Неаполитанская девочка с плодами

* * *

Но вернёмся в Россию, чтобы обратиться к явлению, которое до известной степени противостояло романтизму. С точки зрения метода художественного творчества в таких случаях обычно говорят о реалистическом направлении, которое в первой половине XIX века развивалось наряду с главенствующим романтизмом. Искусство подобной ориентации чуждалось исключительных характеров и ситуаций, стремилось запечатлеть привычное, повседневное в его естественных контурах. Чтобы конкретизировать суть различий, сопоставим два портрета Пушкина – оба выполнены в одном и том же 1827 году и оба относятся к числу наиболее известных прижизненных изображений поэта.

Портрет Ореста Кипренского восхищал современников – художник привносит в изображение оттенок мечтательности: взор, устремлённый вдаль (близко к тому, что когда-то ему так удалось в портрете молодого Жуковского). И главное – акцентирует романтическую приподнятость. Здесь и традиционная поза поэтов (руки, скрещённые

на груди), и традиционный атрибут их искусства (статуэтка античной музы с лирой в руках), и черты байронизма, хотя и смягчённые (при этом свою смысловую нагрузку несёт такая деталь, как шотландский плед на плече).

Орест Кипренский

А.С.Пушкин

Как уже было сказано, портрет Василия Тропинина написан в том же 1827 году, но Пушкин кажется здесь старше по возрасту, человечески более зрелым и глубоким. В сравнении с работой Кипренского, в этом изображении ощутимо больше внутренней энергии, однако поэт держит её в твёрдых рамках интеллектуальной дисциплины (жест сомкнутых пальцев руки). Немаловажна и такая подробность: Пушкин одет в домашний халат, то есть снимается романтизирующая приподнятость и всё сосредоточено на передаче сути, сконцентрированной в общем облике поэта, который находится в состоянии готовности к творческому деянию.

Василий Тропинин

А.С.Пушкин

С наибольшей настойчивостью и целеустремлённостью принципы реалистического подхода утверждал в русском искусстве этого времени Алексей Венецианов (1780–1847), который не только для русской, но и для мировой живописи первым по-настоящему и многогранно раскрыл крестьянскую тему. Стремясь к максимальной правдивости, он писал с натуры, в том числе на открытом воздухе (в противоположность установкам Академии художеств, которая требовала, чтобы художник работал только в мастерской). И сама его палитра тяготеет к объективности – в ней преобладают мягкие, спокойные тона.

В обширной галерее созданных Венециановым типажей особенно выразительны образы молодых крестьянок. В картине «Девушка в платке»(1830-е) он явно любуется своей моделью, передавая очарование молодости и красоты через мастерскую обрисовку мягкого румянца, шелковистых волос, голубизны больших глаз, прелести лёгкой

улыбки, тронувшей черты миловидного лица. Очень важна и следующая деталь: крестьянский платок наброшен так, что смотрится драгоценным убором.

Алексей Венецианов

Девушка в платке

Одна из самых глубоких и проникновенных работ художника – «Девушка с васильками»(1830-е). Сидящая крестьянка изображена на фоне мрачного сумрака тяжёлого неба, что символизирует вечное ненастье и беспросветность русской жизни. Женская фигура вырастает из этого фона, как «луч света в тёмном царстве» (так Н.Добролюбов скажет позже о Катерине из пьесы А.Островского «Гроза»). Подчёркнута предельная скромность её облика, в котором нет ничего внешнего, показного. На коленях у девушки ворох полевых цветов – вот та крохотная толика светлого, поэтичного, что отпущено на её долю. И она, утомлённая бесконечными заботами, задумчиво уронила руки на цветы – терпеливая, тихая, безответная. Не это ли самое сокровенное и глубинное в натуре русской женщины?!

Алексей Венецианов

Девушка с васильками

И, завершая просмотр «картинной галереи» эпохи Романтизма, обратимся к главному труду Александра Ивнова(1796–1858)«Явление Христа народу».

Сюжет картины прочитывается без труда: появление Мессии перед людьми, принимающими крещение в водах Иордана, когда Иоанн Креститель обращает взоры людей к приближающемуся Иисусу. Однако за этим легко воспринимаемым евангельским сюжетом стоит высокая обобщающая идея. Многонаселённость полотна олицетворяет собой образ человечества в целом. И мы видим всевозможные реакции на событие: от ожидания чуда до скепсиса и насмешки, страха и растерянности, от готовности поверить до полного равнодушия. Главный «вектор» обрисованного действа связан с призывом подняться над «суетой сует» обычного человеческого существования к жизни значительной, духовно наполненной (для этого и осуществляется акт омовения, призванный очистить души).

Александр Иванов

Явление Христа народу

Этот выдающийся памятник русской живописи, связанный с глубинным осмыслением бытия и выполненный в объективно-сдержанной манере, наделён общечеловеческим звучанием, что стало возможным благодаря опоре на всеохватный художественный опыт. Действительно, Ивнов синтезирует здесь принципы классицизма и завоевания романтического искусства, а также в известной мере прозревает горизонты следующего исторического периода. Дело в том, что перед нами плод двадцатилетней работы, начатой в 1837-м и законченной в 1857 году, то есть когда её автор уже перешагнул во вторую половину столетия. Разумеется, как бы картина ни была велика по размерам (в Третьяковской галерее в Москве она занимает целую стену), вряд ли гениальному художнику понадобилось бы столько времени для её завершения. Однако высочайшая ответственность по отношению к избранной теме побудила его выполнить множество подготовительных этюдов.

Этюды эти обладают самостоятельной, притом чрезвычайно большой художественной ценностью. Обратимся для примера к «Голове мальчика».Острота и рельефность рисунка, тонкая и точная цветовая палитра, позволяющая передать натуру во всей её жизненной достоверности, обеспечили совершенно бесподобную выразительность.

Александр Иванов

Голова мальчика

Или вот «Голова Иоанна Крестителя», центрального персонажа картины, выражающего её ведущую идею. В его облике выделены суровый аскетизм и сила убеждения – перед нами вдохновенный пророк, олицетворяющий собой нравственный императив, то есть высшее веление духа. Ивнов искал в этом лике выражения всечеловеческого начала. Прототипы для него и для других персонажей своего «надвременного» полотна он нашёл в Италии, где провёл бльшую часть жизни, и провёл, конечно же, по причине своего внутреннего устремления к «вечным» вопросам мироздания.

Александр Иванов

Голова Иоанна Крестителя

Завершая рассмотрение реалистических устремлений, составлявших оппозицию к главенствующему массиву романтического искусства, заметим, что тяготение к более объективному и уравновешенному взгляду на мир благодатную для себя почву находило в народной жизни. При этом симптоматично, что в первой половине XIX века сам народ начинает выдвигать творцов искусства непосредственно из своей среды. Прежде всего это касалось поэтов.

Во Франции таким поэтом был Пьер Жан Беранж (1780–1857), говоривший о себе: «Народ – моя муза. Мой вкус и я – мы из народных масс». В.Белинский добавил к этому: «Народный поэт – тот, которого весь народ знает, как знает Франция своего Беранже». Он выбрал самый популярный и доступный людям жанр – песню, и поднял эту фольклорную форму на высоту профессионального искусства. Его любимый герой – простолюдин, и от его имени Беранже с плебейской прямотой и терпким юмором изъясняется на «злобу дня», часто в бунтарском противостоянии к власть имущим.

В России того времени подлинно народным поэтом был Алексей Кольцв (1809–1842). Как и у Венецианова, суть его творчества – поэзия крестьянского труда и быта. Но если Венецианов, будучи художником-интеллигентом, пришёл к этой теме «извне», то Кольцов знал её «изнутри» и воссоздавал мотивы деревенской жизни в соответствующих ей фольклорных формах. По своей поэтике они чрезвычайно близки к народным прототипам, и это одна из причин, по которой многие его стихи были положены на музыку. Ему впервые в русской поэзии удалось передать мироощущение крестьянина, широту его натуры, тоску по воле.

Ах ты, степь моя,

Степь привольная,

Широко ты, степь,

Пораскинулась!..

Раззудись, плечо!

Размахнись, рука!

Ты пахни в лицо,

Ветер с полудня!

(«Косарь», 1836)

Подобное воспринимается как исконно национальное: звучный слог, краткая строка с упругим ритмом, белый (безрифменный) и очень распевный стих. Вот почему сделанное Кольцовым стало истоком большой традиции в отечественной словесности – Некрасов, Есенин, Твардовский…

* * *

При немалой своей значимости, «поэзия реальности», о которой шла речь, находилась тем не менее на периферии искусства первой половины XIX века – занять ведущие позиции ей предстояло во второй половине столетия, в эпоху Постромантизма. А пока что главное, магистральное исходило из свойств романтической натуры, и натура эта выдвинула своё, глубоко оригинальное вдение мира и человека.

Одна из граней этого вдения была связана с идеей жизненного пути. Своё концентрированное выражение она получила в музыкальном искусстве. Музыка с её уникальными возможностями обобщённого показа бытийных процессов воссоздавала в звуках настоящую повесть о жизни с её заботами, треволнениями, драматическими столкновениями и редкими островками покоя, душевной отрады. Примечательный вариант этой повести – движение одинокого путника сквозь мглу и туманы жизни, всечасно грозящей ударами судьбы. Этот вариант настойчивее других разрабатывал Франц Шуберт, для которого очень симптоматичен заголовок его вокального цикла «Зимний путь»(1827), а хрестоматийным воплощением подобной образности можно считать I часть Восьмой симфонии, известной под названием «Неоконченная».

Франц Шуберт

Симфония № 8

З.Кослер (2.20)

Всё, у чего есть начало, неизбежно имеет и своё завершение. Естественно, касалось это и эпохи Романтизма. Её исход начинался с саморазвенчания. Причём проходило оно в несколько волн. Каждое поколение романтиков чаще всего повторяло примерно одну и ту же эволюционную кривую: быстрый взлёт, яркая вспышка романтической настроенности, а затем спад и свёртывание романтических «программ».

Традицию эту открыло первое поколение романтиков во главе с Байроном. Он умер в 1824 году, когда эпохе Романтизма предстояло ещё существовать около четверти века. Тем не менее, её лидер в последние годы своей жизни во многом отходит от романтизма и той его ипостаси, которая получила имя байронизм, резко осуждая направленность своего творчества прежних лет («Я содействовал порче общественного вкуса», – безжалостно бичует он себя). В своём последнем произведении, стихотворном романе «Дон Жуан»(1824), Байрон откровенно высмеивает такие признаки романтизма, как восторженность и экзальтация. Вот его юный герой, вынужденный покинуть Испанию, горько плачет о своей первой «пассии».

Жуан рыдал, и слёз текли ручьи

Солёные – в солёное же море.

Уже здесь легко почувствовать насмешливую иронию и явное снижение образа. Дальше – больше. Патетику обращений Дон Жуана к поневоле покинутой возлюбленной поэт буквально уничтожает физиологизмом его реакций на морскую качку (в тексте встретятся имена Баттиста, Педро [Пэдро] – это слуги молодого господина).

«Я не могу,– воскликнул Дон Жуан,–

Тебя забыть и с горем примириться!

Скорей туманом станет океан

И в океане суша растворится,

Чем образ твой – прекрасный талисман –

В моей душе исчезнет; излечиться

Не может ум от страсти и мечты!»

(Тут ощутил он приступ тошноты.)

«О Юлия! (А тошнота сильнее.)

Предмет моей любви, моей тоски!..

Эй, дайте мне напиться поскорее!

Баттиста! Педро! Где вы, дураки?..

Прекрасная!.. О боже! Я слабею!

О Юлия!.. Проклятые толчки!..

К тебе взываю именем Эрота!»

Но прервала его слова тут… рвота.

На завершающем отрезке жизненной траектории к романтикам часто приходило своего рода отрезвление, а с ним и успокоение духа. Михаил Лермонтов в стихотворении «Любил и я в былые годы…»(1841), перечислив бурные романтические пристрастия прежних лет, уверяет (и это говорит автор «Демона»!):

Люблю я больше год от году,

Желаньям мирным дав простор,

Потру ясную погоду,

Под вечер тихий разговор…

Так начиналось прощание с Романтизмом, которое нередко выливалось в приступы ностальгии и горестный стон души. Ведь уходила эпоха, столь многое обещавшая и где так отрадно было личности со всей её субъективной настроенностью, со всеми её грёзами и фантазиями.

Генрих Гейне в одном из своих последних произведений (поэма «Бимин», после 1851) с тоской восклицает:

Вера в чудо! Где ты ныне,

Голубой цветок, когда-то

Расцветавший так роскошно

В сердце юном человека!

Тем не менее, в середине XIX века всё настоятельнее заявляла о себе иная историческая реальность, следующая эпоха, которую с достаточными основаниями именуют Постромантизмом (то есть, буквально – после Романтизма). Эту данность приходилось принимать как неизбежное и подчиняться ей.

В числе ярких свидетельств ностальгии по уходящему времени и вместе с тем подчинения исторической необходимости – опера Рихарда Вагнера(1813–1883) «Тангйзер»(1845). В Увертюрек ней, вобравшей в себя основные смысловые мотивы, в обобщённой симфонической форме ставится проблема свободы личности байронического типа в её столкновении с внеличными установлениями, приобретающими статус высшего нравственного императива. В ходе напряжённейшего поиска, после мучительных рефлексий и метаний из крайности в крайность герой склоняется перед законом необходимости – таков итог Увертюры и оперы в целом.

Рихард Вагнер

«Тангейзер»

Б.Шольц (2.12)

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: