ИСКУССТВО ИСПАНИИ XVII И XVIII ВЕКОВ

в черном воздухе на крыльях лету­чей мыши.

Но Гойя не был безумен. Только на­копившаяся горечь перед безумием жизни, а может быть, и неизъясни­мое влечение ко «всему, что гибелью грозит», водили его рукой. Жадно­му до жизни, темпераментному, не­укротимому Гойе было слишком зна­комо и «чувство смерти». Он думал о смерти так же напряженно, как в

наше время Пикассо и Хемингуэй. С ожесточенным любопытством, смешанным с отвращением, худож­ник наклонялся над темной про­пастью и всматривался, стараясь разглядеть, что шевелится и чудится на дне.

Таким был последний великий ху­дожник Испании — живой мост из ♦ галантного» XVIII столетия в кри­тический XIX век.

ИСКУССТВО ГОЛЛАНДИИ XVII ВЕКА

Не всякая страна так любит и бе­режет свое прошлое, как Голландия. И сейчас, несмотря на весь лоск ци­вилизации XX столетия, несмотря на широкие автострады, сверкание электрических реклам, гибельное засилье автомобилей на довольно тесных улицах Амстердама, Гааги, Гарлема, Утрехта, сквозь все это проступают знакомые черты Гол­ландии Рембрандта, Вермера, ван Гойена, Рейсдала. Вы повсюду встре­чаете ветряные мельницы, которые они столько раз писали и при лун­ном свете, и пасмурным облачным днем, и на закате. Видите обширные сочные луга и пастбища со стадами коров, как на полотнах Кейпа и Пот-тера, пески дюн, широкие и узкие каналы, мосты и мостики и в центре Амстердама встречаете ряды узких, увенчанных затейливыми фронтон-чиками жилых домов XVII века. И узнаете то серебристо-влажное тре­петание воздуха, рассеянное облач­ное свечение, которое тогда уже уме­ли передавать голландские пейзажи­сты, писавшие свою землю такой, какая она есть, не имея нужды вы­давать ее ни за библейскую Пале­стину, ни за греческую Аркадию. Только вот лесов с узловатыми сто­летними деревьями, которые так лю­бил изображать Якоб Рейсдал, в Голландии уже не стало, а парус-

ные суда сохраняются на утеху ту­ристам.

Слов нет, нам сейчас могут показать­ся скучноватыми и монотонными многочисленные картины «малых голландцев» XVII века, особенно бытовые жанры с их неизменными чистенькими комнатками и двори­ками, с аккуратными хозяйками в белых чепцах, анемичными девуш­ками в отороченных мехом жаке­тах и атласных юбках, читающими письма, робко играющими на кла­весинах. Некоторую скуку способны нагнать в большом количестве и гол­ландские натюрморты — натюрмор­ты-десерты, натюрморты-завтраки, натуральные «до обмана», с непре­менным полуочищенным лимоном и прозрачным бокалом. Может пока­заться, что, отделавшись от мифоло­гических штампов, голландцы не­медленно создавали себе другие штампы, от которых, увы, веет бур­жуазным самодовольством. Но не будем поспешны в заклю­чениях. Не забудем — ведь это впервые обыкновенная, повседнев­ная жизнь вошла в искусство от­крыто, без всяких мифологических псевдонимов. Голландские жанри­сты, по крайней мере лучшие из них, эту жизнь ничуть не героизи­руют: да, она заурядная, такая она действительно и была. Они не воз-

Рембрандт Харменс ван Рейн. Автопортрет. 1665—1668 гг.

184 ИСКУССТВО XVII И XVIII ВЕКОВ В СТРАНАХ ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ

водят ее на котурны, но, всматри­ваясь в «рядового человека», откры­вают в нем многое достойное вни­мания.

Все лучшие, действительно новатор­ские качества голландской живо­писи удерживались в ней в течение нескольких десятилетий — при­мерно с 30-х по 70-е годы XVII ве­ка, то есть тогда, когда и сама голландская буржуазия, выйдя из купели освободительной борьбы, сохраняла и демократизм нравов и живой, деятельный дух купцов-мореплавателей. Тогда и в ее стрем­лении к домашнему благополучию, благоустройству, уюту было нечто живое: «чувство честной, бодрой жизни», как говорил Гегель о гол­ландцах. «Этот богатый чувством, способный к искусству народ хотел и в живописи радоваться такому

здоровому и вместе с тем закон­ному, приятному покою своей жиз­ни». Как помним, Томас Манн на­зывал бюргера «средним челове­ком в высоком смысле этого слова». Это, скорее, относится к бюргерству эпохи Возрождения. Голландский бюргер, победивший и успокоив­шийся на лаврах, уже значительно прозаичнее: это просто средний человек, не в высоком, но по край­ней мере в здоровом и человечном смысле этого слова. Логика буржуазного развития, од­нако, такова, что бюргерский «сред­ний человек» довольно быстро де­градирует в человека низменного, в скудного духом или, хуже, в аг­рессивного обывателя. И эту эволю­цию можно видеть в зеркале гол­ландского искусства, которое уже в конце XVII века стало совсем

ИСКУССТВО ГОЛЛАНДИИ XVII ВЕКА

Адриан ван Остаде. Поющие крестьяне

не таким, каким было в его начале, хотя как будто бы по внешним при­метам и мало изменилось. Но, конечно, и голландские буржуа первой половины века не были та­кими уж безгранично благодушны­ми людьми, какими они хотели ви­деть себя в искусстве. В благопо­лучном обывателе всегда дремлет хищник; достаточно ему встретиться с чем-то выходящим за пределы его кругозора, почуять смутную уг­розу своим обжитым устоям — и обыватель настораживается. При­ятный, хлебосольный хозяин, доб­рый отец семейства, его честная жена, его кроткая дочка вдруг ока­зываются куда менее безобидными, куда более тупыми, черствыми и расчетливыми, чем кажутся, пока их ничто не задевает. Обыватели снисходительно поощряют худож-

ника, покуда он не переступает известной грани, — отворачивают­ся от него или начинают его тра­вить, если он ее переступит. Так именно и было с Рембрандтом. Но большинство его современников-живописцев не переступали грани. Они давали то, что от них ждали, и, надо им отдать справедливость, были правдивы, только не заходили в своей правде слишком далеко. Ведь их картины были товаром, который надо было продавать, что­бы жить. В голландской республи­ке художникам не приходилось ра­ботать по заказам королей и знатных меценатов, зато они работали на рынок. Почти все зажиточные го­рожане покупали картины и вешали их у себя дома. Стоили они не очень дорого. В них, как во всяком товаре, ценили «добротность выделки». Тог­дашний «средний человек» разби­рался в искусстве, вероятно, лучше, чем «средний человек» нового вре­мени, но все же «добротность» не­редко приравнивалась к очень боль­шой тщательности, и самым боль­шим спросом пользовались прилеж­ные виртуозы, как, например, Ге-рард Доу, который, как говорили, затрачивал пять дней на писание одной только руки портретируемого. На художественном рынке устано­вилась четкая классификация про­изведений живописи по жанрам — бытовой (или «комнатная живо­пись» — Kabinettmalen), пейзаж­ный, портретный, натюрмортный. Каждый художник, как правило, специализировался в определенном жанре или даже в более узком на­правлении внутри жанра, — напри­мер, писал только морские виды (марины), или только цветы, или только животных.

В жанре «комнатной живописи» ра­ботали Стен, Метсю, Питер де Хох, Терборх и еще многие и очень та­лантливые и более слабые живопис­цы. «Kabinettmalen» как нельзя луч­ше отвечала пристрастию к домаш­ней жизни, к четырем стенам своего

уютного домика, с такой силой овла­девшему голландскими бюргерами в тот период их истории, который мы теперь назвали бы «мирной пере­дышкой» между войнами. Военное

сословие очень часто фигурирует в <

ранних голландских жанрах, но на ;

картинах бравые офицеры в лихо за- ■

ломленных шляпах только и делают, |

что пируют в кабачках и ухаживают j

за покорными девушками, а солдаты Jj

играют в карты. Без некоторой дозы i

холостяцкой веселости и разгула до- ■]

машняя жизнь была бы чересчур j

пресной: голландский бюргер не хан­
жа и не пуританин, он не отказывает
себе в удовольствиях и не прочь поку­
тить, хотя эти непритязательные ку­
тежи не похожи на фламандские ор­
гии с их пугающей чрезмерностью. <
Голландский буржуа еще не выучил- 1
ся патрицианскому лицемерию, не j
мнит себя аристократом, он пока еще
прост, запросто посещает харчевни,
его не шокируют грубоватые сцены,
он любит посмотреть, как тузят друг Ян Стен. Танцующая компания. 1663 г.

Биллем Калф. Натюрморт

ИСКУССТВО ГОЛЛАНДИИ XVII ВЕКА 187

друга пьяницы, как развлекается и ссорится простой люд. Такая разно­видность бытового жанра была по­пулярной, ей посвятил себя Адриан Остаде — художник, как родной брат, похожий на фламандца Брау-вера, но менее драматичный. Отдавал дань «трактирному» жанру видный живописец Ян Стен. Он сам содержал трактир — такого рода профессии были для голландских ху­дожников нередки и незазорны — и был человеком веселым. У него есть картина, которая называется так же, как упоминавшаяся картина Брауве-ра, — «Гуляки», но сильно отлича­ется от нее по настроению. Сюжет са­мый низменный: мужчина и жен­щина за столом в простой комнате, оба пьяные. Женщина заснула, уро- Питер де Хох. Спальня. 1660 г.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: