СУМАСБРОДЫ И СВЯТЫЕ РЕЛИКВИИ 8 глава

Верроккьо и вправду пользовался благосклонностью у городского правящего клана. Из множества флорентийских мастеров именно ему доверили оформить надгробие для Козимо де Медичи.

Юноши, нагружавшие телегу, уже вошли внутрь и занялись делом, из чего стало ясно, что все они были учениками маэстро. Подобравшись и как следует выпрямившись, чтобы казаться выше – мой и без того немалый рост я искусно увеличивала на добрых четыре пальца за счет каблуков, – я решилась войти в переднюю.

В нос мне ударила смесь пыли и всевозможных едких запахов: пота, лаков и растворителей. Я оказалась в самой гуще удивительных и разнообразных занятий. Тут стучали молотки, звенел металл, шипела охлаждаемая водой раскаленная ковка, скрежетал по мрамору гравировальный резец. Как ни странно, людей слышно не было: работавшие здесь мальчики и юноши сосредоточились каждый на своем деле или молчали по привычке к послушанию. Один из младших учеников подметал широкой метлой пол, другой у верстака отмывал комплект разнокалиберных кистей. Мальчик постарше перетирал краски на большом шлифовальном круге. Стены боттеги были сплошь увешаны всякими инструментами, эскизами, карнавальными и посмертными масками. На вращающемся столе красовалась деревянная модель церкви.

Я заметила, как один подросток вынул яйцо из куриной кладки, устроенной в коробе под верстаком, и отдал его своему товарищу, приготовлявшему ярко‑синюю темперу. Тот разбил яйцо в миску с краской, продолжая ее перемешивать. Рядом с ними на скамеечке отрок прилаживал к палочке жесткие щетинки, собирая их в кисть, а его приятель покрывал слоем белой краски обширную деревянную панель.

Я всматривалась в лица, надеясь увидеть среди них Леонардо, но его тут не оказалось, да и мальчики, работавшие в передней, были гораздо младше моего сына – лет тринадцати, не больше. В этом возрасте Леонардо только‑только поступил к Верроккьо.

За неуловимой межой, отделявшей мастерскую от передней, я обнаружила учеников годом или двумя старше, судя по их занятиям уже набравшихся опыта. Один украшал сундук фигурой огнедышащего дракона, другой прилаживал золотой листок к венчику благоликой Мадонны, третий полировал пухлые щечки бронзового херувимчика, четвертый, стоя перед объемистым панно, накладывал пробные мазки на полученные с помощью картона контуры будущего масштабного полотна, в котором я различила очертания святых и ангелов. Леонардо, впрочем, среди них тоже не было.

В последней части боттеги располагались самые впечатляющие по художественному уровню изделия. Здесь мне предстала разнообразная скульптура – бронзовая, мраморная и деревянная, а также плоды труда золотильщиков и кузнецов. Я увидела портреты не известных мне дам и кавалеров, вполне безбедных, судя по тому, что не пожалели денег заказать собственное изображение знаменитому живописцу. За ткацким станком сидел юноша, переплетая блестящие нити в длинную полосу нарядной золотой парчи. Последним мне попался припорошенный каменной пылью подмастерье. Он вонзал резец в мраморную плиту, на которой пока нельзя было угадать ни сюжета, ни будущих персонажей. Я, конечно, слышала от других, что в мастерской изготавливают не только фрески и статуи, но и вообразить не могла, что ремесленное искусство настолько всеохватно и многолико.

Но где же мой Леонардо? И где его наставник, маэстро Верроккьо?

Я дошла до самого дальнего угла боттеги, и здесь до меня донесся мелодичный лютневый аккомпанемент, хотя пения слышно не было. Музыка влетала сквозь приоткрытую заднюю дверь – туда я и направилась. По пути мне попалась пустующая наковальня, рядом с которой заброшенно тлел огромный очаг. Выглянув за дверь, я от неожиданности испытала небольшое потрясение.

Сразу за дверью находилась оживленная, но вполне обычная рабочая площадка, зато другая половина дворика являла взору совершенно иной мир. Казалось, я перенеслась обратно в Винчи и взирала на одну из поросших лесом лощинок в его окрестностях. Посреди обнесенного высокими стенами сада раскинул ветвистую тень старый орех. Рядом с ним приютились другие деревья и кусты, а сами стены были густо увиты виноградными побегами. Нашелся здесь и крохотный островок «луга», заросшего травами и полевыми цветами. А в углу, у стыка стен, шумел настоящий водопад. Кристально чистая вода падала со скальных уступов и весело журчала внизу по камушкам узкого русла. Дополняли картину мох и папоротники!

Посреди этих буколических кущ, под сенью древесного исполина возлежали на траве несколько юношей с альбомами для эскизов. Между ними я заметила немолодого мужчину крупного сложения – он сидел на скамеечке, тоже с альбомом в руках. Перед всей группой располагался помост, от одного взгляда на который меня бросило в дрожь: на нем возвышалась отрубленная голова обросшего волосами гигантского бородача – или, по крайней мере, искусное подобие такой головы. Без слов было понятно, что это Голиаф.

Но где же Давид?

Сидевший на скамеечке человек воскликнул:

– За всю историю Флоренции так долго еще никто не хаживал отлить!

Юноши беззлобно засмеялись, и тут из‑за могучего ствола ореха вышел несказанно прекрасный отрок, окутанный тончайшим холстом. Он грациозно нагнулся и подобрал брошенный на траву деревянный меч, но, прежде чем он успел сбросить простыню и принять позу, занесши меч над головой Голиафа, я узнала в этом совершенном создании своего сына Леонардо.

Я стояла, пригвожденная к месту, словно мимолетно узрела греческое божество. Леонардо остался по‑мальчишески долговязым, но за годы нашей разлуки его мускулы успели налиться силой и отвердеть. Все в нем – и рост, и форма ног, и сложение чресл – до того напомнило его отца, что у меня невольно перехватило дыхание. Щеки, подбородок и весь овал лица, впрочем, еще юношески круглились, а волнистые, ниспадавшие на плечи золотисто‑каштановые волосы придавали ему сходство с ангелом.

«Сынок! – безмолвно воззвала я. – Леонардо!»

Я попятилась обратно за дверь, желая как следует собраться с мыслями, и застыла у выхода из мастерской наподобие одного из скульптурных изваяний маэстро Верроккьо. Я даже глаза закрыла и в уме подбирала слова, с которыми обращусь к группе под деревом, и при этом малодушно помышляла о побеге.

– Неужели вы намерены простоять весь день, не сходя с места? – Голос за спиной прозвучал так близко и так неожиданно, что я даже подпрыгнула. – О, извините, дружище…

Я обернулась и испытала третье за день приятное потрясение: передо мной стоял Лоренцо де Медичи. На его смуглом привлекательном лице бродила улыбка, которая при виде меня обернулась озадаченностью. Я‑то сразу узнала наследника, а сам он только‑только пытался припомнить, где мог видеть мое лицо. Я поняла, что он теряется в догадках, и слегка поклонилась с почтительным выражением. Он тоже поклонился мне, как равному.

– Катон, – представилась я. – Недавно из Сиены. На празднике вашего обручения…

– Теперь вспомнил! Вы тот юноша, который бросился под копыта моего коня.

Я улыбнулась его доброй шутке и осмелилась добавить:

– Вы поправили на мне шляпу.

– Кажется, она опять съехала набок, – лукаво покосившись на меня, произнес он.

Я тут же схватилась за свой головной убор.

– Я пошутил, – поспешно сказал Лоренцо.

Тут пришел мой черед рассмеяться.

– К кому вы пришли? – поинтересовался он.

Такого вопроса я не ожидала, но отвечать надо было незамедлительно и без запинки.

– Я… Цель моего визита двоякая. Я пришел заказать вывеску для своей лавки… Для лавки моего покровителя, – тут же исправилась я. – К тому же здесь мой племянник – тот, что позирует. – Я чуть сдвинулась в сторону, давая Лоренцо возможность увидеть сад. – Он еще не знает о моем переезде во Флоренцию. Своим приходом я хотел приятно удивить его.

– Так вы дядя Леонардо да Винчи? – переспросил Лоренцо, рассматривая меня в упор и немного бестактно.

– Со стороны матери, – поспешно пояснила я. – Вы с ним знакомы?

– С ним все знакомы, – заверил меня Лоренцо. – Маэстро его превозносит. – И, заметив, как я довольна его словами, спросил:

– А вы и не знали?

– Я знал, что он мальчишка небесталанный, – ответила я, неумело напуская на себя небрежность. – Но Леонардо привык скромничать…

– Кто, Леонардо? Скромничать? – Лоренцо расхохотался. – Вы, наверное, и вправду давно с ним не видались. Он какой угодно – блистательный, добросердечный, уравновешенный, почтительный к наставнику…

– Но только не скромный, – вставила я.

– И стесняться не станет, – подтвердил Лоренцо.

Я обернулась к подмастерьям, запечатлевавшим моего сына.

– Эти его качества тревожат маэстро? – спросила я, забыв на минуту, что разговариваю с одним из сильных мира сего.

– Не настолько, как его отца.

Хорошо, что в этот момент я отвела взгляд, иначе Лоренцо наверняка заметил бы мое смятение.

– Стало быть, вы знакомы с Пьеро да Винчи? – спросила я.

– Не сказать, чтобы знаком – просто слышал о нем от Верроккьо. – Повисло неловкое молчание, но Лоренцо тут же нашелся и кротко добавил:

– Кажется, он не слишком заботится о собственном сыне. Но ведь вы это и так знаете…

– Да, – подтвердила я, – мало заботится…

Неизвестно, слышал ли Лоренцо о незаконном происхождении Леонардо. Вполне возможно.

– А что за вывеска? – неожиданно поинтересовался Лоренцо.

– Какая вывеска?

– Для вашей лавки. То есть вашего покровителя.

– Для аптеки, – посмотрев ему прямо в лицо, решительно сказала я.

– Аптеки?! Значит, вы с племянником однажды окажетесь членами одной гильдии!

Я кивнула. И верно: целители и аптекари входили в одно цеховое братство с ремесленниками.

– А вас что привело сюда сегодня? – неожиданно осмелев, спросила я.

– Хочу уговорить приятеля Сандро навестить одну даму. – Он подмигнул мне с ухмылкой и предложил:

– Ну так что? Пойдем к друзьям и родственникам?

– После вас, – предложила я и уступила ему дорогу.

Мы вдвоем миновали рабочую площадку и сразу направились в зеленый садик. Юноша, бренчавший на лютне, первым заметил нас. Он тут же вскочил и разулыбался. Я заметила, какие у него выразительные глаза, словно две темные миндалины на продолговатом лице.

– Боттичелли! – завопил Лоренцо.

До меня вдруг дошло, что это, должно быть, и есть прославленный живописец Алессандро Боттичелли. Они сердечно обнялись, затем Лоренцо поклонился Верроккьо:

– Выглядите молодцом, маэстро!

Тот самый немолодой крепыш с утомленным лицом, на котором выделялись чересчур полные, слишком чувственные губы, привстал было со скамеечки, но Лоренцо остановил его:

– Не беспокойтесь, Андреа.

Верроккьо снова сел, откровенно сияя от оказанного ему уважения. Ученики повскакали с мест, а Леонардо торопливо обмотался простыней. Все кинулись выражать свое почтение знатному флорентийцу, почти принцу крови. Затем я заметила, что Леонардо смотрит на меня разинув рот, не задумываясь, что его выражение столь же неприкрыто, как и тело.

– Это аптекарь Катон, – объявил Лоренцо. – Он новичок во Флоренции.

Парадокс вышел довольно забавный: Лоренцо де Медичи вводил меня, безвестную сельчанку, переодетую мужчиной, в благородный круг своих друзей.

– Ты что, не признал своего дядюшку? – обернулся Лоренцо к Леонардо. – Он говорит, что вы уже давненько не виделись.

– Дядюшка Катон, – бормотал Леонардо, двинувшись ко мне и по пути неловко обвязываясь простыней.

Я обняла его. За время нашего расставания он сильно вытянулся – я почувствовала, какими сильными и жилистыми стали его руки.

– Я хотел удивить тебя, – произнесла я нарочито ровным голосом, хотя от знакомого милого запаха сына у меня кружилась голова.

– Удивил так удивил, дядюшка, – абсолютно невозмутимо ответил Леонардо.

Тем не менее, едва его сильные пальцы вцепились в мою руку, я ощутила, как неистово затрепетали в нем его сокровенные струны. Под понимающим взглядом величайших живописцев Флоренции любовь и радостное облегчение нахлынули на нас, подобно беззвучному теплому приливу.

– Принеси вина нашим гостям, Гвидо, – велел Верроккьо одному из подмастерьев.

Тот мигом встал и удалился.

– Где же находится ваша аптека? – обратился ко мне маэстро.

– На улице Риккарди. Квартал неплохой. Я сейчас занимаюсь восстановлением дома. Наставник порадуется, когда увидит его.

– Еще сильнее он порадуется, что не пришлось ничего самому восстанавливать, – хохотнул Верроккьо.

– Я хотел заказать в вашей мастерской красивую вывеску, – добавила я, обеспокоенная тем, что выгляжу чересчур чопорно посреди этой веселящейся компании.

Верроккьо обернулся к Леонардо, который снова сбросил простыню, чтобы его товарищи могли закончить набросок. Меня вторично поразил вид его тела – совершенство и изящество сложения, всех движений и общая его неотразимость.

– Не возьмешься ли ты написать вывеску для аптеки своего дядюшки, а, Леонардо?

Тот расплылся в улыбке.

– Умница, – заметил мне Верроккьо и еще тише прибавил:

– Он гений. Взгляните на этот сад – его замысел. Сам разработал, сам воплотил.

Я кивала, внешне спокойная, но изнутри меня просто распирало от гордости.

– Леонардо заявил мне, что жизнь ему не мила вдали от родных мест, – продолжал маэстро. – Мы ведь работаем здесь без выходных… – Он кинул взгляд на Лоренцо и Боттичелли, дружески болтавших в сторонке, и возвысил голос, чтобы все услышали:

– Праздники не в счет, а они, к счастью для нас всех, случаются теперь гораздо чаще с тех пор, как календарь Флоренции устанавливает Лоренцо!

Медичи улыбнулся, пододвинул скамейку поближе к Верроккьо и дружески прислонился к его плечу. Я отметила, что маэстро, пожалуй, самый непривлекательный из всех собравшихся. В его облике мне виделось нечто свиноподобное.

– Хотел обсудить с вами еще один будущий фестиваль, – сообщил ему Лоренцо.

– Еще один фестиваль… Какова же его тема? Что‑нибудь религиозное?

Все кисло усмехнулись, словно избитой шутке. Лоренцо метнул заговорщицкий взгляд на Боттичелли.

– Времена года и стихии, – предложил он.

Я постаралась ничем не выдать своего изумления. Я слышала и раньше, что Флоренция – самый мирской из всех городов западного мира, но замысел Лоренцо отдавал откровенным язычеством.

– Здесь есть простор для воображения, – вымолвил Верроккьо, которому явно пришлась по душе идея праздника.

Гвидо вернулся с вином, которое тут же пустили по кругу. Боттичелли, Верроккьо и Лоренцо принялись шептаться в сторонке, обсуждая увеселения новой феерии.

Я улучила минутку и подошла к Леонардо. Все это время он беззастенчиво взирал на меня, очевидно недоумевая, как могло случиться, что его мать оказалась в подобном собрании. Я сама дивилась этому ничуть не меньше. Садик был слишком мал, а чужих ушей слишком много, поэтому мы вынуждены были на месте изобретать секретный пароль для нашего общения. Как бы там ни было, а Леонардо и я с малых лет прошли хорошую выучку в школе хитроумия.

– Как поживает твоя сестра? – многозначительно спросил он.

– Я заезжал в Винчи на пути из Рима, – улыбнулась я в ответ. – Твоя мать хорошо поживает. Можно сказать, припеваючи. Передает тебе сердечный привет, а также просила напомнить, чтобы ты не забывал мыть уши как следует.

– Мамочке обязательно надо и тут придраться, – скривил гримасу Леонардо.

Мне захотелось прыснуть со смеху, но я сдержалась.

– Расскажи, как там мой дед. И как наш садик?

– Дед говорит, что растениям теперь очень недостает твоей заботы.

Тогда Леонардо с видом крайней неотложности и незаметно от всех отвел меня в сторонку, к водопаду в углу садика.

– Маэстро Верроккьо по доброте своей потворствовал моим пасторальным фантазиям, – нарочито громко произнес он.

Из‑за близости к воде наши голоса разносились дальше, чем нам того хотелось бы. Я во всеуслышание и вполне искренне восхитилась трудом, вложенным Леонардо в водопад и ручей, и заверила его, что они ничем не отличаются от нерукотворных произведений самой Природы. Затем мы продвинулись дальше, к лужайке, которую он сам засадил дикими травами. Там мы присели на корточки и заговорили почти шепотом, так чтобы никто не смог подслушать нас.

– Не могу поверить, что это ты и что ты здесь, – весь ликуя, признался Леонардо. – Ты всегда была отчаянной, мамочка, но на этот раз ты превзошла саму себя.

– Я просто погибала без тебя, сынок, а умирать мне, кажется, пока рановато.

– Кто этот твой покровитель? У которого ты в учениках и для кого готовишь аптеку?

– Его зовут Умберто… Это плод моего воображения. К сожалению, примерно через год он должен скончаться и оставить мне все, что имеет.

Леонардо рассмеялся. Его улыбка была словно отблеск нетленной красоты, неудивительно, что Верроккьо избрал его в качестве модели.

– Скажи мне, сынок, – в волнении прошептала я, – скажи честно: кто‑нибудь из твоих друзей заподозрил… что я женщина?

Он ответил не сразу, и это еще больше обеспокоило меня.

– Мне, конечно же, сложно оценивать объективно, – неторопливо и вдумчиво заговорил Леонардо, – но думаю, раз Флоренция сейчас ни с кем не воюет, то и мужеподобность здесь не в чести. Уважением пользуются мужчины деликатные, утонченные, образованные, а миловидные юноши, – он поколебался, – становятся их любовниками. – Он всмотрелся в мое лицо, изучая его, словно художник будущую модель. – Думаю, ты вполне можешь сойти за молодого человека. Попрактикуйся еще понижать голос.

– Хорошо.

– Мне надо бы как‑нибудь заняться твоими каблуками. Их надо тщательнее скрывать.

– Когда ты сможешь навестить меня?

– Маэстро же сказал: мы работаем без выходных. Но моя мудрая мамочка отыскала прекрасный предлог для моего визита. – Заметив мое удивление, он добавил:

– Вывеску для аптеки!

Тут я не выдержала и улыбнулась.

– Вот чудеса: у тебя во Флоренции свой дом!

– Помнишь дедушкиного покровителя Поджо?

Леонардо покачал головой.

– Когда останемся наедине, я расскажу тебе эту историю во всех подробностях.

Мы заметили, что все столпились вокруг Лоренцо и Боттичелли. Те, оказывается, собрались уходить.

– Мне тоже пора, – сказала я сыну. Мы поднялись. – Мне хочется тебя поцеловать, и я так и сделаю, – призналась я, не желая бороться с чувствами.

– Мамочка, – взмолился Леонардо, – раз уж ты мой любящий дядюшка, просто дружески хлопни меня по плечу.

Я послушно дала ему тычок и распрощалась, вытребовав у него обещание придумать и нарисовать мне подходящую вывеску. Затем я покинула дворик вслед за Лоренцо де Медичи и Сандро Боттичелли. Эти двое никак не могли протиснуться в заднюю дверь, поскольку пытались выйти обнявшись, и при этом подтрунивали друг над другом.

– Изволь же, Лоренцо, – давал наследнику дорогу Боттичелли, согнувшись в чрезмерно низком и претенциозном поклоне и превращая жест почтения в его издевательское подобие.

– Нет, уж ты сам изволь, Сандро! – готов был перещеголять приятеля цветистыми манерами Лоренцо.

Наконец они заметили меня.

– Не обращайте на нас внимания, – сказал Сандро. – Мы выросли под одним кровом. Встретились братишки‑шалунишки. Мы иногда ведем себя, как два несмышленыша.

Про себя я удивилась: Боттичелли вырос во дворце Медичи? Мы все трое двинулись по центральному проходу боттеги, восхищенно озирая вместилище творческого вдохновения.

– Андреа – художник‑прогрессист, – рассказывал Боттичелли. – Он первым во Флоренции начал экспериментировать с фламандской техникой. Краски в ней смешивают не с водой, а с маслом – мне и самому стало интересно. – Он замолчал, потом прибавил:

– Леонардо ждет блестящее будущее, если, конечно, он отучится делать множество дел одновременно. Его мысли рассеиваются.

– Так было всегда, – заметила я.

– Соглашусь с Сандро, – вставил Лоренцо. – Я тоже предрекаю ему славу. Вы и ваша сестра еще будете гордиться им.

– Мне хотелось бы, если это возможно, – начала я, стараясь не выказать волнения, – сохранить известие о моем приезде во Флоренцию втайне от отца Леонардо.

Боттичелли с Лоренцо переглянулись.

– Это совсем нетрудно, – успокоил меня Боттичелли. – Никто здесь не питает особой приязни к Пьеро да Винчи, а Леонардо, напротив, общий любимчик, хотя он и внебрачный.

– Может, как раз потому, что внебрачный, – предположил Лоренцо. – Маэстро и сам незаконнорожденный. Таких, как Пьеро, снедает ложная гордыня. Они забывают о том, что именитейшие итальянские вельможи – и даже сам Папа Римский – одинаково любят и воспитывают всех своих детей, независимо от того, были они женаты на их матерях или нет.

– Тут совсем другое дело, – вмешался Боттичелли. – Пьеро да Винчи – нотариус, а по законам их гильдии внебрачный ребенок не может наследовать профессию отца.

– Значит, провидение не случайно одарило Леонардо, – возразил Лоренцо. – Теперь ему не придется рядиться в чужие одежды.

При его словах у меня дважды екнуло сердце: «чужие одежды» напомнили мне о собственном притворстве, а комплимент наследника Медичи моему сыну просто сразил.

– Благодарю вас обоих за то признание, которое вы оказываете моему… племяннику, – запнулась я, едва не сболтнув: «сыну».

– Приятно было познакомиться, – стал прощаться Лоренцо. – Надеюсь, мы с Сандро сможем как‑нибудь наведаться в ваше новое заведение. Обожаю аптеки. Обоняние не жалует мой сломанный нос, но в аптечных лавках я еще способен кое‑что унюхать.

– Значит, вам стоит прийти поскорее, пока моя аптека еще не открыта для посетителей. Я смогу вам все в ней показать, и толпы клиентов нам не помешают. У нас будет время для беседы…

– А вы любите беседовать? – лукаво улыбнувшись, осведомился Боттичелли.

Наверное, я покраснела, но ответила:

– Да, очень люблю.

– Значит, вы попали в круг единомышленников, – ослепил меня неподражаемой улыбкой Лоренцо. – Помимо верховой езды, организации празднеств и любовных дел с хорошенькими женщинами беседа для нас – наиважнейшая в мире вещь.

– Что, если мы придем завтра? – предложил Боттичелли.

– Завтра годится, – согласилась я, не веря, что условилась с ними о встрече.

Они пошли по улице своим путем, а я двинулась обратно, едва замечая, куда и как иду. От всего увиденного и услышанного за день, от всех невероятных встреч, оттого, что я снова смогла обнять Леонардо, в моей голове царила сплошная сумятица.

«Чума возьми этого Пьеро! – с досадой подумала я вдруг. – Он и теперь не удосужился побеспокоиться о единственном сыне!» Мне вспомнилось его бахвальство по поводу «ценного знакомства» с Андреа Верроккьо, благодаря чему, дескать, и удалось пристроить Леонардо к маэстро в ученики. Ха‑ха! Благодарить надо исключительно талант нашего сына! Верроккьо сам признал, что он – гений.

Но я не стала слишком усердно предаваться неприятным воспоминаниям: папенька не раз говаривал, что от них печень спекается в собственной желчи, нутро гниет, а сердце чернеет и рассыпается в прах. Поэтому я изгнала Пьеро из своих мыслей.

Я была счастлива, что наконец‑то свиделась с Леонардо, довольным жизнью и оцененным по достоинству, и в равной степени была взволнована предвкушением неизбежного грядущего визита. А Лоренцо де Медичи и Сандро Боттичелли, хотя я их едва знала, судя по всему, были людьми слова.

Дома я сразу же принялась за уборку: необходимо было к их приходу вынести весь оставшийся от ремонта хлам. Однако меня снедало беспокойство. Приготовить ли скамеечки и стулья и принять гостей внизу, в лавке, или все же пригласить двух друзей наверх, в гостиную? Они не назвали мне точного времени посещения, и я гадала, стоит ли кормить их обедом или подать более скромное угощение? Однако теперь я была молодым мужчиной, к тому же не настолько богатым, чтобы нанять домоправительницу или кухарку. Значит, я не могла подать к столу ничего излишне роскошного или изысканного, иначе это вызвало бы у моих гостей подозрения. С другой стороны, пригласив к себе этих великолепных персон, я не должна была осрамиться перед ними из‑за дурной стряпни.

В конце концов я сделала выбор в пользу простой, но заведомо вкусной еды – обычного вина «Санджовезе»,[10]мягчайшего белого козьего сыра, свежего хлебного каравая и запеканки, которую научила меня готовить тетя Магдалена. Это блюдо из греческих оливок, красного винограда, оливкового масла и бальзамического уксуса, слегка приправленное тимьяном, папенька предпочитал всем остальным, и моим гостям оно тоже наверняка пришлось бы по вкусу.

Я подмела в лавке пол, пошуровала метлой наверху в углах, чтобы выжить оттуда оставшихся пауков, и открыла банки с самыми душистыми травами. Их густые ароматы, смешиваясь, должны были наполнить собой помещение и потрафить обонянию наследника – любителя аптек. Одновременно я решила ограничить гостевое пространство первым этажом, мои суматошные приготовления, таким образом, распространились только на лавку и кладовую.

Вечером я приняла ванну. Прохладная вода приятно освежала мою разгоряченную кожу, я лежала на спине, вытянувшись во весь рост, и при свете свечи рассматривала свое тело. Из‑за вынужденного голодания я была по‑прежнему худа, как тростинка, но груди, освобожденные от перевязи, в воде снова округлились и слегка набухли. Тяжелые работы в огороде и легкие – по хозяйству сделали мои руки сильными, а пальцы – ловкими. Ноги, хотя и стройные, сохранили мягкую округлость форм, сквозь рябь на воде темнел меж бедер треугольник, скрывавший женские органы.

Что ж, мое тело сослужило мне хорошую службу как женщине – теперь пусть послужит мне как мужчине.

«Если уж я намерена и дальше спокойно жить во Флоренции, – подумалось мне, – надо научиться чувствовать себя мужчиной».

Папенька наставлял меня, дескать, эликсир из бычьих семенников снабдит меня недостающими мужскими чертами – маленькой грудью, более низким голосом и даже, возможно, оволосением на лице. Однако для получения нужного количества яичек и приготовления экстракта пришлось бы умертвить целые стада ни в чем не повинных животных, поэтому подобная возможность свелась практически к нулю. Приходилось вместо этого рассчитывать на обман чувств и на свои доселе скрытые способности к подражательству. Что до женских чувственных желаний, о них я давным‑давно позабыла, так что себя саму одурачить мне ничего не стоило.

Волновалась я на этот счет только из‑за Леонардо. Сегодняшняя встреча с ним вызвала прилив непрошеной материнской нежности, размягчила огрубевшие чувства, и мои стиснутые повязкой груди в мгновение ока налились, как в прежние времена, когда я подносила свое дитя к соску.

«Ладно, – решила я, – если потеря женственности и есть та цена, которую я плачу за возвращение ко мне Леонардо, то я ничуть не прогадала. Я уже ощутила безграничную свободу житья в мужском обличье: хожу, куда хочу, говорю, с кем хочу и как хочу. Во всяком случае, пути назад нет, и Катериной мне больше не бывать. Ей остается только умереть».

Я вдохнула как можно глубже, задержала дыхание и погрузилась в ванну с головой. Совершая над собой язычески‑вольнодумный крестильный обряд собственного изобретения, я исторгла из себя прежнюю женщину, вытолкнула ее наружу через кожные поры. Мои легкие готовы были вот‑вот взорваться, и, вынырнув наконец из воды, я яростно выдохнула последнее напоминание о Катерине де Эрнесто да Винчи, а мой громкий вдох был первым криком новорожденного Катона‑аптекаря.

Так началась моя совершенно иная жизнь.

ГЛАВА 10

На следующее утро, освеженная и наново стянутая перевязью, я спустилась в лавку. Знакомый восхитительный аромат защекотал мне нос, и я улыбнулась при мысли, что скоро вся моя одежда впитает в себя целебные растительные запахи шалфея, солодки и лаванды – подлинный бальзам для чувств, души и тела.

Я сдернула ткань, которой временно завешивала витрину, и в аптеку хлынул яркий солнечный свет. Я еще раз огляделась – помещение ласкало взгляд нежной зеленью стен, сиянием беломраморного прилавка и приглушенными оттенками сухих трав, пучками разложенных на полках. Здесь было немного просторнее, чем в папенькиной лавке, а высокие потолки придавали аптеке торжественный, почти величественный вид.

Я вынула из‑под прилавка привезенную из Винчи шкатулочку. В ней хранился еще один папенькин подарок – бронзовый колокольчик, который следовало подвесить над входом в лавку. Я не собиралась в ожидании гостей сидеть сложа руки, понимая, что так только больше распалю разыгравшееся не на шутку волнение, поэтому отправилась в кладовую за молотком, гвоздями и скамеечкой.

Вернувшись в лавку, я застала там Лоренцо де Медичи. Он стоял посреди аптеки, смежив веки и с удовольствием вдыхая ароматы, которыми я сама только что наслаждалась. Его наряд – коричневая туника из тонкой шерсти без каких‑либо украшений и плоская черная шляпа, едва заметная на длинных темных волосах, – был предельно прост и лишен всякой вычурности. Я ничуть не удивилась, что некоронованный флорентийский принц даже в нашей скромной округе шествовал по улицам, не привлекая ничьего внимания. Он пришел один – Сандро Боттичелли с ним я не увидела.

Лоренцо открыл глаза и заметил меня на пороге со скамейкой наперевес. Вероятно, его развеселило то, что я сама себе преградила путь, потому что он от души рассмеялся прежним чудным смехом, и его крепкие белые зубы сверкнули белизной на фоне глянцевито‑оливкового лица.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: