Место, где мы были вместе. Грани.ру, раздел блогов «Свободное место», 02.08.2010

http://grani.ru/blogs/free/entries/180379.html

По СМИ до сих пор гуляет штамп: шестичасовая акция в поддержку 31-й статьи Конституции у Гостиного двора – это узкопартийная акция нацболов, в то время как семичасовая акция на Дворцовой площади – это акция, в которой участвовал более широкий спектр политических и общественных организаций, а также простые граждане, ни в каких организациях не состоящие. 31 июля меня не задержали, так что я побывал на обеих акциях. И могу с уверенностью утверждать: подобные штампы не соответствуют действительности.

Да, проведение митингов у Гостинки инициировали нацболы. Да, они в основном составляют ядро организаторов и активных участников этих митингов. Но с самого начала в оргкомитете участвовали чисто либеральный касьяновский РНДСМ и еще ряд гражданских общественных организаций. Питерские нацболы всегда демонстрировали открытость, стремление превратить митинг на Гостинке в надпартийную гражданскую акцию. И это им удается.

Значительную часть участников митинга на Гостинке 31 июля составляли активисты либеральных политических организаций, лидеры которых и составляют оргкомитет митинга на Дворцовой. Основательно была представлена «Оборона». Было несколько известных членов «Яблока». Одна яблочница была даже задержана. Был задержан и член КС питерской «Солидарности» Сергей Кузин, требовавший освобождения Сергея Мохнаткина. Того самого КС, который так и не разродился заявлением в поддержку митинга на Гостинке.

В митинге участвовали еще как минимум два действующих (в отличие от меня, бывшего) члена КС «Солидарности». То, что один из них обеспечивал видеотрансляцию с площади, дела не меняет. Излюбленный прием кремлевской пропаганды – утверждать, что на такие акции журналистов собирается чуть ли не больше, чем участников. Кремлевские делают наивный вид, что все это папарацци, гоняющиеся за сенсацией. Между тем подавляющее большинство присутствующих на этих митингах журналистов, фотографов и видеооператоров приходит на них именно потому, что им сочувствует. Да, соблюдая профессиональные правила, они не выкрикивают лозунгов, не поднимают плакаты, не сцепляются руками. Но их физическое присутствие на площади является формой моральной поддержки акции.

Я видел у Гостинки не только людей. чьи взгляды можно определить как леволиберальные. Были и люди классических праволиберальных взглядов. Были не только радикалы, но и люди вполне умеренные. Более того, я встретил своих знакомых, которые не состоят ни в каких организациях, общественными активистами не являются, а по митингам ходить вообще не любят.

Узкопартийной скорее можно считать акцию на Дворцовой. Да она таковой и задумывалась. Задумывалась как акция исключительно либеральной оппозиции. Как инструмент размежевания либералов и нелибералов. Тем не менее около трети участников акции на Дворцовой составили люди, пришедшие туда от Гостиного двора. Пришедшие, чтобы проявить свою солидарность со всеми несогласными с режимом. В том числе и с теми, кто сам свою солидарность на «не-своих» не распространяет. И я лишь убедился в правильности своих утверждений, что главная разграничительная линия в оппозиции сегодня проходит между теми, в ком доминирует чувство общегражданской солидарности, и теми, у кого это чувство отсутствует. Эти последние имели на Дворцовой площади весьма унылый вид. Народу-то на этот раз больше было у Гостинки. И если там удалось как минимум сохранить численность предыдущего митинга, несмотря на середину лета, то количество участников акции на Дворцовой сильно уменьшилось. Жизнь еще раз показала: линия сторонников идеологических размежеваний в оппозиции противоречит объективным потребностям общества.

Шушкевич, Дрокова и «селигерские». Грани.ру, раздел блогов «Свободное место», 04.08.2010

http://grani.ru/blogs/free/entries/180441.html

Поступок г-жи Дроковой, написавшей политический донос на человека, пригласившего ее на день рождения (коим приглашением она соблаговолила воспользоваться, на самом дне рождения возмущения поведением именинника не выражала, тихо ушла и написала донос) с этической точки зрения в комментариях вообще не нуждается.

С юридической точки зрения претензии г-жи Дроковой к г-ну Шушкевичу совершенно нелепы. Шушкевич имеет полное римское право распоряжаться своей частной собственностью так, как он считает нужным. Равно как и «селигерские» имеют неотъемлемое гражданское право высмеивать своих идеологических и политических противников. Хоть членов всевозможных президентских палат, хоть обычных граждан. Попытки притянуть их к суду за использование нацистской символики мало отличаются от кляузы г-жи Дроковой.

К слову, я вообще против запретов на любую символику, на любые тексты. Эти запреты еще как-то могли быть оправданны сразу после войны, но сейчас это анахронизм. «Майн кампф» надо не запрещать, а включить в обязательную школьную программу. Чтобы показывать: смотрите, дети, это кака. И если вы сегодня от какого-нибудь политика услышите вот это, вот это и вот это, умейте видеть, откуда уши растут. Я считаю, что фашистская партия должна действовать легально. Не маскируясь. Чтобы все видели: вот это фашисты. Страна должна знать своих героев. Чтобы они не расползались по другим партиям. Иначе мы просто не заметим, как они проползут к власти.

Те, кто лепит нацистскую символику на людей, к которым эта символика ни с какого бока не вяжется, всего лишь показывают этим, что они либо идиоты, либо мошенники. В обоих случаях хамы. Но не более того. В селигерской выходке гораздо омерзительнее другое. Ребятки ритуально надевали на колья головы своих врагов. Ментально это безусловно фашизм. Однако юридически привлечь их за это можно разве что по средневековым законам против колдовства.

Но та же средневековая магия лежит в основе публичного, демонстративного сожжения вражеских текстов. И избавиться от шлейфа исторических ассоциаций тут невозможно. Нашизм как гламурная модификация фашизма заразен. Оппозиционерам следовало бы об этом помнить. И быть разборчивее в знакомствах. Правила гигиены соблюдать. Иммунитет укреплять, наконец.

О дружбе и ее границах. 20.08.2010

71 год с момента подписания пакта Молотова-Риббентропа – дата некруглая. Может быть, поэтому сегодня вокруг нее нет такого ажиотажа, как в прошлом году. Между тем в этом году исполнится ровно 70 лет другому событию, явившемуся логическим развитием сюжета, завязавшегося в Москве 23 августа 1939 года. Правда, это событие менее известно. Оно куда более скупо освещается в исторической литературе и публицистике.

Любопытно бывает проследить, как те или иные не очень приятные для общественного сознания события отражаются в учебниках истории. Текст секретного дополнительного протокола к советско-германскому договору о ненападении или хотя бы обширные цитаты из него сегодня присутствуют в любом российском учебнике. Второй советско-германский договор от 28 сентября того же года (он назывался «О дружбе и границе») и сопутствующие ему документы (еще один секретный протокол и публичная совместная декларация) упоминаются уже не во всех учебниках. Ведь эти документы куда более откровенны, то есть еще менее приличны. Им значительно труднее придумывать оправдания. Еще меньше в современной России учебников, рассказывающих о поездке Молотова в Берлин 12-14 ноября 1940 года.

Этот визит состоялся на фоне явного ухудшения советско-германских отношений. Внешне они выглядели вполне «сердечно». СССР стремительно наращивал экономические связи с Германией, поставляя ей продовольствие и горючее, а также дефицитное стратегическое сырье для военной промышленности (медь, никель, олово, молибден, вольфрам). В обмен Германия поставляла станки, заводское оборудование и даже образцы новейшей военной техники (два первых года мировой войны были временем самой активной торговли между двумя странами). После перерыва на протяжении большей части 30-х годов возобновилось и сотрудничество в военной сфере. Стратегические партнеры консультировались по поводу различных европейских проблем и предупреждали друг друга о своих предстоящих внешнеполитических действиях. По приказу из Москвы все партии Коминтерна должны были прекратить бороться с фашистами в своих странах. В официальных заявлениях Сталина и Молотова гитлеровский режим представлялся в качестве миротворца, а Англия и Франция бичевались как поджигатели войны и сторонники ее продолжения. Советские руководители «тепло поздравляли» нацистских вождей с очередными победами немецкого оружия. Соответственно в СССР изменилась и вся идеологическая работа внутри страны. Из репертуаров театров, радиопередач были изъяты все антифашистские сюжеты, стала пропагандироваться советско-германская дружба и сотрудничество.

Однако на самом деле проблемы между Сталиным и Гитлером начались почти сразу после заключения еще первого договора. Недовольство фюрера вызвала уже затяжка с советским ударом по Польше и попытка Сталина предстать спасителем западных украинцев и белорусов от «германской угрозы». Допустим, тут речь шла всего лишь о попытке обойти партнера в «пиаре». Но вот то, что Сталин вопреки договоренности так и не оккупировал Варшавское и Люблинское воеводства, было уже серьезнее. Ведь советские войска остановились на «линии Керзона», которую еще Антанта официально признала этнической границей между советской Россией и Польшей. И вполне естественно для Гитлера было заподозрить Сталина в нежелании сжигать мосты с Англией и Францией.

Дальше – больше. В конце июня 1940 года советское правительство потребовало от Румынии вернуть Бессарабию, ранее входившую в состав Российской империи и отписанную Гитлером Сталину по секретному протоколу 23 августа, а также Северную Буковину, никогда в состав России не входившую и в секретном протоколе не упоминавшуюся. Немцы выразили по этому поводу недоумение, но советская сторона объяснила, что населенная преимущественно украинцами Северная Буковина нужна для окончательного воссоединения украинского народа. Гитлер не стал устраивать скандала, но вскоре выяснилось, что СССР теперь проявляет интерес уже и к Южной Буковине. И дело было не в том, что по понятиям это называлось «крысятничать по мелочи». В поведении Сталина Гитлер не мог не увидеть намерения поэтапно прибрать к рукам всю Румынию. Ведь он сам именно так совсем недавно прибрал к рукам Чехословакию.

А между тем румынская нефть была нужна ему самому. Германия публично предоставила Румынии гарантии безопасности, то есть обязалась ее защищать. Советский Союз выразил недовольство, сочтя это нарушением ст. 3 договора о ненападении, предусматривавшего консультации между двумя государствами. Однако Германия на этом не остановилась. В начале октября правительство Германии известило советское правительство, что по просьбе Румынии оно направляет туда свою военную миссию – якобы для охраны немецких нефтяных интересов. Численность этой миссии была очень близка к дивизии, а ее подлинной задачей была подготовка румынской армии к войне. Еще раньше, в сентябре, игнорируя недовольство СССР, Гитлер послал войска в Финляндию и возобновил поставки ей оружия, прерванные во время «зимней войны». В конце концов Сталин был сам виноват, что не смог «взять» Финляндию с первого раза. Гитлер ему такую возможность предоставил и никак не мешал.

Со своей стороны, СССР был не на шутку встревожен заключением 27 сентября Германией, Италией и Японией Тройственного пакта с открыто декларируемой целью «создания нового порядка в Европе и в великом восточноазиатском пространстве». Германия поставила в известность СССР о предстоящем подписании договора лишь за день – явная демонстрация пренебрежения. Такова была ситуация, когда 13 октября 1940 года Риббентроп обратился к Сталину с предложением направить в Берлин Молотова, чтобы Гитлер мог «лично» изложить ему свои взгляды на отношения между двумя странами и на «долгосрочную политику четырех великих держав» по разграничению сфер их интересов в более широком масштабе. В переводе с дипломатического это означало: мы тут только что шарик на троих сообразили – четвертым будешь?

В Берлине Молотова приняли с большой помпой. Он дважды встречался с Гитлером. Суть предложений фюрера была примерно такова: помогите нам завалить Англию и получите за это свою законную воровскую долю в виде части ее бывших колоний. Гитлер без обиняков предложил Советскому Союзу присоединиться к Тройственному пакту и расширять свою «сферу интересов» в южном направлении. «Вам надо иметь выход к теплым морям, Иран, Индия – вот ваша перспектива... Берите Индию», – излагает содержание беседы сам Молотов. И, встав в позу оскорбленной добродетели, называет Гитлера «недалеким человеком с невысоким пониманием советской политики». В советской исторической литературе утверждалось, что советское правительство отвергло германские предложения об участии в бандитском разделе мира, а сам факт ведения переговоров с Гитлером объясняли стремлением оттянуть решающее столкновение. Однако архивные данные рисуют несколько иную картину.

Перед отъездом Молотов получил от Сталина инструкции прощупать почву для соглашения с Германией относительно включения в советскую сферу интересов Болгарии и Черноморских проливов. Если разговор об этом окажется благоприятным, Молотов должен был предложить четырехстороннее соглашение СССР, Германии, Италии и Японии о совместных гарантиях Британской империи на следующих условиях: невмешательство Англии в дела континентальной Европы, ее уход из Гибралтара и Египта, отказ Англии от подмандатных территорий и возвращение Германии ее бывших колоний.

В Берлине Молотов заявил, что «участие СССР в Тройственном пакте кажется ему полностью приемлемым в принципе, имея в виду, что Россия должна сотрудничать как партнер, а не просто как объект». Тем не менее переговоры пошли неблагоприятно. От прямого ответа на вопросы о Болгарии и Проливах Гитлер уклонялся, а настояния Молотова вызывали у него «раздражение» и «негативную реакцию». Никаких конкретных соглашений достигнуто не было. И все же перед отъездом Молотов получил от Риббентропа «черновые наброски» будущего соглашения о присоединении Советского Союза к Тройственному пакту и разделе мира на сферы влияния между четырьмя государствами.

25 ноября Молотов изложил германскому послу Шуленбургу условия, на которых СССР был готов к обсуждению вопроса о присоединении к Тройственному пакту. В них вновь ставился вопрос о Болгарии и Проливах. Между СССР и Болгарией заключается пакт о взаимной помощи по образцу аналогичных пактов с прибалтийскими государствами. На турецкой территории в зоне Проливов размещается советская военная база. Кроме того, к южному «центру притяжения советских интересов» наряду с Ираном и Индией должны быть отнесены Восточная Турция и Ирак. СССР также настаивал на выводе немецких войск из Финляндии.

На советские контрпредложения Гитлер не ответил. Отсутствие реакции Берлина вызвало тревогу в Москве. На запросы Кремля немцы сообщали, что ответ готовится, согласуется с остальными участниками пакта и вот-вот поступит. Ответ этот действительно готовился. В декабре 1940 года Гитлер подписал к исполнению подготовленный ранее план «Барбаросса», назначив нападение на СССР на май 1941-го.

Я напомнил эти факты не для того, чтобы в очередной раз показать постыдность поведения советского руководства перед Великой Отечественной войной. Когда начинаешь копаться во всей этой грязи, возникает более важный вопрос: а почему все-таки у Сталина с Гитлером не получилось – и могло ли вообще получиться?

Рассуждения о том, что два тоталитарных медведя все равно не ужились бы в одной берлоге, не объясняют ничего. Равно как и ссылки на непримиримость геополитических противоречий между ними на Балканах. Чтобы мир стал одной тесной берлогой, «геополитическим конкурентам» еще надо было разделаться с «западными демократиями». Окончательное выяснение отношений между собой они вполне могли отложить до этого момента. Не работает и аргумент об отсутствии доверия между двумя диктаторами. Кто вообще видел бандитские сделки, основанные на взаимном доверии?

Ведь мог же Гитлер оказаться чуть более прагматичным, а Сталин чуть более скромным? Такой вариант выглядит вполне логично, тем более что близорукая политика западных держав создала для его реализации самые благоприятные условия. Все, казалось, толкало мир к мрачному царству тоталитаризма. И если несмотря на все это, если через все подлости и гадости как западных лидеров, так и советских вождей, через все их маневры друг против друга и заигрывания с Гитлером пробил себе дорогу иной расклад мировых сил, значит, за этим была какая-то объективная закономерность более высокого порядка. СССР оставался, пусть и чудовищно деформированным, но все же продолжением западной цивилизации. Гитлеризм же посягал на самые ее основы, восходящие к европейскому гуманизму и Просвещению. Только поэтому сталинский режим и западные демократии в конце концов оказались вместе против Гитлера.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: