О предмете и статусе культурологии

Культурология в России рассматривается в двух ипостасях:

1. Как комплекс наук о культуре (М.С. Каган, В.М. Межуев, Э.А. Орлова, С.Н. Иконникова и др.).

2. Как интегративная (или синтетическая) дисциплина (П.С. Гуревич, A.A. Пелипенко, Ю.М. Резник, А.Я. Флиер, А.И. Шендрик и др.).

Каган Моисей Самойлович, доктор философских наук, профессор (Санкт -Петербург)

О предмете

Предмет культурологии — изучение культуры, как таковой, т.е. с точки зрения ее «внутренней» жизни, а также функционирования и развития ее отдельных феноменов.

О строении культурологии

Фактически теория культуры, философия культуры и культурология являются разными обозначениями общего культуроведения, в котором выделяются различные аспекты: культура и природа (экологический аспект), культура и общество (социологический аспект), культура и человек (антропологический аспект), культура как таковая («внутренние» проблемы).

Межуев Вадим Михайлович, доктор философских наук, профессор (Москва)

О предмете

Культурология есть ни что иное, как суммативное обозначение знаний о культуре и, прежде всего, философских, антропологических, социологических и гуманитарных (историко-филологических).

О строении культурологии

«Антрополог (этнолог), гуманитарий (филолог и историк) и социолог и претендуют сегодня в первую очередь на звание культуролога. Каждый из них имеет дело с особым типом культуры, для чего использует специфические для данного типа методы исследования». Причем разные науки изучают разные типы культуры: народная или этническая культура (антропология), письменная национальная культура (гуманитарное знание: история и филология), массовая культура (социология).

Орлова Эльна Александровна, доктор философских наук, профессор (Москва)

О предмете

Культурология есть особое интеллектуальное движение, а не целостная познавательная область.

О строении культурологии

Это комплекс наук о культуре. Внутри этого комплекса выделяются несколько заметных течений (областей): философское (философия культуры, философия истории), гуманитарное (история, филология, ис кусствоведение), социально-научное (этнология, соци альная и культурная антропология).

Что делать?

Первый вопрос: кто возьмет на себя ответственность за определение приоритетов исследований в области антропологии — фундаментальных и прикладных, — за качество проектов, разрабатываемых на прикладном уровне? По-видимому, это должна сделать сама научная общественность, эксплицитно сформулировав критерии мирового уровня для отбора и оценки направлений и результатов собственной деятельности.

Второй вопрос: как в научном и образовательном сообществах обеспечить реальное соблюдение таких мировых критериев качества научных работ и подготовки специалистов? Сохранение низкого качества социально-научной деятельности обеспечивается мощным лобби со стороны преподавателей и научных работников, которые не хотят включаться в русло мировой науки.

Наконец, последний вопрос: как в науке и образовании, связанных с изучением общества и культуры, преодолеть существующее изобилие малоэффективных работников? Это болезненный вопрос, имеющий этическую подоплеку.

Рабинович Вадим Львович — доктор философских наук, профессор (Москва)

О предмете

Специфика культурологии определена не столько предметом (им может быть любой продукт человеческой деятельности, как, впрочем, и сама эта деятельность), сколько особым взглядом на предмет, особой стратегией гуманитарного исследования. Культурология изучает культуру как спектр творческих актов — исторически определенных и инновационных, порождаемых в процессе живого диалога.

О строении культурологии

Культурология двухчастна; точнее — двухголосна. С одной стороны, это — историческая культурология (культура как творчество, культура как диалог культур, типология культур, реконструкция образов культуры). С другой, — кон-сервационная культурология (музееведение, охрана, консервация и реставрация историко-культурных образцов).

Багдасарьян Надежда Гегамовна — доктор философских наук, профессор (Москва)

О предмете

Понимание закономерностей и динамики культуры и влияния на социум науки и техники, их социокультурный смысл.

О строении культурологии

Культурология, имеющая как социальную, так и гуманитарную составляющие в своем предметном поле, способствует осмыслению человеком своего места в культурной системе, что придает личности внутреннюю устойчивость, помогает ей в выборе ценностных ориентиров, облегчает процессы межличностного взаимодействия.

Что делать?

Для повышения статуса культурологии как области научной и образовательной деятельности предлагается:

1) сохранить и закрепить интеллектуальный потенциал культурологии, наработанный за последние 10—15 лет;

2) закрепить и продолжить подготовку специалистов в данной области;

3) совершенствовать методический арсенал преподавания дисциплины;

4) способствовать развитию методологии науки, которая по определению имеет интегративный характер.

Гуревич Павел Семенович — доктор философских наук, профессор (Москва)

О предмете

Культурология — это систематизированное знание о культуре как специфическом и уникальном феномене. Она может быть осмыслена как междисциплинарная метатеория. Иначе говоря, через культуру, которая обеспечивает глубокое погружение в мир психологии людей и народов, можно показать действие механизмов истории, сокровенные тайны человеческого бытия, приоткрыть завесу над совокупным творчеством человеческого рода.

О строении культурологии

Следует разграничивать философию культуры и культурологию, последней принадлежит роль особой науки, изучающей (описывающей) конкретно-специфические феномены культуры, множество миров культуры.

Пелипенко Андрей Анатольевич — доктор философских наук, профессор (Москва)

О предмете

«Культурология – это наука, изучающая системные связи между различными сферами действительности в их отношении к человеку». Правда, остается вопрос, а чем же тогда занимаются другие науки. Может все-таки ограничить исследовательский поиск изучением «системного отношения к исторически динамичной человеческой ментальности»?

О строении культурологии

Культурология рассматривается как многоуровневая система:

— уровень локальных связей на уровне отдельных подсистем — это предметная культурология;

— уровень универсальных общесистемных системных связей между макросистемами — это культурология теоретическая.

Флиер Андрей Яковлевич — доктор философских наук, профессор (Москва)

О предмете

«Культурология в целом является интегративной междисциплинарной областью знания; по некоторым определениям – интеллектуальной тенденцией познания культуры не только как предметной области, но и в значительной мере как проблемного поля смыслов коллективного человеческого существования».

О строении культурологии

По методам исследования культурология подразделяется на гуманитарную культурологию (кулыуроведение), основанную на описательно-интер-претативной методологии исследования, и социально-научную культурологию, базирующуюся на «объясняющей» методологии.

Розин Вадим Маркович — доктор философских наук, профессор (Москва)

О предмете

Культурология — не только новая область знаний, но и мировоззренческая дисциплина, дополняющая философию, которая в ряде своих современных направлений сама начинает опираться на культурологические исследования.

Резюме.

О предмете и статусе культурологии. Культурология есть то, чем занимаются культурологи. Разнообразие точек зрения чрезвычайно велико и не позволяет в полной мере рассматривать эту дисциплину как самостоятельную науку. Вот почему сегодня так трудно определить ее предметное и проблемное поля. Что это — «системные связи и закономерности», «закономерности культурно-исторического процесса», «внутренние связи и структуры культуры» («культура, как таковая») или что-то еще? Пока мы не сформулируем собственно культурологическое понимание культуры (пусть коллеги простят мне такую тавтологию), статус культурологии будет вызывать все новые споры и дискуссии.

Культурология не может претендовать на «захват» соседних областей философского и научного знания о культуре без ущерба для собственной предметной самоидентификации. Вместе с тем надо отметить, что эта наука только формируется. В настоящее время она является относительно молодой дисциплиной, которая шаг за шагом завоевывает свои позиции в системе научного знания и образовательном пространстве.

Мне близка точка зрения авторов, которые считает, что у культурологии есть свой ракурс рассмотрения культуры. Если все же говорить о предмете культурологии, то, на мой взгляд, требуется дальнейшая разработка положения о «системных» и «внутренних» связях культуры.

Можно предположить, что предметом культурологии как научной дисциплины является выраженное в символической, вербальной и материаль-

ной формах смысловое содержание культуры, а также культурные смыслы цивилизации, эпохи, общественной системы, нации, этничности, группы и т.д.

Культурология имеет дело с «внутренней» необходимостью культуры, постижением ее латентных смыслов и смысловых структур. Она редко прибегает к методам объяснения, как полагает А.Я. Флиер, не рискуя вторгнуться в сферу социальной и культурной антропологии. Поэтому ее нельзя в полном смысле отнести к социальной науке.

Культурология по преимуществу – «понимающая» дисциплина, призванная реконструировать смыслы культуры как прошлой (историческая культурология), так и современной (компаративная культурология). В этом я вижу ее предметный ракурс и научное предназначение.

О статусе и структуре культурологии. Поскольку не все исследователи признают существование культурологии как самостоятельной научной дисциплины, то следует назвать наиболее распространенные позиции: (1) культурология должна сохранять статус комплексной науки о культуре («сумма знаний о культуре»); (2) вторая позиция: культурологию надо вернуть в лоно культурной антропологии; (3) культурология – это только учебная дисциплина, не имеющего четкого научного статуса.

Я не уверен, что каждой из областей знания о культуре необходимо приписывать какой-то особый «тип» культуры, как это пытается сделать В.М. Межу-ев. Мне не совсем понятно, почему этническая культура — это предметная область антропологии (пусть даже культурной), а массовая культура — это уже предмет социологии? А что антропология обречена на постижение культуры этничности? У нее не может быть своего познавательного интереса к национальной и массовой культурам? Или там уже начинается сфера интересов других наук?

Столь же непонятны мне утверждения, что культурология есть результат «синтеза» различных дисциплин, изучающих культуру (А.Я. Флиер). Но синтез то как раз и не получается. В лучшем случае высказывается предположение, что культурология может быть одновременно «объясняющей» (социально-научной) и «описательной» (гуманитарной) наукой.

Но чтобы «превратить» культурологию в «объясняющую» науку, требуется существенное расширение ее содержания и методологической базы. Поскольку всеми этими качествами уже обладает социальная и культурная антропология, то проще и ее включить в состав так широко понимаемой культурологии. Так решается проблема с ее «объясняющими возможностями». А все, что касается методов гуманитарных исследований, то их можно позаимствовать у лингвистики или других дисциплин. Конечно, такая, несколько гипертрофированная и преувеличенная, экспансия культурологии в другие области науки ведет лишь к подмене научных задач соображениями социально-политического характера.

Однако дело заключается не в том, чтобы собрать под знамена культурологии и искусственно объединить уже сложившиеся области научного зна-

ния о культуре, а в том, чтобы, наконец, определить собственный предметный ракурс и статус этой дисциплины, сформировавшейся лишь в последние десятилетия прошлого столетия.

Культурология есть гуманитарная, т.е. описательно-интерпретативная дисциплина, стремящаяся распознать и реконструировать смыслы культурной деятельности человека во всех сферах его жизни. Она входит в систему научного знания о культуре наряду с социокультурной антропологией, социологией культуры, социальной (культурной) семиотикой и др.

Что делать, или как нам «обустроить» культурологию? Я по-прежнему придерживаюсь мнения, что изменениям в институциональной сфере (сфере организации и функционирования институтов науки и образования) должны предшествовать изменения в области научных исследований — образование концептуального ядра и опоясывающих его объяснительных гипотез данной научной дисциплины, а также формулирование правил научного дискурса.

Это касается и культурологии. Ей предстоит пройти трудный путь, прежде чем стать общей наукой о культуре.

Проектный подход к культурологии. Вот почему культурология, находящаяся на этапе научного становления и предметного самоопределения, является лишь проектом научной и образовательной деятельности. Другими словами, я рассматриваю ее как проектное пространство, состоящее из множества идей, их носителей и различных институциональных форм — секторов, кафедр и факультетов.

Культурологический проект — претензия на особый способ представления объекта (культуры) в процессе научной и образовательной деятельности, который нуждается в дальнейшем обосновании и развитии.

Культурология как научный проект — это новая конструкция объекта (культуры), обладающая определенным набором параметров — «критериев» научности. Есть разные проекты науки о культуре: гуманитарные, социологические, антропологические и т.д. И культурология ищет свой путь в проектировании сферы научного познания и технологического обеспечения культуры.

Культурология же как социальный проект — итог организационной деятельности людей, вне и помимо которой он не существует (не случайно В.М. Розин подчеркивает: «культурологии столько, сколько самих культурологов»). Сегодня внутри формирующегося культурологического сообщества складываются институциональные предпосылки для консолидации и объединения разрозненных кафедр, факультетов, институтов и других научно-образовательных подразделений (пример — попытка учреждения Российского общества культурологии). Конечно, можно объединить институты путем согласования интересов («сфер влияния») их руководителей. Но объединить ученых, работающих сегодня в области культурологии, можно только на почве общих научных интересов и стремления к формированию научных школ.

Вместо выводов

Перейду теперь к некоторым предварительным выводам.

1. Первоначально культурология возникла как результат теоретических поисков в области культурной антропологии. Она возникает как научный проект в лоне культурной антропологии Л. Уайта, а затем в конце 80-х — начале 90-х годов прошлого века получает распространение в России преимущественно как образовательный проект.

2. Отечественные разработки по методологии исследования культуры, к сожалению, не продвинулись далее размежевания двух основных позиций: считать культурологию комплексной наукой о культуре (в единстве «описательных» и «объясняющих» функций) или определять ее как интегративную, преимущественно гуманитарную дисциплину.

3. Процесс институционализации культурологии в современной России (количество кафедр, факультетов, институтов и т.д.) значительно опережает рост научного знания, в т.ч. рождение новых научных школ. Однако культурологию не надо изобретать заново, вовлекая в ее внутринаучныи дискурс предметные сферы других наук о культуре. Она имеет собственный ракурс исследования — системные связи мира культуры, определяемые (и опосредованные) смыслом.

4. Культурологию следует рассматривать далее как системную научную дисциплину, изучающая, с одной стороны, «целостные культурные феномены», а, с другой, «сквозные» и «интегральные» проблемы, связанные с постижением смыслов данных феноменов. Следовательно, она имеет собственный ракурс познания культуры — «смыслообразующие связи и смысловое содержание».

5. Культурология интегрирована в структуру знания о культуре, как системная дисциплина. Ее объединяет с другими науками о культуре (культурная антропология, социология культуры и т.д.) «горизонтальные» связи, а «внутри» себя она строится как многоуровневая система, содержащая эпистемологическое, онтологическое и праксиологическое измерения.

Ю.М. Резник

Классическое наследие

МАКС ВЕБЕР

БЮРОКРАТИЯ* (окончание)

Очевидно, что такому «демократизирующему» развитию («demokratisierenden» Entwicklung) почти всегда содействуют какие-либо экономические условия. Очень частым является экономически обусловленное возникновение новых классов, независимо от того, имеют ли они плутократический, или мелкобуржуазный, или пролетарский характер, классов, которые обращаются к помощи политической власти, независимо от того имеет ли она легитимную или цезаристскую форму. Они или создают ее, или воссоздают для того, чтобы с ее помощью добиться для себя экономических или социальных преимуществ. Однако, с другой стороны, равным образом возможно — и такие случаи исторически существовали — то, что инициатива исходила «сверху», имела чисто политическую природу и, извлекая свою выгоду из существующих политических, и особенно, внешнеполитических стечений обстоятельств (Konstellationen), использовала существовавшие экономические и социальные противоречия и классовые интересы только как средство для достижения своих собственных чисто политических целей, связанных с властью (Machtzweck), а также в своих интересах вырывала их из состояния почти постоянного неустойчивого равновесия и мобилизовала характерные для них латентные противоположности интересов для ведения борьбы. Сказать об этом что-либо, что имело бы характер всеобщей истины, представляется едва ли возможным. Мера влияния экономических мотивов на власть и способ, с помощью которого они влияли на нее, были очень различными, впрочем, равно как и способ влияния политических властных отношений. В эллинистической античности переход к дисциплини-

* Перевод сделан по изданию: Мах Weber. Wirtschaft und Gesellschaft. Zweite, vermehrte Auflage. Verlag von J.C.B. Mohr (Paul Siebeck). Tübingen, 1925. S. 650-678. Данный текст представляет собой шестую главу второго полутома этого произведения.

рованному бою гоплитов (disziplinierten Hoplitenkampf) и, далее, в Афинах растущее значение флота были основой завоевания политической власти теми слоями народа, на чьих плечах как раз таки и лежало бремя воинской повинности. Но уже в Риме такое развитие подрывало аристократическое господство, основанное на занятии должностей знатью (die Honoratiorenherrschaft des Amtsadel) только временно и внешне. Хотя современная массовая армия и была повсюду средством подрыва власти аристократии, но сама она была рычагом ни в коем случае не активной, а исключительно пассивной демократизации. Конечно, в этом важную роль играло то, что античная армия граждан (antike Bürgerheer) основывалась в экономическом отношении на самоэкипировке, а современная армия основывается на бюрократическом удовлетворении потребностей.

То, что наступление (Vordringen) бюрократической структуры основывалось на ее «техническом» превосходстве, вело, как в целом в сфере техники, так и в данном случае к тому, что это наступление происходило медленнее всего именно там, где функционировали более древние структурные формы, наиболее приспособленные, со своей стороны, к существовавшим отношениям. Это было характерно, например, для аристократического управления в Англии, которое оттого дольше всех других отступало под давлением бюрократизации или отчасти еще лишь собирается отступать. Это явление такого же рода, как и то, что развитые и обладающие большими капиталами предприятия, занимающиеся газовым освещением или паровыми железными дорогами, являются сильнейшими препятствиями для электрификации как сферы деятельности, которая осваивается как совершенно новые земли (Neuland).

Однажды вполне сложившись, бюрократия становится тем социальным образованием, которое разрушить сложнее всего. Бюрократизация является специфическим средством по преобразованию «естественно возникшего действия» («Gemeinschaftshandeln») в рационально организованное «общественное действие». В качестве инструмента «обобществления» («Vergesellschaftung») отношений господства она поэтому была и остается наиболее важным средством власти для того, кто распоряжается бюрократическим аппаратом. Ибо при всех прочих равных обстоятельствах планомерно организованное и осуществляемое «общественное действие» превосходит любое противодействующее «массовое» или «естественно возникшее» действие. Там, где бюрократизация осуществлена в полной мере, создана практически столь же хорошая, сколь и устойчивая форма отношений господства. Отдельный чиновник не может выйти за пределы аппарата, частью которого он сам и является. Профессиональный чиновник, в отличие от «аристократа», который управляет в качестве чиновника, ис-

полняющего свои обязанности на общественных началах или по совместительству (ehren- und nebenamtliche vewaltende «Honoratioren»), привязан всем своим материальным и идеальным существованием к своей деятельности. Он — в огромном большинстве случаев — является только одним звеном с поставленными перед ним специализированными задачами, звеном механизма, приводимого в движение или останавливаемого только высшими инстанциями, а не, как правило, самим чиновником, механизма, неутомимо осуществляющего свою деятельность и предписывающего чиновнику маршрут, строго ограниченный в существенном отношении. И он прикован через все это, прежде всего, к объединению всех вовлеченных в этот механизм функционеров для того, чтобы этот механизм продолжал функционировать и далее и для того, чтобы обобществлено используемое господство (vergesellschaft ausgeübte Herrschaft) существовало и в дальнейшем. Подвластные лица (Beherrschten), со своей стороны, не могут ни быть лишены уже существующего бюрократического аппарата господства, ни заменить его чем-нибудь другим, так как этот аппарат основывается на специальной подготовке, профессиональной специализации, опирающейся на разделение труда и строгое прикрепление к привычно и виртуозно исполняемым отдельным функциям, которые впоследствии соединяются в планомерном синтезе. Если же чиновник сам регулирует свой труд или этому труду насильно препятствуют, то это является следствием хаоса, преодолеть который было бы трудно импровизированной заменой (Ersatz) из среды подвластных лиц (Beherrschten). Это в равной же мере верно как по отношению к области общественного, как и частнохозяйственного управления. Зависимость материальной судьбы масс от устойчивого корректного функционирования во все большей мере бюрократически организованных частнокапиталистических организаций постоянно возрастает, и, тем самым, мысль о возможности их исключения становится утопической. «Документы», с одной стороны, и, другой стороны, дисциплина чиновников, т.е. нацеленность чиновников на строгое и точное повиновение внутри рамок их обычной деятельности, тем самым, становятся во все более растущей мере основой любого порядка как в общественных, так и в частных предприятиях. Но, прежде всего, — практически важно и подчинение управления документам — «дисциплина». Наивная мысль бакунизма через уничтожение документов добиться уничтожения основы «приобретенных прав» и «господства» игнорирует то, что независимо от документов продолжает существовать нацеленность людей на соблюдение обычных норм и регламентов. Каждый новый порядок разбитых и побежденных военных формирований и равным образом любое создание порядка управления, разрушенного революциями, паникой или другими катаст-

рофами, осуществляется через призыв к воспитанной, с одной стороны, у чиновников, с другой стороны, у подвластных лиц нацеленности на послушное подчинение тем порядкам, которые, если этот призыв имеет успех, так сказать, вновь приводят разрушенный механизм к возобновлению его работы (Einschnappen). Объективная необходимость устойчиво функционирующего аппарата вкупе с его собственной «безличностью» приводит к тому, что он, с другой стороны, — в противоположность феодальным порядкам, основанным на личном пиетете — очень легко оказывается готовым к тому, чтобы работать в интересах каждого, который знает, как подчинить его своему господству. Рационально организованная система чиновников безупречно функционирует и тогда, когда враг занимает соответствующую территорию и в его руках при смене власти оказываются только исключительно высшие инстанции (obersten Spitzen), потому что жизненные интересы всех участвующих сторон, включая, прежде всего, и самого врага, заключаются в том, чтобы это происходило именно так. После того, как Бисмарк в ходе своего многолетнего правления (Herrschaft) поставил своих коллег-министров в безусловную зависимость от себя путем элиминирования всех самостоятельных государственных деятелей, он должен был при своей отставке к своему удивлению убедиться в том, что они продолжали четко и без уныния и далее управлять своими ведомствами, как если бы не гениальный господин и творец этих креатур уходил со своей должности, а какая-нибудь рядовая фигура в бюрократическом механизме заменялась другой. При всех сменах властителей (Herren) во Франции со времен Первой империи аппарат господства в существенном отношении оставался тем же самым. Между тем, этот аппарат, благодаря тому, что он всегда распоряжается современными средствами передачи новостей и средствами коммуникации (телеграфом), во все большей мере делал невозможной «революцию» в смысле насильственного создания совершенно новых отношений господства (Herrschaftsbildungen) чисто технически. Он также, благодаря его полностью рационализированной внутренней структуре, на место «революций» поставил «государственные перевороты» – как это продемонстрировала в классической форме Франция, — потому что все удавшиеся перевороты сводились к последним.

Ясно, что бюрократическая организация социального и, в особенности, политического образования, со своей стороны, может влечь за собой весомые хозяйственные последствия и, как правило, влечет их. Какие? Это, естественно, зависит от экономического и социального распределения власти в каждом конкретном случае и, особенно, от той области, которую охватывает возникающий бюрократический механизм и, ^в конце концов, от направления, которое ему задают власти, использую-

щие его. Очень часто таким результатом было крипто-плутократическое распределение власти (krypto-plutokratische Machtverteilung). За бюрократическими партийными организациями в Англии и, особенно, в Америке закономерно стоят партийные магнаты, которые финансируют их и, тем самым, в значительной мере могут оказывать заметное влияние. Меценатство, например, пивоварен в Англии, так называемой тяжелой индустрии и Ганзейского союза с их избирательными фондами в Германии известны в достаточной мере хорошо. Бюрократизация и социальное нивелирование внутри политических, в особенности, государственных образований, связанные с подрывом локальных и феодальных, противостоящих им, привилегий, в Новое время также очень часто действовали в интересах капитализма и происходили часто непосредственно в союзе с ним. Так обстояло [дело] в случае великого исторического союза абсолютной княжеской власти с капиталистическими интересами. Ибо, в общем, как правило, правовое нивелирование и подрыв строго замкнутых локальных, находящихся под властью знати образований (von Honoratioren beherrschter Gebilde) расширяет пространство, необходимое для развития капитализма (Kapitalismusspielraum). Но, с другой стороны, необходимо ожидать — в различных исторически важных ситуациях и, особенно, в античности, а, возможно, также у нас в качестве результата будущего развития – последствия (Wirkung) бюрократизации, которые противостояли бы мелкобуржуазному интересу, стремящемуся к гарантированному традиционному «пропитанию», или же последствия государственно-социалистического типа, препятствующие частным шансам на получение прибыли (privaten Gewinnchancen). Очень различные последствия, по меньшей мере, очень похожих в принципиальном отношении политических организаций в Египте при фараонах, в эллинистическую, а затем и в римскую эпохи демонстрируют очень разные — в зависимости от направленности наличных компонентов — экономические возможности бюрократизации. Сам по себе факт бюрократической организации еще не говорит ничего однозначного о конкретном направлении ее непременно осуществляющегося каким-либо образом хозяйственного воздействия, во всяком случае, не столько, сколько по поводу ее социального, по меньшей мере, относительно нивелирующего воздействия. И в этом отношении необходимо поразмыслить также и над тем, что бюрократия, взятая в чистом виде, является точным инструментом (Präzisioninstrument), который может распоряжаться очень разными, как чисто политическими и чисто экономическими, так и какими-либо другими интересами, связанными с господством. Оттого не следует также преувеличивать меру параллельности развития бюрократии и демокра-

хизации, что обычно и происходит. Феодальные господствующие слои при определенных обстоятельствах также брали этот инструмент себе на службу, и он предоставлял возможность – причем, довольно значительную и реализованную при римском принципате, а также в некоторых по форме абсолютистских государственных образования — для того, чтобы бюрократизация управления была намеренно соединена с сословными образованиями (Ständebildungen) или была тесно связана с силой существующих социальных властных группировок (soziale Machtgrappierangen). формальные (ausdrückliche) исключения в отношении занятия должностей для определенных сословий являются очень частыми, а фактические встречаются еще чаще. Демократизация общества в целом, независимо от того, была ли она реальной, или, возможно, только формальной, в современном смысле слова вообще является хотя и благоприятной, но совсем не единственной почвой для проявлений бюрократизации (Bürokratisierungserscheinungen), которые стремятся только к нивелированию противодействующих им сил в той области, которую эти проявления бюрократизации в данном отдельном случае стремятся занять. И нужно обратить большое внимание на многократно уже встречавшийся нам факт, который еще будет рассматриваться ниже, а именно на то, что демократизация как таковая, одновременно и вопреки, и вследствие ее неизбежного, хотя и неосознанного, содействия бюрократизации, является противником «господства» бюрократии, и как таковая при определенных обстоятельствах создает очень значительные бреши в бюрократической организации и препятствия для развития последней. Следовательно, всегда необходимо рассматривать конкретные исторические случаи, в рамках которых развитие бюрократизации принимает специфические формы.

Оттого также должен здесь оставаться нерешенным вопрос о том, происходит ли именно в современных государствах, в которых бюрократизация повсеместно прогрессирует, не знающий исключений рост власти бюрократии внутри самой государственности (innerhalb des Staatswesen). Тот факт, что бюрократическая организация является технически самым развитым средством власти в руках государства, которое распоряжается ею, еще ничего не говорит об том, какими являются воззрения бюрократии как таковой внутри данных социальных образований. И также неизменно возрастающая «необходимость» чиновничества, разбухшего до уровня миллионных масс, определяет это столь же мало, как, например, и то, что, как полагают некоторые представители пролетарского движения, экономическая необходимость пролетариев определяет меру их социального или политического могущества: но, если следовать такой логике, то при господстве рабского труда, поскольку свободные в условиях рабовладель-

ческого общества, как правило, сторонились труда как позорящего их занятия, рабство, по меньшей мере, которое было столь же «необходимо», как и рабочий класс ныне, должно было бы достичь такого же могущества. Следовательно, решить, растет ли власть бюрократии как таковой, исходя из этих оснований, a priori нельзя. Привлечение заинтересованных лиц или других компетентных нечиновников (fachkundige Nichtbeamte) или, наоборот, далеких от компетентности в данной сфере представителей обычных граждан (Laienvertretern), создание полномочных (beschließender) местных или поднимающихся над местным уровнем парламентарных или других представительных или сословно-професси-ональных органов, по видимости, прямо расходится с этим. Насколько эта видимость совпадает с истиной, следует более конкретно изучить в ' другой главе, а не в рамках данного чисто формального и казуистического рассмотрения. Здесь в общем можно сказать только примерно следующее. Могущество развитой бюрократии неизменно является очень значительным, а в случае нормальных отношений — огромным. Безразлично, является ли «господин», которому она служит, «народом», вооруженным оружием «законодательной инициативы», «референдумов» и правом на смещение чиновников, парламентом, вооруженным правом или фактическим авторитетом (Maßgeblichkeit) «вотума о недоверии» и избран- ! ным на в большей степени аристократической или в большей степени «демократической» основе, или аристократической коллегией, юридически или фактически комплектующей самое себя, или президентом, избранным народом, или наследственным «абсолютным» или «конституционным» монархом, но неизменно этот «господин» чувствует себя по отношению к подготовленным чиновникам, занятым в деле (Betrieb) управления, как «дилетант» по отношению к «специалисту». Это превос- I ходство профессионально знающих (berufsmäß ig Wissenden) любая бюрократия стремится увеличить еще более с помощью средства поддержания тайны (Geheimhaltung) относительно своих знаний и намерений. Бюрократическое управление в соответствии со своей тенденцией все- I гда является управлением, основанным на исключении общественности. Бюрократия скрывает свое знание и свои дела от критики, поскольку она возможна в какой-либо форме. Прусские церковные власти грозят сейчас дисциплинарными взысканиями в том случае, если их замечания или санкции, адресованные пасторам, станут известными каким-либо третьим лицам, потому что тем самым становится «необходимой» воз- I можность их критики. Чиновники персидского шаха, занимающиеся учетом (Rechnungsbeamten), сделали из искусства ведения государственных дел (Etatisierungskunst) прямо-таки тайное учение (Geheimlehre) и I

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: