Спасение благодаря освобождению от заблуждений Я

При жизни Будды (VI в. до н. э., спорно) в Индии сожжения удостаивались только останки состоятельных людей, пепел которых затем клали в урну. Прах бедняков погребали на кладбищах[244]. «Псы и шакалы пожирают его, волки и черви, вороны и ястребы и другие хищники...» (Karl Eugen Neumann [перевод]; Die Reden Gotamo Buddhos. Речи Гаутамы Будды. Перевод Карла Неймана. Мюнхен, 1922, с. 201 и след.). По утверждению К. Неймана, чтобы лицезреть бренность человеческого тела, Будда побуждал своих учеников посещать такие места. Знание того, что смерть неизбежна, потрясает каждого. Те, кто не может жить с этим знанием, ищут спасения в учениях, обещающих преодоление смерти и соответственно бессмертие в той или иной форме или во всяческих ухищрениях, потакая слабостям, отвлекающим от мыслей о неизбежности смерти. Мысль о том, что все дозволено, возможно, и ведет к огромным достижениям, как бы преодолевающим ограниченность жизни, однако всякое человеческое творение, всякая земная уверенность, всякое мирское наслаждение не перестает быть всего лишь преходящей иллюзией. В конечном счете в человеческом бытии запечатлена «пагубность плоти» и страдание. Постоянное изнурение и угасание плоти находит свое ужасное завершение в неминуемом ее распаде. Первопричина «цепи страданий» с буддийской точки зрения заключена в «пагубности страстей», влечений пяти чувств и ума к всевозможным вещам наподобие богатства, славы, наслаждений, к которым относится даже стремление к добродетели, поскольку всякая «страсть — это осквернение ума» (там же, 1922, с. 207). «Глубоко привязаны к пяти желаниям. / [Они] подобны яку, любящему свой хвост, / Скованные алчностью и увлечениями, слепые, / [Они] не видят ничего... / [В них] глубоко вошли ложные взгляды, / [Они] хотят отбросить страдания / с помощью страданий... / А «корни» живых существ тупые. / [Живые существа] привязаны к веселью, / Слепы в своей глупости...» [«Сутра о цветке лотоса чудесной дхармы» (санскрит Саддхарма-пундарика-сутра, кит. Мяофа ляньхуа цзин, яп. Мёхо рэнгэ кё), глава вторая «Уловка»: «Сутра о цветке лотоса чудесной дхармы». Пер. с кит. А. Игнатовича (1947-2001). М.:Янус-К, 1998, с. 111-112] (в немецком издании дается перевод Маргариты фон Борсиг (Borsig): Sutra von der Lotosblume des wundersamen Gesetzes, Darmstadt, 1993, c. 78 и след.).

Постоянные желания то того, то другого порождают осознание собственного «Я». Ведь желание есть и пить или состояние болезни дают почувствовать собственное тело, которое лелеют и о котором заботятся, думая так: «Оно принадлежит мне, это я, это я сам» (Речи Гаутамы Будды. Пер. Неймана, с. 329). «Я» — это плод желания, желание порождает этот морок. В ослеплении своим Я пребывают люди с тупыми «корнями» и малой мудростью, привязанные к надменности, самодовольные» (Сутра о цветке лотоса чудесной дхармы. Пер. с кит. А. Игнатовича. М.: Янус-К, 1998, с. 113), хотя они могут удовлетворять свои страсти, они не свободны от страдания. Ибо никакое яство не насыщает и никакое питье не утоляет жажды навеки, и величайшее наслаждение мгновенно развеивается.

Автор знаменитого эротического китайского романа Цветы сливы в золотой вазе (эпоха Мин, 1368—1644), [предваряя первую главу], жалуется такими строками из стихотворения танской поры (618—907):

«Великолепие и роскошь? — Вот сойдут они, и обнажится наводящая ужас иссохшая почва. Отзвучат флейты [сяо] и арфы [чжэн], смолкнут и поющие уста. Что до силы клинка, исчезнет она, и остается лишь его холодный блеск. Беззвучно пылятся драгоценные струны цитры [цинь]; без света гаснет вечерняя звезда. Пустынны нефритовые ступени, лишь увлажняет их осенняя роса. Там, где с песнями пускались в пляс, ныне лишь луна безмолвно освещает дом. Те, кто пел там и плясал, никогда уже не вернутся. Все они ныне обратились в могильный прах: доблесть, красота — все унесено прошлым!» (перевод на нем. Отто и Артура Кибата // Цзинь, Пин, Мэй, т. 1. Гамбург, 1967, с. 19 [в русском переводе этих строк нет, поскольку их нет и в старейшем минском издании романа, послужившим оригиналом для русских переводчиков]).

Таким образом, человек, поглощенный «мирской пылью», то есть земным, пребывает в море иллюзий. Иллюзия того, что «у меня что-то есть», порождает желание. Обманом, однако, является и окончательная, освобождающая смерть. Мара (смерть) и Кама (страсть) значат часто одно и то же. Ибо смерть нередко является людям не в своем истинном отталкивающем обличье, а в образе желанной вещи и предмета страсти, например в виде сулящих наслаждение наркотиков. Страсть — это ловушка, ведущая к смерти, так как она вновь и вновь заманивает человека в вещный мир ко все новым воплощениям, которые снова оканчиваются смертью и последующим воплощением. Духовно несвободный человек — и здесь лежит, пожалуй, основное различие между буддизмом и даосизмом — воплощается и вновь претерпевает страдания, тогда как освободившийся выходит из Цепи воплощений. Что до даосизма, то одно из его направлений и вовсе стремится к физическому бессмертию. Таким образом, человек, по сути, оказывается жертвой собственных желаний в значительной степени из-за того, что поддается чарам творящей стратагемы 7: желания из ничего творят вожделенные предметы, не имеющие в себе ничего постоянного и, следовательно, не существующие.

Поскольку буддизм учит видеть иллюзорность мира и замечать за всякой видимостью зияющую пустоту, он предстает религией с в высшей степени стратагемным восприятием действительности. Чтобы освободить человека от страданий, необходимо с буддийской точки зрения освободить его самого, то есть в первую очередь уничтожить в нем желание. Если это человеку удается, он обводит смерть вокруг пальца, иначе говоря, освобождается от коварства выступающей под обличьем желания смерти, на что указывает следующее четверостишие из собрания стихотворений первых учеников Будды:

«[Передающий другим буддийское учение] Призыв [освобожденного от страсти] мудреца гремит, как львиный рык средь скал, призыв героя, призыв господина, Избежавшего коварства смерти» ([Тхерагатха, Бхагадваджа, стих 178][245]; Карл Эйген Нейман [перевод]: Die Lieder der Mönche und Nonnen Gotamo Buddhos / aus den Theragâthâ und Therogâthâ zum erstenmal übers. 2-е изд. Мюнхен, 1923, с. 61).

Согласно учению Махаяны, помимо самоосвобождения возможно еще освобождение с помощью бодхисаттвы (см. 24.15). Стоит пресечь страсти, сравниваемые с «горящей соломой» и «раскаленными углями» ([Мадждокхима-никая: 22 (III, 2). Алагаддупама-сутта (Притча о змее)]; К. Нейман. Речи Гаутамы Будды. Мюнхен, 1922, с. 322), и исчезает привязанность к вещам. Тогда они как бы не существуют. Затем исчезает различие между положительным и отрицательным, человек не стремится более к приятному и не избегает неприятного. Он не стремится ни к злу, ни к добру. На первых шагах по пути просветления еще можно испытывать радость, однако вскоре «рассеивается полная самомнения сущность «Я», срубается под корень, так что больше нечему развиваться» (там же, с. 340), и наступает полное беспристрастие. Даже буддийское учение представляется излишним, как голое средство к достижению цели. Оно больше не имеет ценности. Человек ожидает смерти, и если не перерождается, то достигает нирваны. Если желания устранены, тем самым удален хворост из-под котла. Все иллюзии рассеиваются, «Я» теряет всякое значение и в итоге растворяется в нирване. Все происходит «подобно тому, как исчезает огонь, / Когда заканчивается хворост» (Сутра о цветке лотоса чудесной дхармы. Пер. с кит. А. Игнатовича. М.: Янус-К, 1998, с. 95). Имея в виду эту цель, вьетнамский буддийский монах Тхит Ньят Хань [Thich Nhbt Hanh, род. 1926] в книге Umarme deine Wut (Цюрих, 1992 [на русском яз. см.: Тхить Ньят Хань. Обретение мира. СПб: Андреев и сыновья, 1993]) рассматривает 20 практических приемов медитации, обучающих умению «гасить пламя» при ослеплении желанием, гневом и ревностью.

19.5. Лишить [опоры] земли, а стало быть, и жизни

[После того как Геракл доставил яблоки Гесперид Эврисфею,] «он не стал возвращаться в Микены прямой дорогой. Сначала он отправился в Ливию, где царь Антей, сын Посейдона и Матери-Земли, имел обычай заставлять всех путников бороться с ним до полного изнеможения, а затем убивал своего противника. Ведь он был не только искусным атлетом, но и восстанавливал свои силы, прикасаясь к земле. Черепами своих жертв он украшал кровлю храма Посейдона. Неизвестно, то ли Геракл, решивший покончить с этим варварским обычаем, вызвал гиганта Антея на поединок, то ли его самого вызвал Антей. Гигант жил в пещере под высокой скалой, питался львиным мясом и спал на голой земле, чтобы не только сохранять, но и увеличивать свою и без того непомерную мощь. Мать-Земля, не потерявшая способности рожать после того, как произвела на свет гигантов, зачала Антея в ливийской пещере и гордилась им больше, чем своими ужасными старшими детьми — Тифоном, Титием и Бриареем. Олимпийцам не поздоровилось бы, если бы Антей сражался против них в долинах Флегры. Перед поединком оба участника сбросили с себя львиные шкуры, но если Геракл на олимпийский манер натер свое тело маслом, to Антей посыпал свои ноги горячим песком на тот случай, если его прикосновение к земле через подошвы ног окажется недостаточным. Геракл хотел приберечь свои силы и утомить Антея и очень удивился, когда, бросив его на землю, увидел, как наливаются мышцы гиганта и как сила вливается в его тело. Это Мать-Земля вернула ему истраченные силы. Соперники вновь схватились, и на этот раз Антей упал сам, не дожидаясь, когда соперник бросит его наземь. Тогда Геракл, поняв, в чем дело, поднял Антея над землей, сломал ему ребра и, несмотря на стенания Матери-Земли, держал его в могучих объятиях до тех пор, пока тот не испустил дух» (Грейвс Р. Мифы Древней Греции. Пер. с англ. К. Лукьяненко. М.: Прогресс, 1992, с. 379).

Этому применению стратагемы 19 в древнегреческом мифе Магда Штаудингер (Staudinger) и Регина Катер (Kather) (Freiburger Universitätsblätter (Записки Фрейбургского университета), тетрадь 136. Фрейбург, июнь 1997) дают современное толкование. Человек противопоставил созданную им техносферу природной биосфере. Борьба между Гераклом и Антеем олицетворяет борьбу между силами цивилизации и неукротимыми силами природы. Как только Антей в борьбе с Гераклом касается земли, в него вливается новая сила. Лишь когда Геракл отрывает его от земли, из него вместе с силой уходит и жизнь. Геракл, представитель техносферы, удушает его. Так и человек может укротить грозящие ему силы природы и по меньшей мере в некоторой степени обезвредить их. Тем самым он может использовать силы природы в своих целях. Но при этом, разумеется, он должен соблюдать законы природы и помнить о них. Если он забывает об этом, нещадно эксплуатируя силы природы, если он, подобно Гераклу, не знает удержу, он уничтожает природу. Человек, безусловно, погубит сам себя, если его жажда власти будет непомерно расти, так что он полностью заместит техносферой биосферу. Ведь, разрушая биосферу, он отнимает у природы возможность самовосстановления. Тем самым человек подрывает основы собственной жизни. Неосторожно направляя свою техническую мощь против природы, чтобы эксплуатировать ее, он рубит сук, на котором сидит. Он «разрушает естественные условия своего существования» (Чжан Дайнянь: "Критический разбор [древнекитайского выражения] «небеса и земля — одно целое» [«тянь жэнь хэ и»]: [выходящий раз в два месяца журнал] «Передовая линия общественных наук» [Шэхуэй кэсюэ чжаньсянь]. Чанчунь, № 3, 1998, с. 70). При таком подходе к стратагеме 19, когда хитрость обращается в глупость, человек не отводит от себя опасности, а просто лишает себя почвы под ногами:

«Земной шар — это сад всего человечества. Горы и реки, озера и моря, птицы и звери, насекомые и рыбы, все они — наши друзья, от которых мы, люди, зависим. Разрушая природу и нанося вред окружающей среде, человечество губит себя... Если кожа пропала, на чем волосам держаться? [«пи чжи бу цунь, мао цзян янь фу»]» (Дун Фанцзюнь. Жэньминь жибао. Пекин, 28.04.1998, 8.9).

19.6. Политика [схватывания] вершков вместо корешков

Впервые формулировка стратагемы 19 в виде последовательности из четырех иероглифов встречается в «Записке о взыскании местных правителей императорского рода» [«И-чу цзун-фань шу»] государственного чиновника и литератора XVI в. Ци Юаньцзо. В документе, который приводит Юй Жуцзи [16 век] в своем «Наброске сообщения касательно министерства церемоний» [«Либу чжи гао»], составленном в 1620 году, сказано следующее: «Пословица гласит: «Переливать кипяток, чтобы прекратить кипение, вместо [того, чтобы погасить огонь,] вытащив дрова из-под котла» [«Ян тан чжи фэй, бу жу фу-ди чоучинь»]. При нынешнем состоянии дел, чтобы выправить положение, ничего не остается, как менять дедовские правила». Речь идет о выдаче зерна и денег членам императорского рода: эти кормления обременительны для государственной казны, даже если отдельные суммы снижены до предельно малой величины. Повышение налогов тоже не поможет. Ци Юаньцзо предлагает старые соглашения заменить новыми, направленными на крайнее ограничение круга получателей выплат. Образцом обстоятельного и окончательного решения этого затруднения ему служит стратагема 19.

В таком ключе рассматривает стратагему 19 и современная китайская пресса. На выставки в Пекине и Шанхае запрещено приходить с сумками. Почему? Чтобы «отодвинуть хворост от очага» и тем самым предотвратить кражи со стендов («Спортивная газета» [Тиюй куайбао]. Пекин, 20.08.1979). Сотрудник тайбэйской газеты, отвечающий на письма читателей, советует ученице интерната, которая жалуется на свою соседку по комнате, болтающую со всеми о ее жизни и привычках, прибегнуть к «вытаскиванию хвороста из-под котла». Она должна распространить слух, что ее соседка любит приврать в расчете на простаков (Чжунго Шибао, 19.04.1991). Задача стратагемы в этом случае заключается в подрыве доверия к сплетнице.

«В последние годы возросло число пиратских изданий. Даже запреты не смогли их остановить. Компетентные правительственные органы приняли строгие меры, чтобы воспрепятствовать продаже таких изданий. Это крайне необходимо. Но не можем ли мы, литераторы, тоже что-нибудь предпринять и «убрать хворост из очага»?» Вот так взывает Сяо Лунь, обращаясь к китайским писателям в выходящей два раз в неделю шанхайской «Литературной газете» [Вэньсюэ бао]. Он ратует за увеличение тиража не элитарных, а популярных произведений, полагая, что таким образом можно было бы перекрыть кислород низкопробным, а зачастую даже порнографическим, пиратским изданиям. В другой статье о пиратских изданиях в той же газете Гу Ни требует не только положить конец распространению нелегальных изданий, но и «вытащить хворост из очага», то есть, ведя борьбу с виновными издательствами и типографиями, производить «чистку источника» [цинъюань]. Ведь если «чист источник, чиста и стремнина» [«юань цин цзэ лю цин»] (Сюнь Куан (ок. 313 — ок. 238 до н. э.): Сюнь-цзы, гл. 12 «Путь правителя» [«Цзюнь дао»]). «Не допускать наркоманов к источникам, откуда поступают наркотики, сделать для них невозможным сам доступ к наркотикам, это было бы много дешевле борьбы с наркоманией», — призывает научный советник Шао Имин из Научно-исследовательского института вирусологии Китайской академии профилактической медицины (Гуанмин жибао. Пекин, 30.05.1997).

«Следует объединить борьбу с преступностью и профилактику преступности, одновременно врачевать верхушку и корень» и (очевидно, учитывая разногласия внутри Коммунистической партии Китая) «предотвращать беду заранее, одновременно врачуя верхушку и корень, причем основное внимание уделять корню», — гласят два крупных заголовка в шанхайской ежедневной газете Вэньхуэй бао (18.04.1995 и 17.07.1998). «Врачевать верхушку [собственно, весь ствол без корня] и корни одновременно [«бяо бэнь цзянь чжи»]» — часто встречающийся в современных китайских текстах фразеологизм, восходящий к теории и практике китайской медицины. Им воспользовался, например, китайский премьер-министр Ли Пэн в правительственном заявлении от 1.03.1997 о борьбе с коррупцией. «Переливают кипяток, чтобы прекратить кипение, вместо того чтобы погасить огонь, вытаскивая дрова из-под котла», — пишут два обозревателя в общенациональной пекинской газете интеллигенции Гуанмин жибао (17.03.1998) в статье под заголовком «Необходимо эффективнее сдерживать коррупцию». Принятия «направленных на вытаскивание хвороста из-под котла мер по борьбе с загнившими корнями» требовал в апреле 1998 г. глава ведомства Госсовета по надзору и наказаниям Хэ Юн [род. 1940], имея в виду многочисленные нарушения в сельском хозяйстве, финансовой системе, транспорте и системе общественной безопасности (Жэньминь жибао. Пекин, 29.04.1998).

Печатный орган Всекитайской федерации профсоюзов упрекает отдельные предприятия и органы власти в «погоне за скороспелыми успехами и сиюминутной выгодой [цзи гун цзинь ли]» и напоминает высказывание Конфуция «Если будешь.спешить, то не преуспеешь» [«Лунь юй», 17.13] (Гунжэнъ жибао. Пекин, 19-08.1998, с. 6). О «недальновидности» привлечения инвестиций некоторыми управленцами сожалеет президент фирмы «Нестле» Хельмут Маухер (Die Zeit[246]. Гамбург, 9.07.1998, с. 21). Но и политики часто довольствуются борьбой с симптомами, ограничиваясь простым латанием дыр. «Недальновидное политическое мышление слишком легко берет верх» (Новая цюрихская газета, 20—21.06.1998, с. 21). Так, в западных странах дополняют друг друга «событийная культура, с одной стороны, и политика сроков полномочий законодательных органов — с другой, которые, кажется, стремятся перещеголять друг друга в близорукости, оборачивающейся «потерями в долгосрочной перспективе» (Вольф Лепенис (Lepenies). Закончена ли европеизация мира? Schweizarisches Institut fьr Auslandforschung (Швейцарский институт зарубежных исследований) [изд.]; Горячая точка: Восточная Азия («Brennpunkt Ostasien»). Цюрих, 1997, с. 32). На привычку политиков хвататься за вершки и не лечить корни кризиса сетует Новая цюрихская газета в редакционной статье «Охота на исламистов в Турции?» (3—4.05.1997): «Недостаток ширящейся антиисламской кампании... в том, что это — борьба сугубо с симптомами. Она оставляет без внимания... причины успеха исламистов на выборах. Сюда относится неспособность других крупных партий решать безотлагательные социальные проблемы, идеологическая беспринципность их руководителей и нередко встречающаяся продажность».

«Нулевая терпимость», суровые наказания за мелкие правонарушения, что практиковалось, например, в Нью-Йорке 90-х гг., не способствуют борьбе с истоками (корнями) преступности (такими как распад семьи, анонимное и мобильное общество без контроля за жителями, огромные имущественные различия, доступность огнестрельного оружия, исторически сложившееся упование на силу, недостаток социализации, крайняя неоднородность общества, обилие мигрантов и так далее), представляя собой лишь «пластырь на раковой опухоли» (Письмо читателя. Новая цюрихская газета, 17,03.1998). «Зеленые», которые устраивают демонстрации протеста против ввоза радиоактивных отходов или запланированного затопления отслужившей нефтяной платформы наподобие Brent Spar, вместо того чтобы бороться за новое, менее потребительское отношение людей к окружающему миру, являются типичными борцами с вершками. В действительности следовало бы бороться со стремлением людей к чрезмерному потреблению энергии, а не с его результатами вроде отработанного ядерного топлива или выкачанной нефтяной скважины. Конечно, весь вопрос в том, можно ли хотя бы умерить, если не побороть, человеческую алчность. Над этим 2 тысячи лет назад ломали головы авторы Хуайнань-цзы, а еще раньше Будда (см. 19.3, 19-4). Даже изменение политической системы не всегда способно воздействовать на корни, вызвав внутренние перемены в людях. Следовало бы утверждать в обществе отношения, когда не приветствовались бы искусственно создаваемые рекламой, модой и престижем потребности и ограничивались бы удовлетворением одних естественных нужд, жили бы тем, что есть у человека, и не стремились бы к отсутствующим предметам роскоши. Сегодня борьба с отдельными язвами современной цивилизации отвлекает от тех явлений, которые приводят к язвам, а именно «расточительного образа жизни западных промышленных обществ» (Петер Винтерлинг (Winterling). Средства массовой информации нуждаются в катастрофах. Badische Zeitung, Оренбург, 19.10.1996, с. 6) с их «всеохватной алчностью» (Носим Хомский. Haben und Nichthaben. Боденхайм, 1998 [в оригинале Class Warfare: Interviews with David Barsamian (1996)]). Обращая всю силу своего протеста на поверхностные явления, мы упускаем из вида самые насущные вопросы. Основной вопрос звучит так: как осуществить требование Махатмы Ганди, высказанное в письме к Дж. Неру в 1945 г.: «Человек должен довольствоваться тем, в чем он действительно нуждается», ибо «мир может удовлетворить потребности каждого, но только не алчность».

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: