Наталья Николаевна Гончарова

* * *

В сфере музыкального искусства ярким фактом артистизма стало появление фигуры романтического виртуоза. Именно этим и именно тогда началось выдвижение музыкального исполнительства в качестве отдельной и специальной области художественного творчества. Это касалось главным образом сферы инструментализма (прежде всего исполнение на скрипке и фортепиано), а также оркестрового дирижирования, в котором коренной переворот произвели Берлиоз и Вагнер.

У истоков романтического исполнительства стоял итальянский скрипач и композитор Никколо Паганини(1782–1840). Многие стороны своей манеры он запечатлел в 24 каприсах для скрипки solo(1807). Паганини стремился продемонстрировать огромные выразительные возможности этого преимущественно одноголосного инструмента. Каприс (то же, что каприз; этим названием автор хотел подчеркнуть свободный, прихотливый характер пьес, порой с чертами своевольной выдумки и пикантности) – разновидность концертного этюда, который впоследствии широко вошёл в практику романтического искусства как жанр «высшего пилотажа» (имеются в виду прежде всего этюды Листа и Шопена). Начиная с Паганини, ведущим качеством романтического артистизма становится виртуозный блеск. Виртуозность подразумевала безупречное владение техникой своего искусства, высшую степень мастерства. Блеск – это предельная отточенность звучания и то особое качество, которое в пианизме стали обозначать термином brillante ([брилнтэ] в буквальном переводе

с ит. бриллиантово).

Никколо Паганини

Каприс № 13 для скрипки соло

С.Стадлер (1.45)

Всевозможные оттенки рассматриваемого качества широко представлены в написанных для фортепиано произведениях Фридерика Шопена. И ему лучше, чем кому-либо из композиторов, удалось воплотить то, что являлось, пожалуй, высшей формой артистизма – имеется в виду дух аристократизма. С этой точки зрения сгустком шопеновского стиля можно считать Фантазию-экспромт до-диез минор ор.66(1834). Здесь органично соединилось, казалось бы, трудносоединимое. С одной стороны, стремительная танцевальная пластика вальсового кружения – легко, блистательно (то самое brillante!), с очаровательной светской непринуждённостью (в «жемчуге» грациозного пианистического туш, то есть способа прикосновения к клавишам фортепиано) и действительно в характере экспромта (как бы вольной импровизации). А с другой стороны – высокая одухотворённость, поэтичность, тонкость, изысканность и взволнованный порыв (напоминая о приводившейся строке из Вяземского «И жить торопится и чувствовать спешит»).

Фридерик Шопен

Фантазия-экспромт до-диез минор

Д.Томчик (0.57)

Оттолкнёмся от названия только что прозвучавшего произведения Шопена и обратимся к миру фантазии, так много значившей для искусства первой половины XIX века. Две причины вызвали её расцвет:свойственная романтикам пылкость воображения и неприятие окружающей их жизни. Отвергая, как им казалось, бесцветную и прозаическую реальность, они стремились ко всему необычному и необычайному. К примеру, ВикторГюго откровенно признавался, что свой роман «Собор Парижской Богоматери»(1831) он создавал как чистейший плод «воображения, каприза и фантазии».

Даром безудержной фантазии наделяются и персонажи литературных произведений. Яркий пример – Хлестаков из комедии Николая Гоголя «Ревизор»(1836), в полной мере оправдывающий фамилию, которую дал ему писатель. Вот его «рулады» перед провинциальной публикой в центральном акте пьесы.

Хлестаков. Литераторов часто вижу. С Пушкиным на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: «Ну что, брат Пушкин?» «Да так, брат, – отвечает, бывало, – так как-то всё…» Большой оригинал.

Анна Андреевна. Так вы и пишете? Как это должно быть приятно сочинителю! Вы, верно, и в журналы помещаете?

Хлестаков. Да, и в журналы помещаю. Моих, впрочем, много есть сочинений: «Женитьба Фигаро», «Роберт-Дьявол», «Норма». Уж и названий даже не помню. И всё случаем: я не хотел писать, но театральная дирекция говорит: «Пожалуйста, братец, напиши что-нибудь». Думаю себе: «Пожалуй, изволь, братец!» И тут же в один вечер, кажется, всё написал, всех изумил…

Как видим, в расчёте на неосведомлённость провинциалов Хлестаков приписывает себе самые ходовые вещи тогдашнего театрального репертуара: пьеса Бомарше «Женитьба Фигар», оперы «Роберт-Дьявол» Мейербера и «Норма» Беллини.

На волне романтической фантазии в первой половине XIX века высокий расцвет пережила детская сказка. Расцвет этот подготовили произведения Гофмана (более всего известна сказка «Щелкунчик», по которой Чайковский создал впоследствии одноимённый балет). Почти тогда же появились «Детские и семейные сказки»(1814), собранные немецкими филологами братьями Гримм(Якоб, 1785–1863, и Вильгельм, 1786–1859). Обработка фольклорного материала была сделана ими настолько искусно, что сборник стал выдающимся литературным памятником – об этом говорят любому знакомые с детства названия: «Волк и семеро козлят», «Храбрый портняжка», «Бременские музыканты» и т.д.

Несколько позднее выдвигается великий датский сказочник Ханс Кристиан ндерсен([Андэрсэн] 1805–1875). Близкий миру народного творчества, он стремился открыть чудесное, неожиданное, поэтичное в будничных предметах и явлениях, пробудить в душах гуманные чувства, с мягким юмором показать человеческие слабости и пороки. В различных своих гранях эти устремления самоочевидны в таких сказках, как «Стойкий оловянный солдатик», «Гадкий утёнок», «Русалочка», «Снежная королева», «Новое платье короля».

Особую страницу в сфере сказочно-фантастической образности составляют многочисленные скерцо Феликса Мендельсона ([Мендэльсон], Мендельсон-Бартольди, 1809–1847). Они рождают в восприятии разные ассоциации: мир фей, эльфов и других сказочных существ; атмосфера детских игр и шалостей; опоэтизированная круговерть жизни, её пёстрая сутолока и забавная толчея. Впервые этот мир композитор открыл для себя в восемнадцатилетнем возрасте, когда блистательно дебютировал Увертюрой «Сон в летнюю ночь»(1825). Много лет спустя, создавая музыку к шексировской комедии того же названия, он дополнил Увертюру рядом номеров, среди которых есть и Скерцо(1842), подтвердившее неувядаемую свежесть такого рода мендельсоновской фантазийности с её порхающими ритмами, затейливой игрой синкоп (перебивы сильных и слабых долей такта), с её искрящейся фактурой и радужными переливами солнечных бликов.

Феликс Мендельсон

«Сон в летнюю ночь»

Р.Кубелик (1.38)

С миром фантазии часто соприкасалась излюбленная романтиками всевозможная экзотика, которую они открывали в своём поиске чудесного, сверкающего богатством красок мира, противостоящего серым будням повседневности. Экзотикой в их воображении становилось даже то, что они находили на территории вполне цивилизованной Европы. Например, северян манили южные страны – Италия или Испания. Только что упомянутый немецкий композитор Феликс Мендельсон, автор Четвёртой симфонии (1833),которую он назвал «Итальянской», пишет в одном из писем: «Италия явилась передо мной такой ласковой, тихой, радушной, с таким разлитым повсюду мирным довольством и весельем, что это и описать невозможно».

В творчестве русских художников сложилось целое течение, получившее соответствующее обозначение итальянский жанр. Отдал дань этому жанру и ранний Карл Брюллв. В своей итальянской серии он, помимо всего прочего, стремился показать южную природу в разное время суток (подобная идея в чём-то предвосхищала искания импрессионистов). Одна из таких работ – «Итальянский полдень»(1827). Полотно это заставляет вспомнить приводившиеся выше слова Мендельсона об Италии («ласковая, радушная… мирное довольство»). Картина залита ярким светом, солнечные лучи пронизывают листву, сочную виноградную кисть, блики света скользят по смуглой коже итальянки. Сама она подана чуть ли не в рубенсовских тонах, олицетворяя изобилие и полнокровную радость бытия.

Карл Брюллов

Итальянский полдень

Портретные работы в рамках «итальянского жанра» не в меньшей степени тяготели к подчёркнутой колоритности. Принадлежащая кисти Ореста Кипренского «Неаполитанская девочка с плодами»(1831), как и многие другие картины этого выдающегося художника-романтика, обращает на себя внимание интенсивностью цветового строя. Здесь она служит тому, чтобы максимально ярко передать жгучую красоту маленькой южанки. Так же ярко русский мастер подаёт и её красочный костюм, выделяя в качестве экзотической детали необычно повязанный платок. Всё это предстаёт на фоне морского простора с далёким парусом, что напоминает лермонтовское «Белеет парус одинокий // В тумане моря голубом!..»

Орест Кипренский

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: