Сократическая школа киников

Другой ученик Сократа, Антисфен, также принимал принцип о том, что человек должен стремиться сохранять душевную независимость от внешних обстоятельств, подчинять их себе, а не подчиняться им, но придавал ему совершенно иное толкование, нежели киренаики. Антисфен был сыном афинского гражданина и фракиянки. Он стал учеником Сократа уже в пожилых летах, а до этого был преподавателем риторики в духе софистов. Принимая ту же основную мысль, что Аристипп, Антисфен выводил из неё учение совершенно противоположное киренскому. Аристипп, богатый и знатный человек, говорил, что надо наслаждаться жизнью. Бедняк Антисфен доказывал, чтодобродетель, дающая счастье, состоит в уменье переносить лишения, в том, чтобы иметь как можно меньше потребностей, и задачей человека ставил возвращение к первобытной простоте жизни.

Главный тезис школы Антисфена – тот, что для счастья достаточно быть добродетельным, что в добродетели находится внутренняя сила давать человеку счастье; только добродетель – благо, только порок – бедствие. Все остальное – богатство, почести, знатность – безразлично для мудреца. Мудрость требует, чтобы человек был равнодушен ко всему этому. Добродетель состоит в поступках человека, а не в словах, потому не требует ученых знаний; и если она укоренилась в душе, то никогда не может быть утрачена; потому мудрец не может делать ничего дурного и остается независимым от всяких внешних обстоятельств.

Скромностью и суровостью своей жизни Антисфен доказывал, что человек, имеющий душевную свободу, не нуждается в наслаждениях. Он говорил, что наслаждения расслабляют характер человека, приучают к бездействию; счастье человека не в них, а в добродетели, основанием которой служат труд и воздержание; посредством труда человек становится, как Геракл, подобен богам. Школа Антисфена чуждалась знати и обращалась со своим учением более всего к иноземцам и метекам. Антисфен вооружался не только против роскоши и удовольствий, но и против образованности, против правил учтивости, светского обращения. Он не видел нравственных элементов даже и в браке, в семейной жизни, в гражданских чувствах. Потому многие из последователей этой сократической школы стали пренебрегать не только материальными наслаждениями и цивилизованными формами светского быта, но и умственным, образованием, искусством, наукой, пренебрегали и правилами приличия. Дальше всех шел в воздержанности ученик Антисфена Диоген Синопский (414–323), отказавшийся от всех удобств цивилизованного быта. Он доводил до карикатурного преувеличения простоту жизни, которой учил Сократ, и его называли «сумасшедшим Сократом». Диоген проводил все время на улицах и площадях, как бесприютный бродяга, ночевал в бочках и под колоннадами, называл своим отечеством вселенную, проповедовал уничтожение частной собственности и брака, доводил учение о личной свободе до отрицания государства и национальности. Но Александр Македонский выражал уважение к Диогену, живущему в бочке.

Антисфен учил своей философии в одной из афинских гимназий, называвшейся Киносаргами; потому его ученики звались «циниками» (киниками). Афиняне, играя словами, прозвали Диогена Kyon (от этого слова произведено было название Киносарг), «собака». Им казалось, что та бедная, ограничивающаяся удовлетворением лишь необходимейших потребностей лишенная всяких удобств жизнь, какую ведет он, более похожа на собачью, нежели на человечью. Грубый плащ, толстая палка дикого оливкового дерева, нищенская сума и деревянная чашка для зачерпывания воды, – эти принадлежности адептов сократической школы киников часто были только личиной, которой прикрывалось тщеславие, проглядывавшее, как говорили, из дыры плаща Диогена. Но иногда под оболочкой грязи жила великая душа. Надо было дивиться силе воли и энтузиазму, с какими киники осуществляли свою мысль освободиться от всех потребностей, желаний, предубеждений. Они занимали очень оригинальное положение в греческом мире. Над ними смеялись за их странности, им удивлялись за их отречение от всех удобств; их презирали как нищих и боялись их как суровых проповедников нравственности. Полные презрения к глупостям, полные сострадания к нравственным бедствиям людей, киники восставали и против науки и против изнеженности своих современников с грубой силой непреклонной воли, суровой до бесчувствия. Они порицали слабости с бойким резким остроумием простолюдинов; они были добродушны, шутливы, и вообще походили на простолюдинов, грубость которых еще утрировали. Впоследствии, когда киники в своем стремлении к простоте первобытной жизни стали отвергать брак и семейную жизнь, проповедовать космополитизм, отрицать любовь к родине, отбросили все формы образованности, стали предумышленно пренебрегать опрятностью и всяким приличием, они навлекли на себя презрение.

Ученик Диогена киник Кратес, жена которого, Гиппархия, тоже занималась философией, человек мягкого, доброжелательного характера, был учителем Зенона, основателя стоической школы. Как из кинической философии развилась стоическая, так из киренейской развилась эпикурейская, поставившая высшим благом не наслаждение, не мимолетное удовольствие, а спокойствие души, равно далекое и от наслаждения, и от страданий. (См. также статью Стоики и эпикурейцы.

Мегарская школа

Третью форму получила философия Сократа у Эвклида мегарского, основателя мегарской школы. Когда, в начале Пелопоннесской войны афиняне приняли закон, угрожавший смертью каждому мегарянину, который будет захвачен в Аттике, Эвклид, переодевшись в женское платье, приходил тайком ночью в дом Сократа учиться у него, а утром возвращался на родину. После смерти Сократа, когда афинский народ проявлял враждебность ко всем философам, большинство учеников Сократа удалилось в Мегару, и этот небольшой, но кипевший жизнью город стал на некоторое время центром сократовской философии, местом развития произошедших из неё разнородных учений.

Школа Эвклида Мегарского (не путать с геометром Эвклидом) соединила нравственную философию Сократа с учением элеатов о единстве всего сущего. Основатель этой школы доказывал, что существует только единое истинное благо, неизменное, познаваемое не чувствами, а только мышлением. Хотя оно называется разными именами богов, разумом, знанием, но все эти названия означают одно и то же высочайшее, единое благо. Путь к достижению этого блага, составляющего счастье человека – добродетельная жизнь, требующая энергичной деятельности, основанная на разумном познании. Эвклид Мегарский и диалектику Сократа соединял с элейским скептицизмом. Он говорил, подобно элеатам, что чувственные впечатления и представления лишены всякой истины, всякой реальности. Под единым благом понимал он элеатское единое, безусловное бытие. Это воззрение вело к диалектическим хитросплетениям, и философы мегарской школы были названы «эристиками» (спорщиками), а их учение приобрело такую же репутацию, как прежде софистика.

Из числа этих диалектических хитростей мегарской школы получили особую известность изобретенные Эвбулидом аргументации о куче зерен («сорит») и о лысине, и аргументация Диодора Карийского, доказывающая, что нет никакого движения. Знаменитейшим после Эвклида философом мегарской школы был Стильпон, державшийся и в жизни, и в теории сократовского учения о нравственности, и подобно киникам признававший высочайшим благом крайнее ограничение потребностей.

Ещё одним из видных учеников Сократа был Кебес Фиванский. До нас дошел диалог «Картина», написанный в духе Сократа и принадлежащий Кебесу. Но кроме этого ученика Сократа был другой философ Кебес, живший позднее; и неизвестно, какой из этих двух Кебесов – автор диалога «Картина», пользовавшегося большою популярностью и написанного действительно, прекрасно. Это – аллегорическая картина двух путей человеческой жизни, добродетельного и порочного. Содержание диалога состоит в том, что пока молодые люди рассматривают картину, к ним подходит старик и объяснением её доказывает: только мудрость и добродетель делают человека счастливым.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: