Глава четвёртая. Скорпиус.

Пролог. Драко.

3. 09. 2021.

пятница

– Ну, что он пишет? – спрашивает Астория, когда Драко наконец откладывает письмо рядом с салфеткой.

Это уже традиция: Скорпиус всегда адресует письма из Хогвартса отцу. Только добавляет в конце: привет маме, поцелуй за меня маму… Астория поначалу обижалась, но давно привыкла: сын уже на пятом курсе. Вот только позавчера они проводили его на Кинг-Кросс: почти взрослого, такого враз посерьёзневшего, со значком префекта на новой школьной мантии…

Драко вместо ответа протягивает письмо жене. Видимо, никаких специальных мужских секретов там нет.

– Новый декан?.. – переспрашивает Астория, не поднимая глаз от каллиграфических строчек. – Теодор Нотт?.. Странно; почему не Паркинсон? Она ведь не первый год у них преподаёт… А этот Нотт, он ведь, кажется, тоже с твоего курса, или я ошибаюсь?

– С моего, – подтверждает Драко. – Не скажу, чтобы мы были друзьями.

– Дорогой, я не могу вспомнить, с кем ты вообще был в дружеских отношениях, – ядовито отмечает Астория. – Или ты имеешь в виду…

– Например, с той же Паркинсон, – спокойно отзывается Драко. – Да, я имею в виду, что наши отношения с Ноттом в последний год скорее напоминали холодную войну.

– Ты думаешь, что он может быть несправедлив к мальчику?

Драко страдальчески морщит лоб:

– Мальчику пятнадцать лет. Он уже вполне способен сам о себе позаботиться. Когда я был в его возрасте…

– Когда ты был в его возрасте, твой декан с тебя пылинки сдувал, – невежливо перебивает его Астория. – Удивительно, что ты этого не помнишь.

– Я помню, – чуть улыбается Драко. И тут же мрачнеет. – Северус… Он был необыкновенный.

Кофе они допивают в молчании.

Наконец Астория отставляет пустую чашку и осторожно говорит:

– Ну, хватит уже грустить. Двадцать лет прошло…

– Двадцать один, – автоматически поправляет Драко. – В октябре будет. Представляешь, мне уже на год больше, чем ему было…

* * *

Северус погиб в двухтысячном.

Недобитые оборотни из стаи Фенрира, которым удалось уцелеть и в битве при Хогвартсе, и в последующих облавах, поймали в Хогсмиде пятерых мальков-третьекурсников. И потребовали за жизни малышей отдать им «этого предателя Снейпа». Дали час на раздумья. Но авроратским умникам, конечно, этого времени оказалось мало. К исходу часа штурмовиков из Аврората Снейп так и не дождался, так что…

Когда авроры наконец прибыли в Хогсмид, то опознавать и хоронить было почти нечего. И ловить – некого. На вытоптанном пятачке земли остались только оглушённые и обездвиженные мальчишки – хорошо хоть, живые. Нетронутые. Ни укуса, ни царапины…

Отец на похороны приезжал под чарами, под носом у Аврората. Под чужой личиной Драко не мог разобрать, что сейчас отражается на лице Люциуса. А представить, что он чувствует – даже не пытался. Только сжимал ладонь Маркуса с такой силой, что тот шёпотом попросил не сломать ему руку ненароком. «Зачем, зачем, зачем?..» – мысленно повторял Драко. Хотя знал, что выбора у Северуса не было.

Пятеро пацанов. И среди них – Тони Эйвери, с которым Драко год жил в одной комнате. И Дик Хедж, который ему шоколад таскал в больничное крыло. И Питер Финч, которого они по Диагон-аллее выгуливали вместе с гриффиндорской компанией.

Поттер, кажется, специально вернулся из свадебного путешествия, чтобы успеть на похороны. Один, без своих рыжих; да те и не рвались, надо думать…

Полгода он со своим отделом гонялся за серыми тварями Фенрира, пока всех не перебили. Но это было потом, а тогда Драко зачем-то позвал Поттера в Малфой-мэнор, где они вчетвером, с отцом, Поттером и Маркусом, пили что-то редчайшее, коллекционное и дьявольски крепкое за мир и покой для души Северуса.

Дальше воспоминания были прерывисты. Помнится, Поттер что-то вдохновенно рассказывал о том, как Снейп любил его мать. Люциус молчал – он весь вечер молчал, но Драко сообразил, что неплохо бы и Поттеру наконец заткнуться. Однако попытки заткнуть Поттера почему-то закончились затяжным поцелуем, а потом…

Потом настало утро, и Драко проснулся рядом с Флинтом: голый, с распухшими губами и невыносимым похмельем. Маркус крепко обнимал его во сне; головная боль и тошнота довольно навязчиво намекали, что Драко, в отличие от Снейпа, пока ещё не умер. Но, если в ближайшие пять минут он не примет зелье, ручаться ни за что нельзя.

Пришлось поверить, что жизнь всё-таки продолжается.

* * *

Кофе выпит, почта изучена. Воспоминания бережно почищены от пыли и убраны обратно – в дальний угол памяти. Самое время идти на работу.

По инерции Драко вспоминает, что в Гильдию зельеваров его приняли спустя неделю после смерти Снейпа. Хотя рекомендации Северус дал ему двумя годами ранее. Видимо, за ту неделю рекомендации значительно больше выросли в цене, чем за предыдущие два года…

Заказов, как всегда, примерно вдвое против того, можно успеть выполнить в реальности. Ещё хотя бы пару приличных подмастерий, – но перспективной молодёжи в последнее время почти не появляется. Хорошо, если Скорпиус захочет заниматься зельями после окончания школы. Способности-то у мальчишки есть, да и навыки приличные – Драко сам занимался с ним. Только не похоже, чтобы зельеварение всерьёз интересовало его.

Драко вдруг приходит в голову, что он даже и не знает, чем интересуется его сын, помимо квиддича. Девочками, должно быть, – в его возрасте положено. Ну, или мальчиками, это уж ему виднее.

Учится Скорпиус отлично. И, если уж его назначили в этом году префектом, – надо полагать, лучше остальных ребят на факультете. Впрочем, это у него наследственное.

Надо будет спросить у Пэнси, чем ещё увлекается наследник. Паркинсон весьма покровительственно относится к сыну давнего приятеля, так что может быть и в курсе дел.

На выходных – то есть уже завтра – можно будет наведаться в Хогвартс. Не как соскучившийся родитель, а как член попечительского совета, разумеется. Заодно стоит взглянуть на нового декана. Чтобы Астория не переживала.

И не забыть захватить для Скорпиуса пару коробок шоколада… Тот, что он брал с собой, скорее всего, уже закончился.

* * *

31.08.2012

Глава первая. Скорпиус.

* * *

Однокурсникам я, конечно, говорил, что никогда не сомневался в том, на какой факультет попаду. Но отец-то с мамой помнят, как я им надоел с этим вопросом перед первым курсом.

Сперва я ужасно боялся, что не получу письма из Хогвартса. А сразу же после того, как письмо было открыто и прочитано мною, по меньшей мере, семь раз, я испугался, что Шляпа может отправить меня не на Слизерин, а на какой-нибудь другой факультет.

– Ну, на какой ещё другой факультет? – устало вопрошала мама. – Все Малфои и Гринграссы, Блэки и Хантеры – все учились на Слизерине. Даже твой кузен Кристиан попал на Слизерин, хотя его отец вообще не учился в Хогвартсе.

Это верно, дядя Пьер из Бобатона. Но у меня тоже было, что возразить.

– И вовсе не все, – угрюмо отвечал я. – Сириус Блэк в Гриффиндоре учился.

Это мне бабушка рассказывала, когда я гостил у них во Франции. Отец-то про Блэков не любил говорить.

– Это потому, что он сам туда захотел, – возражала мама. – Но ты ведь совсем не в Гриффиндор собираешься, верно?

Ещё бы…

Отец в этих спорах не участвовал. Смотрел на меня, хитро прищурившись. А потом пообещал:

– Сын, если эта пыльная тряпка посмеет распределить тебя на какой-нибудь другой факультет, сразу же напиши мне. Ты же ещё помнишь, что твой отец входит в совет попечителей школы? Я приеду, и тебя немедленно отправят в Слизерин, а Шляпу – на помойку.

Я благодарно кивнул.

Зато мама переполошилась:

– Драко, чему ты его учишь?.. Есть же традиции Школы! А ты заставляешь ребёнка думать, что он лучше остальных…

– Конечно, лучше, – невозмутимо ответил отец. И подмигнул мне. – Он же Малфой.

* * *

Шляпа не сомневалась ни секунды. Как только профессор Макмиллан, декан Хаффлпаффа, поднёс её к моей макушке, Шляпа громогласно объявила:

– Слизерин!..

Я вскочил с табуретки, озираясь по сторонам с торжествующей улыбкой, и внезапно натолкнулся на ужасно сочувствующий взгляд такого же первокурсника, ещё не распределённого на факультет. Просто невероятно сочувствующий. Нет, правда – сострадание из этих глаз просто сочилось и со смачным шлёпаньем на пол падало. Такое ощущение, что брызги и до меня долетали.

Я был уязвлён и изумлён одновременно. У меня только что мечта сбылась, а кто-то смеет меня жалеть?.. На всякий случай, этого пацана я решил запомнить.

– Поттер, Альбус, – зачитал профессор Макмиллан фамилию из свитка, и на табуретку уселся этот пацан.

– Гриффиндор! – завопила Шляпа так же уверенно, как и в моём случае.

Я почему-то так и предполагал. Этот Поттер мне сразу не понравился.

Все остальные Поттеры и Уизли мне не понравились немного позже.

Первая стычка с Поттером у меня вышла на Зельеварении.

Задание было очень простое – зелье от фурункулов. Я не берусь сказать, сколько раз варил его до этого. Отец начал пускать меня в свою лабораторию, когда мне исполнилось восемь, и мне очень нравилось смотреть, как он работает. Сперва просто смотреть, потом – помогать, а в прошлом году отец сказал, что всякую ерунду, вроде школьной программы для первых-вторых курсов, я вполне могу уже варить самостоятельно.

Профессор Паркинсон осталась очень довольна моим зельем, и даже наградила наш факультет двадцатью баллами.

А Поттер – кстати, так и не справившийся с заданием, – громким шёпотом сказал своему приятелю Томасу:

– Ещё бы. У него отец – зельевар, ты знаешь?.. Тот самый Малфой, которого…

Я не стал дожидаться уточнения. Обернулся и врезал ему кулаком по носу.

Нос Поттера мягко сплющился и из него потекла кровь. Я озадаченно поморгал. В первый раз – ну, если не считать совсем раннее детство – мне довелось драться. Я и не знал, что умею…

– Что здесь произошло? – вывел меня из задумчивости громкий голос профессора Паркинсон.

– Он разбил Альбусу нос, – обвиняюще ткнул в мою сторону палец Томаса.

Между прочим, пальцем показывать неприлично. Мне это в четыре года объяснили.

– Мистер Малфой, это так? – уточнила профессор.

Я кивнул. Ну, правда же, здорово получилось?..

– Объясните, почему вы это сделали?

Сказать-то, честно говоря, мне было нечего. «Он оскорбил моего отца»? Ну так не оскорбил ещё. Не успел… А в следующий раз, глядишь, и подумает, стоит ли рот открывать.

– Мне не понравился его нос, – с максимально честным видом сообщил я преподавателю. – Так ведь он намного лучше выглядит, правда?..

– Минус пять баллов Слизерину, мистер Малфой, – сдерживая улыбку, сообщила профессор Паркинсон. – Мистер Поттер, вам лучше пойти в Больничное крыло.

Подумаешь. Плюс двадцать да минус пять – всё равно неплохо.

После урока, когда мы шумно и весело собираем сумки, чтобы покинуть класс, профессор Паркинсон просит меня:

– Мистер Малфой, задержитесь немного.

Я послушно остаюсь стоять рядом со своим местом. Что, разве пяти баллов недостаточно? Будет ещё долгая нотация о поведении, подобающем истинному слизеринцу?

Всё оказывается проще. Профессор вручает мне стопку проверочных работ третьего курса и просит помочь отнести в её кабинет. Попутно поясняет:

– Видите ли, молодой человек, у мистера Поттера есть старший брат. Не сомневаюсь, что сейчас он ждёт вас прямо за этой дверью.

И она не ошибается. Действительно, оба Поттера обнаруживаются буквально в пяти метрах от двери.

Профессор бурно радуется, завидев старшего из братьев:

– Джеймс, здравствуйте! Как хорошо, что вы здесь. Возьмите, пожалуйста, у мистера Малфоя ваши работы и проводите меня. Боюсь, что ваша последняя работа меня весьма огорчила…

Мрачный взгляд Джеймса Поттера не обещает мне ничего хорошего. А я отвечаю ему самой искренней из своих улыбок.

Профессор и старший Поттер удаляются, а я оборачиваюсь к младшему.

Тот почему-то виновато таращится на меня, хотя, вроде бы, это я ему нос разбил, а не наоборот.

– Я ему не жаловался, ты не думай, – торопливо говорит Альбус. – Он просто увидел и спросил, а я не подумал… Я не хотел…

Пожимаю плечами. Мне-то какое дело до их странной семейки.

Хотя, должно быть, здорово, когда за тебя заступается старший брат. Кристиану – а он учится на одном курсе с Джеймсом, – пожалуй, и в голову не пришло бы соваться в разборки всякой мелюзги.

* * *

На самом деле, профессор переживала за меня напрасно. Конечно, в одиночку с третьекурсником я бы в драку не полез, но у нас с первых же дней на факультете образовалась небольшая компания, которая меня одного бы и не оставила. Стивен Блечтли, Юджин Пьюси и Хлоя Монтегю.

Вообще-то, я был знаком с ними ещё до Хогвартса, но на тех шумных детских праздниках, которые взрослые обычно устраивают для каких-то своих целей, всегда было слишком много детей, чтобы хоть с кем-то успеть сойтись поближе. А в Хогвартсе оказалось, что наши отцы когда-то играли в одной команде. Надо ли говорить, что и мы все были слегка помешаны на квиддиче?..

Хлоя чертовски злилась из-за того, что в слизеринскую команду не берут девчонок. Вон, на всех остальных факультетах, говорила она, девочки тоже играют, и не хуже пацанов! Но хуже или нет, а отменять эту традицию никто не собирался.

На втором курсе мы со Стивеном и Юджином, само собой, пробовали пройти отбор в слизеринскую команду. Стивен – в загонщики, Юджин – в охотники, а я, как отец – в ловцы.

Ну, что тут скажешь. Это был грандиозный провал. Никто из нас отбор не прошёл. Семикурсник, занимавший в команде место ловца, выхватил снитч у меня почти из-под носа.

«Подожди годик, – снисходительно сказал он мне на прощание. – Поиграешь ещё».

Обидно было до чёртиков. Но, думаю, проиграй он отбор какому-то второкурснику, ему было бы ещё обиднее. А мне долго обижаться не пришлось – капитану команды, Джерри Гордону, понравилось, как я летаю, и он взял меня пока на место охотника.

Ещё бы ему не понравилось. Меня папин друг учил на метле держаться, мистер Флинт, а он профессионально в квиддич играл когда-то.

Юджин даже надулся ненадолго. Но уж в этом-то я был не виноват.

Впрочем, через год все остались довольны. Прежний ловец уже закончил школу, а других конкурентов – по крайней мере, таких, которых стоило бы принимать во внимание, – у меня не было. Снитч на отборе я поймал за четверть часа, Гордон даже в ладоши похлопал одобрительно.

Пьюси и Блечтли тоже попали в команду. Только Хлоя продолжала расстраиваться и наблюдать за нами с трибун.

* * *

31.08.2012

Глава вторая. Скорпиус.

– Я ещё даже соскучиться не успел, – ворчливо заявляю я отцу. И, вместо того, чтобы броситься ему на шею, почтительно склоняю голову.

– А я успел, – отвечает отец, чуть коснувшись губами моей макушки.

Я быстро оборачиваюсь. Нет, никто не видел... Никакой «возмутительной несдержанности» в стенах школы. Только дома.

Шоколад он мне тоже передаёт мне тайком. Это, конечно, не контрабанда. Просто никто не должен видеть, что отец привозит мне в школу конфеты. Во-первых, я ужасно стесняюсь своей слабости к шоколаду: Скорпиус Малфой – сладкоежка, что может быть ужаснее? – а во-вторых, не придётся ни с кем делиться.

Сладости я сразу уношу в свою спальню, а потом мы с отцом идём погулять по окрестностям. День сегодня тёплый, солнечный. Отец шагает, куда глаза глядят, а я просто держусь рядом. И мы выходим на берег озера.

– Что ты думаешь о новом декане? – спрашивает отец, и по его подчёркнуто равнодушному тону я понимаю, что вопрос этот – очень серьёзный.

Но ничего определённого я пока сказать не могу.

– Да я его почти не разглядел. Ну, на первый взгляд – умный, сдержанный, элегантный. Вполне достойный джентльмен…

– Так и есть, – соглашается отец. И добавляет, – мы с мистером Ноттом весьма не ладили в школе. Если у вас будут недоразумения, сообщай сразу мне, хорошо?

Да уж не премину. Какой смысл быть сыном члена попечительского совета школы, если этим не пользоваться? Но я предпочёл бы всё же с деканом не ссориться.

– А как у Деборы дела? – спрашивает отец, и я невольно улыбаюсь.

Кто же знает, как дела у этой сумасшедшей? Надо полагать, всё нормально, а то бы весь факультет был в курсе.

Третьекурсница Дебора Флинт – пожалуй, самая необычная и загадочная девчонка во всём Хогвартсе.

Симпатичностью она, правда, не особо отличается, зато отмечена какой-то особой безбашенностью. И дерётся, между прочим, наравне с мальчишками. А в прошлом году, например, совсем было прошла отбор в нашу команду, но Кристиану всё-таки сообщили, что на место вратаря он собирается взять девчонку. А могли бы и не говорить, сам Кристиан наверняка бы не заметил. Высокую, крепкую и коротко стриженую Дебору непросто было отличить от пацана.

Зато был бы прецедент, а там и Хлоя могла бы в команду попроситься.

Казалось бы, самое место Деборе в нашей компании – мистер Флинт, как-никак, в команде наших родителей капитаном был. Но Хлоя её почему-то не выносит. Должно быть, Монтегю просто нравится быть единственной девчонкой среди нас.

Хотя Дебора – не всегда отчаянная амазонка. Иногда она романтична почти до неприличия. В день рождения профессора Паркинсон, её любимого преподавателя – и вообще, мне кажется, кумира на все времена, – Флинт ободрала все розы в теплицах профессора Лонгботтома, зато Большой зал во время завтрака напоминал огромную клумбу. И даже выговора за это она не получила.

Мальчишки Дебору пока не замечают, им всё томных феечек подавай. А напрасно. Потом поздно будет. Да и вообще, восемь лет назад она пообещала, что выйдет замуж только за меня. А уж если Дебора что решила, то её практически невозможно переубедить.

– Да всё в порядке, – отвечаю я отцу после долгой паузы. – Всё, как обычно.

Отец кивает. Он смотрит куда-то вдаль, за горизонт, и опять немного улыбается.

* * *

А мама редко улыбается.

Мне долго было непонятно, почему. Казалось бы, у отца куда больше причин быть хмурым и озабоченным. Но он очевидно счастлив, а мама – нет. Я не раз размышлял над этим, когда был помладше. И решил, что у отца, наверное, есть любовница. У взрослых такое бывает, когда мужчина женат на одной женщине, а любит другую.

А у мамы больше нет никого. Сын вырос, а у Малфоев бывает только один ребёнок. А мама дочку хотела, я знаю. Мне тётя Дафна говорила.

Да я и сам видел, как ей нравилось возиться с Деборой, когда мистер Флинт с дочерью приезжали к нам в гости. Платьица, причёски, украшения… Прогулки по магазинам по полдня… Это потом своенравная девчонка обрезала волосы, и платья больше ни разу не надевала, а в детстве ей тоже нравились игры в принцесс.

А прошлым летом, когда Флинты в очередной раз приехали в нам в гости, я услышал, как мама тихо сказала эльфу перед ужином:

– Приготовь спальню для мисс Деборы.

А про мистера Флинта ничего не сказала, хотя тот явно не собирался на ночь никуда уезжать. И я догадался всё-таки, что, раз мистеру Флинту не нужна персональная спальня, значит, он останется в какой-то из раздельных спален моих родителей. Вряд ли в маминой…

Заснуть в ту ночь я никак не мог. Жарко было, душно, даже с открытым окном. И цикады стрекотали вовсю. Я решил, что, может быть, станет посвежее, если я дойду до маленького прудика в саду и немного окунусь. Ну и ещё, конечно, моя невероятная догадка тоже не давала покоя. Что я надеялся там увидеть, в ночном саду, под огромной оранжевой луной?.. Сам не знаю…

Вряд ли то, что увидел на самом деле. Они просто стояли в обнимку, не шевелясь. Разговаривали о чём-то вполголоса, слов не разобрать было. Да мне и не хотелось подслушивать их разговоры.

Купаться тоже расхотелось. Я тихо, на цыпочках, вернулся в свою спальню и залез в постель. Но, закрыв глаза, снова видел, какой хрупкой статуэткой казался мой высокий и статный отец в руках своего… любовника, да? Что уж тут сомневаться…

Нет, всё-таки, мне своими четырнадцатилетними мозгами – а точнее, гормонами, – не понять было их зрелую романтику. В чём тут смысл: стоять в обнимку под луной, и даже не целоваться? Хотя… Вот если бы на месте отца был я, а на месте мистера Флинта – Джеймс Поттер, мы, наверное, так же выглядели бы.

Впрочем, Джеймса я бы всё равно поцеловал.

* * *

К счастью, Джеймс Поттер – между прочим, я зову его Джимми, его это ужасно злит, – не имеет ни малейшего понятия о том, что я хотел бы с ним целоваться. Не желаю даже думать о том, как бы он к этому отнёсся. Насколько я могу судить, у него полная гармония в отношениях с Мэгги Вуд. Они с одного курса, с одного факультета, играют в одной команде, и оба – охотники.

Понятно, что слизеринцу-пятикурснику здесь ловить нечего. Даже если он – лучший ловец школы, а это ещё спорный вопрос.

Отец рассказывал, что вместе с ним училось одновременно пятеро Уизли. И Поттер.

Ха. Теперь в школе уже три Поттера. И семеро Уизли. Боюсь, что когда придёт время моему сыну ехать в Хогвартс, рыжие будут составлять примерно половину от общего числа учеников.

А в гриффиндорской команде по квиддичу и сейчас уже ровно половина состава – Уизли. Поттер ведь тоже наполовину Уизли.

* * *

31.08.2012

Глава третья. Альбус.

Новым преподавателем Истории магии назначен новый же декан Слизерина, профессор Нотт. Есть надежда, что теперь этот предмет станет хотя бы немного интереснее, чем прежде – ведь теперь его будет вести не замшелый призрак, который привык бубнить себе под прозрачный нос что-то неразборчивое и, несомненно, ужасно скучное. Про гоблинов, троллей и всякие ветхие хартии. Среди студентов была распространена версия, что и умер-то бывший преподаватель, мистер Биннс, исключительно от скуки.

Но теперь, надеется Альбус, скучать не придётся. На пятом курсе начинают изучать новую историю – от Гриндевальда и до наших дней. И про отца, и про события четвертьвековой давности там должны быть не жалкие пара строчек упоминания, а полноценный рассказ, с кучей подробностей, каких от отца не дождёшься. Дядя Рон-то много чего рассказывает про последнюю войну, но, если верить тёте Гермионе – половину сочиняет прямо на ходу. А вообще, участники тех событий не особо любят говорить о них, так что Альбус возлагает большие надежды на нового преподавателя.

Профессор Нотт – папин однокурсник. Правда, он учился на Слизерине, так что друзьями они с отцом наверняка не были. Тогда, говорят, соперничество факультетов было куда сильнее; скорее, его можно было назвать настоящей враждой. Но факультеты – факультетами, а умным человеком можно быть и на Слизерине, и на любом другом. А мистер Нотт производит впечатление умного человека.

Лекции Биннса обычно никто и не пытался слушать – слишком уж усыпляющим было его бормотание. Проще было взять ученик и прочитать. А нового преподавателя слушать было интересно. Альбус даже забывал конспектировать иногда. Но это не страшно, конспекты всегда можно было взять переписать у кузины Розы.

Альбус и Роза, префекты Гриффиндора, всегда сидели за одной партой – первой в правом ряду. Префекты Слизерина, Малфой и Монтегю, – тоже за первой, но в левом ряду. Альбус раньше любил садиться за вторую парту среднего ряда – оттуда хорошо было видно Скорпиуса. Если урок был скучным, или Альбус успевал сделать задание раньше других, можно было просто сидеть и разглядывать бледный малфоевский профиль. Пока однажды, на третьем курсе, прямо посреди урока, Малфой не повернулся к нему и не попросил во всеуслышанье таращиться на него не так пристально.

– А то у меня от твоего взгляда уже щека дымится, – добавил он, демонстративно потирая скулу.

У Альбуса тоже щёки заполыхали от стыда. Он уже открыл было рот, чтобы ответить что-нибудь, не менее оскорбительное, но профессор Вектор строго попросила прекратить болтовню.

Альбус тогда до самого конца урока ничего не слышал из объяснений профессора, тяжко переживая такое унижение. Но оказалось, что все остальные пропустили слова Скорпиуса мимо ушей.

– Давно пора привыкнуть, что Малфой обожает привлекать к себе внимание, – пожала плечами Роза, протягивая ему тетрадку с конспектом по арифмантике. – Нашёл, из-за чего переживать.

И то верно. Немного поразмыслив, Альбус самостоятельно пришёл к такому же выводу. К Малфою в Хогвартсе было принято относиться, как к существу довольно легкомысленному, порой и вовсе непредсказуемому, но в целом – не опасному. А без постоянного внимания Скорпиус моментально начинал скучать, мрачнеть и чахнуть.

С тех пор Альбус предпочитал сидеть за первой партой, как можно дальше от Малфоя – так, чтобы разглядеть его было практически невозможно. Теперь на скучных лекциях было совсем нечем заняться. Он рисовал в тетради рыцарей и драконов, но и те, и другие получались кривобокими уродцами, и от этого становилось ещё более уныло.

Однако уроки мистера Нотта скучными никак не назовёшь. Альбус торопливо записывает лекцию в тетрадку, как вдруг его перо спотыкается на длинном слове, и он машинально отмечает, что пишет это слово уже второй раз за пять минут.

«Чистокровный». Вот, и на предыдущей странице тоже… И на прошлых лекциях… Альбус пролистывает страницы тетради обратно, и уже целенаправленно отмечает, что, рассказывая о том или ином историческом деятеле, мистер Нотт обязательно указывает его статус крови. Любопытно, он намеренно это делает, или же не нарочно?

Альбус временно перестаёт записывать лекцию и ждёт упоминания следующего волшебника, чтобы проверить свою теорию.

– Следующим министром магии был Элдрич Диггори, чистокровный волшебник из древнего рода, – размеренно говорит профессор Нотт, и Альбус поднимает руку. – Да, мистер Поттер?

Альбус встаёт:

– Сэр. Я обратил внимание, вы всегда указываете, был ли маг чистокровным, полукровкой или магглорождённым. Вы считаете, что статус крови так важен для волшебника?

Профессор слегка наклоняет голову, пристально глядя на любознательного студента:

– Разумеется, мистер Поттер. Если мы изучаем историю магии, то вряд ли можно считать избыточной информацию о том, насколько глубоко в историю уходят магические корни волшебника.

Альбус слегка недоумённо мотает головой. Кажется, он получил вопрос немного не на тот вопрос, который задал.

– Вы хотите сказать, что чистокровные маги лучше остальных? – прямо спрашивает он.

Профессор Нотт снисходительно улыбается ему, как наивному малышу.

– Если бы я хотел это сказать, я бы так и сказал, не правда ли, мистер Поттер? Разумеется, мне бы и в голову не пришло утверждать подобное.

…По крайней мере, вслух, мысленно договаривает за него Альбус. Министерство магии вряд ли одобряет такие взгляды, тем более – в учебном заведении.

– К тому же, я не вполне понимаю, что вы имеете в виду под словом «лучше», – продолжает преподаватель. – Однако, если говорить о магическом потенциале, то вам придётся согласиться с тем фактом, что чистокровные маги, как правило, обладают большей силой, чем волшебники со смешанной кровью или же магглорождённые. В частности, я рискну предположить, что из всех присутствующих здесь пятикурсников наибольшие успехи в боевых искусствах должен демонстрировать мистер Малфой.

А вот это – в точку. Скорпиус действительно первый ученик на курсе по Защите от тёмных искусств.

Даже не видя Малфоя, Альбус может предполагать, что его глаза сейчас сияют необыкновенно ярко.

Впрочем, тут же думает Альбус, предположения тут ни при чём. Мистер Нотт наверняка должен был знать это заранее, будучи деканом Слизерина. А подвести нужную идеологическую базу не так уж и трудно…

– Только в ЗОТИ, – уязвлённо говорит Роза вполголоса. Так, чтобы учитель её услышал, но не так громко, чтобы это можно было счесть полноценным возражением.

На самом деле – не только. Ещё в зельеварении, думает Альбус. Это так, ради абстрактной справедливости.

Профессор Нотт предпочитает услышать возражение Розы и ответить на него.

– Видите ли, мисс Уизли, – говорит он дружелюбно. – Другие дисциплины значительно в меньшей степени зависят от магической силы волшебника. Знания, умения и навыки бывают не менее, а то и более важны. Мы же сейчас говорили только о силе мага.

– А мой отец в школе был лучшим учеником в ЗОТИ, – возражает Альбус. – Сильнее всех чистокровных.

Профессор опять кивает:

– Да, я помню. Но, мистер Поттер, мы не можем знать наверняка, какие ещё способности, кроме дара змееуста, передал вашему отцу мистер Риддл.

– Так ведь он тоже был полукровкой? – уточняет Роза.

Нотт пожимает плечами:

– Феномен мистера Риддла до сих пор полностью не изучен. И даже насчёт его происхождения я бы поостерёгся утверждать наверняка…

– Иезуитские хитрости, – одними губами произносит Роза, отвернувшись к Альбусу.

Тот неопределённо мотает головой.

Что-то ему не нравится в этом разговоре, но вот что именно – он пока не может понять. Но, может быть, это и неважно. Подумаешь, магическая сила; Нотт и сам признал, что это – не главное. А попутно Малфоя нежно почесал по самолюбию, всем от этого только польза. Довольный Малфой – вполне приятный в общении экземпляр.

Только вечером, уже в постели, Альбус понимает, что ему тогда не понравилось. Малфой прекрасен совсем не тем, что он – чистокровный. Будь он хоть полукровкой, хоть из семьи магглов, он был бы ничуть не хуже. Очарование Малфоя (по крайней мере, для Альбуса) – в его откровенном самолюбовании, в его бесстыжей, нахальной уверенности во всеобщей любви. Такой наивной и требовательной, что отказать ему в этой самой любви смог бы, наверное, только самый чёрствый человек на свете.

Так кажется Альбусу. У Розы, должно быть, другой взгляд на эти вещи.

О Джеймсе и говорить не приходится.

* * *

31.08.2012

Глава четвёртая. Скорпиус.

С Истории магии я выхожу в изрядно приподнятом настроении. Покажите мне хотя бы одного человека, которому не нравится лесть, будь она хоть грубой, хоть тонкой и изысканной. Во всяком случае, ко мне это явно не относится.

Новый декан мне определённо симпатичен. Как я и говорил – умный, рассудительный, элегантный… Этими чертами, кстати, он напоминает отца. Только, на мой взгляд, отец намного эффектнее. Шикарнее, импозантнее, – всё вместе. А мистер Нотт, пожалуй, более сдержанный. Нет в нём отцовского надлома, той горькой трагической нотки, которая появилась, я думаю, или в военный год, или сразу после.

И, конечно, мне нравятся те, кому нравлюсь я. А мистер Нотт, кажется, относится к этой благословенной группе людей.

Как и профессор Паркинсон. Она тоже из отцовского выпуска, и я не сомневаюсь, что её доброе отношение досталось мне по наследству. На первом курсе она даже пару раз обращалась ко мне «Драко», но я не стал её поправлять. Это было даже приятно. Мне часто говорят, что я похож на отца, и хотелось бы надеяться – не только внешне.

Кстати, девчонки болтали в факультетской гостиной, будто Нотт и Паркинсон были когда-то женаты. Не представляю, откуда бы они это взяли?.. Совсем не похоже. Я, конечно, не специалист по постбрачным отношениям, но, в моём представлении, между бывшими супругами всё равно должно хоть что-то искрить: или неприязнь, или наоборот… А профессора Нотт и Паркинсон общаются друг с другом так же сдержанно и корректно, как и с остальными. И нисколько не пытаются друг друга избегать – вон, даже сидят рядом за преподавательским столом.

Заглядевшись на стол преподавателей, я не заметил, как напротив меня, бесцеремонно оттеснив Стивена, уселась Дебора.

– Скорпиус Малфой, – официально обратилась она ко мне, чтобы я уже наконец обратил на неё внимание. – В эту субботу ты идёшь со мной в Хогсмид.

О. Я и забыл: в эти выходные будет первый поход в Хогсмид в этом году. Дебора там ещё ни разу не была. Интересно, зачем бы я ей там понадобился.

А впрочем, это неважно. Джеймс Поттер всё равно ходит на свидания не со мной, а с Маргарет Вуд, а других симпатий в Хогвартсе у меня нет. Так что мне совершенно всё равно, с кем гулять по «Сладкому королевству» и пить усладэль в «Трёх мётлах».

– Как пожелаете, моя королева, – легкомысленно отвечаю я Деборе. – Да, я помню, через пять лет я должен буду на тебе жениться. Что-то ещё?..

Хлоя Монтегю сурово сдвигает красиво очерченные брови. Чувствую, я сказал что-то не то. У неё тоже матримониальные планы в отношении меня? Это просто прекрасно. Обожаю чувствовать себя востребованным. Интересно, дуэль будет?..

– Скорпиус, ты забыл?.. – патетически начинает Хлоя. – В эту субботу мы отмечаем в Хогсмиде мой день рождения! И я говорила тебе об этом ещё неделю назад!

Экая неприятность. Дуэли не будет. Вместо этого придётся оправдываться.

– И вовсе не забыл. Я даже подарок заказал. Только я не думал, что уже в эту субботу…

На самом деле, подарок я заказал ещё в августе. Специально, чтобы не забыть. И про день рождения Хлои, и про необходимость подарка мне напомнила мама. А если совсем честно, то подарок выбирала тоже мама. Ну, не разбираюсь я в этих девчоночьих штуках!.. В общем, мне оставалось только оплатить заказ. Всё остальное – мамина заслуга. Она внимательно следит за моей социализацией – говорит, что отцу до этого дела нет, а все важные связи закладываются как раз в школе.

Дебора недовольно фыркает, понимая, что против дня рождения Монтегю ей возразить нечего. Так что в субботу моё драгоценное общество достанется не ей, а моим однокурсникам. Всю свою досаду она вымещает на бифштексе, едва не насквозь царапая ножом тарелку. В отличие от большинства девчонок, ей нет дела до каких-нибудь диет или жеманностей, вроде того, что «девушки едят по чуть-чуть». Аппетит у неё отменный, и изображать из себя эфемерное существо ради неизвестно кем придуманных условностей Дебора не согласна.

Хлоя глазами и бровями изображает ужас, в который её приводят манеры мисс Флинт. А я улыбаюсь.

Мистер Флинт наверняка хотел сына.

* * *

К субботе погода неожиданно портится. С утра на улице холодно и моросит дождь – мелкий, надоедливый и занудный, как Роза Уизли. Мы успеваем изрядно вымокнуть, пока шатаемся из лавки в лавку. Часам к четырём все уже успевают проголодаться и жаждут праздника.

В «Трёх мётлах» сегодня народу немного. Мы выбираем стол около пылающего камина, а мантии снимаем и вешаем поближе к огню, чтобы просохли. Юджин приносит от стойки четыре кружки с горячим шоколадом – на всех. А я иду за пирожными.

Пирожных мы берём целую гору: во-первых, все в нашей компании любят сладости, а во-вторых, если потратить здесь достаточно значимую сумму, то вряд ли хозяйка заведения станет возмущаться, что мы пьём принесённое с собой шампанское. Хлоя непременно хотела шампанского, а здесь не продают.

И верно, недовольства нам не высказывают, а наоборот – дают четыре бокала на длинных ножках.

Честно говоря, большого опыта в употреблении алкоголя ни у кого из нас нет, но Блечтли удаётся вполне торжественно открыть бутылку: с громким хлопком, но без пены, лезущей из горла. Он разливает вино по бокалам.

– За нашу прекрасную Хлою, самую красивую и умную девушку на факультете! – громко говорит он, когда мы поднимаем бокалы.

Отличный тост, учитывая тот факт, что других слизеринок сейчас в «Трёх мётлах» нет.

От шампанского мы все как-то быстро хмелеем, начинаем громче болтать и больше смеяться. Стивен открывает вторую бутылку, но все остальные настаивают на том, чтобы подождать. А то нас выгонят из паба за неприличное поведение. Так что переходим к самой приятной части мероприятия – вручению подарков. Хлоя, кокетливо улыбаясь, обещает поцелуй тому из нас, чей подарок понравится ей больше остальных. Юджин и Стивен изрядно оживляются, а мне их энтузиазм непонятен. Целомудренный поцелуй в щёку не представляется мне чем-то интересным, а рассчитывать на настоящий, по-моему, бессмысленно – такая девушка, как Хлоя Монтегю, отлично знает, что допускается приличиями, а что находится уже далеко за их гранью.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: