Сделай Сам Свою Работу на 5

БРОСИТЬСЯ С ЧЕТЫРНАДЦАТОГО ЭТАЖА





В британских газетах не так давно промелькнули два сооб­щения. В одном из них говорилось о человеке, бросившемся с четырнадцатого этажа из-за своей 'религиозной' веры, буду­чи уверенным, что «Бог спасет его». Он разбился. В другом сообщалось, что религиозно настроенные люди предположили, что некто одержим бесами. Была сделана попытка 'изгнать' этих бесов с помощью ритуала, которому учит Церковь. Через несколько часов после церемонии изгнания бесов священником Англиканской Церкви этот человек убил свою жену, вырвав у нее глаза и язык.

Такие вещи могут случаться, когда люди путают духовные вопросы с медицинскими. Это, в свою очередь, происходит, когда воображают, что доктрина, а не опыт, дает возможность распознавать 'духовное'. Догме присущи указанные ограничения; как правило, по этой причине, газеты часто характеризуют такие трагедии как 'горе от дел духовных'.

Суфии неоднократно отмечали, что люди, пытающиеся сле­довать духовным путям без начальной тренировки по отделению от своей гордости, часто сталкиваются с горем и еще худшим.

«Те, кто пытается формировать пути зла в мире, – сказал Хасан из Басры[30] (что, согласно суфиям, включает формирование личности в неправильной последовательности) – загублены».



Люди становятся психически ненормальными, следуя тому, что они принимают за духовные пути, пытаясь сделать то, что не только невозможно, но и абсурдно.

Я хочу отметить, что постоянное муссирование страха смер­ти, а не разговор о ее важности как феномена перехода, а так­же сбивающий с толку поиск 'безопасности' в насажденной одержимости (часто принимаемой за веру, но, на самом деле являющейся только догматизмом) – это две наиболее частых причины горя и беспокойства, о которых вы говорите.

На эту тему имеется два четверостишия на персидском выда­ющегося мастера Кхалилуллаха Кхалили, великого современного суфия. Вот и сравните его высказывания с бессодержатель­ными произведениями, которые столь многими принимаются за духовные.

СМЕРТЬ И ГОРЫ

В первом[31] он говорит:

Не смерти боюсь я, она мой помощник...

Доставила предков к месту их назначения:

С изящностью легкой и меня переправит!



В другом он рассказывает об обусловливании, кристалли­зовавшемся в притупляющей и бесполезной жесткости, как о горе, и о гибкости понимания искателя, как о птице, в форме замечания птицы горе:

О, гора! Высокая и могущественная, достигающая небес.

Ты так поглощена самоуважением.

Пусть всего лишь маленькая птичка, я свободна

Порхать с цветка на цветок,

цепями ж опутаны ноги твои...[32]


 


Обучение шоком

В: Не могли бы вы рассказать о суфийском приеме – обучении шоком?

О: В суфийских обучающих приемах очень важное место за­нимают вызывающие утверждения, которые делаются для того, чтобы произвести многостороннее воздействие на слушающего.

Именно по этой причине сказал Мансур Халладж общеиз­вестную фразу: «Я – Бог!».

Если на Западе кто-то скажет несколько более современным языком: «Гитлер был великим человеком!», шок от этого заставит услышавшего немедленно среагировать[33]. Некоторых людей он в первый раз заставит понять, что это такое, услышать подобное заявление, и что это были за люди, которые говорили так. Он также поможет некоторым осознать, что, возможно, вопрос о величии Гитлера (или об обратном) не имеет отношения к их собственной ситуации. Некоторых он заставит осознать, что они одержимы этим 'величием', или отрицанием его, открыв при этом, как посредством фразы можно приводить их мнения в действие. Кому-то он покажет, как почти любой набор слов может быть использован для 'программирования' людей и для порождения в них 'верования' или 'противостояния'.

Именно этот прием иногда использовался Омаром Хайямом и его школой.



Пока это не понято, Хайяма, конечно, нельзя понять, потому что некоторые ученые берут его слова в их буквальном значении. Когда он говорит: «Каждая фиалка была родинкой на щеке чьей-то возлюбленной», они, должно быть воображают, что это перевоплощение или поэтический образ, в то время как, в действительности, это 'шок'. В современной Хайяму культуре теория перевоплощения была ересью.

Суфийская литература полна такого рода обучающего ма­териала, переживаемого на опыте. Наличие его эффективно отсеивает поверхностных и узко мыслящих людей.

Люди обусловлены так, что определенные замечания им нравятся, а другие – не нравятся. Это почти всегда полезно, пока не достигаешь той точки, где лицемерие пользуется гос­подствующими положениями в человеке и дает ему возможность манипулировать ситуациями и избегать реальности. Кроме того, в каждой культуре есть примеры, когда условности не позволяют людям говорить определенные вещи, которые истинны, ибо, в противном случае, прослывешь неприличным, хвастливым или враждебным по отношению к другим. Такой вид поддержания статус-кво может быть как хорошим, так и плохим. Иногда он приводит к 'видению как в туннеле'.

Чтобы оказывать влияние в таких ситуациях или указать на ограничения принудительного обычая, некоторые величайшие суфии не уклонялись от риска подвергнуться всеобщему позору. Я думаю, что их вклад в этом отношении не имеет себе равных.

МОЛЧАНИЕ И РЕЧИ

Хороший пример находится в книге Худжвири Revelation of the Veiled (перевод Николсона, 1911):

«Я прочитал в Историях, что однажды, когда Абу-Бакр Шибли [один из наиболее знаменитых суфиев прошлого] проходил по кварталу Каркх в Багдаде, он услышал высказывание некоего обманщика: "Молчание лучше речей".

Шибли возразил: "Твое молчание лучше твоей речи, но моя речь лучше моего молчания, потому что твоя речь – тщеславие, а твое молчание – пустая забава, тогда как мое молчание – умеренность, а моя речь – молчание"».

Всякий, кто воображает, что Шибли действовал так, потому что у него был тяжелый характер, или он был нетерпимым, или не сдержался, нуждается в таком суфийском шоко-обучении, так как все еще не научился тому, что имеется возможность, что некто, кого он считает (в силу обусловленности) вышед­шим за рамки принятого порядка, в действительности, выражает словами то, что фактически является точным описанием господ­ствующих обстоятельств.

Основное возражение против предположительно неприлич­ных слов заключается в том, что они плохо воздействуют на того, кто говорит их, или учат присутствующих быть 'неприличными' и нескромными. В случае с таким человеком как Шибли, его статус был (и есть) таким, что первое невозможно, а второ­го не могло быть, так как Шибли был известен как всецело правдивый человек.

Эта позиция может показаться странной людям, не привык­шим к ней. Но, как гласит поговорка: «Странность [явления] – не опровержение [факта]».

Обусловливание в той же степени, что и невежество, увеко­вечивает невежество человечества, подчеркивает Кхалили[34], когда говорит о мире и месте человечества в нем:

Зрители и исполнители на сцене – мы,

Сбитые с толку своими делами и делами мира,

Мы – марионетки в руке Времени,

Пускающиеся в пляс, едва зазвучит его мелодия!

 


Эмоциональные ожидания

В: Почему члены суфийской группы продолжают, иногда го­дами, читать книги и встречаться, явно ничего не делая, без какого-либо измерения своего прогресса и без понимания, как идут дела?

О: Такой группе надо 'износить' эмоциональные ожидания. В ней, также, должны быть обеспечены условия, в которых не­уместные и привычные ассоциации, особенности, привнесенные из других систем, могут быть проявлены и замечены, с тем, чтобы каждый мог видеть, что является главным, а что нет. Если члены группы не видят этого, то это вообще не суфийская группа. Большая часть ее видимой работы – это работа 'подготовитель­ной группы', что, впрочем, не означает, что она не может быть чрезвычайно важной: где еще вы получите такую возможность – переживать и наблюдать свои и чужие реакции вне социальных группирований, где эти уроки либо затушевываются, либо иска­жаются, обеспечивая поверхностными, плановыми выводами?

Если же вы обратитесь к опубликованным рассказам, ко­торые иллюстрируют собирание людей вместе, эффект от вза­имообменов для разоблачения недостойного или неуместного поведения или бесполезность поспешной интерпретации, то вы найдете материалы, опираясь на которые, вы сможете проверить поведение людей в такой группе, если являетесь ее членом.

Главная особенность, продемонстрированная спрашиваю­щим – это особенность человека, который хочет чего-то ('прогресса' или 'понимания, как идут дела'), не желая ве­сти активное наблюдение и усваивать опыт, имеющий место в группе и с группой. Если обратиться к традиционной термино­логии, хорошо знакомой людям всех культур (она используется в данном примере не как упрек, а как прием), то: у нас так много жадности, опережающей наши способности, так мно­го неудовлетворенности, обусловленной жадностью и ложными посылками, так много лени, что человек становится потенци­альной жертвой какого-нибудь эксплуататора, который может появиться и пообещать автоматический прогресс без усилий или правильного выравнивания.

Тому, кто стремится освободиться от моральных требований унаследованной им культуры, не нужно думать, что эти требо­вания не могут иметь такой функции, как упражнение. Ему надо учиться заново другим возможным функциям традиционных принципов, и он может сделать это путем более глубокого изуче­ния повествовательных и иллюстративных материалов и участвуя в самой предварительной групповой работе, занимаясь подобной деятельностью больше, а не меньше.

И, наконец, индивидуальный и внутригрупповой прогресс не всегда виден для всех участников по их желанию.

ОДЕРЖИМЫЙ МИРОМ

Сравните этот подход с подходом механистических религиозных людей, которые просто культивируют одержимость. Фаридуддин Аттар приводит историю о великой женщине суфии Рабийе. Она была больна. Один ученый пришел повидать ее, и сидя возле ее кровати, снова и снова доказывал порочность нашего мира.

Но Рабийя, которая могла видеть сквозь слова, сказала, что он, очевидно, очень любит этот мир. Люди говорят снова и сно­ва, неважно, в приятных или неприятных выражениях, о вещах, которые они любят. Основное здесь – это привязанность к чему-либо, положительная или отрицательная. «Если бы вы не были привязаны к этому миру, – напомнила Рабийя этому челове­ку, – вы бы ничего не говорили о нем: ни положительного, ни отрицательного».


Поспешность выводов

предположения могут встать между учащимся и тем, чему он мог бы научиться, если эти предвзятые мнения неверны или нефункциональны.

Предположения, что духовные пути должны принимать ту или иную форму, что следовать им должны люди того или иного типа, что ими должны обладать институты определенного типа, которые можно распознать, и т.д., – такие представления не только препятствуют учебе, но часто трансформируют ее в по­иски предвкушаемого развлечения и поэтому, если не внешне, то фактически, способствуют превращению ее в отрасль индустрии развлечений.

Восточные мудрецы, чтобы установить связь с людьми, так сказать, самыми отдаленными, отращивали бороды и носили тюрбаны; другие, чтобы особо подчеркнуть синдром поспеш­ности выводов, вели себя как помешанные; а иные, чтобы предупредить об опасности тех, кто был наиболее способен к учению, не делали никаких уступок их ожиданиям. Мошен­ники же и авантюристы, чтобы использовать в своих интересах эти расхожие предположения, всегда, не мешкая, подлаживались под них – говорили людям то, что те хотели услышать.

Если вы не можете подвергать сомнению свои предполо­жения, вы должны смело причислить себя к тем людям, среди которых, возможно, кто-то и прав, но большая часть обусловлена до фанатизма и непременно ошибается.

Возможно стоит поразмышлять о результатах наглядного опроса, который был недавно проведен среди более двухсот человек, привлеченных неким духовным учением. Им предло­жили ряд высказываний и литературных отрывков и спросили, какие из них подлинные, а какие нет. Свыше восьмидесяти пяти процентов опрошенных дали неверные ответы: они приняли поддельные документы и высказывания за подлинные.

Это указывает, по меньшей мере, на две вещи: (1) что, в большей части, эти люди были привлечены к этому учению отнюдь не благодаря способности распознать его законность; и (2) что, поскольку большинство из них отвергло настоящие материалы, продемонстрировав ошеломляюще высокую оценку фальшивого, приняв его за 'подлинное', весьма вероятно, что они в конце концов отвергнут учебные материалы и методики истинной школы.

Одно из наиболее распространенных предположений у лю­дей, лишь воображающих, каким должно быть настоящее обуче­ние, связано с 'посвящением'.

Повсюду в мире вы найдете людей страстно желающих и стремящихся посвящать других в духовные школы.

Однако, посвящение – обет верности учителю, как проце­дура, сохраняется до сих пор у суфиев, – происходит только «через несколько лет после принятия в дервишский орден». Так потому, что до тех пор, пока ученик не узнал достаточно и пока не научился кое-чему, он не может искренне принять на себя обязательство серьезно учиться. Уговаривать его взять на себя обязательство следовать пути, в то время как он еще не способен на это, – верный признак невежества или обмана.

ХРИСТИАНИН В МЕККЕ

С другой стороны, человек может быть готов учиться и по­нимать, хотя по меркам приверженцев внешнего, его считают совершенно непригодным. Великий Шибли однажды ясно пока­зал это, о чем рассказывается в следующей истории, содержащей несколько интересных особенностей.

Однажды Шибли объявил в Багдаде, что ему нужна тысяча дирхемов, на обувь для бедных, для паломничества в Мекку. Некий христианин предложил деньги с условием, что ему будет позволено сопровождать караван.

Шибли сказал ему, что только мусульмане могут совершать такое путешествие. Тогда христианин предложил себя в качестве вьючного животного, от которого не требуется клятвенного заверения в вере. Так они и отправились, с христианином 'в упряжке'. На каждой стоянке он очищал площадку для паломников.

Когда они прибыли к Великой Мечети, Шибли сказал христианину, что ему не разрешается входить в пределы Каабы. Христианин помолился о том, чтобы ему было дозволено войти. И тогда послышался голос, приглашающий христианина войти...

Поспешность выводов – это одно из самых больших пре­пятствий для учебы, но не для деятельности, которая заставляет людей воображать, что они проверили истинность чего-то или сделали открытия.

КАК УВЕЛИЧИТЬ СКОРОСТЬ

Однажды мулла Насреддин пришел на верфь. Увидев огонь, ко­торый по его предположениям никак не ассоциировался с морем, он спросил работника, для чего это.

«Мы варим смолу, – сказал тот, – и заделываем щели в днище корабля. От этого он движется быстрее».

Мулла пошел прямиком домой и развел костер. Затем он привязал своего осла и растопил в котле смолу. Как только он поднес дымящуюся смолу к животному, оно сорвалось с привязи и умчалось как ветер.

«Здорово работает», – заключил мулла Насреддин.


Четки и ряса

В: Откуда происходит убеждение, что 'святой человек', напри­мер, постоянно практикует аскетизм, что он обязательно одет в лохмотья, избегает всего, что может его осквернить и т. п.?

О: Ответить на этот вопрос проще простого. Если бы вы сфор­мулировали его иначе, то вероятно, смогли бы ответить сами. Для тех же, кто не может, отвечаю:

Это убеждение происходит от наблюдения начального аске­тизма и проч., практикуемых набожным человеком явно. Внеш­ние наблюдатели, поскольку у них нет информации ни о цели, ни о сути образа действий или о стадии развития такого чело­века, воображают, что это должно автоматически представлять неотъемлемое и неизменное поведение 'просветленного' (и тех случайных зрителей, кто в настроении подражать ему).

Это как если бы некий недалекий человек увидел железнодо­рожного сигнальщика, машущего руками во время подготовки, и вывел бы отсюда убеждение, что

* все железнодорожники всегда, или для того, чтобы стать специалистами, должны махать руками;

и

* если человек этого уровня делает такое, то и человек самого высокого уровня должен делать это же, и уж, наверное, от его действий благо удвоенное.

Неправильное наблюдение, поспешные предположения, ме­ханическое воспроизведение действий, основанное на неполных данных, в любой области человеческой деятельности или обуче­ния приводят к неудаче, а не к успеху. Если вы сомневаетесь в этом, то проверьте. Печать этого несет весьма много орга­низаций.

Поэтому, для того, чтобы исправить основные ошибки, мы должны быть способны понимать, что, возможно, они имеются. Когда же это достигнуто, то дальнейших ошибок и бесполезных процедур можно будет избежать.

Ученик должен быть подготовлен пробовать то, что ему предписано, вместо того, чтобы становиться потребителем эмо­циональных стимулов, воображая при этом что приобщается к духовному. На суфийском пути практика и проверка – реаль­ны. Когда же они опираются на внешность и фантазии – они ложные. Одна из таких проверок для тех, у кого развит вкус к абсурдному, – это принять и вести обычную жизнь.

БОГ УМЕР

Есть одна суфийская история, поведанная Аттаром, о том, как некий дервиш, одетый в черное, попросил разрешения войти в монастырь. Когда Ибн Кхафиф, умерший около тысячи лет тому назад, спросил, почему тот в трауре, дервиш ответил, что его «Бог умер». Люди выгоняли его сорок раз, пока не поняли, что его 'богом' – кому он поклонялся – было его вторичное 'я', обусловленная личность.

Когда Хуссейна ибн Мансура однажды спросили: «Кто такой суфий?», он ответил: «Тот, чья сущность едина».


Беспорядочные упражнения

В: Некоторые суфийские и другие группы выполняют частые и регулярные упражнения, 'танцы', и заняты всякого рода деятельностью, в которой принимает участие каждый. Почему вы говорите, что не следует делать то, что привело других в высокие духовные состояния?

О: Во-первых, заметьте, пожалуйста, что всегда есть множество людей, занятых автоматической деятельностью, и они всегда рады убедить других присоединиться к ним. Если вы знаете таковых и хотите присоединиться к ним, вы, вероятно, так и сделаете. В таком случае, вы можете сами проверить, лучший ли это способ чем-либо заниматься. Другими словами, почему вы здесь, если можете получить это в другом месте?

Во-вторых, предполагая, что вы здесь потому, что хотите сначала сравнить то, что говорим мы, с тем, что говорят другие, я могу лишь повторить – то, что в одно время подходит одному, необязательно подходит другому.

ЯЗЫК ПТИЦ

Есть история, где это передается аналогией. Когда-то один достойный человек молился о том, чтобы он мог понимать язык птиц. Однажды, тихо сидя под деревом, на котором было гнездо птиц, он осознал, что может улавливать смысл их щебетания. Одна птица рассказывала другой, что сын короля болен, а люди настолько глупы, что никто не знает, что его можно спасти, напоив лимонной водой. Этот человек немедленно направился во дворец, где узнал, что юный принц действительно болен, и его состояние безнадежно. Он прописал принцу лимонную воду, и тот выздоровел. Король приказал дать 'доктору' столько золота, сколько он захочет.

У этого достойного человека был друг, человек, на самом деле, весьма недостойный, которому он по секрету рассказал, как стал богатым. И недостойный тоже начал молиться, чтобы он тоже мог понимать язык птиц, ибо хотел стать богатым подобно своему другу. Эта способность развилась в нем. Как-то сидя под деревом и слушая птичьи разговоры, он услышал:

«Под этим деревом сидит недостойный человек, который желает знать наши тайны. Что ж, пусть узнает одну из них: сейчас сюда приближается прожорливый тигр, которого мы вызвали из джунглей, чтобы он его съел».

Недостойный человек вскочил, чтобы бежать, но был схвачен и съеден тигром.

Вы спрашиваете, почему не следует делать то, что привело других в высокие духовные состояния. Если бы некто был машиной, и если бы все люди и ситуации были подобны, если бы люди были заготовками из дерева: тогда, конечно, ему следовало бы пренебречь всем многообразием сопутствующих обстоятельств и применять упражнения произвольно...

Этот вопрос подразумевает, что все неизменно. Весьма веро­ятно, что размышление показало бы спрашивающему иное, если бы он всего лишь обратил вопрос так, чтобы использовать свои способности к размышлению. После обращения, вопрос стал бы таким:

«При каких обстоятельствах верно то, что не следует вы­полнять произвольно выбранные упражнения или что следует избегать механической имитации?»

Веской причиной не 'красть' упражнения и не применять их произвольно (что означает без знания и понимания их сути) является то, что это, в своей сфере, может иметь те же последствия, что и другие, более знакомые формы 'воровства'. Иногда оно – как в том примере, что я собираюсь привести – приносит с собой и наказание.

Вот аналогия, хотя и забавная с некоторой точки зрения (вам следует посмеяться над ней и поискать в ее наставлении до­полнительное измерение), она – хороший эквивалент того, что может случиться с людьми, которые заимствуют метафизические вещи, а потом удивляются тому, что же с ними произошло, или почему ничего не произошло.

ЧТО ЖЕ ОН УКРАЛ

Одна газета[35] сообщает, что некий взломщик украл чековую книжку и удостоверение личности у одного члена местного городского совета и затем использовал их в магазинах. В его намерения входило получить деньги и вещи. Что же он получил?

Его адвокат разъяснил это в суде. В каждом из девяти ма­газинов, которые он посетил, выдавая себя за члена городского совета, его забрасывали жалобами относительно коммунальных услуг. «В одном месте, для того, чтобы выбраться из магазина, ему пришлось даже оставить свой номер телефона даме – ад­министратору магазина, чтобы с ним могли связаться по поводу передачи дома».

Его признали виновным в подлоге и взломе, но несоот­ветствие между его ожиданиями и реальностью возникло из-за того, что он предположил, что, если он сделает определенные действия, случится то-то и то-то, однако невежество сгубило его.

Тому, кто знает о такого рода последствиях от упражнений, нет нужды задавать вопросы, подобные тому, что обсуждается здесь. Тому же, кто не знает, нельзя объяснить лучше, чем посредством подобной аллегории, взятой из самой жизни.

Мне нравится заголовок к этому случаю: «Вор, укравший бремя своей жертвы».

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.