Как происходит обычная работа

(Морес)

В противоположность синтезу эмоционального актера — рассудочный аналитик. Он разложит роль по кусочкам, по фразочкам, он все приладит друг к другу, кусочек к кусочку, все выверит, вычистит, и получится гармоничное целое. Получится тоже, как будто — синтез.

Синтез ли это?

Есть ли тут единая жизнь?

<Приписка. — Ред.>:

И, вообще, о синтезе. Не понимают сути этого слова («Молоток»).

Не закончить ли главу (и, может быть, всю книгу) так: только в синтезе спасение от вредоносного анализа.

Первое — все сделать лично своим (Ермолова и убийство детей).

Второе — пятна на стене.

Третье — пралогичность (бороро — арара).

Четвертое — эмбрион.

Пятое — воля, активность... но ведь вот — безволие кошки — слишком мало этому удивляются.

<Приписка Н. Д. — Ред.>:

Кратко, только заинтересовать, почти — анекдоты.

Обо всем этом — в следующей книге. А также и о воспитании этих качеств.

Раздвоение сознания и единство...

Будут говорить: успокойтесь, тут как во всех увлечениях — перехват.

Истина где-то посредине. Посредине истины никогда не бывает. Посредине бывает подтасовка и компромисс.

Мысль, которая, может быть, ляжет в основу деления между интеллектуальными и художниками: чувство синтезирует, а интеллект разлагает, анализирует.

Только выскочив из своих границ и перейдя из анализа в синтез, из логики в пралогичность, тот, у кого большая доза интеллектуальности, может стать живым.

Итак, действенно-волевой при помощи своей установленной техники может достичь того, что, в лучшем случае, куски роли будут хорошо подходить друг к другу и от времени пришлифуются, и вся роль в целом будет производить впечатление как бы живого, «правдоподобного» человека.

Но роль может ожить и по-настоящему. Когда это может быть? При переходе порога из анализа в синтез.

Как эмоционально-волевой художник-изобретатель Станиславский. — Ред.> пришел к синтетическим приемам («сквозное действие», «сверхзадача», «я — есмь»), когда познал свою технику «в совершенстве», так же и эмоционально-волевой актер, способный дойти до совершенства в какой-нибудь любимой роли, в некоторых спектаклях перешагнет границы воли и сознательности и попадет в область живого творчества. Он уже -- «я есмь», то есть он живет обстоятельствами. А раз живет, он уже вне сознательной, по задачам идущей «активности», и т. д. Словом, и эмоционально-волевой, перейдя свои границы, попадает в живое творчество, в творчество художественное.

Тут есть уже многое от эффективности: импровизация, свобода, жизнь, обхват жизни всего этого человека... Нет только одного — полного освобождения от тормозов -вся жизнь будничная, с обхватом маленького человечка. Но раз это творчество художественное, оно непременно и философское, актер своей ролью будет вызывать и философские мысли, — в ней будет обхват мыслителя. Но это все-таки еще не аффективный. Обхват есть, но обхват не столько страсти, сколько обхват мысли.

Комедия имеет свой обхват и свою философию — обхват и философию маленьких чувств маленьких людей, делающих свое дело разрушения или созидания кропотливо, настойчиво, как долгий осенний мелкий дождь, способный промочить землю до самых корней. Как дождевые черви, медленно, но непрерывно перемешивающие землю и делающие этим свое огромное, но невидимое дело.

Путь к вдохновению эмоционально-волевого приблизительно такой — ехать из Москвы в Варшаву через Архангельск по Северному океану, а может быть, и через Южный полюс. Доехать можно. Возможность не исключена. Но долго, и в каком виде приедешь? Больше шансов, что застрянешь по дороге.

Пятна на стене

Что такое момент прозрения таланта? Старик на стене.

Сквозное действие, «я — есмь» и обхват качества, присущие аффективным, но они не противоречат и эмоционально-волевому дарованию, только сквозное действие и обхват здесь — оба меньше.

Неожиданность творческого прозрения

Что же произошло с иностранной артисткой?

Передо мной стена, старая кирпичная стена, сырая, с пятнами, с подтеками, царапинами... голубоватые, желтые, коричневые, малиновые подтеки... Я часто смотрю, задумавшись, на эти узоры, ожидая разрешения какой-нибудь трудной мысли...

И вчера я так же привычно и спокойно уставился на знакомые пятна и вдруг... даже в жар бросило!

Прямо в глаза смотрит ужасный злостный старик! Смотри все понимающими злыми, до самых моих тайных мыслей доходящими, глазами и как будто уничтожить хочет.

Такой ужас, такой трепет затряс меня!

Через две-три секунды я одумался... На стене все те же разводы и пятна... но как они сложились! Вот брови, нос, борода, плечи. Глаза!.. Все еще страшно, все еще жутко: какие неотвратимые, фосфористические глаза! А

ведь это только подтеки и пятна...

(Вот нечто подобное и случилось с актрисой. Были пятна) 16.

Синтез

Смотришь на стену: точки, подтеки, зигзаги, пятна... светлее, темнее... Вдруг вздрогнешь: прямо на меня смотрит лицо — ярко, ясно... все эти пятна и подтеки вдруг соединились, перестали быть пятнами — вот глаза, вот нос,

борода, лоб, вот гневные злые глаза, устремленные прямо на вас...

Как это раньше вы не видели? Смотрели на стену, рассматривали пятна на ней, а ведь и тогда смотрел на вас со стены жуткий старик. Как не видали? Как это вы были спокойны?

Момент слияния — что это? Фантазия, обхват? Может быть, это и есть искра таланта?

То же происходит и с актером, только старик этот не вне меня, а я сам этот старик.

Старик, он живой — тут и сквозное действие, и весь его трудный жизненный путь, и все обстоятельства, что сделали его таким злым и страшным, и неудачи и горе его, и вера и разочарование, и, в конце концов, полное безверие в людей, в правду...

Это высшая ступень. Это то, что получается, когда укажут сквозное действие. А что такое эта указка? Смотрю на стену — не вижу. Укажут: вот нос, вот лоб... А! Вижу, вижу! Увидал, и фантазия заработала — создала.

Удачные результаты от подсказа сквозного действия объясняются тем, что здесь, очевидно, имеем дело с актером синтетическим* (американка). Как он толкнул ее на ее путь, на синтетический, так она и обрела все свои инстинкты.

Момент прозрения старика на стене, это проявление пралогического восприятия. А момент актерского прозрения (Я = образ). Это уже — «бороро есть арара» 47.

Эта угадка, это возникновение живого чувства, это мгновенное оживание и есть синтез (хотя синтез, это ведь, по правде говоря, не обязательно «оживание». Есть химия органическая, и в ней синтез — оживание, а есть

неорганическая, и в ней синтез — не оживание. Но ведь наше-то дело живое или нет? Если живое, то и наш синтез — оживание).

Это — синтез, да. Но, может быть, иначе назвать этот момент? Момент обхвата? Момент творческой фантазии? Момент прозрения таланта? Момент «выхода из берегов»?

Может ли из анализа получиться синтез?

А, может быть, и может? Сначала смотришь — неразбериха, а начинаешь рассматривать по частям, анализировать — из сопоставления этих частей вдруг и угадаешь общее. Появится момент прозрения.

Обычный сознательный синтез — мозаика. Но тут есть разница. Тут не будет того, что старик будет живой. Тут будет то, что пятна сложатся так, что будет похоже на старика. Старик будет «как живой». Это решающая разница.

Органический синтез мгновенный. Он бессознательный.

А что такое синтез сознательный? Может ли из анализа получиться синтез?

А, может быть, и может? Сначала смотришь — неразбериха, а начинаешь рассматривать по частям, анализировать — из сопоставления этих частей вдруг и угадаешь общее. Появится момент прозрения.

Обычный сознательный синтез — мозаика. Но тут есть разница. Тут не будет того, что старик будет живой. Тут будет то, что пятна сложатся так, что будет похоже на старика. Старик будет «как живой». Это решающая разница

* Не в понимании нашем синтетический, т. е. сборный — всего понемногу и все плохо: и певец, и танцор, и гимнаст, и актер — это не синтез, а дилетантизм. Тут можно рассказать о Микеланджело, только это — где о синтезе.

«Иван царевич»

Может быть, без анализа все-таки нельзя обойтись?

Кто же пропустил бы теперь искру жизни? Кто мог бы воскресить ее?

Есть такой. Только один на свете и есть — Иван царевич! Спрыснет живой водой, и оживет все.

Иван царевич — это талант. Каких только чудес не может творить он! На мелкие клочья рви, всю кровь выпусти, в земле сгнои, а спрыснет живой водой,— и встанет!

Если талант, — как ни ломай, ни кроши, в порошок сотри, — вывезет.

Только что же вы думаете? Появится талант, уловит сквозное действие да так по вашим старым швам и начнет прострачивать?

Как бы не так! Все швы затрещат. Как начнет перекраивать — смотри и удивляйся малоумию своему. Только тут увидишь, из каких разнородных, разношерстных, фальшивых и надуманных кусков была слеплена роль.

С уверенной, спокойной бесцеремонностью наступает он на самые любимые драгоценности... И видишь, нужны-то они были только для того, чтобы отказаться от них, да выбросить...

Впрочем, может быть, так и нужно? Может быть всегда надо пройти через этот тернистый путь ошибок? Может быть без этого все будет пусто и с наскоку?

Посредственность испортила глыбу мрамора: колотила, колотила, да так и бросила...

Пришел гений и сделал из брошенного куска «Давида».

Нужно ли было для Микеланджело, чтобы сначала бездарность обкорнала без толку прекрасную глыбу?

Едва ли.

Но раз уж обкорнала, то раскинем умом, что же теперь из нее сделать можно?

Многого нельзя, но «кое-что» можно.

И делает.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: