Часть первая. Двенадцать дней назад 6 глава

Губы Ковальски задвигались. Наконец он произнес:

– Это произошло год назад. У нас тогда наступила черная полоса. Не так, как сейчас. Теперь-то все вроде прилично. Ну она тогда познакомилась в баре с одним парнем. Так, ничего серьезного. Переспали и разошлись.

– Кто он?

– Не знаю и знать не хочу. Но она мне рассказала. Чтобы уколоть, понимаете? Показать, что со мной ей плохо, а с другими мужчинами хорошо. После этого я стал относиться к ней внимательнее.

Дакуэрт кивнул.

– Я боюсь, с ней что-нибудь случилось. Может, попала в аварию. Вы это проверили? У нее «форд-эксплорер». Синий. Старый, немного проржавел.

– Пока никаких сообщений об автомобильных авариях ко мне не поступало, – сказал Дакуэрт. – А насколько близки были ваша жена и Джан Харвуд?

Ковальски прищурился.

– Они работали вместе.

– Дружили? Проводили время после работы? Ездили вместе куда-нибудь на уик-энд?

– Нет же, черт возьми. Скажу вам, только это между нами: Лианн считает Джан заносчивой, понимаете?

В конце разговора Дакуэрт задал Ковальски несколько формальных вопросов и записал ответы в блокнот.

– Назовите дату рождения вашей жены.

– Хм… девятое февраля, кажется, семьдесят третьего года.

– Ее полные имя и фамилия?

Лайалл хмыкнул.

– Лианн Катерин Ковальски. А до того как мы познакомились, фамилия у нее была Ботвик.

– Ее вес?

– Наверное, килограммов пятьдесят. Она довольно тощая. Рост метр шестьдесят или семьдесят.

– Волосы?

– Черные, короткие, но среди них есть пряди посветлее.

Дакуэрт попросил фотографию. Самое лучшее, что мог предложить Лайал, была свадебная фотография, сделанная десять лет назад, на которой они кормили друг друга свадебным тортом.

Прежде чем отъехать от дома Ковальски, Дакуэрт позвонил.

– Слушаю, детектив.

– Ты еще в парке, Ганнер?

– Да. Только закончили.

– Как дела?

– Нормально. Третий билет, вроде как купленный по Интернету, так и не нашелся. Мы думали, что случился какой-то сбой в системе, но потом пришлось это исключить. Если она проходила в парк, то билет купила в кассе.

– Что еще?

– Поработали с фотографиями, которые прислал ее муж. Остаток дня провели, наблюдая у главного входа. Это было не так легко. Тут столько народу.

– Ладно, спасибо. Вы хорошо поработали. Отправляйтесь домой.

– Ну это мне повторять два раза не надо, – усмехнулся Ганнер.

– А Кампьон есть поблизости?

– Да.

– Позови, пожалуйста.

– Слушаю, Кампьон.

– Диди, это Барри. Тяжелый был день?

– Да, сэр.

– Я снова хочу спросить насчет ребенка, с которым ты провела утро.

– Слушаю вас.

– Он действительно говорил, что его мама находилась с ними в парке?

– Не поняла?

– Мальчик действительно видел миссис Харвуд утром?

– Он спрашивал, где она. У меня создалось впечатление, что мальчик видел ее в парке.

– А не могло быть так, что мамы мальчика в парке не было, а его убедили, что была?

– Вы хотите сказать, его отец говорил, что сейчас мама придет, она только зашла на минутку в туалет, что-то вроде этого?

– Именно так, – сказал Дакуэрт.

Диди задумалась.

– Ведь мальчику всего четыре года, – продолжил детектив. – Скажите ему несколько раз, что он невидимка, и ребенок поверит. Может, отец заставил его думать, будто мама находилась там.

– Вы знаете, – сказала Диди Кампьон, – ребенок был немного сонный, усталый. Но не тупой.

– Харвуд утверждает, что они поехали в парк втроем, а потом оказалось, что было куплено только два билета. На него и ребенка. Затем он рассказывает, что в последнее время его жена пребывала в депрессии, даже заговаривала о самоубийстве, по его настоянию ходила к доктору, но сейчас выяснилось, что не ходила.

– Как?

– Я встречался с доктором Сэмюэлсом. А ее босс, владелец фирмы кондиционеров, говорит, что никаких признаков депрессии у нее не замечал. Вообще никогда, не только в последнее время.

– Странно.

– Вот и я так думаю. Не верится, что Джан Харвуд демонстрировала свою депрессию лишь перед мужем. Но именно так и получается. К доктору она не обращалась, а босс утверждает, что Джан Харвуд этого и не требовалось, она в полном порядке.

– То есть муж темнит?

– И этот ее босс, Бертрам, сообщил мне, что Харвуд возил жену куда-то в пятницу. Она взяла в тот день очередной отгул. Он спросил ее, куда они собираются, и она сказала, что муж держит это в секрете, вроде как намерен сделать ей сюрприз.

– А что вы намерены со всем этим делать, детектив?

– Пока не знаю. Кстати, ваша смена еще не закончилась?

Кампьон вздохнула.

– У меня уже двоится в глазах; хотите, чтобы еще и троилось? Видимо, вы переоценили мои возможности.

– Не сердитесь. Я прошу вас только дать объявления об исчезновении Джан Харвуд в прессе и на телевидении.

– Хорошо.

– Я сказал Харвуду, что мы дадим объявление завтра, но, думаю, это нужно сделать сегодня. Посмотрим, что получится. У нас еще есть время до одиннадцати. Что-нибудь простое. Фотография Джан Харвуд, которую предположительно видели в районе парка «Пять вершин». Полиции необходима любая информация о местонахождении женщины. Контактный телефон. Все как обычно.

– Будет сделано, детектив, – произнесла Диди Кампьон.

Дакуэрт поблагодарил ее и убрал телефон.

Теперь у него появились сомнения, действительно ли Джан Харвуд ездила с мужем и сыном в парк «Пять вершин». И не сделал ли чего с ней муж.

Как это согласуется с исчезновением Лианн Ковальски, он не знал. Но разве может быть совпадением, когда две женщины работают вместе и вдруг одновременно исчезают? Он решил пока сосредоточиться на Джан Харвуд, а там по ходу дела что-нибудь выяснится и о Лианн Ковальски.

Глава шестнадцатая

Мой телефон зазвонил, когда до Рочестера оставалось примерно полчаса езды.

– Об этом уже передали в новостях, – сообщила мама. – По телевидению.

– Что передали? – спросил я.

– Показали фотографию Джан, сказали, что полиция просит помощи в ее поисках. Они правильно сделали?

– Да. Но детектив говорил, что они дадут объявление завтра. А что еще там передавали?

– Назвали имя, фамилию, возраст, рост, в чем была одета.

Находящийся неподалеку отец крикнул:

– Цвет глаз!

– Да, верно.

– А где она пропала, было сказано?

– Только упомянули. Сказали, что ее видели около парка «Пять вершин». А о том, что какой-то человек пытался увезти коляску с Итаном, ни слова. Наверное, надо было.

– Странно, что детектив Дакуэрт мне не позвонил, – произнес я. – Не сообщил, что решил изменить срок подачи объявления.

Я подумал, что скоро мне позвонит кто-нибудь из «Стандард» и спросит, почему я не рассказал им об исчезновении супруги. Газета выйдет завтра, но сообщение можно было поместить на сайте.

– Ты уже почти приехал? – спросила мама.

Папа добавил:

– Скажи ему, пусть не забывает пить кофе.

– Да, почти, – ответил я. – Собирался переночевать в отеле, а к родителям Джан отправиться утром, а теперь вот подумал, что, может, мне лучше свернуть к ним сейчас? Чувствую, что не сумею заснуть: всю ночь буду думать о ней.

– Конечно, – ответила мама после непродолжительного молчания, – поезжай к ним сейчас.

– Как Итан?

– Недавно уложила. Прямо на диване. Боюсь заставлять его переходить в другую комнату: разгуляется, потом не успокоишь. Мы тоже скоро ложимся. А ты звони, хорошо?

– Обязательно. И вы тоже.

Прежде чем убрать телефон, я поразмышлял, не позвонить ли детективу Дакуэрту: спросить, почему решил дать объявление с фотографией Джан сейчас, – но я уже ехал по Рочестеру и нужно было сосредоточиться на предстоящей встрече с родителями Джан. Вообще-то после всего, что я о них слышал, встреча не обещала ничего хорошего. Но она была мне нужна. Я не собирался ни в чем их обвинять, лишь спросить о Джан, на всякий случай. Может, она у них была? Или звонила?

На Линкольн-авеню я выехал после полуночи. Редкие уличные фонари, в домах все окна темные, хотя это была ночь с субботы на воскресенье. Наверное, на этой улице жили пожилые люди. Я остановился рядом с уже знакомым домом. На подъездной дорожке стоял «олдсмобил». В доме темно, только горит лампочка над входной дверью. Я выключил двигатель и посидел немного в машине. Неужели Джан сейчас находится в доме? Если это так, то невозможно представить, как тут встретили дочь и что заставило ее остаться здесь на ночь.

– Ну что ж, давай, – сказал я себе и вышел из автомобиля.

Дверцу закрыл как можно тише. Зачем будить соседей? Приблизился к дому, поднялся на пустую веранду. Поискал звонок – он находился справа на дверной раме. Нажал. В доме по-прежнему было тихо. По крайней мере звонка я не слышал. Бросил взгляд на почтовый ящик на стене с надписью «Рекламные листки не класть». Может, они отключают на ночь дверной звонок? Или он у них сломан? Я нажал кнопку во второй раз. И опять тишина. Потянул на себя металлическую входную дверь, и она подалась. За ней была еще дверь и рядом – потускневший медный дверной молоток. Я стукнул пять раз – будто прозвучало пять ружейных выстрелов. Тут не только Ричлеры, а все соседи поднимутся.

Поскольку свет в доме не зажегся, я постучал снова. Собирался сделать это в третий раз, и наконец на лестнице включили свет. Появился Хорас Ричлер в пижаме. Волосы растрепаны.

– Кто там?

– Мистер Ричлер, – произнес я достаточно громко, чтобы он услышал меня через дверь. – Мне нужно с вами поговорить.

– Кто это, черт возьми? Вы знаете, который час? У меня, между прочим, есть ружье.

Я подумал, а не держит ли он сейчас его в руках.

– Меня зовут Дэвид Харвуд. Пожалуйста, откройте, мне очень нужно с вами поговорить. По важному делу.

По лестнице спустилась Греттен Ричлер. Под халатом – ночная рубашка, волосы растрепаны.

– Какому делу? – спросила она.

– Насчет Джан, – ответил я.

После этих слов Хорас Ричлер отодвинул засов – наверное, чтобы убедиться, что не ослышался, – и приоткрыл дверь.

– В чем дело, черт возьми?

Рядом, прижавшись к нему, стояла жена, совсем непохожая на алкоголичку.

– Мистер и миссис Ричлер, извините, что разбудил, – проговорил я, волнуясь. – Но к этому меня подвигла острая необходимость.

– Кто вы? – спросила Греттен высоким подрагивающим голосом.

– Меня зовут Дэвид Харвуд. Я муж Джан.

Они смотрели на меня, застыв в недоумении.

– Я приехал из Промис-Фоллз, потому что Джан пропала и я пытаюсь ее найти. Решил заглянуть к вам, а вдруг она у вас?

Ричлеры по-прежнему остолбенело смотрели на меня. Лицо Хораса побагровело.

– Вы явно ошиблись адресом, мистер, – процедил он. – Убирайтесь отсюда.

– Но я вас очень прошу, – настаивал я, – скажите только, была она здесь или нет. Я знаю, между вами было не все гладко. Знаю, что вы не общались с дочерью многие годы. Но Джан пропала и я очень беспокоюсь, не случилось ли с ней чего-либо ужасного.

Лицо Хораса Ричлера покраснело еще сильнее. Он сжал кулаки.

– Я не знаю, кто вы такой и какую, черт возьми, затеяли игру, но клянусь Богом: если вы немедленно отсюда не уберетесь, я прострелю вам башку.

Я не сдавался:

– Скажите хотя бы: вы Хорас и Греттен Ричлер и вашу дочь зовут Джан?

– Все правильно, – тихо произнесла Греттен.

– Моя дочь умерла, – проговорил Хорас сквозь стиснутые зубы.

Его слова оглушили меня, будто я получил по голове удар дубиной. Значит, случилось ужасное и я опоздал.

– Боже, когда? Когда это произошло?

– Очень давно.

Я перевел дух. Значит, он не о том. Я понял, что имел в виду Хорас: между ними и дочерью все связи порваны и она вроде как для них умерла.

– Я знаю, мистер Ричлер, что, возможно, вы считаете, будто для вас дочь умерла. Но все же прошу мне помочь.

– Вы не поняли, – прошептала Греттен, сдерживая слезы. – Она действительно умерла.

Я смотрел на нее не мигая. Что же получается? Джан действительно была у своих родителей и покончила с собой прямо у них на глазах? Чтобы отомстить?

– Поясните, пожалуйста.

– Она умерла в детстве, – ответила Греттен. – Ей тогда исполнилось только пять лет.

Часть третья

Глава семнадцатая

Женщина открыла глаза и вгляделась в потолок, привыкая к темноте. В комнате было жарко, и во сне она откинула одеяло. Провела ладонью по телу и с удивлением обнаружила, что спит голая. Такого не случалось уже очень давно. Да, первые несколько месяцев после замужества – конечно, но потом прошло некоторое время и ей захотелось, ложась в постель, на себя что-то надевать.

Через оконные жалюзи в комнату проникал свет уличных фонарей. Женщина прислушалась к монотонному шуму, создаваемому потоком машин на шоссе. В основном это были большие грузовики с прицепами. Она вспомнила, где находится. Вытащила ноги из-под одеяла, спустила на пол, ощутив под ступнями грубый шершавый ковер. Подалась вперед, обхватив голову руками. Ужасно болела голова. Она оглядела прикроватный столик, будто ожидая, что там волшебным образом возникнет таблетка аспирина и стакан с водой, но на столике в полумраке можно было разглядеть смятые купюры, мелочь и парик блондинки.

Часы показывали десять минут первого. Значит, она проспала примерно час. В постель легла в половине одиннадцатого, постоянно ворочалась, пока не сморил сон, который не принес отдыха.

Женщина медленно приблизилась к окну и вгляделась в щели между планками жалюзи. Смотреть там особенно было не на что. Автомобильная стоянка, почти пустая. Вывеска мотеля «Бест вестерн», прикрепленная высоко, чтобы ее было видно со скоростного шоссе. Там дальше еще вывески. Одна – бензозаправки «Мобил ойл», другая – «Макдоналдса».

Женщина шагнула к двери, проверила, заперта ли она. Затем открыла дверь ванной комнаты, нащупала выключатель, и вспыхнул свет. Она постояла несколько секунд прищурившись, после чего вгляделась в себя в зеркале и поморщилась. Губы сухие, волосы свалялись, под глазами круги. На полке стояла раскрытая матерчатая сумочка для туалетных принадлежностей. Она порылась в ней, извлекая по очереди зубную щетку, косметику, расческу, пока не нашла то, что искала: небольшой флакончик с таблетками аспирина.

Женщина свинтила колпачок, вытряхнула на ладонь две таблетки. Положила их в рот и, зачерпнув ладонью воды из-под крана, запила. Вытерла полотенцем подбородок и руки. Затем она взглянула на повязку на правой лодыжке и вздохнула. Порез заживет только через пару дней.

Неожиданно заурчало в желудке, да так громко, что ей захотелось заткнуть уши. Может, от этого разболелась голова? От голода? Ведь она не ела почти сутки. Слишком была возбуждена.

«Макдоналдс», наверное, работает и ночью. Так что биг-мак не помешал бы. Она проглотила слюну. Однако выходить из мотеля рискованно. Женщина ночью всегда привлекает внимание. Лучше пока сидеть здесь. Она выключила свет в ванной комнате и вышла. Снова направилась к окну, вгляделась, будто ожидая увидеть там синий «форд-эксплорер». Но он был давно пущен под откос далеко отсюда. Машину когда-нибудь найдут, но не докопаются, почему он там оказался. Лайал, наверное, уже позвонил в полицию. Этот придурок наконец заметил отсутствие жены. Дрянь-человек. Пьянствует до утра с дружками, никогда не помогает по дому, завел мерзкого вонючего пса. Вся машина провоняла этой тварью. Нужно отдать Лайалу должное: он время от времени пытался покончить с пьянством, – но это длилось месяц или два. На больший срок у него силенок не хватало.

На другой половине кровати пошевелился мужчина. Она отвернулась от окна. Надо попытаться заснуть. Может, аспирин подействует. Часы показывали двадцать одну минуту первого. Да плевать на все. Завтра не нужно рано вставать, ехать на работу, готовить завтрак. Она села на край кровати, подняла ноги и сунула их под одеяло. Затем, задержав дыхание, мягко опустила голову на подушку. Не хотела тревожить сон лежащего рядом мужчины.

Но он все же проснулся и повернулся на бок.

– Ты что, дорогая?

– Спи, – произнесла она.

– Зачем ты вставала?

– Так. Разболелась голова. Искала аспирин.

– Нашла?

– Да.

Он протянул руку, коснулся ее груди, зажал сосок между большим и указательным пальцами.

– Перестань, Дуэйн. Я же сказала, что болит голова, а ты начинаешь меня лапать.

Он убрал руку.

– Ты просто перенервничала. Ведь потребуется время, чтобы забыть эту историю с Джан.

– А чего тут забывать? – Женщина усмехнулась. – Она умерла. Вот и все.

Глава восемнадцатая

– Так что убирайтесь отсюда ко всем чертям, – повторил Хорас Ричлер.

– Это… какой-то абсурд, – проговорил я, переводя взгляд с Хораса на его жену.

– Хватит, уходите, – буркнул он и начал закрывать дверь.

– Подождите! – крикнул я. – Объясните, в чем дело.

– Ничего себе! Человек будит нас ночью, заводит разговор о нашей покойной дочери и еще требует каких-то объяснений.

Он уже почти закрыл дверь, когда Греттен его остановила:

– Хорас! Подожди минутку. – Она взглянула на меня. – Кто вы такой?

– Дэвид Харвуд. Живу в Промис-Фоллз.

– Вашу жену зовут Джан?

– Ради Бога, Греттен, – вмешался Хорас, – этот человек сумасшедший. Зачем ты его поощряешь?

– Да, мою жену зовут Джан, – кивнул я. – Полное имя – Джанис. До замужества носила фамилию Ричлер.

– В мире, наверное, существует не одна Джан Ричлер, – заметила Греттен. – Так что вы скорее всего ошиблись адресом.

Я умоляюще посмотрел на нее.

– Но в ее свидетельстве о рождении указаны родители: Хорас и Греттен, – и место рождения: Рочестер.

Они изумленно взглянули на меня.

– Дата рождения там тоже указана? – спросил наконец Хорас.

– Да. Четырнадцатое августа семьдесят пятого года.

Мне показалось, что сейчас они оба потеряют сознание. Хорас опустил голову и отошел от двери. Греттен стояла бледная, с дрожащим подбородком.

– Прощу прощения, – проговорил я. – Для меня это такой же шок, как и для вас.

Греттен печально покачала головой.

– Для моего мужа это большой удар.

– Понимаете, – пробормотал я, – моя жена пропала сегодня – вернее, вчера, в субботу, – примерно в середине дня. Мы поехали в парк аттракционов, и она вдруг исчезла. Я ума не мог приложить, куда она девалась. И вот решил, что Джан поехала к вам.

– А как оказалось у вашей жены свидетельство о рождении нашей дочери? – спросила Греттен.

– Может, вы разрешите мне войти?

Греттен повернулась к мужу, и тот безразлично махнул рукой.

– Ну входите, – сказала она, открывая дверь шире.

Мы вошли в гостиную, обставленную мебелью, которая, похоже, досталась им от родителей. Только тускло-серый диван на вид был не старше двадцати лет. Разбросанные по дивану и креслам подушки напоминали марки на старых коричневых конвертах. На стенах, высоко, чуть ли не под потолком, висели дешевые картины с пейзажами. Я примостился в первом попавшемся кресле. Греттен села на диван, плотно запахнув халат.

– Хорас, иди сюда, дорогой, – позвала она.

На стенах было несколько фотографий в рамках. На большинстве запечатлены супруги Ричлер с мальчиком. Фотографии расположили в хронологическом порядке, так что можно было видеть сначала мальчика примерно в три года – и так далее, вплоть до молодого человека лет двадцати. На последней фотографии он был в военной форме.

– Это Брэдли, – сказала Греттен, проследив за моим взглядом.

В нормальной обстановке я бы сказал что-нибудь вроде: какой у вас красивый сын, – что несомненно было бы правдой, но сейчас я вел себя как контуженый и мне было не до вежливостей.

Хорас Ричлер нехотя приблизился к дивану и сел рядом с женой. Она положила руку на его колено.

– Он погиб. – Хорас указал на фотографию сына, которую я разглядывал.

– В Афганистане, – добавила Греттен. – Подорвался на мине.

– Боже мой, – прошептал я.

– С ним погибли еще двое канадцев, – продолжила Греттен. – Это случилось два года назад. В пригороде Кабула.

– В общем, теперь мы остались одни, – вздохнула Греттен.

– Но тут нет фотографии вашей дочери, – нерешительно проговорил я. Мне очень хотелось увидеть, какой она была. Если это Джан, я бы узнал ее обязательно.

– У нас нет ни одной ее фотографии.

Я молчал, ожидая объяснений.

– Понимаете, прошли годы, но нам по-прежнему очень тяжело вспоминать об этом.

В комнате снова воцарилось молчание. На сей раз его нарушил Хорас, неожиданно выпалив: «Ее убил я», и застыл, низко опустив голову.

– Хорас, не надо, – проговорила Греттен. Она крепко сжала его колено, другую руку положила ему на плечо.

– Это правда, – тихо произнес он. – Уже прошло достаточно лет, так что можно рассказать.

Греттен повернулась ко мне:

– Хорас не виноват. Это был несчастный случай. Ужасный. – Ее лицо сморщилось, она боролась со слезами. – В тот день я потеряла и дочь, и мужа. Он хороший человек. Не слушайте никого, кто скажет иначе. Просто с тех пор он сильно изменился, и это продолжается уже тридцать лет.

– А что случилось? – спросил я.

Греттен хотела объяснить, но Хорас ее опередил:

– Дай расскажу я. Теперь, когда потерян и сын, уже ничто не имеет значения. – Он напрягся, будто собирался с силами. – Это произошло в сентябре восьмидесятого. Я пришел с работы, поужинал – все как обычно. Джан играла во дворе со своей подружкой Конни.

– Они тогда о чем-то заспорили, – вмешалась Греттен. – Я наблюдала за ними в окно.

– В тот вечер я собирался поехать поиграть с приятелями в боулинг. Я тогда сильно этим увлекался. Игра была назначена на шесть, а в конце ужина часы показывали десять минут седьмого. Я опаздывал – вот в чем все дело. Побежал к машине, запрыгнул на сиденье и быстро сдал назад, чтобы выехать на дорожку. Слишком быстро.

Я почувствовал, как у меня защемило под ложечкой.

– Он не виноват, – прошептала Греттен. – Джан… толкнула эта девочка, Конни, и…

– Если бы я не торопился, все было бы нормально. Так что нечего сваливать вину на девочку.

– Но когда они заспорили, – не унималась Греттен, – Джан стояла как раз на дорожке, и Конни ее толкнула в тот момент, когда Хорас начал сдавать назад машину.

У меня перехватило дыхание.

– Я сразу почувствовал что-то неладное, – сказал Хорас. – Резко затормозил, вышел, но…

Он замолчал, сжав кулаки, но это не помогло сдержать слезы, которые потекли по щекам.

– Конни закричала, – продолжила Греттен. – Она не видела автомобиля, когда толкала Джан. Да и что возьмешь с ребенка? Дети не способны предвидеть последствия своих действий.

– Разве она сидела за рулем? – вмешался Хорас. – Машину вел я, и мне следовало смотреть внимательнее, куда еду. Мне надо было все предвидеть. А я этого не сделал. Потому что очень торопился на чертов боулинг. – Он покачал головой. – А потом, когда полиция расследовала происшествие, ко мне претензий не возникло. Мол, я не виноват, это несчастный случай, такое иногда бывает. Жаль, что меня тогда не казнили, – избавили бы от мучений.

– Хорас пытался покончить с собой, – проговорила Греттен. – Два раза.

Он отвернулся, смущенный откровением жены.

– В тот день разрушилась жизнь и той девочки, которая толкнула Джан, – добавила Греттен. – Ее тоже нужно было бы пожалеть. И ее родителей. Но у меня на это не было сил. Они правильно сделали, что вскоре уехали отсюда. Наверное, и нам следовало поступить так же.

– С тех пор, садясь в машину, я всегда вспоминаю об этом, – задумчиво произнес Хорас. – За все годы не было ни одного случая, чтобы я забыл.

Это была самая печальная история, какую мне только приходилось слышать. Я был совершенно сбит с толку: ведь речь шла о моей жене Джан, если верить свидетельству о рождении, – но Джан, дочь Хораса, умерла свыше тридцати лет назад, а моя Джан жива. Она носила имя погибшего ребенка Хораса и Греттен Ричлер. Имела ее свидетельство о рождении. Разумеется, это не мог быть один и тот же человек.

– Мистер Харвуд, – прервала мои размышления Греттен, – вам нехорошо?

– Извините, просто я…

– Вы плохо выглядите. У вас синяки под глазами, вам надо поспать.

– Я не знаю, как это все понимать.

– Да, – кивнул Хорас, – нам тоже непонятно.

Я попытался успокоиться.

– Вы не могли бы показать мне фотографию Джан?

Греттен с мужем переглянулись, затем она встала и подошла к старому бюро с выдвижной крышкой. Села, открыла дверцу и стала в нем копаться. Видимо, Греттен иногда доставала эту фотографию, потому что поиски много времени у нее не заняли. Ясно, почему они ее прятали: смотреть каждый день на фотографию погибшей по его вине дочери было бы для Хораса невыносимой пыткой.

Это был черно-белый портретный снимок, девять на двенадцать, сделанный скорее всего в будке универмага «Сирс». Слегка выцветший, на углах помятый. Она протянула его мне.

– Мы ее сфотографировали примерно за два месяца до…

Джан Ричлер была красивым ребенком. Ангельское личико, ямочки на щеках, выразительные глаза, кудрявые белокурые волосы. Я искал на снимке хоть какое-то сходство с моей женой. Что-нибудь в глазах, в линии рта, носа. Попытался представить, что фотография лежит на столе рядом со снимками других детей. Я искал в ней признаки, которые заставили бы меня выбрать ее и сказать: «Да, это моя жена в детстве». Но там ничего такого не было.

– Спасибо, – тихо проговорил я, возвращая фотографию.

– Что? – спросила Греттен.

– Разумеется, вы и не ожидали от меня, что я начну утверждать, будто это моя жена. Но это не она.

Хорас вздохнул.

– Сейчас покажу вам ее фотографию, – сказал я, доставая из кармана одну из тех, что напечатал для детектива Дакуэрта.

Хорас взял фотографию, взглянул на нее и передал Греттен. Она рассматривала фото очень внимательно, что было неудивительно, если учесть, что на нем была изображена женщина, носившая имя ее дочери, и не только имя. Греттен изучала снимок вначале на расстоянии вытянутой руки, затем поднесла ближе к глазам, тщательно высматривая что-то, и положила на стол.

– Ну как? – спросил я.

– Да, ваша жена красивая, – произнесла она с оттенком мечтательности в голосе. – Хотелось бы надеяться, что, будь наша Джан жива, она тоже выросла бы красавицей. – Греттен взяла фото, намереваясь протянуть мне, однако передумала. – Если ваша жена носит имя нашей дочери, не знаю, как это получилось, но можно предположить, что она как-то связана с нашим городом. Вероятно, я ее где-то видела. Позвольте мне оставить фотографию у себя?

– Конечно!

Она положила фотографию вместе со снимком дочери.

– Эта женщина утверждает, что мы ее родители? – спросил Хорас.

– Она никогда не называла вашу фамилию, но так сказано в свидетельстве о рождении. Моя жена не знает, что я видел его.

– Вам не показалось странным, что она не познакомила вас со своими родителями? – спросила Греттен.

– Жена это объясняла. Говорила, что давно порвала с ними. Поэтому я и приехал сюда. Думал, может, она попыталась восстановить отношения. Объясниться. Последние две недели она находилась в депрессии.

– Извините, но мне нужно на минутку выйти, – произнесла Греттен дрожащим голосом.

Мы сидели с Хорасом и молчали. Затем он сказал:

– Только все вроде улеглось, и тут является человек, чтобы разбередить старую рану.

– Извините, – пробормотал я.

Он кивнул.

Я попытался встать и покачнулся.

– Надеюсь, вы не намерены садиться в таком состоянии за руль автомобиля? – спросил Хорас.

– Все в порядке, – заверил я. – Остановлюсь где-нибудь по пути, выпью кофе, перекушу.

– Вы выглядите очень усталым, и кофе вам не поможет.

– Мне нужно домой, там полно дел.

– Сколько вашему мальчику: года три? – спросила Греттен, спускаясь по лестнице.

– Четыре, – ответил я. – Его зовут Итан.

– Вы давно женаты?

– Пять лет.

– И как это отразится на вашем сыне, если вы заснете за рулем и разобьетесь?

Я знал, что она права.

– Надеюсь, здесь можно найти место, где переночевать.

Греттен показала на диван, на котором сидел Хорас:

– Можете спать здесь.

– Я не хочу вас стеснять.

– Вы нас не стесняете.

Я кивнул.

– Большое спасибо. Утром я сразу же уеду.

Хорас посмотрел на меня, наморщив лоб.

– Если ваша жена заявляет, что она Джан Ричлер, но таковой не является, то кто она, черт возьми, такая?

Вопрос давно уже вертелся у меня в голове.

– И зачем ей было цепляться к нашей девочке? – продолжил Хорас. – Присваивать ее имя? Разве она не достаточно пострадала?

Глава девятнадцатая

Утром в воскресенье радиочасы Дакуэрта включились, как обычно, в шесть тридцать. Детектив не пошевелился. Он не слышал, как диктор сообщил, что сегодня будет облачно с прояснениями, температура воздуха около двадцати двух градусов, а в понедельник возможен дождь. А вот Морин Дакуэрт все слышала, потому что уже проснулась. Всему виной был сон, очередной кошмар с участием их девятнадцатилетнего сына Трэвора, который отправился путешествовать по Европе со своей подружкой Триш и уже два дня не звонил и не посылал им электронных писем, потому что ему было плевать на тревогу родителей. Ей приснилось, будто на сей раз сын решил спрыгнуть с Эйфелевой башни на веревке, на манер Тарзана, а у самой земли его атаковала стая обезьян.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: