Русская сказка как надёжный исторический источник

Начнём с того, что приведём ряд цитат признанных исследователей славянской общности. Академик Б.А. Рыбаков в своей работе «Язычество древних славян» говорит: «Скрупулезная точность Геродота подтверждается значительным по широте и хронологической глубине славянским этнографическим материалом» [1472]. Сопоставляя данные исторической и археологической наук с этнографическими данными, мы сможем получить достоверную исторически и развёрнутую фактологически картину бытия славянского этноса в те времена, о которых других источников не имеется или они крайне малочисленны.

Раскрывая этот посыл, Е.М. Мелетинский по поводу соотношения мифа и героического эпоса утверждает: «При переходе мифа к героическому эпосу на первый план выходят отношения племен и архаических государств, как правило, исторически существовавших» [1474, с. 269]. А это уже путь не только к отдельным исторически-мифологическим фактам или деталям народной жизни. Это уже есть широкая дорога, которой мы можем дойти, анализируя и сопоставляя указанные данные, до самой сути становления цивилизации Земли, до очагов её зарождения, до векторов развития и распространения, до выявления внутренних цивилизационных противоречий. До – ясной и однозначной исторической картины.

Однако понятно, что задача сама по себе крайне сложна. Поскольку необходимо не только транспонировать миф в повествовательную историческую плоскость, но и выявить точки соприкосновения этого мифа с материальной культурой, то есть подтвердить сказку былью. Поэтому академик Б.А. Рыбаков относительно этого подытоживает: «Без соотнесения фольклористической схемы (поневоле лишенной точной хронологии) с археологической периодизацией, дающей не только этапы развития культуры, но и точную датировку этих этапов, решить вопросы истории фольклорных жанров, на мой взгляд, невозможно» [1472].

И именно поэтому эта часть книги посвящена детальному рассмотрению русского сказочного материала. В его тесном контакте с археологическими и историческими данными, поскольку

«проникнуть в праславянскую идеологию, в сложный комплекс религиозно-мифологических и этико-общественных представлений невозможно без детального разбора и посильной хронологической систематизации обильного сказочного материала. Анализ богатырской волшебной сказки в настоящее время облегчен превосходным обзором H.В. Новикова, приведшего в систему всё многообразие сказок и исправившего ряд серьезных недочетов В.Я. Проппа [1473; возражения В.Я. Проппу приведены на с. 134, 135, 177, 179, 184, 185]. Автор, проделавший огромный труд по классификации сказочных сюжетов и их сочетаний, не имел возможности и не ставил своей целью определение истоков сказки, о чём он и предупредил читателей: «Проблема генезиса сказки и ее ранних форм остается за пределами настоящего исследования» [1473, с. 5].

Исходной точкой анализа для нас должен быть тот сказочный Змей, борьба с которым составляет главное содержание всех богатырских сказок. Сюжет «Победитель Змея» фольклористы рассматривают как «подвижной эпизод», вовлекаемый в связь с другими по мере надобности. В русском материале он входит в сочетание более чем с 20 сюжетами» [1473, с. 24; 1475].

Кого в русских сказках олицетворяет Змей?

Начиная разбор русских сказок со Змея, мы сразу же заострим наше внимание на самом главном его «качестве» – змей в русских сказках является извечным олицетворением южного врага славян. Он видится в качестве единого, целого существа, но о многих головах. Таковыми славянам представлялись кочевники – монолитная движущаяся масса. Но со многими мелкими отрядами, которые издалека можно было принять за многочисленные змеиные головы, выставленные вперёд на длинных шеях. Иерофанты Египта и Вавилона именовали себя «Сынами Змия-Бога» и «Сынами Дракона» и кельты – «Я Змий, я Друид» [1507].

«Со змеем славяне воевали издревле. В качестве укреплений против него славяне-трипольцы построили Змиевы валы – укреплённые земляные сооружения» [1472].

Змиевы валы

Очень часто отправной или конечной точкой протяжённых Змиевых валов являются Киев и его окрестности. Если начинали орать (древнерусское – пахать) на Змие где-то в стороне от Киева, то в большинстве случаев допахивали до Днепра:

«…начали орать ним [змеем] аж до Днiпpа протягли борозну ним» [1476, с. 199]. «Дооравши до Днiпpа, вона [змея] влiзла в воду й почала пити…»; кузнецы «об'ïхали нею [запряженной змеей] вертаючи борозну плугом, усю краïну кругом» [1476, с. 200]. «Коло Киïва таку канаву проорали, що и досi е великий-превеликий piв». «Проорали piвнy борозну аж вiд Чернiгiвськой губ. та пpямо до Днiпpа. Як доорали до Днiпpа, змiй дуже втомився и хотiв пити…» [1476, с. 202].

В ряде пересказов легенды пахота на Змие оканчивается у моря.

Мотивация необходимости пропахивания борозды-вала в сказках дана такая: когда славянский бог – покровитель священного огня, кузнечного дела и домашнего очага – Сварог схватил Змея клещами за язык, то Змей предложил: «будем мириться: пусть будет вашего света половина, а половина – нашего… переделимся». На что получил следующий ответ: «…лучше переорать свет, чтобы ты не перелезал на нашу сторону брать людей – бери только своих» [1477, с. 200].

Понимая под змием враждебные племена кочевников, мы отчётливо видим за мифологической вспашкой стремление двух враждующих народов (совокупностей народов – славянских с одной стороны и неславянских с другой) каким-либо способом разделиться между собой, дабы как-то закрепить и те, и другие владения. Очевидно, стремление славян было основано на защите своих возделываемых и обжитых территорий. Стремление змия, очевидно, складывалось из его же поражений, которыми в большинстве своём оканчивались кочевнические набеги на славянские земли.

Очевидно, также, что змиевы валы – это ничто иное, как заградительные укрепления, реально существовавшие и дошедшие до нас в довольно хорошо сохранившемся виде. Это уже само по себе доказывает историческую обоснованность данной конкретной совокупности славянских мифов.

Датировка Змиевых валов

Особое значение приобретает датировка времени возникновения первичной формы змееборческого мифа. Данные для датировки содержатся как в основных элементах самого мифа, так и в географии распространения его наиболее лаконичных, не осложнённых сказочной пестротой вариантов.

«Кузнец-змееборец – это первый кузнец, выковавший первый плуг (иногда научивший земледелию). Он, несомненно, близок к Сварогу или даже тождествен с ним, так как подчеркнутая летописцем функция Сварога – охранителя брака целиком перенесена в восточнославянском фольклоре на Кузьмодемьяна» [1472].

Кузьмодемьян – позднейший иудохристианский плагиат-псевдоним древнего славянского (языческого) бога Сварога.

Рыбаков Б.А. полагает, что первые кузнецы появились у праславян в чернолесское время, то есть в 10 – 8 веках до н.э. Около этого времени появились и первые плуги.

«Если, вспоминая Сварога, говорить о возникновении моногамной семьи, то для праславян (судя по небольшим жилищам Пустынки) процесс ее вычленения начался еще до появления кузнецов, в бронзовом веке. Все сходится на том, что сложение мифа о демиурге Свароге должно быть отнесено к тому исключительно важному времени, когда произошло открытие железа, т.е. ко времени чернолесской археологической культуры в Среднем Поднепровье.

На основании археологических данных можно даже говорить о приурочении мифа к ранней стадии чернолесской культуры, так как ни в одном из вариантов кузьмодемьянской легенды герои-змееборцы не превращаются в воинов, всадников. Они появляются в легенде как первопахари или кователи первого плуга и завершают свои героические дела как чудесные пахари, выворачивающие глыбы и пропахивающие вал, тянущийся «хто зна куда», «аж до Днiпра». И побеждают они Змея не мечом, не «вострым копьем», а своим кузнечным инструментом – клещами, правда (судя по легенде о Свароге) упавшими с небес. А в археологическом материале 8 века до н.э. уже часты находки мечей, псалий (признак воина-всадника) и встречаются воинские погребения всадников с богатым уздечным набором и оружием (копье, стрелы). Эти первые конные воины еще не отразились в первичных кузьмодемьянских легендах краткого вида, и появляются они лишь в богатырских сказках, оттесняя там архаичных кузнецов на второй план» [1472].

Чернолесская культура – это археологическая культура предскифских (необходимое пояснение: славянам чернолесской культуры «всем им в совокупности есть имя – сколоты, по имени их царя. Скифами же их называли эллины» [1489, IV-6]) земледельческих племён Среднего Поднепровья. Охватывает сосредоточие городищ: городище в Чёрном лесу в верховьях р. Ингулец, Субботовское городище в бассейне р. Тясмина – важный центр бронзолитейного ремесла и др. Чернолесская культура распространилась в 10 – 8 веках до н.э. из лесостепи между Днестром и Днепром в бассейне р. Ворсклы. Происходит от протославянской белогрудовской культуры бронзового века [1478] – 11 – 8 веков до н.э. – лесостепной части Правобережной Украины [1479, 1480]. Протославяне, являясь потомками земледельческих племён шнуровой керамики культуры, ещё на рубеже 3-го – 2-го тыс. до н.э. расселились из Северного Причерноморья и Прикарпатья по Центральной, Северной и Восточной Европе. В последующее время славяне были представлены несколькими, генетически связанными между собой археологическими культурами: тшинецкой культурой 3-й четверти 2-го тыс. до н.э. (между Вислой и средним Днепром), лужицкой культурой 13 – 4 вв. до н.э. и поморской культурой 6 – 2 вв. до н.э. (на территории современной Польши) [1472].

Таким образом, по крайней мере, с 3-го тыс. до н.э. по начало н.э. славяне доминировали на указанных территориях. И если нанести на карту пункты, из которых собиратели кузьмодемьянских легенд В.В. Гиппиус и В.П. Петров получили свою информацию, то

«…можно увидеть овал, вытянутый в широтном направлении; Днепр пересекает его наискось. Крайними пунктами будут (по часовой стрелке): Киев – Прилуки – Новомиргород – Полтава – Глинск – Днепропетровск – Златополь – Миргород – Житомир – Киев. Сюда входят и «змиевы валы» Правобережья, изученные В.Б. Антоновичем, и система валов Левобережья, бегло обозначенная В.Г. Ляскоронским» [1472].

Мы достоверно знаем, что в чернолесское время у славянских земледельческих племён Среднего Поднепровья возникают превосходно укрепленные городища, и «только учащающимися походами киммерийских отрядов на север можно объяснить появление на второй ступени чернолесской культуры, приблизительно в 11 в. до н.э., целой системы городищ» [1481, с. 214]. Линия пограничных крепостей 11 – 8 вв. до н.э. шла на границе лесостепи и степи по Тясмину. Главной крепостью было Чернолесское городище. Также грандиозным являлось Бельское городище (геродотовский Гелон) с периметром валов свыше 30 км. От этого городища отходит вал, называемый, как и валы самого городища, «змиевым» [1482, с. 174, 178 – 179].

«Вполне возможно, что при начале работ, когда нужно было обозначить на местности направление будущего вала, прибегали к пропахиванию длинной борозды, которая служила ориентиром при земляных работах по насыпке вала. Отсюда уже один шаг до фольклорного образа змея, вынужденного пропахивать борозду-вал. Если создавалась такая ситуация, что славяне применяли при постройке своих первых укреплений пленных киммерийцев или хотя бы отбитый у них рабочий скот, то фольклорный образ приобретает вполне ощутимый реальный каркас» [1472].

Исходя из выше сказанного, вполне обоснованно Рыбаков Б.А. делает свой вывод: «происходило все это на территории чернолесской культуры 11 – 7 вв. до н.э., т.е. в Среднем Поднепровье, на правом берегу от Волыни до Киева и от Днестра до Тясмина, а на левом – по Ворскле и Суле. Богатырём был Сварог, представлявшийся книжникам 7 в. н.э. и богом, и земным царём, связанным с небом: при нём с неба падают кузнечные клещи, а его сын – «бого-царь» Солнце (Дажьбог)» [1472].

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: