Глава 3. Советский легизм

Сталинский тоталитаризм: комплекс государственно-правовой неполноценности

В истории советского правопонимания особое место занимает про­веденное Институтом права АН СССР печально известное Совеща­ние по вопросам науки советского государства и права (16—19 июля 1938 г.). Его организатором и дирижером был подручный Сталина на "правовом фронте" АЛ. Вышинский,тогдашний директор Ин­ститута права и одновременно Генеральный прокурор СССР — одна из гнуснейших фигур во всей советской истории. Этот ловкий,

284 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

изощренный и бесстыдный холуй вождя и тоталитарной системы ко времени июльского "научного" Совещания 1938 г. уже имел за плечами большой опыт по организации и проведению разного рода "правовых" спектаклей и мистерий сталинской эпохи, крупнейшим из которых был политический процесс против "правотроцкистского блока" (Н.И. Бухарина, А.И. Рыкова, Н.Н. Крестинского и др.), где он беспардонно лицедействовал в роли "государственного обви­нителя".

Совещанию был придан всесоюзный характер, и в его работе участвовало около 600 научных работников, преподавателей, прак­тиков из различных регионов страны.

Цели и задачи Совещания состояли в том, чтобы в духе по­требностей репрессивной практики тоталитаризма утвердить об­щеобязательную "единственно верную" марксистско-ленинскую, сталинско-большевистскую линию ("генеральную линию") в юри­дической науке, с этих позиций переоценить и отвергнуть все на­правления, подходы и концепции советских юристов предшествую­щего периода в качестве "враждебных", "антисоветских", "анти­марксистских", "антиленинских" и т. д., дать решающие установки и официальное правопонимание на будущее. Для разномыслия и "плюрализма" прошлого, расхождений и разноголосицы даже в рамках и на базе марксизма-ленинизма, диктатуры пролетариата и т. д. в условиях победившего социализма места не оставалось. В юриспруденции, как и в остальных сферах жизни, теперь требова­лось полное единомыслие, монолитное единство и в теории, и на практике, в восприятии и реализации повелений тоталитарной сис­темы партийно-политической власти.

Для полного подчинения всей деятельности советских юристов "указаниям товарища Сталина о задачах правовой науки", "овла­дения большевизмом и повышения революционной бдительности" уже до Совещания, как об этом рапортовали его участники "теоре­тическому и организаторскому гению трудящегося человечества" была проведена "значительная работа по разоблачению и выкорче-' выванию разного рода антимарксистских извращений и фальсифи­каций марксистско-ленинского учения о государстве и праве, кото­рыми засоряли юридическую литературу враги народа — агенты фашистских разведок, подвизавшиеся в научно-исследовательских учреждениях и в государственном аппарате"¹.

Кампания по разгрому "врагов" на "правовом фронте" была начата в партийной печати². 1

В роли штатного разоблачителя "антипартийных извращений""

¹ См.: Основные задачи науки советского социалистического права. М., 1938. С. 3, 5.1 ¹ См.: Юдин П. О государстве при социализме // Большевик, 1936, № 8; Он же. I Против путаницы, пошлости и ревизионизма // Правда. 1937, 20 января; Он же.; Социализм и право // Большевик, 1937, № 17; Ингулов С. Поменьше путаницы, побольше самокритики // 'Большевик, 1937, № 1.

Глава 3. Советский легизм 285

в юридической науке марксистского учения о государстве и праве особое усердие проявил дежурный "философ" режима П.Ф. Юдин, в пылу борьбы выболтавший публике истинную тайну тоталитар­ного "правопонимания": "право есть форма выражения и примене­ния насилия"¹.

Свое пустопорожнее жонглирование цитатами из классиков он заключает следующей тавтологией: "Стало быть остатки "буржу­азного" права в области распределения являются "буржуазными"². Вслед за этим он без всякой связи с предыдущим утверждает, что "государство и право при социализме в смысле классового, полити­ческого содержания и направленности являются социалистически­ми, в них нет и капельки буржуазного"³. Присвоив таким беспар­донным образом выдвинутое юристами (Пашуканисом, Доценко) положение о "социалистическом праве", этот вороватый страж по­лезной для властей "истины" тут же обрушивается на юридиче­скую науку. "Как ни печально, но приходится сказать, — лицедей­ствовал он, — что почти всю специальную правовую литературу надо создавать заново. Слишком глубоко укоренились в этой лите­ратуре враждебные и вообще антинаучные, антимарксистские тео­рии, слишком она примитивна и скудна для того, чтобы претендо­вать на учебную и научную литературу"⁴.

Устами этого спесивого "философа" глаголила официальная идеология, и установки партийной печати были сразу же подхваче­ны и развиты в юридической литературе. Уже передовица шестого номера журнала "Советское государство" за 1936 г., повторив пар­тийно-идеологический диагноз о "крайне неблагополучном положе­нии на правовом участке теоретического фронта", открыла огонь по "орудовавшим" здесь "врагам народа (Пашуканису, Дзенису, Ашрафьяну, Гиттелю, Бенедиктову, Доценко и др.)"⁵. Резкой кри­тике были подвергнуты взгляды и целого ряда других юристов (Ар-хиппова, Бермана, Гинцбурга, Каревой и др.).

Ко времени этой публикации Пашуканис уже был арестован (казнен в 1937 г.) и характеризовался в ней как "предатель", "пря­мой враг марксизма-ленинизма", защитник троцкистских и буха-ринских идей и т. д.⁶. "В области общей теории права, — возмуща­лись авторы передовицы, — продолжительное время оставалась неразоблаченной контрреволюционная, вредительская "теорийка" Пашуканиса, изложенная им в книге "Общая теория права и мар-

¹ Юдин П. О государстве при социализме. С. 58.

² Юдин П. Социализм и право. С. 44.

³ Там же.

⁴ Там же. С. 43.

⁵ За марксо-ленинскую науку о праве // Советское государство, 1936, № 6. С. 48, 49. Многие положения этой статьи были затем развиты в ряде выступлений и публи­каций Вышинского, который, видимо, был инициатором цитируемой передовицы.

⁸ См. там же. С. 44—46.

10—160

286 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

ксизм", написанной в 1924 г. и неоднократно издававшейся им без изменений вплоть до 1929 г."¹. И после его "ер-межевания" от дан­ной книги под руководством Пашуканиса, согласно передовице, рас­цветали различные антиленинские "теорийки" и был ликвидиро­ван ряд правовых дисциплин — государственное и административ­ное право, советское гражданское право. Эти и другие обвинения в адрес Пашуканиса и других советских юристов (в "антимарксист­ской" и "антиленинской" трактовке проблем государства и права, как буржуазного, так и советского) представляли собой грубую фальсификацию реального содержания и характера всего предше­ствующего периода становления и развития советской марксист­ско-ленинской юридической науки, действительного смысла эво­люции взглядов ее создателей вместе с эволюцией, кстати говоря, самой "генеральной линии" правящей партии, ее политико-идеоло­гических установок и представлений о "подлинном" для данного момента марксизме-ленинизме. Пашуканис и другие теоретики предшествующего периода по сути дела обвинялись в том, что офи­циальный "марксизм-ленинизм" (и соответствующее марксистско-ленинское учение о государстве и праве) 20-х и начала 30-х годов был иным, чем тот, который понадобился тоталитарной системе в условиях массовых репрессий второй половины 30-х годов.

Мы уже отмечали, что именно Пашуканис и Доценко в 1936 г. выдвинули концепцию советского права как права социалистиче­ского. Замалчивая данное принципиальное обстоятельство, авторы передовицы, а затем и участники Совещания 1938 г. во главе с Вышинским стали выдавать признание и защиту понятия "совет­ское социалистическое право" чуть ли не за свое открытие и с этих позиций обвинять "врагов народа" Пашуканиса, Доценко и др. в отрицании социалистического права². Без всяких, конечно, ссылок повторяя положение одного из этих "врагов" (Доценко) о том, что советское право является социалистическим "со дня победы Вели­кой пролетарской революции", авторы передовицы подкрепляют этот взятый ими на вооружение тезис (фактически противореча­щий и предсказаниям Маркса и Ленина, и внеправовым реалиям послеоктябрьского развития) своим "фирменным" аргументом —' обвинением всех инакомыслящих в троцкизме. "Поэтому, — преду­преждают они, — всякие попытки изобразить Советское право не социалистическим правом, а некоей разновидностью буржуазного права являются классово враждебными и целиком смыкаются с троцкистским утверждением, что наше государство не социалис­тическое"³.

¹ Там же. С. 44.

¹ См. там же. С. 44, 48.

³ Там же. С. 42.

Глава 3. Советский легиам , 287

Вот по такой схеме (либо приказы тоталитарной диктатуры — это самое прогрессивное социалистическое право, либо ты враг на­рода, троцкист, агент, предатель и т. д.), подкрепленной реалиями массового террора, казнями одних (Пашуканиса в 1937 г., Крылен­ко в 1938 г.) и репрессиями ряда других юристов (Гинцбурга, Рат-нера и др.), утверждались "генеральная линия" и единомыслие на советском "правовом фронте", получившие затем свою "научную" легитимацию на Совещании 1938 г.

В своем докладе на партийном собрании работников Прокура­туры СССР (5 мая 1937 г.) Вышинский утверждал, что взгляды Стучки и Пашуканиса противоречат ленинским" указаниям о не­признании "ничего частного" в советском законодательстве, о борь­бе против "злоупотреблений нэпом" и т. д.¹

"Под Пашуканиса" квалифицировал Генеральный прокурор и взгляды наркома юстиции Крыленко, — несмотря на его заслуги перед режимом и "юридической" политикой диктатуры пролета­риата, вопреки его однозначно официозной позиции на протяжении всей теоретической и практической деятельности. Принимая, как должное, явно просталинские публикации Крыленко последних лет², Вышинский для своих целей занялся выискиванием в его работах примеров "некритического повторения "идей" Пашуканиса"³.

Так, Крыленко в одной из своих работ 1930 г. вполне в духе времени писал, что в области гражданского права "мы находимся до сих пор целиком еще в плену у старых понятий буржуазии и до сих пор строим наши гражданские правовые отношения по ее об­разцам"⁴.

Корни такого широко распространенного в 20-х и первой поло­вине 30-х годов правопонимания (в том числе — в области граж­данского права) лежат, конечно, не в трудах Пашуканиса, а в рабо­тах Маркса и Ленина, в их постулате о буржуазном "равном праве" на первой фазе коммунизма, из которого исходил и превращенный во "врага народа" Пашуканис. Вышинский же, тихо присвоив сфор­мулированное "контрреволюционерами" положение о том, что со­ветское право является социалистическим с момента пролетарской революции, начал шумно и огульно обвинять все прежние толкова­ния (субъективно более честные и добросовестные) этого туманного постулата доктрины как "извращение" марксизма-ленинизма, или, как он выражался, "марксистско-ленинско-сталинского учения о государстве и праве". С этих позиций любая трактовка советского

¹ Вышинский А. Положение на правовом фронте // Советское государство, 1937, № 3—4. С. 35.

² См., например: Крыленко Н.В. Сталинская Конституция в вопросах и ответах. М., 1936; Он же. Права и обязанности советских граждан. М., 1936; Он же. Обвинитель­ные речи. М., 1937.

³ Вышинский А. Положение на правовом фронте. С. 45.

⁴ Крыленко Н.В. Суд и право в СССР. Ч. III. М„ 1930. С. 6.

10*

288 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

права в связи с постулатом о "буржуазном праве" оказывалась, согласно Вышинскому, "вражьей" попыткой выдать "советское со­циалистическое право" за рецепцию буржуазного права.

Уже перейдя на новые позиции, Крыленко писал: "Я считаю, что право наше было всегда, с самого начала, социалистическим по своей направленности и целям, что мы никогда не отказывались от использования тех форм, которые буржуазия оставила нам в на­следство, и эти формы используем, от чего наше право не переста­ло и не перестает быть социалистическим"¹. Вместе с тем Крыленко считал, что "только с ликвидацией эксплуататорских классов и ча­стнокапиталистических отношений мы смогли устранить из нашего права и те "старые формы", необходимость использования которых вызывалась, говоря словами Ленина, необходимостью "приспособ­лять свою тактику" к отношениям, вызываемым "не нашим клас­сом или не нашими усилиями"².

Эти рассуждения Крыленко (надо признать, сами по себе до­вольно конъюнктурные и противоречивые) не устраивают Вышин­ского прежде всего потому, что в них так или иначе признается значение формы буржуазного права для советского права. И Вы­шинский обращается к "нашим учителям", к "классическим указа­ниям Маркса—Энгельса, Ленина—Сталина", чтобы "внести макси­мальную ясность в вопрос о природе советского права как права социалистического"³.

Из своего экскурса к "первоистокам" он возвращается со сле­дующим выводом: "Следовательно, когда Маркс и Ленин говорят о социалистическом праве (в том-то и дело, что о социалистическом праве они как раз и не говорят! — ВЛ.) как о праве неравенства и в этом смысле устанавливают аналогию с буржуазным правом, они ни в коей мере не отождествляют то и другое, не ставят между правом социалистическим и правом буржуазным знака равенст­ва"⁴. Таким образом, посредством грубой подтасовки Вышинский делает авторами концепции "социалистического права" (вместо бур­жуазного "равного права" при социализме!) уже Маркса и Ленина, а не какого-то там "диверсанта" Пашуканиса или Доценко.

После такой откровенной фальсификации проблема о судьбах права при социализме лишается своего действительного смысла и подменяется разглагольствованиями о том, что советское право "ка­чественно отлично" от буржуазного права так же, "как качественно отлично, например, насилие пролетарского государства от насилия буржуазного государства, как качественно отлична диктатура про­летариата от диктатуры буржуазии, как качественно отлична де­мократия пролетарская от буржуазной демократии"⁵.

¹ См.: Советская юстиция, 1937, № 6. С 7.

² Там же.

³ Вышинский А Положение на правовом фронте. С. 47. * Там же. С. 49.

⁹ Там же.

Глава 3. Советский легизм 289

Для того, чтобы свести концы с концами при трактовке "каче­ственно нового" (фактически и по существу — неправового по сво­ему качеству, свойствам, функциям и средствам) "советского со­циалистического права", требовалось новое общее определение по­нятия "права", а именно такое, которое бы в максимальной степени элиминировало специфику и объективные свойства права как осо­бого явления и выдавало диктат и веления тоталитарной правящей партийно-политической власти за "право".

В этих целях Вышинский, используя характеристику в "Ма­нифесте" буржуазного права как классовой воли буржуазии и т. д., выдвинул в упомянутом докладе 1937 г. следующее определение права: "Право — это есть воля класса, господствующего в данном обществе. Воля рабочего класса, направленная к построению со­циализма, есть воля социалистическая, и право, выражающее эту волю, есть право социалистическое"¹.

Подобное классово-волевое определение права, использовав­шееся в советской литературе и до Вышинского и особенно широко в последующие годы, оставляет проблему права в полной неопре­деленности, поскольку не ясно, что же собственно правового имеет­ся в "воле класса" и чем т. н. классово-волевое "право" отличается от классового произвола, диктата, насилия. Слова же (в "Манифе­сте", а затем и в соответствующей марксистской юридической ли­тературе) о том, что воля класса определяется материальными от­ношениями и условиями жизни этого класса, также ничего не гово­рят о правовых свойствах и характеристиках "классовой воли".

С помощью "классово-волевого" подхода можно (и история со­ветского правопонимания и законодательства подтвердила это) обос­новать какое угодно "право" и оправдать любые массово-репрес­сивные меры, любые антиправовые меры, любые антиправовые акты тоталитаризма и тирании. И там, где нужно, это классово-волевое определение, толкование, оправдание "советского социалистического права" (и разоблачение буржуазного права) применялось как Вы­шинским, так и другими авторами.

Но этот подход не мог вполне удовлетворить тоталитарную систему и ее "юридических" прислужников — "кадров советских юристов сталинской эпохи", по выражению Вышинского. Так, в са­мом по себе классово-волевом понимании и определении права от­сутствует указание на связь между "государством" и "правом", на характеристику "права" в качестве продукта и установления госу­дарственной власти, между тем как цель и задача искомого подхо­да состояли прежде всего в том, чтобы выдать систему тоталитар­ной диктатуры пролетариата за настоящее "государство" (в духе фикций и бутафории сталинской конституции 1936 г.) и соответст­венно веления этого "государства" — за "право". Далее, при клас-

¹ Там же. С. 50.

290 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

сово-волевом определении права расплывчатая "воля" не выраже­на как система конкретных властных приказов, требований и пра­вил, так что "право" оказывается без соответствующей "норматив­ной" структуры. Наконец, при классово-волевом подходе в силу отсутствия "государственного" определения права последнее ли­шается своего по существу единственного (с точки зрения Вышин­ского и его приверженцев) отличительного свойства — принуди­тельности, обеспечиваемой "государственным" аппаратом.

2. Искомое "правопонимание"

Искомое определение права было призвано обеспечить в усло­виях усиления и ужесточения диктатуры "правовое" обрамление и оправдание насильственных мероприятий тоталитарного строя. В своих установках на дальнейшее ужесточение классовой борьбы в процессе социалистического строительства Сталин ратовал "за уси­ление диктатуры пролетариата, представляющей самую мощную и самую могучую власть из всех существующих до сих пор государ­ственных властей"¹. Отмирание государства, согласно сталинской "диалектике", придет через максимальное усиление государствен­ной власти, т. е. диктатуры пролетариата.

Эти установки требовали нового пересмотра доктринальных представлений, изложенных в трудах Маркса, Энгельса и Ленина, об "отмирании" государства и права. Причем сталинизация док­трины изображалась тогдашними идеологами (на "правовом фрон­те" — Вышинским и К°) как восстановление "подлинного" марксиз­ма-ленинизма, умышленно извращенного прежними толкователя­ми (среди юристов — "троцкистско-бухаринской бандой" во главе с Пашуканисом) с целью ослабить диктатуру пролетариата "особен­но перед лицом вооруженных до зубов империалистических хищ­ников и их подлых агентов из числа троцкистско-бухаринских из­менников"².

При этом замалчивалось, что и прежние толкователи (в том числе и Пашуканис) идеологически приспосабливали доктриналь-ные положения "вечно верного" марксистско-ленинского учения о государстве и праве, их "отмирании" и т. д. к изменяющимся по­требностям социалистической практики, к установкам правящей партии и ее "генеральной линии". Так, в духе новой обстановки 30-х годов Пашуканис (до и без поучений Вышинского), обосновывая необходимость "укрепления государственного аппарата" и в плане его идеологического воздействия, и в направлении применения на­силия, подверг критике "неверную, оппортунистическую теорию" о том, что "реальный процесс отмирания начался с самой Октябрь-

¹ Сталин И.В. Вопросы ленинизма. М., 1934. С. 427.

* Вышинский А Двадцать лет Советского государства // Советское государство,

1937, № 5. С. 25.

Глава 3. Советский легизм 291

ской революции и что тем паче этот процесс отмирания должен идти уже полным ходом в период ликвидации классов и построе­ния бесклассового социалистического общества"¹.

Так что и в этом вопросе Вышинский не был первопроходцем. В плане типологического единства отношений к "подлинному" мар­ксизму-ленинизму со стороны различных советских интерпретато­ров (в том числе — Пашуканиса и Вышинского при всех прочих различиях их взглядов) весьма характерно и показательно, что все они, и Пашуканис, и Вышинский, и другие толкователи, оберегая "чистоту" и "безошибочность" доктрины, единодушно замалчивают тот факт, что действительными авторами критикуемой и отвергае­мой ими "неверной, оппортунистической теории" о немедленном отмирании государства являются создатели доктрины, а не те или иные "отступники" и "враги". "Первый акт, в котором государство выступает действительно как представитель всего общества — взя­тие во владение средств производства от имени общества, — ут­верждал Энгельс, — является в то же время последним самостоя­тельным актом его как государства... Государство не "отменяется", оно отмирает"*. Развивая тот же подход, Ленин подчеркивал, что "по Марксу, пролетариату нужно лишь отмирающее государство, т. е. устроенное так, чтобы оно немедленно начало отмирать и не могло не отмирать"³.

Реальное развитие, как показал исторический опыт, пошло по-другому. Тоталитарная система партийно-политической власти при диктатуре пролетариата была, конечно, не государством в тради­ционном смысле этого явления и понятия как публичной организа­ции политической власти, а организацией монопольной политиче­ской власти бессменно правящей партии. Этот тоталитаризм озна­чает по сути дела отсутствие государства, насильственно-револю­ционное разрушение государственности и ее замену системой экс­траординарных учреждений партийно-политической диктатуры, а вовсе не "засыпание" или "отмирание" государства, не "отмираю­щее государство" или "полугосударство" и т. д. Тоталитарная дик­татура так же не была государством, как и ее командно-приказные акты и требования ("нормы") не были правом.

Такое расхождение доктрины и практики предопределяло и пороки всех попыток (от Стучки и Пашуканиса до Вышинского и далее) продемонстрировать их единство посредством отнесения все новых и новых противоречий и неувязок за счет "ошибок" или "вре­дительства" соответствующих толкователей и интерпретаторов, изначально обреченных на идеологические передержки, приспособ­ленчество и "оппортунизм".

¹ Пашуканис Е. Государство и право при социализме // Советское государство, 1936, № 3. С. 5.

² Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20. С. 292.

³ Ленин В.И Поли. собр. соч., т. 33. С. 24.

292 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

Критики же "троцкистско-бухаринской концепции Пашукани-са" вслед за Вышинским изображали дело так, будто "главная при­чина" распространения этой концепции среди советских юристов состоит, как писал Аржанов, в недостаточном изучении, в непра­вильном понимании и применении марксистско-ленинского учения о государстве и праве. "Пользуясь этим, — возмущался он, — па-шуканисовская банда вплоть до последнего времени, пока ее не разоблачили и не обезвредили органы НКВД и большевистская печать, беспрепятственно творила свое вражье дело, нагло извра­щая марксо-ленинское учение о государстве и праве и клевеща на наше советское государство и право"¹. "Органы НКВД", таким об­разом, помогли Вышинскому, Аржанову и многим другим "правиль­но" понять марксизм-ленинизм и благодаря этому вскоре стать ака­демиками и членами-корреспондентами. Справедливей было бы, конечно, "академиками" признать соответствующие "органы" за их большой вклад в просвещение идеологических "кадров".

В целом можно сказать, что ко времени Совещания 1938 г. юридические "кадры" были уже хорошо подготовлены к надлежа­щему восприятию новой версии марксистско-ленинского учения о государстве и праве.

В тезисах, длинном установочном докладе и заключительном слове Вышинского на Совещании, в выступлениях участников пре­ний основное внимание было уделено "разоблачению" положений "троцкистско-бухаринской банды во главе с Пашуканисом, Кры­ленко и рядом других изменников"², вопросам нового общего опре­деления права и вытекающим отсюда задачам теории государства и права и отраслевых юридических дисциплин.

В плане "разоблачения" организаторам и участникам Совеща­ния оставалось лишь еще и еще раз повторять жуткую историю про "врагов народа" на "правовом фронте" социализма. Тем более что главную "разоблачительную" работу проделала "замечатель­ная сталинская разведка во главе с Николаем Ивановичем Ежо­вым. (Аплодисменты)"³.

Ключевым для Совещания 1938 г. был вопрос о переводе всей советской юридической науки в русло нового правопонимания в соответствии с тем общим определением права, которое выдвинул Вышинский.

¹ Аржанов М. К двадцатилетию книги "Государство и революция" // Советское государство, 1937, Кв 5. С. 40. ^

² Вышинский А. Основные задачи науки светского социалистического права // Основные задачи науки советского социалистического права. М., 1938. С. 8. Справед­ливости ради следует отметить, что некоторые участники прений (Кечекьян, Кули­ковский, Митричев, Орловский, Полянский, Сыромятников) в своих выступлениях этой темы, судя по стенограмме, не касались.

³ Там же. С. 15.

Глава 3. Советский легизм / 293

В первоначальных тезисах к докладу Вышинского (и в его уст­ном докладе) формулировка нового общего определения выглядела так: "Право — совокупность правил поведения, установленных го­сударственной властью, как властью господствующего в обществе класса, а также санкционированных государственной властью обы­чаев и правил общежития, осуществляемых в принудительном по­рядке при помощи государственного аппарата в целях охраны, за­крепления и развития общественных отношений и порядков, вы­годных и угодных господствующему классу"¹.

В письменном же тексте доклада Вышинского и в одобренных Совещанием тезисах его доклада формулировка общего определе­ния права дана в следующей "окончательной редакции в соответ­ствии с решением Совещания": "Право — совокупность правил поведения, выражающих волю господствующего класса, установ­ленных в законодательном порядке, а также обычаев .и правил об­щежития, санкционированных государственной властью, примене­ние которых обеспечивается принудительной силой государства в целях охраны, закрепления и развития общественных отношений и порядков, выгодных и угодных господствующему классу"².

В первоначальных тезисах и в докладе Вышинского отсутст­вовало определение советского права, но признавалась примени­мость этого общего определения и к советскому праву и говорилось, что анализ советского права с точки зрения указанного общего оп­ределения дает возможность раскрыть социалистическое содержа­ние советского права, его активно-творческую роль в борьбе за со­циалистический строй, за переход к коммунизму. В окончательной же редакции тезисов доклада Вышинского, одобренных Совещани­ем, дается следующее определение советского права: "Советское право есть совокупность правил поведения, установленных в зако­нодательном порядке властью трудящихся, выражающих их волю и применение которых обеспечивается всей принудительной силой социалистического государства, в целях защиты, закрепления и развития отношений и порядков, выгодных и угодных трудящимся, полного и окончательного уничтожения капитализма и его пере­житков в экономике, быту и сознании людей, построения коммуни­стического общества"³.

Из сравнения двух вариантов (первоначального и окончатель­ного) общего определения права видно, что в окончательном вари­анте (с учетом замечаний и предложений Полянского, Пашерстни-ка, Куликовского, Стальгевича, Тадевосяна, Генкина и некоторых других участников прений по докладу) упомянуты "воля господ­ствующего класса" и "законодательный порядок" установления правил поведения, изменена формулировка принудительности права

¹ Тезисы доклада т. А.Я. Вышинского. М., 1938. С. 6.

² Основные задачи науки советского социалистического права. С. 37, 183.

³ Там же. С. 183.

294 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

(вместо осуществления соответствующих правил "в принудитель­ном порядке" говорится об их обеспечении "принудительной силой государства"). Но суть (тип правопонимания) осталась прежней: право — это правила поведения, установленные государством и обеспеченные его принуждением.

Участники Совещания в своих замечаниях и уточнениях к выдвинутому Вышинским общему определению в принципе не вы­шли за рамки предложенного типа правопонимания. Их предложе­ния (при одобрении в целом и по существу) касались внутритипо-логических уточнений, изменений формулировок и т. д.

Так, Полянский, приветствуя предложенное определение права от имени "всех здравомыслящих юристов", вместе с тем высказал­ся за замену слов "правила поведения" словом "норма". Выраже­ние "правила поведения", заметил он, перешло в это определение из дореволюционной литературы; кроме того, нормы права не все­гда заключают в себе правила поведения, поэтому "было бы лучше сказать: право есть совокупность норм, а так как норма это приказ или запрет, то право есть совокупность приказов и запретов"¹.

Полянский, высказавшись против упоминания в общем опре­делении об "обычаях и правилах общежития" и отметив необходи­мость изменения формулировки о принудительности права, пред­ложил следующее общее определение права: "Право есть совокуп­ность приказов и запретов, установленных или признанных госу­дарственной властью, как властью господствующего класса, закре­пляющих и развивающих общественные отношения и порядки, выгодные и угодные господствующему классу и принудительно им охраняемые при помощи государственного аппарата"².

Ряд выступавших (Кечекьян, Тадевосян, Генкин) вслед за По­лянским, хотя и в несколько иных формулировках, высказались за использование в общем определении права термина "норма" вме­сто или вместе со словами "правила поведения". Так, С.Ф. Кечекь­ян, в частности, заметил: "Я считаю, что если бы вместо слов "пра­вила поведения" было сказано "нормы", то равным образом не было бы никакого основания для обвинения в нормативизме, ибо норма­тивизм состоит не в том, что право определяется как совокупность или система норм, а в том, что эти нормы рассматриваются в отры­ве от тех экономических отношений, выражением которых они яв­ляются, в том, что теряется связь с экономическими фактами"³. Он предложил также определять право не как совокупность, а как "сис­тему правил поведения (норм)..."⁴.

Тадевосян выдвинул следующую формулировку определения: "право — это система норм (правил поведения), установленных го-

¹ Там же. С. 77.

² Там же. С. 78 — 79.

³ Там же. С. 90. * Там же. С. 92.

Глава 3. Советский легизм 295

сударственной властью и охраняемых ею в целях закрепления и развития общественных отношений, соответствующих интересам господствующего класса"¹.

Поддержав в основном позицию Вышинского, Генкин отметил, что в предложенном докладчиком "юридическом определении пра­ва" "имеется указание на то, что право есть совокупность правил или норм"².

Против замены "правил поведения" "нормами" выступил, в частности, Строгович, мотивируя это так: "Проф. Полянский и проф. Кечекьян предложили вместо "правил поведения" сказать "нор­мы", т. е. что право есть совокупность норм и тг-д. С этим можно было бы согласиться, если только под нормами понимать правила поведения. Но ведь буржуазные юристы под нормой часто понима­ют совершенно иное — суждение о должном, оторванное от кон­кретных условий государственной и общественной деятельности, оторванное от реальной жизни. Самое слово "норма" может иметь разные значения"³.

Наиболее критичным по отношению к позиции Вышинского, хотя и не вполне последовательным, было выступление в прениях Стальгевича, единственной видной фигуры из участников преж­них шумных баталий на "правовом фронте". Он отметил, что пред­ложенное Вышинским определение является односторонним, "не охватывает всех основных сторон, всего значения права"⁴.

В ходе конкретизации этого общего замечания Стальгевич (как и некоторые другие выступавшие) высказался за то, чтобы в опре­делении содержалась характеристика права как возведенной в за­кон воли господствующего класса. В этой связи он обрушился на "вредителей, врагов народа" (правда, без упоминания Пашуканиса, своего главного экс-оппонента) за принижение роли закона и обви­нил Стучку в том, будто он, "вредительски формулируя вопрос о праве, отбрасывал закон, игнорировал и принижал роль закона. В его определении права нет положения о роли и значении закона"⁵.

Все эти выпады против "вредителей", помимо конъюнктурных мотивов и стремления отмежеваться от обвинений в стучкианстве, были продиктованы и тем принципиальным обстоятельством, что при всей эклектической "многосторонности" (иди, как сейчас говорят, многоаспектности) подхода к праву Стальгевич по сути дела отождествлял право и закон. Такое легистское отождествле­ние он верно усмотрел и в позиции Вышинского, что позволило ему, видимо, без притворства сказать: "Сильной стороной опреде­ления тов. Вышинского является именно то, что вопрос о законе

¹ Там же. С. 152.

² Там же. С. 154.

³ Там же. С. 104.

⁴ Там же. С. 86. ⁸ Там же. С. 87.

296 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

поставлен особенно четко. Я считаю совершенно правильным опре­деление, рассматривающее право как систему норм, т. е. законов,

определенных правил поведения и положений, изданных и охра­няемых органами государственной власти в интересах господствую­щего класса, закрепляющих и развивающих порядки, угодные и выгодные господствующему классу"¹.

Вслед за этим Стальгевич, однако, отметил, что этим право не исчерпывается, "ибо право шире тех норм, о которых мы только что говорили. Право необходимо рассматривать и как определен­ный порядок"².

Не согласился Стальгевич и с положением Вышинского о том, что право не есть форма. Напротив, утверждал Стальгевич, "право необходимо рассматривать как особую форму (выражение) эконо­мического развития классового общества, как надстройку, возвы­шающуюся над экономическим базисом"³.

И, наконец, вполне в духе подхода Стучки и своих прежних представлений Стальгевич отметил: "Дальше, когда говорится о праве, то нельзя ограничиться одной лишь нормативной стороной вопроса. Необходимо иметь в виду не только правовые нормы, но и правовые отношения и правовую идеологию"⁴.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: