бы места, если бы индивидуальные деятели не поступали определенным образом, руководствуясь определенными мотивами.

Согласно Аутвейту, произошедшая во второй половине 20 ст. замена позитивизма на реалистскую философию науки привела к переформулировке диспута, но не к его разрешению. Ранее - в 1950-е и 1960-е - научная теория рассматривалась в математических терминах как интерпретация или содержательная "начинка" совокупности формальных отношений между переменными. Как и контовский позитивизм, логический эмпиризм полагал, что науки формируют или стремятся образовать в будущем единую, гармоничную систему. Решающее различие состояло в том, что логические позитивисты были редукционистами. Они были убеждены в том, что и язык, и, п конечном счете, законы всех других наук в пределе могут быть сведены к языку физики. В результате возникла ситуация, когда учебники по философии социальных наук изобиловали примерами, взятыми из физики для того, чтобы проиллюстрировать, что же такое теории, законы, объяснения и т.п.

По мнению Аутвейта, социальные науки оказались внутри какого-то замкнутого круга. Их теории, законы и объяснения были неудовлетворительны, так как используемые понятия были недостаточно точно определены. Но приблизительный характер понятий, в свою очередь, был связан с отсутствием устоявшихся теорий. Ортодоксальная позиция по проблеме законов и объяснений, таким образом, была одной из тех ортодоксии, чья действенность обратно пропорциональна получаемой ими доле критического анализа. Общественные науки, как и все прочие науки, должны ориентироваться на поиск объяснений, а объяснения должны включать в себя охватывающие законы. Такова была идеология, оправдывавшая практику, которая на деле состояла преимущественно в коллекционировании эмпирических результатов. Все согла-

шались с тем, что результаты должны допускать обобщение, но это требование часто воспринималось как сугубо техническое и сводилось к специальным проблемам получения репрезентативной выборки и измерения статистической значимости полученных результатов. Конечно, авторы стремились прежде всего не к систематизации социальных наук, а к энциклопедическому представлению достигнутых этими науками результатов, но их данные вполне очевидно являют собой продукт того, что Ч.Р. Миллс назвал "абстрактным эмпиризмом". Все это вело к тому, что статус теорий в социальных науках оставался радикально неясным. Теории, как мы видели, должны были состоять из общих законов; они также должны были обладать свойством проверяемости - либо в терминах исходной позитивистской теории верификации-подтверждения, либо в согласии с влиятельной попперов-ской переформулировкой, требующей, чтобы научная теория могла быть в принципе фальсифицирована, опровергнута с помощью эмпирических доказательств. Эти два требования было трудно примирить. Довольно легко свести утверждения теории к упрощенной форме, допускающей проверку, но это не позволяло получить сколь-нибудь интересные общие законы.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: