Сделай Сам Свою Работу на 5

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 11 глава





— Ты вела себя на редкость беспутно этим вечером, Магдален.

— Может быть, и да, — согласилась она, и смех ее зазвенел, словно колокольчик. — Впрочем, едва ли беспутнее вас, милорд де Жерве.

Тот засмеялся, вплотную приблизившись к ее лицу.

— Урок оказался более чем уместным?

— И более чем сладостным.

— Пожалуй, — согласился он, и поудобнее посадил ее на колено; теперь он мог отчетливее ощутить роскошные закругления ее тела. Ее шелковистая кожа заволновалась от его прикосновения, она выгнулась и что-то тихонько запела — как всегда, предельно чуткая и отзывчивая, сама чувственность и обещание плотских утех.

— Мне нужно кое-что сказать тебе, — прошептала она ему на ухо, и де Жерве ощутил прикосновение ее горячего влажного языка, тихо застонал от ощущения тепла и тяжести на коленях, тело его судорожно затвердело.

— Говори быстрее, любовь моя, пока я еще способен что-то слышать.

— Я беременна, — эти слова, прошелестевшие, словно тростник на ветру, подействовали на него как удар хлыста.

Руки Гая застыли. Так вот что в ней было необычного, вот что было причиной тех неопределенных изменений, которые он наблюдал в ней последние недели!



— Ты не рад! — она посмотрела на него с тревогой.

Да, с одной стороны, на него накатилось небывалое в его жизни счастье. Но с другой... Он отбросил в сторону это другое и сказал:

— Я рад, любовь моя, и я никогда так не был рад, — он ласково улыбнулся, смахивая с ее лба темный локон. — Я, конечно, мог это предвидеть, но были и некоторые сомнения.

— По-видимому, это произошло в самый первый раз, — сказала она. — Эрин уверена, что ребенок появится на свет в мае или июне.

Гай прикинул. Ребенок Эдмунда мог бы появиться в марте-апреле. С некоторой натяжкой их ребенок мог сойти за наследника сьёра Эдмунда де Бресса. Мысль эта не доставила ему ни радости, ни облегчения.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросил он.

— Чудесно, — она обвила руками его шею. — И чудесно в первую очередь потому, что ношу под сердцем именно твоего ребенка.

Он уступил ее настойчивым и вкрадчивым ласкам, и вновь радость слияния вытеснила из его сознания все страхи и опасения. Потом он лежал на спине, обняв ее, и с содроганием думал о тех угрозах, которые могла принести ей беременность, вспоминая ужасную ночь на корабле.



— Ты должна беречь себя, душа моя. Придется положить конец выездам на охоту и длительным поездкам.

— Но я чувствую себя совершенно здоровой и крепкой! — она села на кровати. — Это выше моих сил — шесть месяцев лежать в кровати, Гай.

— После того случая ты не можешь больше рисковать собой и ребенком, — сказал он, откидываясь и кладя руку ей на бедро. — Господь свидетель, то, чем мы занимались только что, тоже может быть опасно, так что давай сделаем перерыв до тех пор, пока ты не родишь.

— Тем не менее, если ты станешь приставать ко мне с нежностями, я едва ли смогу тебе отказать.

— Сердечко мое, я не только перестану приставать к тебе с нежностями, но и намерен следить, чтобы ты себя ничем чрезмерно не перетруждала.

— Но откуда тебе знать, что нужно, а что не нужно? Разве мужчины смыслят в таких вещах?

— Смыслят, и не так уж мало, — заявил он. — А если не смыслят, то смогут догадаться, так что хватит со мной спорить.

Магдален, покусывая ноготь большого пальца и хмуро посматривая на него, решала про себя, радоваться ли такому проявлению заботы с его стороны или досадовать, что он собирается наложить на нее ненужные ограничения. Впрочем, у нее в голове уже сложился план, как можно обойти все эти препоны, и она уже собиралась испробовать один из способов, как вдруг тишину разорвал сумасшедший звон колоколов.

— Набат, — прошептала она в испуге, когда Гай, бормоча проклятия, отодвинул ее и встал. — Дозорные бьют тревогу.

— Возвращайся в свои комнаты, — приказал он, устремившись к двери. — И немедленно!



— Что это? Нападение?

— Ступай! — из коридора донесся топот бегущих ног.

Магдален едва успела схватить халат и проскочить через потайную дверь, как дверь в спальню де Жерве распахнулась и в нее вбежали оруженосец и пажи.

— Милорд!.. Они бьют в набат, — задыхаясь, выкрикнул Стефан. — Наверняка на город напали разбойники!

— Хватит болтать и принеси кольчугу милорда, — резко оборвал его оруженосец. — А ты, Тео, принеси оружие.

Джеффри был идеальным оруженосцем, и Гай, как всегда, ощутил к нему благодарность, что сам освобожден от необходимости командовать пажами в те мгновения, когда голова его занята совсем другим. Надо же было случиться нападению именно в эту проклятую ночь, когда половина замка не в состоянии сесть на коня и взять в руки оружие! Надежда оставалась на конную кавалерию из гарнизона: им было запрещено появляться на пирушке, и они знали прекрасно, что в случае неповиновения их ждет суровое наказание.

Магдален вбежала через тайный проход в свою спальню и, отбросив в сторону халат, стала искать в шкафчике верхнюю одежду. На ее окрик примчались сильно взволнованные Эрин и Марджери.

— Миледи, говорят, на город совершено нападение, — выпалили они вместе, с трудом переводя дух, — представляете? Нападение! Ночью!

— Святой Господь! — в сердцах воскликнула Магдален. — Помогите же мне одеться. Нужно так много успеть, пока ночь не кончилась... Нет, не то платье... Нужно что-нибудь попроще для работы, которая нам предстоит. Дай то, из бурой шерсти.

Платье оказалось коротковато, его серебряный пояс едва застегнулся на бедрах. На пояс Магдален подвесила маленький кинжал в ножнах, украшенный рубинами, бархатный мешочек с такими необходимыми вещами, как ножницы, иголки и ключ от сундучка с драгоценностями. Эрин подала ей руку, и они втроем быстро вышли из комнат и по наружной галерее спустились во внутренний двор. Повсюду царили суматоха и замешательство: людей, расслабленных сном и ночным разгулом, набат застиг врасплох.

На плацу порядка было больше. Тяжеловооруженные всадники с факелами в руках выстроились в боевом порядке, за ними аккуратными шеренгами встали лучники. Магдален обратила внимание на то, что все гости, вооруженные и экипированные, также сидят на своих боевых лошадях; призыва взяться за оружие в предвкушении битвы оказалось достаточно, чтобы вышибить у них из головы ночной хмель. От порывов ветра захлопали штандарты, среди них — штандарт с гербом де Жерве; увидела она и самого Гая в тот момент, когда он опускал забрало. Над отрядами вассалов колыхались знамена де Жерве и де Брессов.

Ей захотелось подбежать к Гаю, сказать ему несколько слов напутствия, но она прекрасно понимала, что таким проявлением женской слабости лишь поставит его в неловкое положение. Даже на расстоянии она чувствовала возбуждение воинов, собравшихся на битву, — это было сильнее любовной горячки. К сожалению, и только к сражению были обращены сейчас их помыслы, и лишь смерть могла остановить этот порыв.

Рыцари опустили забрала, герольды протрубили боевой клич, и воины проехали через ворота. Подковы загрохотали по дереву подъемного моста.

Магдален взбежала по лестнице на крепостную стену, наблюдая, как под звуки рога грохочущее воинство обрушилось на тех, кто посмел посягнуть на безопасность вассалов де Бресса. Мост был поднят, как только по нему проехал последний лучник, решетка опустилась, — замок вновь оказался защищен от врагов, которые могли вторгнуться в него в отсутствии защитников. С города тянуло дымом, доносились вопли и стоны, оглушительно грохотали бомбарды, пробивая бреши в городских стенах.

Резко развернувшись, Магдален спустилась во внешний двор. У нее забот хватало по горло, и нельзя было тратить время на то, чтобы глазеть на происходящее. В большом зале бросались в глаза следы ночного кутежа: перевернутые столы, лужи вина; свора собак поедала объедки. Однако сенешаль уже начал собирать полусонных, пьяных слуг.

— Нам потребуется вода, сенешаль, — сказала Магдален, подходя к нему. — Очень много горячей воды.

— Да, миледи, я дам распоряжение на кухне.

Магдален заметила, что полное, с двойным подбородком лицо сенешаля испуганно и бледно, но он исправно руководил уборкой зала и подготовкой его для приема возвращающихся воинов, которым потребуется вода, место для доспехов, а возможно, среди них будут и те, кто получит легкие ранения.

Для тяжелораненных следовало подготовить лазарет, туда и поспешила Магдален из зала. Она с облегчением обнаружила, что аптекарь — мастер Элиас — свеж как огурчик, он, по-видимому, не принимал участия в кутеже. Оживленно приветствовав ее, он продемонстрировал ей ряды коек, стопки перевязочного материала, масла и мази, кипящие на медленном огне котелки. Подготовка к встрече вернувшихся с боя рыцарей входила в обязанности хозяйки замка, и в этом смысле Магдален имела достойный пример для подражания в лице леди Элинор, когда жила в замке Беллер.

Убедившись, что все в порядке, она вернулась на свой пост на крепостной стене. Крики со стороны города звучали уже слабее, но пелена дыма все еще заволакивала долину. В сереющем утреннем воздухе плыли слабые лязгающие звуки — где-то за городом сталь ударялась о сталь. Очевидно, разбойников, напавших на город, удалось оттеснить. Рассчитывали ли они на такой решительный отпор? Вполне возможно, ибо эти блуждающие по стране банды довольствуются и тем, что успеют захватить в результате внезапного штурма.

Магдален простояла на стене до тех пор, пока горизонт не порозовел, и тогда, вглядевшись, она обнаружила, что северная сторона городских укреплений пробита — очевидно, бомбардой, и если бы не своевременная помощь из замка, то можно было бы себе представить, что сейчас творилось бы на улицах города.

Солнце уже успело подняться, когда она различила движущуюся процессию всадников, приближающуюся из долины. Воины шли в боевом порядке, раненые чуть отстали, а группу с носилками охраняли несколько тяжеловооруженных всадников. В чистом утреннем воздухе зазвенел сигнал рожка, сигнал победы. С гордо развевающимися штандартами войско поднялось на холм, взвилась вверх решетка на воротах, загремел, опускаясь, подъемный мост и победители колонной вошли на плац.

Впереди ехал Гай де Жерве, и его высокий рост и могучее сложение прекрасно дополняла гордая осанка. Магдален облегченно вздохнула и поспешила вниз по лестнице, чуть замедлив шаг на последней ступеньке — следовало подойти к его стремени плавной, исполненной достоинства походкой хозяйки этого замка.

— Моя благодарность вам, милорд, за ваше заступничество. Вашими усилиями мы избавились от врага, — слова лились вольно и легко, но они были чем-то более значительным, чем просто ритуальным приветствием победителю. Откинув забрало, Гай своими ярко-синими глазами оглядел ее. Взяв из рук пажа кубок, она передала его Гаю.

— Благодарю вас, леди, — сказал он хладнокровно, осушил чашу до дна. Поклонившись, он проехал в конюшню.

Магдален прошла в зал, ожидая прихода рыцарей и их оруженосцев. Служанки стояли наготове у тазов с горячей водой, чтобы помочь им обмыться, снять с себя доспехи и одежду, предложить им кубки с вином, дабы взбодрить кровь, а также ароматные масла и мази для облегчения боли в местах ушибов.

Магдален ходила между ними, пока в зал не вошел Гай. Тогда она решительно направилась к нему.

— Я намерена прислуживать милорду сама, — объявила она пажу. — А ты только поможешь мне снять с него доспехи.

Как хозяйка замка она должна была служить рыцарю, защищавшему ее имущество и ее вассалов.

— Но сначала принеси мне масла.

— Было бы лучше, если бы ты пошла в постель, — заметил Гай, как только паж удалился исполнять поручение. Де Жерве сбросил с головы шлем. — И вообще, мне кажется, это работа не для тебя.

Он кивнул на переполненное помещение, где мужчины с обнаженными торсами и расшнурованными рейтузами принимали помощь служанок и пажей.

— Тем не менее это работа для меня, — спокойно заверила она. — Леди Элинор не чуралась такой работы, почему же я должна быть исключением?

— Леди Элинор прислуживала брату, — напомнил он ей. — Это все равно, что прислуживать мужу.

— Передо мной человек, занимающий место моего мужа, — все с той же спокойной твердостью возразила она. — Если ты смущаешься совершать этот ритуал здесь, на глазах у прочих, давай отправимся в твою комнату, и я буду прислуживать тебе там.

В глазах Гая, несмотря на усталость, появились веселые искорки. Магдален вновь демонстрировала свое упорство, и, по правде говоря, ему нечего было противопоставить ее железной логике. Никто не посмел бы оспаривать ее право оказать помощь спасителю, но все же это должно было происходить здесь, в зале, вместе с другими. Гай сбросил с плеч плащ.

— Как вам будет угодно, миледи.

Кивнув ему, она поманила служанку.

— Принесите горячую воду для милорда.

В который раз она млела от восхищения при виде этого худощавого, крепкого тела с широкой грудью, рельефными мышцами, но виду не показывала, а опустив глаза, макала куски материи в горячую воду, обмывала кожу, затем втирала в мышцы и сухожилия масло.

— Ну вот, милорд, — с трудом переводя дыхание, она отступила на шаг. Мелкие капельки пота блестели на ее бровях, свидетельствующие об усердии при исполнении долга. — Теперь, надеюсь, вам стало легче?

— Отнюдь, леди, — проворчал он. — Вы создали напряжение там, где его еще недавно не было.

— Мне очень стыдно, сэр, — опустив ресницы, сказала она. — Я совершенно не думала о том, что после ночного сражения у милорда найдутся силы для чего-то еще, кроме отдыха.

— Вы угодили в точку, — передразнил он ее тон, снова надевая рубаху и зашнуровывая рейтузы. — Но сейчас совершенно определенно наступило время, когда вам пора отправиться в постель.

— Моя работа еще не окончена, милорд, — Магдален вытерла замасленные руки о влажную тряпку, а потом смахнула со лба пот. — Подготовлено мясо и напитки для защитников замка, и их необходимо подать на стол.

— Это сделают и без тебя, — сказал он. — Ты и без того всю ночь не сомкнула глаз.

— Разве я одна? — Магдален обвела рукой зал. — Уверена, в этом зале нет ни одного человека, отдыхавшего этой ночью.

Он посмотрел на нее, чуть нахмурившись.

— Я бы хотел, чтобы ты пошла спать, — сказал он медленно.

— И перестала выполнять свои обязанности? — спросила она. — Между прочим, я хозяйка этого замка.

— А я сегодня его хозяин, — заявил он. — А потому освобождаю вас от ваших обязанностей и приказываю вам ложиться спать.

Магдален стояла в нерешительности. Ей хотелось во что бы то ни стало завершить работу в зале, но, как обычно, она избегала того, что могло вызвать неудовольствие Гая.

— Я ни капельки не устала, — неожиданно осмелев, возразила она. — Мне бы хотелось закончить начатое.

Он посмотрел в усталые глаза, под которыми легли лиловые тени. Бледное лицо ее казалось полупрозрачным, и это внезапно вызвало в нем воспоминание о Гвендолин, пробудив застарелые страхи.

— Ты сама вынуждаешь меня обращаться с тобой по-иному, — произнес он тоном, который она слышала от него не больше двух раз, будучи еще ребенком. Оглядевшись, он крикнул: — Эрин! Марджери!

Обе служанки, бросив свои дела, поспешили к хозяину.

— Проводите леди в ее комнату и уложите в постель, — приказал он. — Хорошенько присмотрите за ней. Ей нездоровится из-за ночного дежурства.

— Будет исполнено, милорд, — сказала Эрин. — Пойдемте, миледи.

Даже если бы у Магдален хватало смелости и далее перечить Гаю, она ни за что бы не позволила бы себе делать это в присутствии прислуги. Не повернув головы, она покинула зал. Гай понимал и разделял побуждения, по которым она хотела оставаться здесь до конца, и, несомненно, уступил бы, если бы она не была беременна. Но теперь, увидев ее хрупкость, он вновь попал в плен старых страхов и воспоминаний о собственной беспомощности перед лицом мучительного ухода из жизни Гвендолин. После той потери он не мог позволить, чтобы Магдален, пусть даже из благих побуждений, подвергала свое здоровье и жизнь опасности.

Магдален почти ничего не сказала, пока Эрин и Марджери укладывали ее в постель, но краем уха она улавливала их возбужденные пересуды по поводу ночного нападения и нынешнего настроения горожан. Они посчитали, что она спит, устав за ночь и утолив голод творогом с белым хлебом и сладким сотовым медом. Но, когда Эрин подошла, чтобы задернуть полог кровати, Магдален попросила не делать этого. Было почему-то так приятно и покойно лежать в теплой пуховой постели, видеть вокруг яркий дневной свет, слышать звуки повседневной жизни замка.

В полдень она проснулась с чудесным ощущением спокойствия и безмятежности, тело ее было теплым и сонным, руки и ноги — расслабленными и отяжелевшими. Солнце все еще было на ее стороне, и она услышала сигнал рожка из гарнизонного двора: трубили смену караула. Присев на кровати, она потянулась к колокольчику.

— Ах, вы уже проснулись, миледи? — Эрин хлопотливо поставила на кровать поднос. — Я принесла вам бульон и кусочек хлеба. Вам нужно окрепнуть. Милорд приказал самым лучшим образом заботиться о вас.

Магдален немедленно вспомнила утреннюю ссору, и ей стало тошно.

— Милорд чрезмерно заботлив, — заметила она, принимая поднос. — Но я бы желала, чтобы вы соразмеряли его наказы со здравым смыслом.

Она отхлебнула бульона из бычьих хвостов.

— Миледи, я не могу его ослушаться, — искренне сказала Эрин. — Он потребовал не отступать ни на шаг от его приказаний. Он приглашал вас помочь ему в его хлопотах, когда вы проснетесь, — добавила она, направляясь к платяному шкафу. — Какое платье вы наденете?

Магдален задумалась.

— А странствующие рыцари, наши гости, все еще здесь?

— Да, госпожа, но милорд объявил, что он и гости будут ужинать одни здесь в большом зале.

— Тогда все равно в каком я платье, — с грустью сказала Магдален. Гай явно хотел, чтобы она провела остаток дня и вечер в одиночестве.

Одетая в закрытое льняное платье яблочно-зеленого цвета, подпоясанная в талии простым плетеным ремнем, она выглядела как молодое стройное деревце. Магдален направилась к покоям Гая. На ее стук Стефан открыл дверь.

— Желаю вам хорошего дня, моя госпожа, — он поклонился.

— Здравствуй, Стефан, — он по-детски улыбнулся — ему не было еще и двенадцати лет. — Ты хорошо показал себя в бою прошлой ночью, насколько я знаю.

Стефан покраснел. Это было его первое дело, и он до сих пор еще не мог забыть тот леденящий душу страх, который испытал в один смертельно опасный момент, и боялся, что кто-нибудь это заметил и назовет его трусом.

— Ты можешь нас оставить, — приказал Гай Он стоял возле камина и улыбнулся Магдален, когда та вошла в комнату. Стефан закрыл за собой дверь.

— Ты хорошо спала? — он поманил ее к себе.

— Да спасибо, милорд, — она подошла и остановилась перед ним.

Он взял ее лицо в свои ладони, внимательно его разглядывая.

— Ты сердишься на меня, мой кумир, — сказал он.

Магдален была если не рассержена, то раздосадована.

— Я знаю, что ты будешь ужинать один со своими гостями.

Он кивнул.

— Мне показалось, что тебе не понравилась их компания прошлым вечером. Я решил избавить тебя от этого сегодня.

Легкая краска покрыла ее щеки.

— Это единственный повод?

— Какой же может быть другой?

— Я подумала, что ты, может быть, посоветуешь мне провести этот вечер в постели, — сказала она. — Ты, кажется, думаешь, что это лучшее место для меня на шесть последующих месяцев!

— Ах, Магдален! — но шутка не могла бы помочь, и он наклонился, чтобы поцеловать ее надутые губки. Она ответила, как обычно, со всем пылом, прямо и без притворства, ее раздражение улетучилось, как только она прижалась к нему.

Он обнял ее еще крепче, чувствуя теплое биение сердца этой дорогой ему женщины, такой нежной и такой хрупкой. Хотя он и чувствовал ее власть над собой, эту парадоксальную власть женщины!

— Ты должна быть снисходительна ко мне, моя любовь. Наверное, я показался тебе слишком суровым сегодня утром, но постараюсь не быть таким впредь. Однако я не позволю тебе рисковать здоровьем в такое время.

Магдален вздохнула, кивнув головой в знак согласия. Она любила Гая и не хотела причинять ему неприятностей. Если он просит подчиниться всем этим требованиям ради его душевного спокойствия, то она должна это сделать.

— Надеюсь, вы будете уделять мне больше внимания, милорд, раз уж я должна быть лишена моих обычных занятий. Раз я должна сидеть и вышивать, вместо того чтобы выезжать, вы должны найти время развлечь меня.

Ее рот изогнулся в чарующей улыбке, от которой у него перехватило дыхание. Гай помнил об их уговоре, но рассудок его помутился, душевная твердость растворилась в ее магии. Какое-то мгновение он еще пытался побороть желание, но это было только одну минуту... и сдача была настолько сладостной, насколько он этого хотел сам.

 

 

Шарль д'Ориак увидел массивные сооружения замка де Бресс задолго до того, как обитатели замка узнали о его приближении. Кроме поваров, прачек, священников и прочей обслуги, необходимой для приятного путешествия, отряд состоял из самого сеньора д'Ориака, трех рыцарей под его знаменем, их вассалов и пажей и небольшого отряда конных стрелков. Людей было достаточно, чтобы обезопасить себя во время путешествия, но и не больше, чем нужно для визита вежливости к родственнице.

Шарль натянул поводья, остановившись, еще раз внимательно вгляделся в стоявший на холме среди равнин замок Бресс — цель своего путешествия. Близился вечер, и декабрьское небо было мрачным, предвещающим ненастье. Они не могли продолжать путешествие ночью, и Шарлю предстояло решить: либо поспешить и постучать в ворота кузины как путники, ищущие ночлега, либо расположиться с отрядом в ближайшем удобном месте и совершить церемониальный въезд утром.

В целом он склонился к последнему решению как более достойному и выгодному, но оно шло вразрез с его горячим желанием как можно скорее вновь увидеть эту ослепительную женщину. Такая ли она, какой он ее запомнил? Сможет ли он снова ощутить всю глубину страстного вожделения, которое испытывал, когда смотрел в ее серые глаза, так похожие на его собственные, но таящие в себе силу, такую же, как глаза ее матери, способные свести с ума любого мужчину; этот страстный рот, эти губы, которые он мог бы мять своим ртом как спелые ягоды земляники, гибкое тело, сулящее сказочное наслаждение.

Но нет, ему следует подождать. Решение пришло само собой, хотя его тело отяжелело от мыслей о Магдален. Слишком поспешное прибытие произведет ложное впечатление, а он не может допустить промаха. Слишком многое поставлено на карту.

Его отряд с облегчением воспринял известие о том, что они остановятся на ночь в ближайшем монастыре. Путь от Тулузы до Пикардии был велик и труден для зимнего путешествия, кроме того, они торопились. Дороги становились все более грязными, по мере того как они продвигались с мягкого юга на серый, залитый дождями север. Ночи были холодные, дни — дождливые, климат — неприветливый для тех, кто привык к серебристому мерцанию оливковых рощиц, к буйной зелени виноградников, к ласковому плеску голубого моря, к песчано-холмистой земле Руссильона.

В сумерках они наконец нашли приют у сестер в женском монастыре в Компьене, в десяти милях от места их назначения. Шарль д'Ориак удалился в отведенные ему покои, предназначенные для именитых визитеров, будучи уверен в том, что он и его спутники прибудут в замок Бресс в первой половине дня и он будет обедать в компании своей кузины, которая на этот раз не уйдет от него, будет с ним учтива и которую обычаи родства и гостеприимства заставят уделить ему должное внимание.

 

Было еще темно, когда Магдален проснулась. Гай продолжал посапывать и не шелохнулся, когда она соскользнула с постели и подбежала к окну. В темном квадрате рассвет был едва различим, и ни одного звука не доносилось из замка и гарнизона. Она рассчитывала, что утренний колокол еще не пробил следующую половину часа. Это означало, что она выиграла и они поедут на соколиную охоту вдоль берега реки.

Магдален зажгла свечу от уголька, бросила в камин еще немного веточек, затем на цыпочках вернулась к кровати и легонько встряхнула за плечо спящего Гая.

— Милорд! Милорд! Я проснулась до срока, и мы поедем на соколиную охоту!

Гай открыл один глаз и увидел свечу, которую она держала над ним.

— Вернись в постель, — проговорил сонно он.

— Нет. Ты обещал, что если я проснусь до рассвета, мы поедем. И я проснулась.

Гай открыл другой глаз и против своей воли признал, что Магдален говорит правду.

— Вернись в постель, — тем не менее повторил он.

Магдален с нетерпением топнула ногой.

— Нет, если я это сделаю, то ты знаешь, что произойдет, а когда утренний колокол ударит, ты скажешь, что я опоздала.

— Один только поцелуй, — сказал Гай.

Магдален тряхнула головой.

— Нет, за этим последует и другой. Вставай, пожалуйста. Гай. Я так хочу поехать! Ты запер меня в замке на целую неделю, а сам уехал, и потом ты обещал.

В ее глазах красноречиво светились нетерпение и вызов, а губы слегка приоткрылись от неудовольствия. Стремительным рывком Гай настиг ее, обнял за талию и резко притянул к себе.

— Попалась! Теперь я получу этот поцелуй, моя радость! Целая неделя лишений стала для меня настоящим адом!

— Но ты обещал, и теперь будешь клятвопреступником, — запротестовала Она, стремясь высвободиться из его объятий. Но он крепко ее держал. — Вы бесчестный отступник, милорд!

— Нет, — он еще ближе притянул ее к себе. — Мы поедем, как только я получу мой поцелуй.

Магдален вздохнула и покорилась, ее тело обмякло, губы стали податливыми, язык слегка двигался. Она соблазнительно изгибалась под его ласкающими руками, которые гладили, вновь делали открытия, как будто у него были глаза на кончиках пальцев. Но когда его колено подалось вверх, отводя ее бедро в сторону, она прогнулась и произнесла с игриво протестующим смешком:

— Я же знала, что ты не удовлетворишься поцелуем.

— Ах, так Вы отказываете в вашей благосклонности, не так ли, моя сеньора? — с угрожающим рычанием он прыгнул на нее, но она соскользнула с кровати. — Вернись!

— Нет, — она игриво отпрянула от него. — Я поеду на соколиную охоту. Ты должен ехать со мной, если не хочешь быть клятвопреступником.

Гай смотрел на нее с вожделением и удовольствием: ее грудь прерывисто вздымалась, выдавая напряжение и решимость, ее волосы, темные и пышные, рассыпались по плечам, оттеняя кремовую белизну кожи, на которой красные, гладкие губы казались бутоном только что срезанной розы; ее горящие решимостью глаза, хотя и строгие, не могли полностью скрыть искру возбуждения от поцелуя и ласки.

Он отбросил одеяло и встал.

— Если ты не подойдешь ко мне, тогда я сам подойду к тебе.

— Нет! Нет! Гай, ты обещал.

Смеясь, она отпрянула, прячась за кедровый сундук. Гай, обнаженный, прекрасный, как Аполлон, гордо шел за ней по комнате, наслаждаясь ее безудержным стремлением спрятаться и, наконец, настиг ее в дальнем углу комнаты. Она оказалась прижатой к стене и ощутила покалывания в голой спине от висевшего на стене ковра.

— Теперь, — сказал он, скрестив руки на груди, — что ты станешь делать?

Магдален склонила голову на бок, казалось, для того, чтобы лучше обдумать положение.

— Я хотела бы ехать на соколиную охоту, милорд, — произнесла она смеясь.

Гай задумчиво почесал в затылке.

— Что-то я не понял! Итак, спрашиваю еще раз: что ты намерена делать?

Игривый отблеск появился в ее глазах; она продолжала смотреть на него, склонив голову на бок.

— Едем на соколиную охоту, господин? — предложила она вновь, явно забавляясь этой игрой.

— Боже мой! Да ты упрямая маленькая гордячка! Позвольте сказать вам, мадам, что не будет никакой соколиной охоты, до тех пор, пока вы не поцелуете меня.

— О! — с еще насмешливым огоньком в глазах, Магдален стала на носки и обвила руками его шею, прижавшись к нему всем телом.

— Так?

— Это уже лучше...

Она не дала ему договорить: ее язык проскользнул между его губ, с нежной быстрой лаской увлажнил уголок его рта. Ее грудь жарко прильнула к нему и Магдален подняла одно свое колено, призывно поглаживая внутреннюю часть его бедра.

— Так ты хочешь? — повторила она, задыхающимся от страсти голосом, подняв колено еще выше.

Гай не ответил, его руки скользнули по ее спине, потом слегка обхватили ее бедра. Ее поднятое колено продолжало дразнящее давление между его бедрами. Ее соски горячо вдавливались в его кожу, а она ощущала легкую волнистость волос на его груди.

— Соколиная охота может подождать, может или нет? — подразнил ее Гай, нажимая на ее грудь, проводя круги до тех пор, пока она не поняла, что умрет от желания. Ее голова откинулась назад с полной отрешенностью, а тело рванулось к нему, стремясь слиться воедино.

— Святые небеса, но ты, дорогая, создана для любви, — прошептал Гай.

Он смотрел вниз на ее запрокинутое лицо, покрывшееся румянцем ожидания, большие серые глаза, глубокие омуты страсти, на теплые, полуоткрытые красные губы. Это было лицо зрелой женщины, которая знала силу своих чар, знала, что предложить, чтобы быть принятой, не стесняясь выражать свои желания и могла удовлетворить желания своего партнера.

Она обвила руками его шею, снова поднявшись на носки, и тогда его горячий язык овладел теплой и сладкой пещерой ее рта, а грубость его небритого подбородка мягко терла ее щеку. Магдален с восторгом вдохнула его особый аромат, аромат ветра и солнца, смешанный с запахом лаванды, рассыпанной среди его рубашек в бельевом прессе. Когда Гай поднял ее, не отрывая своего рта, она обхватила его ногами, прилипнув, как моллюск, так он ее и понес к кровати.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.