ПОЛИТИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ 2 глава

²⁷ Герцог Бурбонский, герцог Менский и герцог Шарлеруа-Тулузский. Первый из них — внук Людовика XIV, второй и третий — внебрачные сыновья Людовика XIV от госпожи Монтеспан. Впоследствии королю удалось узаконить их титул.— прим. перев.

А теперь, пожалуй, самое время перейти от описаний общего плана к более детальным, касающимся приватной жизни Сен-Жермена. Вероятно, наиболее интересными для нас окажутся сообщения человека, лично знавшего его в Ансбахе, в период весьма близких отношений нашего мистика с маркграфом. Среди прочего становится ясным, что Сен-Жермен дважды побывал в Швабахе, и по завершении второго визита отправился в Тройсдорф. Предоставим слово автору:

"Узнав о пребывании в Швабахе чужеземца, весьма интересного и значительного, маркграф Бравденбург-Ансбахский не замедлил пригласить его посетить весной Тройсдорф, и граф Цароги (именно под этим именем появился Сен-Жермен) соизволил принять приглашение, при условии, что ему будет позволено жить по собственному его обыкновению, иными словами покойно и без излишней светской толкотни в парадной.

Он расположился в покоях нижнего этажа Замка, непосредственно под теми комнатами, где жила госпожа Клерон²⁸. Маркграф с женой жили в Фолькенхаузе. Собственной прислуги у графа Цароги не было. Обедал он в своей комнате, которую вообще редко покидал, и как можно проще. Потребности его были весьма и весьма малы. Он тщательно избегал общества разношерстной публики и вечера свои проводил только в компании маркграфа, госпожи Клерон и нескольких других, приятных ему персон. Уговорить графа Цароги отобедать даже с принцем было совершенно невозможно. Всего несколько раз виделся он с маркграфиней, изъявлявшей великое желание познакомиться со столь необычным человеком. В беседе граф бывал, по большей части, приятно затейлив и высказывал немалую осведомленность о мире и людях. Особенное удовольствие ему доставляли расспросы о его детстве и матери, о которой он говорил неизменно с чувством в сердце и часто со слезами на глазах. Если верить его словам, то воспитывался он как принц. Однажды Цароги показал маркграфу недавно доставленное курьером приглашение от графа Алексея Орлова²⁹, который возвращался из Италии. Письмо содержало сообщение о кратковременном пребывании Орлова в Нюрнберге и просьбу к графу Цароги о встрече... Маркграф немедля отправился с графом Цароги в указанный город, где их уже дожидался граф Алексей Орлов. По прибытии этих двух особ им навстречу вышел с широко распростертыми руками сам Орлов, поприветствовал и крепко обнял графа Цароги, который впервые появился в форме русского генерала. Причем Орлов несколько раз назвал его "Саго padre" и "Саго amiko"³⁰. Граф Алексей со всевозможной учтивостью принял маркграфа Бранденбург-Ансбахского и не однажды поблагодарил его за покровительство, оказываемое его достойнешему другу; в полдень был подан обед. С милой непринужденностью завязалась в величайшей степени интересная беседа. Довольно много говорилось о недавней Архипелагской кампании³¹, однако, еще больше — о различных полезных усовершенствованиях и научных открытиях. Орлов показал маркграфу кусок какого-то трудновоспламеняющегося дерева, которое при нагревании мгновенно — без огня и дыма — превратилось в груду светлого пепла губчатой структуры. После обеда граф Орлов зазвал графа Цароги в соседнюю комнату, где оба и провели достаточно долгое время в конфиденциальной беседе. Автор этих строк стоял у окна, из которого был виден экипаж графа Орлова, и заметил, как из дома вышел один из его слуг, открыл дверцу кареты, извлек из-под сиденья объемистый кожаный мешок красного цвета и отнес его наверх, в одну из комнат, снимаемых его господином. По возвращении в Ансбах граф Цароги впервые предоставил маркграфу документ, скрепленный имперской печатью, который удостоверял, что он русский генерал. Впоследствии он признался маркграфу, что он вынужден пользоваться именем Цароги, а настоящим его именем следует считать Ракоци, и что он является единственным представителем этого рода и прямым потомком принца-изгнанника, некогда управлявшего Зибенбюргеном времен императора Леопольда."³²

²⁸ Мадмуазель Клерон (1723-1803) — известная французская актриса.— прим. перев.

²⁹ Граф Алексей Орлов-Чесменский — приближенный императрицы Екатерины II. Один из братьев Орловых, которые помогли Екатерине взойти на престол в 1762 году. В момент встречи с Сен-Жерменом Алексей Орлов был главнокомандующим русской эскадрой, которая вела войну с Турцией на Средиземном море, и следовал из Ливорно в Петербург. — прим. перев.

³⁰ "Дорогой отец", "дорогой друг" — ит. (прим. перев.)

³¹ Кампания в Архипелаге — поход русского флота в район Греческого архипелага во время русско-турецкой войны 1769-1774 гг. — прим. перев.

³² Curiositaten der Literarisch-historischen Vor- und Mitwelt, pp. 285, 286. Weimar, 1818.

До этого места изложенная история поведана с достаточной аккуратностью, но далее автором овладевает неугомонное желание "развенчать скандально известного графа Сен-Жермена", и он пускается во всякого рода сомнительные спекуляции о родословной нашего мистика и пересказывает со значительнейшими приукрашиваниями все те небылицы, о которых мы уже упоминали ранее. Среди прочих сообщений он утверждает, что будто бы Сен-Жермен только в 1770 году, будучи в Ливорно, познакомился с Орловыми. Хотя, как мы знаем, существуют различные не подлежащие сомнению исторические доказательства того, что уже в 1762 году граф побывал в Санкт-Петербурге, где и подружился с Орловыми. Тем более, находясь в России, мы узнали о том, что наш мистик гостил в Архангельском у княгини Марии Голицыной 3 марта 1762 года.

Нижеследующая информация была обнаружена в России и предоставлена нам одним нашим русским другом:

"Граф Сен-Жермен был в этих краях в эпоху Петра III и покинул Россию по восхождении Екатерины II на престол. Господин Пыляев³³, впрочем, полагает, что это произошло гораздо ранее царствования Екатерины.

В Санкт-Петербурге Сен-Жермен жил вместе с графом Ротари³⁴, известным итальянским художником, автором прекрасных портретов, украшающих Петергофский дворец.

Проживали они, предположительно, в Графском переулке близ Аничкова моста, по соседству с дворцом на Невском. Сен-Жермен был восхитительным скрипачом, он играл "как оркестр". В "Истории Разумовских" сообщается об Алексее Р., утверждавшем, что Сен-Жермен обладал прекрасным лунным камнем.

Господин Пыляев видел своими глазами (но не может вспомнить где и при каких обстоятельствах) нотный листок с несколькими мелодиями для арфы и посвящением графине Остерман, сделанным рукой Сен-Жермена. Нотная тетрадка переплетена была превосходной ало-коричневой кожей. Имеющаяся дата указывала на 1760 год.

Господин Пыляев полагает, что Сен-Жермен не бывал в Москве. Он утверждает, что у Юсуповых в сундуках хранится великое множество рукописей и уверяет в том, что Сен-Жермен был каким-то образом связан с князем Юсуповым³⁵, которому дал эликсир долголетия. Сообщает он также и то, что в России Сен-Жермен не известен под именем Салтыкова (Солтыкова), а вот в Вене, напротив, он очень хорошо известен именно под этим именем.

³³ M. Пыляев — сотрудник "Нового Времени", автор книги "Старый Петербург". — прим. авт.

³⁴ Граф Ротари (Пьетро, 1707-1762) — итальянский исторический и портретный живописец. Последние годы своей жизни жил при дворе Елизаветы Петровны. — прим. перев.

³⁵ Возможно, речь идет о князе Юсупове (Николае Борисовиче, 1750-1831) — государственном деятеле, посланнике в Турине с 1783 по 1789 г. В разное время он был министром уделов и сенатором. — прим. перев.

Что же касается нотной тетрадки с автографом Сен-Жермена, то господин Пыляев припоминает ныне, что некогда она принадлежала ему самому. Ему посчастливилось ее купить на каком-то аукционе, и некоторое время он держал ее при себе. Затем эту тетрадку он подарил прославленному композитору Петру Чайковскому. Она и поныне, вероятно, покоится где-то в бумагах Чайковского. Однако, великий музыкант славился своим небрежением к порядку, и поэтому господин Пыляев считает почти безнадежным делом найти ее, тем более, что после внезапной кончины Чайковского не осталось никаких прямых указаний на то, как поступить с оставленным имуществом."

Мы уже говорили ранее о том, что политические события, в которых участвовала его семья, в значительной степени повлияли на жизнь Сен-Жермена. К одному из эпизодов, иллюстрирующих это утверждение, мы сейчас обратимся. Речь пойдет об одном из немногих инцидентов политического характера, на который, лично и недвусмысленно, указывает сам Сен-Жермен. Произошло это несколько позднее тех событий, о которых мы только что успели поведать. По возвращении маркграфа из Италии, которую он посетил в 1776 году, и где успел наслушаться всяческих легенд и сплетен о Сен-Жермене, он посылает письмо автору, неоднократно нами уже цитированному, в Швабах с просьбой посодействовать встрече с Цароги. Маркграф желал объясниться с графом, ибо считал себя оскорбленным его поведением.

Писатель далее говорит:

"По приезде он застал Сен-Жермена больным, в постели. Когда ему объяснили суть дела, он спокойно ответил: да, действительно, у него были время от времени вымышленные имена, в том числе и Салтыков; но под всеми этими именами он был известен многим как человек чести, и никому не позволит подозревать себя в нечестных сделках; так или иначе, граф готов реабилитировать себя в любой удобной для противной стороны форме как только ему станет известно, в чем именно его обвиняют и кто те люди, которые осмелились напасть на него. Сен-Жермен твердо заявил, что в рассказе о своем происхождении и семье не допустил ни одного слова лжи. Доказательства же, однако, находятся в руках лица, от которого он весьма зависим (то есть у императора Австрии), зависимость эта за всю его жизнь не принесла ему ничего, кроме обвинений в шпионаже... На вопрос, почему он не рассказал маркграфу о различных именах, под которыми он появлялся, граф Цароги возразил: а имел ли он обязательства подобного рода по отношению к маркграфу? Это обстоятельство, по его мнению, за все время никого не оскорбило и не принесло никому вреда. Более того, информацию подобного рода сообщают не до, а после установления более близких отношений. Граф заверил, что никогда не злоупотреблял доверием маркграфа, и после этого он назвал свое настоящее имя..."

Далее тот же автор замечает:

"Трудно предположить, откуда Сен-Жермен брал средства на свое существование?"³⁶

³⁶ Curiositaten... там же сс. 287, 289, 293, 294.

Любопытно наблюдать, сколь мало осведомлен этот автор в истории своего времени. Нам же известно, что все сыновья принца Ракоци достаточно обеспечены, и доказательств тому в то время было гораздо больше, чем мы имеем теперь. Этот же писатель не преминул заявить и следующее:

"Было бы очень неблагодарным делом обвинять этого человека в мошенничестве, ибо для этого требуются доказательства, а их нет".

Замечательное по своей правдивости заявление, хотя оно и граничит с обвинением. Говорить о ком-то, как о мошеннике, без всяких на то доказательств, — недопустимо, и, по крайней мере, непорядочно. Абсурдность предыдущего утверждения подчеркивает следующее заключительное заявление:

"За всё время общения с маркграфом он ни разу не вмешался в посторонние дела, никогда не требовал вознаграждения, был последователен в своих поступках. Так как жил он очень скромно, запросы его были очень и очень ограничены; бывало, он раздавал свои деньги беднякам и нищим."

Если сравнить эти слова со словами, сказанными о Сен-Жермене его другом ландграфом Карлом Гессенским, то они, безусловно, зазвучат в унисон. Остается только удивляться автору, способному говорить столь возвышенно о том, кого он, пусть даже и предположительно, готов обвинить в "мошенничестве". И если такие слова могут быть произнесены в адрес "авантюриста", то какие же слова нужны для описания достойных людей?

Впрочем, мы найдем подобные "странные" противоречия у многих писателей, которых будем цитировать в нашем дальнейшем исследовании жизни Сен-Жермена.

Глава вторая

ПУТЕШЕСТВИЯ И ПОЗНАНИЯ

“Чистое поклонение Природе в раннюю патриархальную эпоху обратилось в наследие тех единственных, кто обладал способностью вникнуть в истинную сущность вещей. Позднее посвященные передали свое знание, полученное ими от Божественных Учителей, земным царям. Раскрытие полезных для человечества таинств Природы являлось их исключительным правом и обязанностью. Посвященным считался только тот, кто мог излечить, вернее даже, вызвать к жизни погруженную в объятия мнимой смерти (комы) заблудшую в долгом небрежении душу, которую действительно ждала смерть в облике вечного летаргического забытья. Одаренные подобной силой во все века возвышались над толпой, считаясь Царями и Посвященными.”

Е.П. Блаватская, Тайная Доктрина, III. 263, Лондон, 1893 г.

В этой главе мы попробуем, насколько это возможно, пройти, опираясь на имеющиеся у нас данные, вслед за Сен-Жерменом в его длительных странствиях. То, что он побывал в Африке, Индии и Китае, нам стало известно из разнообразных заявлений, сделанных им самим, а также из свидетельств, содержащихся в трудах многих писателей разных эпох. Нет ничего странного в том, что эти путешествия казались бессмысленными и незначительными постороннему взгляду, но для изучающих мистику и особенно тех, для кого существование Великой Ложи есть достоверный факт, кому понятна необходимость духовной эволюции человечества, широкая география поездок Посланника Ложи не будет удивительна. Пытливый ум попытается скорее всего проникнуть вглубь событий, чтобы понять истинный смысл миссии и трудов этого мистика.

Следует также отметить, что в античном мире искусства и науки считались дарами Богов, божественными дарами.

"Цари Божественных Династий задали первый импульс цивилизации и направили разум, которым они одарили человека, на изобретение и усовершенствование всевозможных искусств и наук".¹

¹ Е.П. Блаватская. Тайная Доктрина, т. II, с. 380.

Самодовольное в своем пустом невежестве, все человечество смеется над талантами и отворачивается от несущих свет. Некоторых из них заставили замолчать на костре, таких как Джордано Бруно и многих других, кого время превознесло в глазах людей. Позднее, вслед за угасанием вольномыслия XVIII столетия, мы обнаруживаем Месмера и графа Сен-Жермена, положивших пусть не жизни, но доброе имя и честь, пытаясь помочь тем, к кому они были посланы Великой Ложей.

Вернемся, пожалуй, к предмету нашего разговора и обратимся к путешествиям нашего мистика, а чтобы рассказ получился наиболее полным и достоверным, изложим их хронологически.

Они охватывают период, как мы убедились в предыдущей главе, с 1710 по 1822 год. Однако, мы не имеем возможности подробно описать весь этот период, поскольку Сен-Жермен часто исчезал на многие месяцы. Самые ранние упоминания гласят:

"В эти дни при дворе² появился весьма необычный человек, назвавшийся Сен-Жерменом. Он сразу же всех очаровал ясностью ума и великим разнообразием своих талантов, но вскоре, однако, в обществе возникло некоторое замешательство по отношению к его персоне.

Пожилая графиня фон Жержи, которая пятьюдесятью годами ранее была со своим мужем в Венеции, куда тот был назначен послом, встретилась недавно с Сен-Жерменом у госпожи де Помпадур³. Некоторое время она смотрела на него с величайшим удивлением, смешанным со страхом. Наконец, будучи не в силах сдерживать волнение, она приблизилась к графу скорее с любопытством, нежели испугом.

² Двор Людовика XV. — прим. авт.

³ Маркиза де Помпадур (1721-1764) — фаворитка Людовика XV с 1745 года и до самой своей смерти. Играла центральную роль во французской политике. Окружив короля преданными ей людьми, определяла внутреннюю и внешнюю политику государства. Покровительствовала наукам и искусствам. — прим. перев.

— Не будете ли Вы так любезны, — спросила графиня, — ответить мне на один вопрос? Мне хотелось бы знать, не бывал ли Ваш отец в Венеции в 1710 году?

— Нет мадам, — невозмутимо ответил граф, — отец мой скончался задолго до того времени. Однако, сам я жил в Венеции в конце прошлого и начале этого веков и имел честь ухаживать за Вами, а Вы были так добры, похвалив баркаролы моего сочинения, которые мы пели вместе в Вами.

— Простите, но это невозможно. Граф Сен-Жермен, насколько мне известно, в те дни был по крайней мере сорокапятилетним, а Вы примерно в том же возрасте теперь.

— Мадам, — ответил граф с улыбкой, — я очень стар.

— В таком случае Вам, видимо, сейчас более ста лет.

— Вполне возможно.

Затем граф назвал госпоже фон Жержи ряд интимных подробностей, которые касались их пребывания в Венеции, истинное значение которых было ведомо только им одним. Он предложил, если она все еще в нем сомневается, напомнить некоторые обстоятельства и реплики, которые...

— Нет, нет, — запротестовала посольша, — Вы меня убедили. Особенно в том, что Вы — весьма необычный человек, почти дьявол.

— Ради всего святого, — воскликнул Сен-Жермен громовым голосом, — не упоминайте это имя.

Всё его существо, казалось, охватила какая-то судорожная дрожь, и он быстро покинул залу.

Давайте поближе рассмотрим этого человека.

Сен-Жермен среднего роста и изысканных манер. Черты его смуглого лица правильны. У него черные волосы и энергичное одухотворенное лицо. Его осанка величественна. Граф одевается просто, но со вкусом. Роскошь проявляется только в большом количестве бриллиантов, входящих в его туалет. Они надеты на каждый палец, украшают табакерку и часы. Однажды он появился при дворе в туфлях, пряжки которых были сплошь покрыты алмазами. Господин фон Гонто, специалист по драгоценным камням, оценил их в 200 тысяч франков.

Следует заметить, что граф говорит по-французски, по-английски, по-немецки, по-итальянски, по-испански и португальски настолько превосходно, что, когда он разговаривает с жителями перечисленных стран, они не могут уловить и малейшего иностранного акцента. Знатоки классических и восточных языков подтверждают обширные познания графа Сен-Жермена. Первые признают его более, нежели чем они сами, способным к языкам Гомера и Вергилия. Со вторыми он говорит на санскрите, китайском и арабском, демонстрируя столь глубокие познания, что те убеждаются в том, что граф весьма длительное время провел в Азии, тогда как преподавание восточных языков в колледжах Людовика Великого и Монтеня поставлено из рук вон плохо.

Граф Сен-Жермен музицировал на рояле без нот не только романсы, но и сложнейшие концерты, предназначенные для исполнения оркестром, состоящим из большого количества инструментов. Рамо был поражен игрой этого "дилетанта", особенно впечатляли его импровизации.

Граф прекрасно рисует маслом. Его работы так удивительны, выполнены в таких специальных красках, рецепт которых разработан им самим, что излучают особенный блеск. В своих исторических полотнах Сен-Жермен зачастую вводит в костюмы дам столь сиятельные оттенки голубого, алого и зеленого, что они кажутся квинтэссенцией соответствующих драгоценных камней — сапфира, яхонта и смарагда. Ванлоо, который постоянно восхищался неожиданными сочетаниями красок, неоднократно обращался к графу с просьбой открыть секрет их рецептов. Последний, однако, тайны не открыл.

Не будучи способными оценить все таланты этого человека, о которых в тот самый момент, когда я пишу эти строки, и двор, и город уже успели истощиться в догадках и предположениях, следует все же признать, как мне кажется, что большая часть чудес, связанных с ним, имеют в своей основе глубокие познания в физике и химии; именно в этих науках он демонстрирует наибольшую подготовленность. Во всяком случае, вполне очевидно, что на знании именно этих наук основано не только его цветущее здоровье, но и сама его жизнь, которая способна шагнуть далеко за пределы отпущенного человеку срока. Это знание также позволяет этому человеку обзавестись всеми необходимыми средствами предохранения от разрушительного воздействия времени на организм. Среди некоторых заявлений, несомненно удостоверяющих потрясающие достоинства и способности графа, выделяется одно, сделанное фаворитке госпожой фон Жержи непосредственно после ее первой — по прошествии стольких лет неведения — встречи с графом, которое гласит о том, что еще тогда, в Венеции, она получила от него чудодейственный эликсир, благодаря которому вот уже четверть столетия она сохраняет в неизменности все свое чудесное очарование ранней юности. Пожилые господа, которых мадам де Помпадур спросила относительно этого удивительного случая, подтвердили, что это правда, добавив при этом, что моложавый и цветущий вид госпожи фон Жержи, резко контрастируя со старческим обликом ее сверстников, говорит сам за себя.

Однажды на вечеринке Сен-Жермену довелось аккомпанировать на фортепиано итальянские арии для юной графини, известной впоследствии под именем графини де Жан-лис.

Когда девочка окончила свое пение, граф сказал ей:

— Через пять-шесть лет Вы удивите всех своим прекрасным голосом, который сохранится у Вас надолго. Чтобы усовершенствовать свое очарование, Вам предстоит научиться сохранять свою красоту. Судьба улыбнется Вам в год Вашего совершеннолетия.

— Но граф, — ответило дитя, скользя своими прекрасными пальчиками по нотам, — это, по-видимому, превышает возможности человека.

— Вне всякого сомнения, — охотно признался граф. — Однако, согласитесь, было бы неплохо вечно оставаться юной?

— Да, это было бы прелестно.

— Хорошо, я обещаю Вам такую возможность.

И Сен-Жермен непринужденно перевел разговор на другую тему.

Вдохновленная дружеским расположением этого удивительного человека, мать графини осмелилась спросить, не является ли Германия его родиной?

— Мадам, — ответил он, глубоко вздохнув, — есть вещи, о которых никто не вправе говорить. Достаточно сказать, что семи лет от роду я прятался в лесах, и за мою голову была назначена награда. В день моего появления на свет моя мать, которую мне так и не суждено было больше увидеть, повязала мне на руку талисман со своим портретом. Я покажу Вам его.

С этими словами Сен-Жермен закатал рукав своего платья и показал дамам миниатюрный портрет невероятно красивой женщины, одетой в странного вида костюм.

— Интересно, в какую эпоху носили подобные наряды? — спросила юная графиня.

Оставив без внимания этот вопрос, граф опустил рукав и заговорил о совершенно других вещах.

Каждый день появления Сен-Жермена в обществе знаменовался все новыми и новыми чудесами. Несколько ранее запечатленных выше событий он преподнес госпоже де Помпадур конфетницу, которая поразила всех красотой. Это была прекрасно сделанная вещь, покрытая черной эмалью, с агатом на крышке. Граф попросил маркизу отнести ларчик поближе к камину. Через некоторое время конфетницу показали всем присутствующим. Каково же было всеобщее удивление, когда все увидели, что агат исчез, а на его месте появилось изображение милой пастушки в окружении овечек.

Затем ларчик вновь поместили на камин — пастушка исчезла, и вновь выступил агат."⁴

Этот эпизод был записан в 1750 году, хотя событие, изложенное выше, произошло в 1723 году⁵. Следует заметить, что все друзья Сен-Жермена были людьми высокопоставленными и знатного происхождения, иными словами, людьми его круга, главным образом австрийцы и венгры. Среди них мы назовем принца Кауницкого⁶, принца Фердинанда Лобковиц, графа Цо-бора и графа Максимилиана Йозефа Ламбергского⁷ — это все люди весьма высокого положения в обществе, из благородных и хорошо известных семей.

⁴ Взято из "Chroniques de l'Oeil de Boeuf", написанной овдовевшей графиней фон В...

⁵ Скорее всего здесь вкралась опечатка, так как маркизе де Помпадур в 1723 году было всего 2 года, а графини де Жанлис еще вовсе не было на свете. — прим. перев.

⁶ Князь Кауницкий (Венцель-Антон-Доменик, граф Ритберг, 1711-1794) — австрийский государственный деятель, искусный дипломат. Во многом благодаря его усилиям сложился союз Австрии и Франции при содействии России против Пруссии в конце 60-х годов. Как приверженец "просвещения" содействовал проведению государственных реформ, особенно в правление императора Иосифа П.— прим. перев.

⁷ Граф Максимилиан Йозеф Ламбергский — канцлер императора Иосифа II австрийского.— прим. перев.

С 1737 по 1742 год наш мистик пробыл в Персии при дворе шаха⁸, и, вероятно, там почерпнул свои познания о бриллиантах и других драгоценных камнях, ибо по собственному его уверению именно в Персии он начал постигать тайны Природы. Однако, необъятные знания, которыми он обладал, заставляют нас сделать вывод о большей длительности периода обучения, необходимого для их приобретения. Намеки подобного рода мы обнаружили у Ф.В. фон Бартольда, в его интереснейшей книге⁹, и они же вполне согласуются с утверждениями другого писателя¹⁰ в том, что Сен-Жермен, безусловно, проводил научные исследования в Персии.

Затем мы обнаруживаем нашего мистика в Англии времен Якобинской революции 1745 года, где его арестовали по подозрению в шпионаже. По этому поводу процитируем, пожалуй, два любопытных сообщения.

Первое мы нашли в забавных письмах Горацио Уолпола к сэру Горацио Манну, британскому посланнику во Флоренции. В письме от 9 декабря 1745 года после описания всеобщей неразберихи, произошедшей в результате революции, Уолпол сообщает: "На другой день был арестован очень странный человек, который назвался графом Сен-Жерменом. Вот уже два года он находится в Англии, однако не известно, кто он и откуда, но по собственному его уверению, имя, которым он пользуется, не является настоящим. Он поет и чудесно играет на скрипке, чудаковат и не слишком благоразумен."¹¹

⁸ На этот период приходится царствование Надир-шаха (1688-1747), прославившегося захватнической политикой. Ему удалось на незначительный период объединить разрозненные и враждующие между собой государства Востока, в том числе Закавказье, Ирак, Афганистан, Индию, Туркестан. Достигнув быстрого расцвета, империя Надир-шаха не смогла просуществовать сколько-нибудь длительного времени. Надир-шах был убит заговорщиками. — прим. перев.

⁹ Barthold (F.W. von) Die Geschichtlichen persönlichkeiten in Jacob Casanova's Mémoiren. vol II, Berlin, 1846.

¹⁰ В частности, мы обнаружили утверждение подобного рода в книге Lamberg (Graf Max von). Le Mémorial d'un Mondian, p. 80, London, 1775. — прим. перев.

¹¹ Letters of Horace Walpole, Earl of Orford, to Sir Horace Mann: II, pp. 108,109. London, 1833.

Второе сообщение о его пребывании в Англии можно найти в номере "Еженедельного журнала или Британского журналиста"¹² за 17 мая 1760 года, которое гласит:

"От корреспондента "Брюссельской газеты" нами получена информация о том, что недавно прибывший из Голландии человек, представляющийся графом Сен-Жерменом, родился в Италии в 1712 году. Он так же бегло говорит по-немецки и по-французски, как и по-итальянски, впрочем и по-английски он выражается довольно сносно. Познания его во всякого рода искусствах и науках весьма поверхностны, однако, он знает толк в химии, виртуоз в музыке и в высшей степени приятный собеседник. В Англии в 1746 году (1745, согласно Уолполу. — прим. авт.) он чуть было не оказался на краю гибели. Некто, приревновавший его к даме, незаметно опустил в карман графа фальшивое письмо будто бы от претендента на британскую корону, в котором выражалась благодарность за некие услуги и пожелания в продолжении сотрудничества, и не замедлил указать на него представителям власти. Невиновность его, однако, была полностью доказана на допросах. Он был освобожден из-под стражи и тут же приглашен на обед к лорду X. (имеется в виду, вероятно, Уильям Станхоуп, лорд Харрингтонский, являвшийся в то время Секретарем Министерства финансов и Казначеем Парламента; умер он в 1760 году. — прим. авт.). Знающие его, видимо огорчатся, — говорит Мобер, — услышав о том, что он умудрился навлечь на себя немилость нашего христианнейшего Короля." Последние слова содержат в себе намек на более поздние события.

После 1745 года Сен-Жермен, очевидно, отправился в Вену и провел в этом городе некоторое время¹³, затем в 1755 году он во второй раз путешествует по Индии, как явствует из письма к графу Ламбергскому, к которому мы вернемся позднее.

"Моим познаниям в искусстве плавления драгоценных камней, — пишет он, — я во многом обязан именно своему второму путешествию в Индию, которое я предпринял в 1755 году в сопровождении генерала Клайва¹⁴, бывшего под командованием вице-адмирала Уатсона. Во время моего первого пугешествия я мог только подозревать о существовании столь чудесной тайны. Все экспериментальные попытки, предпринятые мной в Вене, Париже и Лондоне, не принесли положительного результата. Кропотливая работа была прервана как раз в то время, о котором я уже упоминал."

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: