Седьмое Правило Волшебника или Столпы Творения 29 глава

Краем глаза Дженнсен видела, как сестры перешептываются друг с другом. Все они, за исключением Мердинты, были одеты в темно-серые платья, и у всех волосы цвета соли с перцем были собраны в хвост. Когда они встретились глазами, на лице Мердинты заиграла самодовольная улыбка, в которой были знание и удовлетворение и которая, казалось, проникала прямо в душу Дженнсен. Дженнсен совершенно не понимала этого взгляда, но чуть склонила голову в знак признательности и улыбнулась лучшей своей улыбкой.

А потом вновь принялась рассматривать с высоты холма лежащий перед ними город. На него было трудно не смотреть – город стоял, окруженный серыми стенами гор, как пятно нерастаявшего снега на черепичной крыше. Высокие окна на фасадах домов располагались между величественными белыми мраморными колоннами, венчаемыми золотыми капителями. В центре возвышался купол, обрамленный поясом окон, стоящий высоко над мощными стенами. Дженнсен с трудом связывала в своем сознании великолепие этих зданий с порочной натурой Матери-Исповедницы.

Зловещий вид Хранилища Волшебника, расположенного высоко в горах позади дворца, казалось, гораздо больше подходил Матери-Исповеднице. Дженнсен отметила, что все старались не смотреть на это мрачное место, случайно брошенный туда взгляд сразу же возвращался к более спокойным картинам.

Хранилище было величайшим созданием рук человеческих, какие Дженнсен видела за свою жизнь, включая Народный Дворец. Рваные серые облака плыли по небу рядом с темно-серыми величественными стенами, казалось, парящими на поразительной высоте. Само Хранилище, скрытое за стенами, представало нагромождением высоких зубчатых стен, крепостных валов, стен с пробитыми в них бойницами, башен, шпилей, соединительных мостов и переходов. Дженнсен и представить не могла, что нечто, сложенное из камня, могло иметь вид столь живой угрозы.

Кругом царила тишина. Девушка посмотрела на Себастьяна, ища утешения в понимающих глазах. Его мужественный облик придавал Дженнсен уверенности даже тогда, когда он не смотрел в ее сторону. Какая бы женщина не сочла за честь стать возлюбленной такого человека? Какая бы не уступила ему?..

Себастьян чуть расстегнул плащ, проверил свое оружие и вновь с поразительным спокойствием принялся изучать город. Если бы и она, Дженнсен, могла быть такой! Неожиданно она перепугалась, представив, как он будет орудовать своим арсеналом в схватке за собственную жизнь.

– О чем ты думаешь? – склонившись к нему, прошептала она. – Что все это может значить?

Себастьян ответил ей быстрым кивком и резким взглядом. Он не собирался что-либо обсуждать. И она поняла, что ей тоже лучше помолчать. Разумеется, по безмолвию десятков тысяч мужчин позади и так было ясно, что нельзя нарушать тишину, но растущее в душе беспокойство, казалось, скручивало Дженнсен в узел. Ей всего лишь хотелось услышать слово, придающее чуть-чуть уверенности. Он же просто обрезал ее, снова заставив почувствовать себя никчемной.

Она знала, что Себастьян сосредоточен на очень важном, но его грубая отстраненность жгла, как пощечина, особенно после того, как прошлой ночью он хотел ее так отчаянно, так неистово, как никогда прежде. Дженнсен поняла, что совершила ошибку. Она не должна была отталкивать его, несмотря на ужас того, что они были не одни, что снаружи стояла стража, которая могла все услышать.

Конечно, сейчас было не время и не место, и он был не в состоянии успокоить ее – на рубеже битвы. Но боль не проходила.

Сквозь ветер, воющий в ветвях величественных кленов, растущих вдоль дороги, до Дженнсен донесся звук копыт.

Тысячи глаз наблюдали за бородатыми длинноволосыми людьми, скачущими к императору, низко пригнувшись к холкам лошадей. Они приближались с правой стороны. Дженнсен узнала белую в яблоках масть лошади головного всадника. Это возвращалась одна из групп, отправленных императором на разведку несколько часов назад. С западной стороны приближалась еще одна разведгруппа, посланная в противоположном направлении, но пока они казались крошечными точками, скатывающимися со склонов далеких холмов.

Первая группа в вихре пыли подлетела к императору и его советникам, и Дженнсен пришлось прикрыть рот шарфом, чтобы не закашляться.

Рослый всадник на пестрой лошади остановился перед Джеганем. Его жирные длинные патлы мотались из стороны в сторону подобно лошадиному хвосту.

– Никого, ваше превосходительство.

– Никого? – тяжело сказал Джегань, с трудом сохраняя невозмутимость.

– Да, ваше превосходительство, никого. Ни следа с восточной стороны, ни на дальних подступах к городу, ни на склонах гор. Дороги, тропы – везде пусто. Ни людей, ни следов, ни лошадиного помета, ни колеи от фургонов... Ничего. И все указывает на то, что людей здесь нет давно.

Мужчина принялся за подробный доклад, а тем временем с запада на взмыленных лошадях приблизилась другая группа всадников, находящихся в состоянии глубокого волнения.

– Никого! – выкрикнул командир, осадив лошадь. – Ваше превосходительство, к западу от города никого нет.

Джегань посмотрел на Дворец Исповедниц.

– А на дороге к Хранилищу? – тихо прорычал он. – Или вы собираетесь рассказать мне, что все мои исчезнувшие отряды были уничтожены призраками пропавших людей?

Дюжий детина, одетый в шкуры, выглядел весьма свирепо. Раньше Дженнсен никогда таких не видела. Передние зубы у детины отсутствовали, что придавало его облику еще большую дикость.

Обернувшись, он посмотрел на широкую ленту дороги, протянувшуюся от города к Хранилищу Волшебника, и доложил:

– Ваше превосходительство, там тоже нет никаких следов.

– Вы проверили всю дорогу до Хранилища? – Взгляд бездонных глаз пробуравил дикаря.

Тот шумно глотнул:

– Мы дошли до каменного моста почти у самой вершины, пересекающего глубокую расселину. Но не увидели ни людей, ни следов. Решетки опущены, ваше превосходительство. Но кроме этого, в Хранилище нет ни единого признака жизни.

– Само по себе это ничего не значит, – насмешливо произнес сзади женский голос.

Дженнсен, Себастьян, советники, офицеры и сам Джегань обернулись.

Эти слова произнесла сестра Мердинта. В конце концов ей удалось справиться с насмешливой улыбкой, тем более что на нее было обращено сейчас внимание всех присутствующих.

– Это ничего не значит, – повторила она. – Но мне, ваше превосходительство, это не нравится. Что-то здесь не так.

– А что именно? – тихо и угрюмо спросил Джегань.

Сестра Мердинта отделилась от отряда сестер Света и направила лошадь к императору:

– Ваше превосходительство, не приходилось ли вам въехать в лес и обнаружить, что там царит тишина? Должен стоять птичий гвалт, но вместо этого все замирает...

С Дженнсен такое случалось. И ее поразило, как точно сестра сформулировала странное, неясное чувство, не покидавшее сейчас Дженнсен, возникшее без определенной причины, заставившее встать дыбом волосы на затылке. Что-то вроде предвестника злого рока... Так случалось порой, когда она лежала в спальном мешке, почти засыпая, и вдруг замирали все насекомые.

Джегань пристально смотрел на сестру Мердинту:

– Когда я захожу в лес или куда-либо еще, и так все вокруг замирает.

Сестра не стала спорить:

– Ваше превосходительство, мы долго сражались с этими людьми. И те из нас, кто обладает даром, прекрасно знают их магические трюки. Нам известно, когда они используют свой дар, мы научились узнавать, когда они применяют магию для установки ловушек, даже если сами по себе ловушки не имеют к магии никакого отношения. Но здесь другой случай. Что-то здесь не так.

– Но ты мне так и не сказала, что именно, – сдерживая гнев, произнес Джегань.

Женщина заметила его раздражение и склонила голову:

– Ваше превосходительство, кабы я знала, я бы вам сказала. В мои обязанности входит извещать вас обо всем, что мне становится известно. Мы можем определить, что магия здесь не использовалась. Мы не чувствуем никаких ловушек, для которых было использовано магическое воздействие. Но это знание не успокаивает меня. Что-то здесь не так. И я вас предупреждаю, хотя и не вижу причины, вызвавшей мое беспокойство. Вы могли бы сами проверить мой ум и убедиться в правдивости моих слов. Дженнсен не поняла ее последнюю фразу. Но император, внимательно посмотрев на сестру, заметно остыл. Снова взглянув на дворец, он облегченно крякнул:

– Думаю, после долгой холодной зимы ты, сестра, просто нервничаешь. Ты говоришь, что вы знаете их тактику и трюки с магией. Если бы тут было нечто реальное, ты и твои сестры узнали бы и о самом факте, и о причине, его породившей.

– Я не уверена, что это так, – настаивала сестра Мердинта. Она бросила быстрый, взволнованный взгляд на Хранилище Волшебника. – Ваше превосходительство, о магии нам известно многое. Но Хранилищу тысяча лет, оно расположено за пределами Древнего мира и вне сферы моего опыта. Мне практически ничего не известно об особенных формах магии, которые могут храниться здесь. Ясно только, что в экстремальных ситуациях она может оказаться чрезвычайно опасной. Одной из задач Хранилища и является защита подобных вещей.

– Именно поэтому я и собираюсь взять Хранилище, – отрезал Джегань. – Нельзя оставлять такие опасные игрушки в руках врага, способного с их помощью прикончить всех нас.

Кончиками пальцев сестра Мердинта аккуратно помассировала морщинку около брови.

– Хранилище хорошо защищено. Могу сказать, что защиту здесь поставил волшебник, а не колдуньи. Такую защиту можно оставить без присмотра – стражники не требуются. Она включается нарушителем, как и обычная, немагическая ловушка, и может действовать незаметно, но смертоносно. Она может убить любого, кто просто старается подобраться поближе, а не то что захватить Хранилище. Действие таких защитных средств бесконечно, они не изнашиваются и одинаково эффективны как через месяц, так и через тысячу лет. Попытка преодолеть защиту может привести к жертвам, которых мы пытаемся избежать. Джегань пожал плечами:

– Разве у нас не хватит сил обезвредить эти ловушки и захватить Хранилище?

Сестра Мердинта бросила взгляд через плечо на каменные стены Хранилища.

– Ваше превосходительство, уровень наших возможностей и совокупной силы еще не означает то, что мы сумеем понять и обезвредить защиту. В этом случае нет прямой пропорциональной зависимости. Медведь, как бы силен он ни был, не сможет открыть замок на сейфе. В данном случае нужна не сила, а ключ. Повторяю, мне это не нравится, что-то тут не так.

– Ты сказала только одно: тебе страшно. Сестры способны справиться с любым фактором, имеющим отношение к магии. По этой причине ты здесь и находишься. – Джегань нагнулся к женщине; казалось, его терпению приходит конец. – Я считаю, что сестры остановят любую угрозу, в основе которой лежит магия... Требуется пояснение?

Сестра Мердинта побледнела:

– Нет, ваше превосходительство.

Поклонившись императору, она повернула лошадь и поехала к месту расположения сестер.

– Сестра Мердинта! – Джегань подождал, пока она вернется. – Я повторяюсь, но мы должны взять Хранилище Волшебника. Меня не волнует, сколько ваших жизней придется отдать за это, меня волнует результат.

Мердинта возвратилась к Сестрам, чтобы обсудить ситуацию. А в это время Джегань и его советники заметили одинокого всадника, скачущего из города по направлению к ним. Что-то в его облике заставило воинов еще раз проверить оружие. В напряженной тишине всадник резко осадил лошадь перед императором. Его одежда была мокрой от пота, а близко поставленные глаза широко раскрыты от возбуждения. Однако голос звучал спокойно:

– Ваше превосходительство, я никого не обнаружил в городе. Но там пахнет лошадьми.

Дженнсен увидела, как на лицах офицеров проявилось мрачное удовлетворение, подтверждающее их недоверие к нелепым сведениям о том, что город пуст. Имперский Орден заблокировал вражеские войска в Эйдиндриле еще в начале зимы. Оттуда не могли вырваться даже одиночки – их отлавливали дозоры. И возможность тайной эвакуации населения столь большого города, да еще зимой, лежала за пределами понимания офицеров. Однако никто не решался высказать свое мнение императору, мрачно смотрящему на пустынный город.

– Лошадьми? – Джегань нахмурился. – Наверное, там конюшни.

– Нет, ваше превосходительство. Я не видел и не слышал их, но запах есть. И это не конюшни, так пахнут лошади.

– Значит, враги находятся там, как мы и предполагали, – сказал один из офицеров. – Они спрятались, но они в городе.

Джегань не произнес ни звука: он хотел дослушать донесение.

– Ваше превосходительство, я заметил еще кое-что, – продолжал разведчик, сгорая от возбуждения. – Сколько бы я ни искал, лошадей нигде не было, и я решил вернуться за подмогой: десять глаз лучше двух. И возвращаясь, я заметил в окне дворца что-то странное.

Джегань резко повернулся к нему:

– Где?

– В белом дворце, ваше превосходительство. Я выехал из-за стены неподалеку от дворца и увидел, как на втором этаже кто-то отошел от окна.

Джегань резко дернул вожжи, от чего его жеребец нетерпеливо переступил.

– Ты уверен?

– Да, ваше превосходительство! – Разведчик энергично закивал. – Там высокие окна. Клянусь жизнью, когда я выехал из-за стены и взглянул вверх, меня заметили, и кто-то отскочил от окна.

Император вглядывался в дорогу, ведущую ко дворцу, по обеим сторонам которой росли клены.

– Мужчина или женщина? – спросил Себастьян. Всадник чуть замешкался, вытер пот с глаз и перевел дыхание:

– Я видел ее всего мгновение, но, по-моему, это женщина.

Джегань перевел на него мрачный взгляд:

– Именно женщина?

Ветки клена затрещали от налетевшего ветра; все взгляды неотрывно смотрели на разведчика.

– Ваше превосходительство, точно я не могу сказать. Возможно, это было отражение света в окне, но в то мгновение мне показалось, что я вижу женщину в длинном белом платье.

Белые платья носила Мать-Исповедница. Дженнсен подумала, можно ли отражение в стекле принять за человека, отошедшего от окна, да к тому же одетого в белое платье...

Однако, даже если и можно, для Дженнсен это ничего не проясняло. Зачем Матери-Исповеднице оставаться во дворце? Одно дело – удерживать последний оплот со своей армией. Но остаться в одиночестве – совсем другое дело. И возможно ли вообще, чтобы враг трусливо прятался, как предположил один из офицеров?..

Себастьян потер бедро:

– Интересно, что они собираются предпринять?

Джегань вынул меч:

– Думаю, скоро мы об этом узнаем. – Потом он посмотрел на Дженнсен. – Держи нож под руками, девочка. Возможно, сегодня как раз тот день, о наступлении которого ты столько молилась.

Император встал на стременах и, повернувшись к армии, недобро усмехнулся. Меч его описал в воздухе дугу.

И сжатая пружина распрямилась.

С оглушительным ревом сорок тысяч мужчин понеслись вперед, высвобождая в боевом кличе столь долго сдерживаемое напряжение. У Дженнсен захватило дыхание, девушка с трудом удерживала Расти, ринувшуюся галопом вдогонку за кавалеристами, поскакавшими по направлению ко дворцу.

Глава 47

Дженнсен пригнулась, охватив шею Расти руками и отдав повод. Рев сорока тысяч мужчин, извергающих боевой клич, и грохот копыт были настолько оглушительными, насколько и пугающими.

Эта гонка, с неистово бьющимся сердцем, была пьянящей, как вино. Дженнсен не осознавала ни чудовищности, ни ужаса происходящего. Однако что-то в ней, какая-то небольшая часть не могла отдаться пылкому чувству единения с наступающей армией.

Свирепые мужчины, глаза которых застилала кровь, веером рассыпались по равнине, приближаясь к городу. Воздух пронзали яркие вспышки света, отраженные от мечей и топоров, поднятых высоко над головами, и играющие на остриях пик и копий. Блистательное зрелище, нарастающий гул, вихрь страстей – все это наполняло Дженнсен желанием достать нож, но девушка знала, что время еще не пришло.

Себастьян мчался рядом с нею, чтобы быть уверенным в том, что она не потеряется в этой скачке, сумасшедшей, безудержной, но подчиненной человеческой воле. Голос тоже сопровождал ее, и его было не заглушить, хотя она и пыталась не слушать его или мысленно умоляла оставить ее в покое. Ей нужно было сосредоточиться на том, что происходило вокруг, и на том, что вскоре могло случиться. Нельзя позволять себе отвлекаться. Только не сейчас.

Голос звал ее по имени, призывал сдаться: отдать ему волю и плоть, произносил завораживающие, чарующие слова. Рев атакующей армии дал Дженнсен возможность крикнуть изо всей силы:

– Оставь меня в покое!

И никто ничего не заметил. Это была безрассудная попытка извергнуть из себя этот голос, обладающий неограниченной силой и безраздельными полномочиями.

Неожиданно, словно бы за один миг, они ворвались в город, перепрыгивая через изгороди, огибая столбы, с ошеломляющей скоростью пролетая мимо зданий. Резкий контраст между скачкой на открытой местности и внутри города ошеломил Дженнсен. Здесь следовало обращать внимание на то, что тебя окружает, и это напомнило девушке лес.

Все было так не похоже на то, что она ожидала – на массированное, упорядоченное наступление по открытой местности. Вместо этого последовал сумасшедший марш-бросок на город и дальше, по широким улицам, обрамленным величественными зданиями, по похожим на каньоны темным переулкам, зажатым между высокими каменными стенами, которые иногда даже загораживали маленький кусочек голубого неба над головой. Затем пришел этап безудержного погружения в совсем узкие, извилистые улочки жилых кварталов, в которых старинные здания попросту громоздились друг на друга. И ни на миг не замедляя скорости и принимая решения на ходу...

Между тем скачка становилась все более сюрреалистической: город действительно оказался пуст. Вокруг должны были сновать толпы, в дикой панике бросающиеся врассыпную люди, прокладывающие себе дорогу в сутолоке, истошно вопящие от ужаса перед атакующими. Перед внутренним взором Дженнсен проплывали картины, которые она видела в других городах: уличные торговцы, толкающие тележки со всяким товаром – от рыбы до изысканного белья; лавочники в ларьках, приглядывающие за хлебом, сыром, мясом и вином; ремесленники, выставившие на продажу туфли, одежду, парики, изделия из кожи; окна, на которых расставлены многочисленные горшки...

Сейчас все окна были пусты. Некоторые закрыты ставнями, некоторые выглядели так, будто владелец приоткрыл их на минутку, но все пусты. Молчаливыми свидетелями стремительной атаки кавалерии стали улицы, скамейки и парки.

Было страшно нестись на полной скорости по извилистому лабиринту улиц, проезжать мимо зданий, преодолевать препятствия, врываться в темные грязные переулки, лететь по неровным булыжным мостовым, достигая вершины застроенного холма только для того, чтобы оказаться с противоположной стороны на обледенелом склоне, поросшем деревьями и к тому же опасном. Иногда, скача по шести человек в ряд, они неожиданно попадали в сужающийся переулок, в котором, к тому же, неожиданно выпирал угол здания. Для нескольких всадников результаты такой встречи оказались печальными.

В отсутствие сопротивления со стороны вражеских войск необузданная скачка казалась Дженнсен неконтролируемой. Впрочем, она знала: действует элитная кавалерия, бесшабашность была их военной специальностью. А кроме того, глядя на Джеганя, несущегося на великолепном огромном жеребце, невозможно было даже подумать, что ситуация вышла из-под контроля.

Неожиданно ворвавшись в широко открытые ворота в стене, атакующие оказались на просторных газонах Дворца Исповедниц. Во все стороны разносились безудержные крики еще не потерявших своего неистовства всадников; лошади уже общипывали живописные лужайки; грязные, грубые, жаждущие крови захватчики одним своим видом оскверняли безмятежную прелесть лужаек. Дженнсен с Себастьяном ехали следом за императором и его офицерами в центре большого отряда ревущих мужчин вверх по широкому променаду, под старыми кленами, чьи голые ветки уже хвастались набухшими почками. Несмотря на весь свой опыт, знания и привязанности, Дженнсен никак не могла понять, откуда в ее душе возникло чувство, будто она участвует в неправедном насилии.

Но тут ее внимание привлекло что-то необычное впереди, недалеко от мраморных ступеней, ведущих к парадному входу во Дворец Исповедниц, и странное чувство сразу исчезло. Перед ступенями стоял столб, к концу которого был привязан огромный красный флаг, хлопающий на ветру, будто привлекающий внимание и говорящий: вот ваша цель, солдаты.

Джегань повел людей прямо туда.

Пока они ехали по газонам, Дженнсен концентрировала внимание на теплой, гибкой и мощной мускулатуре Расти; привычные движения лошади подбадривали девушку. Вряд ли бы ее успокоил взгляд вверх, на белые мраморные колонны дворца. Сегодня, наконец, Имперский Орден возьмет дворец, где долгие годы беспрепятственно правило зло.

Император Джегань, высоко подняв меч, приказал армии остановиться. Ликующий боевой клич десятков тысяч человек в одно мгновение замер, и они разом остановили своих разгоряченных лошадей. Дженнсен была удивлена: десятки тысяч человек с оружием наизготовку, а все закончилось в одно мгновение и без кровопролития.

Прежде чем спешиться, она похлопала Расти по потной шее. А потом ступила на землю, находясь среди множества мужчин, большей частью офицеров и советников, но и простых кавалеристов, полных готовности защитить императора. Девушке не приходилось раньше находиться в обществе простых солдат и было страшновато от их пристального внимания. От грязных, прокопченных мужчин запах шел похуже, чем от лошадей.

Себастьян, взяв ее за руку, притянул к себе:

– С тобой все хорошо?

Кивнув, Дженнсен попыталась разглядеть императора и то, что остановило его. Себастьян, тоже желая увидеть это, потянул девушку сквозь толпу дюжих офицеров. Их пропустили.

Увидев императора в нескольких шагах впереди, Дженнсен и Себастьян остановились. Джегань стоял один, с опущенными плечами, спиной ко всем, зажав меч в руке. Никто из присутствовавших не осмеливался приблизиться к нему.

Дженнсен и Себастьян быстрым шагом покрыли расстояние, отделяющее их от императора. Тот застыл перед копьем, всаженным концом в землю, выражение черных глаз Джеганя было такое, будто он увидел призрак. Красное полотнище хлопало на ветру в абсолютной тишине.

На копье была насажена человеческая голова.

Дженнсен содрогнулась. Голова, отрубленная точно по середине шеи, выглядела как живая. Темные глаза под густыми изогнутыми бровями не мигая смотрели перед собой. Чуть набекрень была одета темная мятая шляпа. Пряди волос, вьющихся над ушами, чуть покачивались на ветру. Казалось, будто тонкие губы в любой момент раздвинутся в угрожающую улыбку из мира мертвых. Да и само выражение лица было таково, будто при жизни этот человек сам олицетворял смерть.

От вида пораженного Джеганя, не отрывающего взгляда от головы, от тишины, нависшей над тысячами людей, сердце Дженнсен забилось быстрее, чем при скачке.

Девушка осторожно перевела взгляд на Себастьяна. Тот тоже был ошеломлен. Пальцы Дженнсен сочувственно потянулись к его руке, ей захотелось взглянуть в его широко открытые, полные слез глаза.

Наконец, он нагнулся к ней и прошептал сдавленным голосом:

– Брат Нарев.

Звук этих чуть слышных слов громом отозвался в душе Дженнсен. Великий человек, духовный лидер всего Древнего мира, друг и ближайший советник императора Джеганя... Себастьян верил, что он ближе к Создателю, чем любой из тех, кто когда-либо появлялся на свет... и сейчас этот человек мертв, а голова его насажена на копье.

Император шагнул вперед и вытащил сложенный лист бумаги, приколотый к шляпе брата Нарева. Дженнсен наблюдала, как Джегань толстыми пальцами осторожно разворачивает этот клочок бумаги, и неожиданно вспомнила, как разворачивала листок, который нашла у д'харианского солдата в тот судьбоносный день, когда встретила Себастьяна. В тот самый день, когда людям лорда Рала удалось, наконец, выследить ее и убить маму...

Император Джегань поднес к глазам бумагу и прочитал. И время, пока он молча смотрел на нее, показалось устрашающе долгим. Наконец, он опустил руку. Его грудь вздымалась от жуткой, всепоглощающей ярости, а он снова смотрел на голову брата Нарева. Голосом, в котором бушевал едва сдерживаемый, мучительный огонь ненависти, Джегань повторил слова из записки, достаточно громко, чтобы его смогли услышать все, кто стоял рядом:

– Привет от лорда Рала!

По ветвям деревьев пронесся холодный ветер. Никто не произнес ни звука: все ждали указаний императора Джеганя.

Потянуло вонью, и Дженнсен поморщилась. Голова, почти живая за мгновение до этого, буквально на глазах стала разлагаться. Плоть просела, нижние веки отогнулись, обнажая красные внутренности, щеки обвисли, рот приоткрылся, будто голова собиралась издать вопль.

Дженнсен, как и все, как и Джегань, отступила на шаг: плоть на лице истлевала неожиданно появляющимися язвами, обнажая гноящиеся ткани.

По мере того как челюсть опускалась все ниже, язык раздувался. Глазные яблоки вылезали из глазниц, тогда как последние съеживались. Дурно пахнущая плоть распадалась на клочки.

Процесс, занимающий долгие месяцы, произошел за секунды, и вот уже череп в лохмотьях плоти, в измятой шляпе усмехается людям...

– Он оплетен паутиной магии, ваше превосходительство, – произнесла неслышно приблизившаяся сестра Мердинта. Ее слова прозвучали ответом на невысказанный вопрос. – Заклинание сохраняло голову в хорошем состоянии до тех пор, пока вы не вынули из шляпы записку, рассеяв, таким образом, сохранявшую ее магию. Как только волшебство исчезло, останки стали разлагаться, что обычно с ними и происходит.

Джегань устремил на нее черные глаза.

Дженнсен не могла сказать, о чем он думал, но его пылающий взгляд еще больше, чем обычно, походил на ночной кошмар.

– Была установлена очень мощная и хорошо организованная защита: сохранность обеспечивалась, пока записку не вынет нужный человек, – тихо добавила сестра Мердинта. – Ключом для снятия заклинания послужило ваше прикосновение.

Все эти ужасающие секунды Дженнсен боялась, что Джегань выхватит меч и с диким криком обезглавит женщину.

Офицер, стоявший чуть в стороне, неожиданно закричал, указывая на Дворец Исповедниц:

– Смотрите! Вот она!

– Милостивый Создатель! – прошептал Себастьян, повернувшись, как и все, и увидев силуэт в окне.

Остальные мужчины завопили, что тоже видят ее. Дженнсен поднялась на цыпочки, пытаясь хоть что-то разглядеть между голов заволновавшихся солдат и офицеров. Вокруг раздавался возбужденный шепот.

– Вон, смотрите, лорд Рал! – закричал офицер рядом с Джеганем, – Смотрите! Вон! Это лорд Рал!

От этих слов Дженнсен мгновенно похолодела, ее зазнобило. Происходящее казалось нереальным. Снова и снова пронзали мозг слова офицера. Они были настолько шокирующими, что хотелось перепроверить: не пригрезились ли.

– Посмотрите! – закричал другой солдат. – Вон они уходят! Оба!

– Вижу, – прорычал Джегань, проследив глазами. – Я бы узнал эту суку в самом дальнем закутке преисподней. И лорд Рал – с нею!

Дженнсен заметила лишь промелькнувшие контуры двух убегающих от окна людей.

Император Джегань разрубил мечом воздух:

– Окружить дворец, чтобы не улизнули! – Он повернулся к офицерам: – Штурмовая рота – за мной! И дюжина сестер! Сестра Мердинта! Остаешься с остальными сестрами здесь. Не позволяйте никому приближаться к вам!

Император глазами поискал Себастьяна и Дженнсен. Наконец его пылающий взгляд остановился на Дженнсен:

– Если хочешь использовать свой шанс, девочка, – за мной!

Двинувшись вслед за императором, девушка обнаружила, что сжимает нож в кулаке.

Глава 48

Следуя за Джеганем, Дженнсен неслась по широким мраморным ступеням в тени величественных мраморных колонн. Подбадривающая рука Себастьяна лежала у нее на спине. Лица людей, летящих, как и Дженнсен, вверх по лестнице, были искажены яростью.

Люди из штурмовой роты, облаченные в кожаные доспехи, кольчуги или плотные шкуры, держали наготове короткие мечи, огромные серповидные топоры или железные кистени. В другой руке они несли круглые металлические щиты, утыканные шипами: в случае опасности их вполне можно было использовать как оружие. Многие были обмотаны ремнями, усеянными толстыми иглами. Такие ремни отлично помогали в рукопашной схватке, раня противника. Дженнсен и представить не могла, что кто-то может без содрогания выйти против таких свирепых солдат.

Несясь по ступеням бушующей волной, мускулистые солдаты рычали, как звери, круша массивные двойные двери, будто они были сделаны из картона. Дженнсен пришлось даже прикрыть лицо, когда на нее обрушился душ из щепок. Никому и в голову не приходило, что двери могут оказаться незапертыми.

Грохот солдатских сапог эхом отзывался в огромных залах дворца. Сквозь высокие окна с бело-голубыми стеклами, на мраморный пол, по которому мчалась штурмовая рота, падали полосы света. Мужчины хватались огромными ручищами за перила и, перепрыгивая через ступени, устремлялись на верхние этажи, туда, где они видели Мать-Исповедницу и лорда Рала.

Дженнсен не могла сдержать восхищения при мысли о том, что сегодня, быть может, кошмар в ее жизни закончится. Вся она была сейчас одним сильным желанием, жаждой использовать для обретения свободы нож. Лишь ей было предназначено выполнить это. Лишь она была на это способна. Она была неуязвима.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: