МОРИСУ ШЛЕЗИНГЕРУ В ПАРИЖ

[Ноан,] 5 октября 1841

Дорогой друг.

У г-на Фонтаны есть для Вас Прелюдия (Речь идет о Прелюдии cis-moll, ор. 45 (опубликована 28 ноября 1841 г. в Вене у Мекетти и в Париже у М. Шлезингера), посвященной княжне Е. Чернышевой, ученице Шопена.). Я Вам уступлю исключительное право на ее издание для Англии (конечно, если Вы того желаете) за сто франков — так как я больше не хочу иметь дело с Бесселем. Что касается исключительного права для Франции, то я отдаю его Вам с тем, что будет погашен мой счет у Вас вплоть до сегодняшнего дня — и за прекрасный экземпляр Keepsake’a [альбома], достойный того, чтобы его послать кн[яж]не Чернышевой, которой я посвящаю свою Прелюдию. — Буду рад получить от Вас словечко по этому поводу.

Преданный Вам Ш.

На русском публикуется впервые. Оригинал на французском языке.

ЮЛЬЯНУ ФОНТАНЕ В ПАРИЖ

[Ноан, 6 октября 1841]

Милый.

Благодарю Тебя за присылку бумажника. Посылаю Тебе Прелюдию — крупным шрифтом для Шл [езингера], а более мелким — для Мекетти. Обрежешь таким же образом рукопись мною написанного Полонеза (Полонез fis-moll, ор. 44, посвященный Л. де Бово.), сложишь (пронумеровав страницы) так же, как Прелюдию, приложив мое письмо к Мекетти и запечатав в конверт, который я Тебе посылаю, и отдашь в руки Лео с просьбой послать почтой Мекетти, который ждет его. Письмо к Гаслингеру отдай сам на почту, а если не застанешь Шлезингера, оставь ему письмо, но не рукопись, которую отдашь ему, только если он Тебе скажет, что берет Прелюдию в счет погашения счета. Если бы он вовсе не захотел получить propriété [право собственности] для Лондона, то скажи ему, чтобы он написал мне. И Ты напиши. Скажи ему, что я не требую тотчас же эти 100 фр[анков]. Также не забудь поставить опус на Полонезе и следующий номер на Прелюдии, которую пошлешь в Вену. Не знаю, как пишется «Чернышева»; может быть, Ты найдешь на столике под вазой или где-нибудь на маленьком столике около той бронзовой штуки какую-нибудь записку от нее, или от гувернантки, или от дочери. Если нет, то Ты бы меня очень обязал (если это Тебе не неприятно), — Тебя там уже знают как моего друга, итак, Ты бы меня очень обязал, если бы пошел к ней в Hôtel de Londre, Place Vendôme, и, если они еще в Париже, попросил бы от моего имени, чтобы молодая княжна написала Тебе свою фамилию... Скажешь, зачем: Tscher или Tcher? Или еще лучше: спроси М-elle Краузе, гувернантку. Скажи, что хочешь сделать сюрприз молодой к[няж]не, и попроси эту панну Краузе (очень хорошенькая), чтобы она Тебе написала, Elisabeth ли и Tschernischef (Прелюдия ор. 45, посвящена «M-lle la Princesse Elisabeth Czernicheff».) ли, или ff, — узнай, как у них принято писать. Скажи, чтобы она сказала к [няги]не матери, но я бы хотел, чтобы не говорили дочери, до тех пор пока я ей не пришлю отсюда. Если Ты не хочешь всего этого [делать], то не стесняйся, напиши, что не хочешь, — я узнаю как-нибудь иначе; но не вели тогда Шлезингеру пока печатать посвящение; скажи ему, что я еще не знаю, как это пишется. Однако надеюсь, что Ты найдешь где-нибудь записку из их дома, где будет их фамилия. Что касается переезда, то я доволен, что у Тебя есть appart [ement — квартира]. Из гостиной можешь взять себе диван, а остальное Пеллетану (Эжен Пеллетан (1813—1884) — французский литератор и политический деятель, близкий друг Жорж Санд. В 1837 г. был воспитателем Мориса Дюдевана.), 16, rue Pigal[le], Из спальни мне придется взять кровать, так как décidément [решительно] я буду жить в одном из флигелей на rue Pigal [le]. Словом, Тебе немного останется. Еще сегодня я подробно напишу Тебе об этом. Кончаю, потому что почта отходит, а я хочу, чтобы мое письмо в Вену пошло непременно на этой неделе. Итак, через час напишу Тебе снова подробное письмо о наших делах.

Твой Ш.

ЮЛЬЯНУ ФОНТАНЕ В ПАРИЖ

[Ноан, начато 6, окончено 7 октября 1841]

Мой Милый.

Итак, вели перевезти мебель: из гостиной я особенно поручаю Тебе вазы. Так как ящики мебели, в которой стоит фарфор, не запираются на ключ, то вынь всё, что там будет. Поскольку решено, что я буду жить в одном из флигелей, то мне нужна и кровать. Хлам вроде нот и всё, что только будет Тебе мешать, вели перенести на rue Pigal [le]. На это Тебе понадобятся деньги. Так вот, если тех 50 [франков] будет мало, то пусть Тебе даст Ясь, сколько может. Что касается счета за квартиру, то сходи к Плейелю, которого я предупредил, и он даст Тебе денег на квартирную плату. Дай привратнику от меня 20 фр[анков] на чай и вели все письма отсылать на rue Pigal[le], 16. Фонтан (не Ты, а тот, что стоит в передней) может Тебе пригодиться, также и диванчики, хотя и скверные, но к ним имеются housses’ы [чехлы]. Мне жаль, милый, что я могу услужить Тебе лишь такой рухлядью, но, как говорит пословица, и самая красивая девушка может дать только то, что у нее есть. Не сердись во время переезда. Не забудь моих безделушек на камине. Что касается pendule [часов с маятником], то возьми их себе; не знаю, оставлю ли я их Тебе; должно быть, да, так как мне, вероятно, их некуда будет поставить. Не старайся также всё перевезти в один день, чтобы Тебе это не осточертело вконец! Напиши мне, если Ты видишь в этом деле еще какие-нибудь затруднения. Пеллетан с rue Pigal [le] будет уведомлен.

Не получил ли Ты чего-нибудь от Бесселя? Если, как мне вспоминается, Ты на этот раз не проставил на конверте его адрес (который я никогда не знаю), то письмо к нему, наверно, не дошло. Подождем.

Если бы Ты случайно знал о каком-нибудь лакее, или Ясь, или Альбрехт, или Алькан, или Гжимала; может быть, попадется какой-нибудь, иногда это случается. Но только не через Шарля, потому что были бы канканы, а так как я буду жить на rue Pigal [le], мне необходим такой человек, который бы не капризничал и не испортил слуг п[ани] Санд, приехавших из деревни. Бывает, попадается случайно. Может быть, в Клубе (В Польском клубе.) Ты услышишь о каком-нибудь хорошем. Завтра или послезавтра пошлю Тебе письмо к моим. Мой Отец сердечно Тебе кланяется. Не забудь о Трупена. Не кисни: зенит Твоих огорчений, как и зенит моих, уже, должно быть, миновал. Нам уже по 30 лет с лишком. С Твоей панной Млокосевич, как мне пишет сестра (я не спрашивал про нее), был неприятный случай. Она болела. Одни говорили — вздутие печени, [другие] — водянка; но выкачали то ли воду, то ли что другое, — и она здорова, и тонка, и стройна, как прежде. Никто не знает правды. Наш Новаковский, который должен был сюда приехать, уже в Варшаве. Он доволен. Какая-то панна из Института гувернанток влюбилась в него, и он потерял место в Институте. Вспомни, что он лысый и растяпа гораздо больший, чем мы, а еще покоряет сердца! Это хорошее предсказание для нас. Сегодня 7-е (2¹/₂ ночи), Ты переезжаешь пятнадцатого — или раньше? У Тебя еще неделя. Я напишу Тебе, если вспомню что-нибудь безотлагательное. Особенно прошу Тебя, не забудь сказать привратнику, дав ему 20 франков, чтобы людей и мои письма он отсылал на rue Pigal [le] (Осенью 1841 г. Шопен переехал с улицы Tronchet и поселился на первом этаже одного из двух флигелей на улице Pigalle, № 16.). Жаль мне Тебя. Вижу Тебя среди пыли и беспорядка. Если бы я сам мог быть в Париже при переезде, то, наверное, не мучил бы Тебя.

Твой старый Ш.

Поклонись Лео и не забудь сказать, чтобы к Мекетти послал по почте, а не с оказией. Письмо Гаслингеру с а м, а не Лео, отдай на почту.

ЮЛЬЯНУ ФОНТАНЕ В ПАРИЖ

[Ноан, 9 октября 1841]

Мой Милый.

Ты, вероятно, получил мои письма и мои сочинения, прочитал немецкие письма (Вероятно, письма к немецким издателям.), запечатал и сделал всё, как я Тебя просил, не правда ли? Теперь, что касается Весселя, то он олух, мошенник. Ответь ему, что хочешь, но скажи, что я не думаю уступать моего права на Тарантеллу, потому что он не вернул ее вовремя, и что если он потерял на моих сочинениях, то, вероятно, из-за глупых заглавий, какие он понадавал, несмотря на мой запрет и несмотря на неоднократные насмешки пана Стэплтона, что если бы я послушался своего внутреннего голоса, то после этих заглавий я бы ему ничего больше не посылал. Высмей его, как только можешь. Что касается переезда, то сегодня г-н Пеллетан на rue Pigal [le] официально уведомлен п[ани] Санд, которая благодарит Тебя за те несколько любезных слов, которые Ты прислал с бумажником. Мои письма вели отдавать на rue Pigal[le], 16, и очень очень внуши это привратнику. Сын п[ани] С[анд] (Морис Дюдеван.) около 16-го будет в Париже; я пошлю Тебе с ним рукопись Концерта (Речь идет об Allegro de Concert op. 46.) и Ноктюрнов (Ноктюрны c-moll и fis-moll, op. 48.). Пиши. Здесь дождь и грязь. Обними Яся. Что касается Антка, то, мне кажется, я уже говорил Тебе, что его болезнь не так страшна и что там много чего-то другого. Вероятно, мы его скоро увидим, а своих он даже не увидит. Люби меня по-прежнему. Напиши словечко.

Твой Фриц.

Суббота утром

Почтовый штемпель: «La Châtre, 10 Oct. 1841».

ЮЛЬЯНУ ФОНТАНЕ В ПАРИЖ

[Ноан, 11 октября 1841]

Мой милый.

Из мебели бери что хочешь, — уж как-нибудь не поссоримся, когда приеду. Что касается Чернышевой, то хорошо, что Ты оставил «К[няги]не», — она уже несколько месяцев как к[няги]ня. Что касается Шле [зингера], то надо будет уступить. — Но что касается Трупена, то [уступать] нельзя. Так что, если Тебе Массэ откажет, скажи, что Ты не уполномочен [несколько слов зачеркнуто] решать только для Парижа и не знаешь, какова будет моя цена только для Парижа. Что касается слуги, то сомневаюсь, чтобы из привратника получилось что-либо подходящее для меня. Это идея Яся — и поэтому я заранее отказываюсь от этого слуги. Я совсем забыл, что он мне уже одного такого всучил, что Конде задушил (Шопен шутливо намекает на смерть Луи де Конде (1756—1830), задушенного своим слугой.). — Он такой добрый, что первого встретившегося ему на улице будет рекомендовать. Спроси про это Альбрехта или еще кого-нибудь другого. Напиши про Трупена. Молодой Морис уже не едет в Париж, как это намечалось ранее, так что рукопись пришлю в ближайшие дни по почте вместе с письмом к Родителям, и адресуй rue de Provence. Впрочем, не знаю. Напиши мне еще раз. — Привратнику rue Tronchet непременно дай на чай, и пусть пересылает мне письма на rue Pigal[le], 16. Я не знаю, когда вернусь. Занавески мне не будут нужны, так что поступай как знаешь. Ты глуп, если думаешь, что я считаю какие-то Твои долги. Если бы у Тебя еще были поместья в Куявии, то я, может быть, и стребовал бы с Тебя, да и то если бы речь шла о тысячах. Что касается продажи мебели, я был бы обманщиком. Евреем, вроде доктора Воловского, готовым продавать всякую рухлядь, я не буду, — пусть она Тебе послужит. Со временем, когда приобретешь себе новую, тогда и отдашь мне эту, — а впрочем, пусть это не волнует Твою английскую желчь. Я не такой болван, как Ты думаешь, и не сделаю ничего такого, что могло бы Тебя обеспокоить или как-нибудь иначе огорчить.

Adieu [прощай], мой милый, может, через месяц.

Ш.

Понедельник утром

На русском публикуется впервые. Адрес: «Monsieur Monsieur J. Fontana, 5, Rue Tronchet à Paris»; почтовый штемпель: «Paris, 14 oct. 1841»; «Chat... [неразборчиво] ».

ЮЛЬЯНУ ФОНТАНЕ В ПАРИЖ

[Ноан, 18 октября 1841]

Мой Милый.

То, что Ты сделал, Ты сделал хорошо. Странный мир! Массэ дурак, и Пеллетан дурак. Массэ знал о пачиниевском Вальсе и о том, что я обещал его «Газете» (Шопен имеет в виду «La Gazette Musicale».). Я не хотел ничего предпринимать, прежде чем не обращусь к нему. Если он не захочет дать по 600 [франков] с Лондоном включительно (цена моих обыкновенных рукописей была для него 300 фр [анков]), то трижды пять = 15. Таким образом, я должен был бы отдать столько труда за 1500 фр [анков], — это невозможно. Тем более что я сказал ему во время нашего первого разговора, что могут быть такие вещи, которые я не смогу отдать ему за эту цену. Так, например, не может же он претендовать на то, чтобы я продал ему за 300 фр [анков], напр[имер], 12 Этюдов или Une Méthode de piano. Точно так же это Allegro maestoso (Allegro de Concert op. 46. Еще в 30-е гг. Шопен собирался написать Третий концерт для фортепиано с оркестром, но это намерение не было им полностью реализовано: им была лишь написана первая часть Концерта — Allegro A-dur, которое, в виде сольного произведения, было закончено в 1840—1841 гг..), что я сегодня Тебе посылаю, я не могу отдать ему за 300 фр [анков], а только за 600. И ту Фантазию (Фантазия f-moll, op. 49.) не меньше, чем за 500. Зато Ноктюрны (Ноктюрны c-moll и fis-moll, op. 48.), Балладу (Баллада As-dur, op. 47,

третья) и Полонез (Полонез fis-moll, op. 44.) оставлю ему по 300, как и вещи, которые он уже раньше печатал. Словом, для Парижа эти 5 моих вещей [я отдаю] за 2000. Если его это не устраивает, то (entre nous [между нами] ) тем лучше, потому что Шлезингер очень охотно их купит. Но я бы не хотел, чтобы он [Массэ] принимал меня за человека, не соблюдающего каких-то там соглашений. Il n’y avait qu’une convention tacite d’honnête homme à honnête homme [Была лишь договоренность между двумя порядочными людьми], так что пусть не жалуется на мои условия, потому что они очень умеренные, тем более что я уже давно ничего не издавал. Единственное, что я хочу, — это честно выйти из этого положения. Знаю, что не продаюсь. Но Ты скажи ему, что если бы я захотел на нем нажиться или надуть его, то писал бы в год 15 посредственных вещей, которые он покупал бы у меня по 300 [франков], и я имел бы больший доход. Разве это было бы честнее? Мой милый, скажи ему, что я пишу редко, мало издаю. Пусть он не думает, что я дорожусь, но когда Ты увидишь мои рукописные мухи («Мухи» — так Шопен называл написанные своей рукой ноты, очень мелкие по размеру.), то сам скажешь, что я могу требовать 600, если за Тарантеллу [дали] 300 (за Болеро (Болеро a-moll, ор. 19.) мне дали 500). Прошу Тебя, ради бога, береги мою рукопись, не мни, не пачкай и не рви (Ты всё равно этого не сделаешь, но я пишу это, потому что так люблю мои тоскливые писания). Перепиши. Твое [копии] останется в Париже. Завтра получишь Ноктюрн, а в конце недели Балладу и Фантазию; не могу достаточно отделать. Если Тебе скучно переписывать, то сделай это ради отпущения великих грехов Твоих, потому что я не хотел бы отдавать эту паутину какому-нибудь грубому переписчику. Еще раз поручаю это Тебе, потому что я бы сошел с ума, если бы мне пришлось еще раз писать эти 18 страниц. Но не изомни!!!... Посылаю Тебе письмо к Гертелю. Постарайся мне там найти другого лакея вместо того, которого Ты нашел. По всей вероятности, в первых числах 9-bra [novembre — ноября] я буду в Париже. Завтра Тебе напишу. Пиши.

Твой Ш.

Понедельник утром

Перечитав Твое письмо, вижу, что он спрашивает об одном Париже, поэтому уладь этот вопрос, как можешь, только пой ему 3000 pour les 2 pays [для двух стран] (а 2000 для одного Парижа), если бы он сам Тебя очень об этом расспрашивал, потому что la condition des 2 pays [условие для двух стран] легче для него и выгоднее для меня: если не получится согласно его желанию, то он может воспользоваться этим как предлогом rupture [разрыва] со мной. Итак, подождем его ответа из Лондона. Пиши всегда откровенно и обращайся с ним, мой милый, всегда очень вежливо, будь холоден, но не со мной.

Ш.

ЮЛЬЯНУ ФОНТАНЕ В ПАРИЖ

[Ноан, 20 октября 1841]

Кажется, среда.

Мой милый, благодарю Тебя за Твою славную записку, — жаль, что дела не спорятся. — Удивляет меня Массэ, который думает получить мои рукописи меньше, чем за 300 фр[анков]. А потом, раз я решил не иметь никаких дел [с] Лондоном, так почему pour les 2 pays [для двух стран] на 300 фр[анков] больше. — Жулики, евреи, — но оставим это. Я еще не решил, обратиться ли мне к Шл [езингеру], но так как я наверно буду в Париже 2‑го или 3-го 9-brа [novembre — ноября], то, пожалуй, лучше отложить переговоры. Ожидаю сегодня Твое письмо с подробностями и признаюсь Тебе, что, может быть, оно и лучше, что я от него отделался и буду свободен.

Еще раз поручаю Тебе мое Allegro. Не показывай его Вольфу, потому что он всегда что-нибудь стянет и издаст раньше, — а также не верь его Мечонеру (Искаженная фамилия парижского издателя Жозефа Мейссонье.), ни всему прочему, что от него исходит. Вспомни Почеёво (Точнее — Почеюв; рынок в Варшаве, назван по имени первого владельца участка — Почея.). Он, даже если бы и взялся, больше напортит, чем наладит. Это аксиома, которую Ты сам превосходно знаешь, не хуже меня, и я пишу ее напрасно, но зачеркивать не стоит. Вскоре пришлю Тебе и другие [свои] вещи. Сегодня закончил Фантазию (Речь идет о Фантазии f-moll, op. 49.) — и небо прекрасно, а на душе у меня тоскливо, — впрочем, это неважно. Если бы было иначе, то, может быть, мое существование никому не было бы нужно. Сбережем себя на после смерти. N [ota] b[ene], не в плане Леру (Пьер Леру (1797—1871 ) — французский философ, публицист и политический деятель, последователь Сен-Симона; друг Жорж Санд, которая была вместе с ним основателем (1841) и сотрудником «Revue Indépendante» — «Независимого обозрения». Философские взгляды П. Леру оказали большое влияние на формирование мировоззрения Жорж Санд (ряд ее произведений проникнут его философскими принципами — «Спиридион», «Консуэло»), Шопен был хорошо знаком со взглядами П. Леру.) — так как в этом случае, чем раньше убьешь себя, тем правильнее поступишь («... чем раньше убьешь себя, тем правильнее поступишь» — согласно учению П. Леру, душа человека бессмертна, и, умирая, человек лишь временно переходит в мир забвенья; смерть лишь порог, за которым следует новое воплощение, новое возвращение в Человечество. «Современные люди, — писал он, — те же люди, которые жили в прошлом и будут жить в будущем». Но в каждом своем новом воплощении человек несколько продвигается вперед по пути усовершенствования, каждое новое воплощение более совершенно — таким образом и достигается прогресс человечества. А так как, согласно взглядам Леру, цель человека и человечества — самоусовершенствование, прогресс, — Шопен отсюда и делает несколько иронический вывод: чем скорее умрешь, тем скорее ты будешь способствовать прогрессу (P. Leroux. De l’Humanité, de son principe et de son avenir, 1841).). — Не делай отсюда никаких нехороших выводов, иду обедать.

Твой старый Ш.

Пиши, Яся обними.

На русском публикуется впервые. Адрес: «Monsieur Monsieur Jules Fontana, Rue de Provence, № 57». Почтовые штемпеля смазаны.

ЮЛЬЯНУ ФОНТАНЕ В ПАРИЖ

[Ноан.] Среда [27 октября 1841]

Мой Милый.

Мы приезжаем наверняка в понедельник (Описка Шопена: 2 ноября в 1841 г. приходилось на вторник.), то есть 2-го в 2 часа пополудни, а может быть, учитывая непредвиденные обстоятельства, в 5 или в 6. Ты предложил мне свою помощь при устройстве на rue Pigal [le]. Благодарю Тебя, этого я не хочу, уж слишком бы я злоупотребил Твоей добротой; но о чем я прошу Тебя — так это, чтобы Ты был в понедельник с 2-х на rue Pigal [le]. Также загляни туда заранее, повидай Пеллетана и узнай, как обстоят дела. Там Моро и его жена, слуги пани Санд, которых она тут уволила и отправила в Париж с позволением жить на rue Pigal [le] до тех пор, пока они не найдут себе места или квартиры. Если они еще там, непременно повидай Пеллетана, которому пани Санд об этом писала, и пусть они непременно выедут оттуда до понедельника, даже лучше до воскресенья. В случае, если он, Пеллетан, очень занят (так как он издает новую газету «Le 19 Siècle [XIX век]»), снесись с ним и проследи, чтобы открыли окна (если не будет дождя) и проветрили, в особенности флигель п[ани] Санд. Пусть дня за два до [приезда] протопят камины и печь. Если Моро, которого пани Санд по приезде, может быть, задержит на несколько дней, n [ota] b [ene], как приходящего, без жены, но не как живущего, о чем ему должен был сказать Пеллетан. Если этот Моро disponible [свободен], он хорошо знает service [службу, требования] п[ани] Санд, — так что Ты только присмотри за ним, чтобы он открыл окна и протопил камины. Если же этот Моро не disponible (о чем Тебе скажет Пеллетан), то пусть этим займутся portier [привратник] М-r Арман и его жена (очень славная), а Ты присмотри, n [ota] b [ene], снесясь с Пеллетаном, который, бедняга, наверное, со своим новым jоurnа1’ом теряет голову и физически не имеет времени присмотреть. Поговори с ним о его jоurnа1’е, это человек честный и ученый; обойдись с ним по-дружески и не сердись ни на меня, ни на него, ни на себя и ни на кого. Что касается лакея, то имей нескольких на примете, но никого не нанимай, потому что я не знаю, понравятся ли; хотя он и мой, но, живя рядом, — разное [бывает]. En tout cas [во всяком случае], к приезду [сойдут] привратники, они люди хорошие и услужливые; хорошо обойдись с ними и действуй намеками, а еще лучше дай в лапу, если они, а не Моро, займутся квартирой. Однако только в том случае, если это Тебя не затруднит. — Как-нибудь да будет. — Моя старая поговорка. Впрочем, время бежит, мир проходит, смерть гонится, и мои рукописи гонятся за Тобой. С этим Ты не спеши, милый, потому что я предпочитаю, чтобы их подождали в Лейпциге, чем чтобы мы застали по приезде на rue Pigal [le] холод, или пыль, или затхлость, или сырость. О моей квартире не беспокойся, ни о моем ложе, ни о чем. На следующий же день [после приезда] я займусь этим сам и не буду Тебя больше мучить. В revanche [отплату] я готов оказать Тебе подобные же дружеские услуги. Пусть же Твоя старая лысая голова встретится с моим увядшим носищем, и мы запоем: Да здравствует Краковское Предместье! на мотив Богуславского (Войцех Богуславский (1757—1829), называемый отцом польского театра, — актер, режиссер и руководитель театра. Тесно связан с историей польской оперы — писал оригинальные либретто и переводил с итальянского и немецкого. Его перу принадлежат первый польский водевиль «Nęndza uszczęsliwiona» — «Осчастливленная нищета» и «Cud mniemany czyli Krakowiacy i Gôrale» — «Мнимое чудо, или Краковяне и горцы» (музыка Яна Стефани). «... на мотив Богуславского...» — возможно, означает — на народные мотивы, так как в «Краковянах и горцах» было много народных мотивов.), тенором Кжиштофовича с аккомпанементом покойного Ленца (Генрих Ленц (1764—1839) — варшавский органист, композитор и теоретик.).

Твой старый Ш.

Напиши или сегодня, то есть в пятницу, или совсем [не пиши] (То есть в день получения письма. Шопен писал в среду и рассчитывал, что Ю. Фонтана получит его письмо в пятницу; если бы он ответил в тот же день, то ответ успел бы прийти в Ноан до отъезда Шопена.).

Жизнь моя. Сходи к моему шляпнику Дюпону, № 8, rue du Mont-blanc, и закажи ему шляпу к понедельнику. Он всегда делает мне шляпы. Меня там знают, и им не нужна мерка, но непременно к понедельнику.

Скажи привратнику на rue Pigal [le], чтобы мне сюда больше никаких писем не пересылал.

ЮЛЬЯНУ ФОНТАНЕ В ПАРИЖ

[Ноан, 1 ноября 1841]

Мой Милый.

Спасибо Тебе за письмо Массэ. — Ты, вероятно, уже сказал ему, а если нет, то скажи, что Ты писал мне и что я очень сожалею, но никоим образом не могу. — Так что пусть он не будет на меня в обиде за то, что я буду вынужден войти в соглашение с другим. — Что касается Прелюдии для Альбома Шл [езингера], то в последний раз я говорил [о ней] с пани Массэ — но Ты этого 1 i è v r е’а (зайца) не поднимай (От французской идиомы: lever le lièvre (буквально — поднять(спугнуть) зайца) — нарушить тайну; Шопен хочет, чтобы Ю. Фонтана не проговорился Массэ о Прелюдии cis-moll, ор. 45, которую Шопен отдал Шлезингеру для «Альбома».). — Посылаю Тебе два Ноктюрна, а остальные в среду. Мой отъезд отсюда задерживается, и, следовательно, я [буду] в Париже, вероятно, только около 6-го, 8-го. Перепиши, пожалуйста, так как зима приближается. — Остальное получишь послезавтра.

Твой старый Ш.

Пиши, Милый.

Обними Яся.

Возможно, там еще не хватает бемолей или диезов.

(Ф. Гёзик и другие издатели писем Шопена дополняют текст этого письма следующей фразой: «Найди мне лакея. Маршана я знаю, но это не для меня (и, entre nous [между нами], он пьет)». В фоторепродукции оригинала этого письма у Л. Биненталя данная фраза отсутствует. Возможно, что она находилась на нерепродуцированной стороне листа.)

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: