Батарея социально-психологических методик, необходимых для создания социально-психологического портрета реально функционирующей контактной группы 44 глава

383

поведенческую стратегию индивида практически в любом контактном сообществе.

На основе анализа поведенческих стратегий, избираемых испытуемыми, участвовавшими в многочисленных экспериментах, построенных на играх с ненулевой суммой, таких как «Дилемма заключенного» и «Дальнобойщики», Мак-Клинток и Либранд пришли к выводу о том, что «индивиды, как правило, демонстрируют одну из трех ценностных ориентаций, или стратегий во взаимодействии с другими людьми.

Сотрудничающие индивиды заинтересованы в максимизации совместных вознаграждений, получаемых обоими, собой и партнером.

Соперничающие индивиды ориентированы на максимизацию своих собственных выигрышей в сравнении с выигрышами партнера. Они стремятся превзойти своего партнера.

Индивидуалисты ориентированы на максимизацию своих собственных выигрышей, не заботясь о выигрышах или проигрышах партнера»¹.

Понятно, что если гипотеза о трех типах ценностных ориентаций, связанных с социальным взаимодействием, и верна, то как собственно личностные ценностные ориентации, так и связанные с ними поведенческие стратегии подвержены влиянию группы. При этом в группах низкого уровня развития будут наиболее часто и отчетливо проявляться доминантные поведенческие стратегии, обусловленные индивидуальными ценностными ориентациями членов, в то время как в группах высокого уровня развития на первый план в этом отношении выходят именно групповые ценности и нормы.

С точки зрения социально-психологической практики, ценностные ориентации каждой конкретной группы представляют бесспорный интерес в собственно содержательном плане, прежде всего, для определения просоциальной либо асоциальной направленности данного сообщества. И все же наиболее значима проблема групповых ценностных ориентаций именно при определении уровня развития группы и, в частности, такого его показателя, как уровень групповой сплоченности.

Впервые мысль о возможности использования показателя сходства ценностных ориентаций членов сообщества для оценки уровня групповой сплоченности сформулировал Т. Ньюком. Он выдвинул новую идею, «...а именно идею необходимости возникновения сходных ориентаций членов группы по отношению к каким-то значимым для них ценностям». При этом, как отмечает Г. М. Андреева, «несомненная продуктивность этой идеи, к сожалению, оказалась девальвированной, поскольку дальнейшее ее развитие попало в жесткую схему теории поля. Развитие сходных ориентаций, т. е. достижение согласия, мыслилось как снятие напряжения в поле действия индивидов, причем снятие это осуществляется на основе определенных эмоциональных реакций индивидов»².

Следующий принципиальный шаг в изучении ценностно-ориентационного единства как показателя уровня групповой сплоченности и социально-психологической зрелости группы связан с концепцией деятельностного опосредования А. В. Петровского. По мнению Г. М. Андреевой, «существенным моментом при этом выступает то обстоятельство, что развитие сплоченности осуществляется не за счет развития лишь коммуникативной практики (как, скажем, это было у Ньюкома), но на основе совместной деятельности. Кроме того, единство группы, выраженное в единстве ценностных ориентаций членов группы, но и как воплощение

384

этого сходства в практических действиях членов группы. При такой интерпретации сплоченности обязателен третий шаг в анализе, т. е. переход от установления единства ценностных ориентаций к еще более высокому уровню единства — единства целей групповой деятельности как выражения сплоченности»¹.

Практический социальный психолог при решении вопроса об уровне социально-психологического развития конкретной группы или организации должен помнить, что степень межличностной сплоченности является одним из определяющих показателей того, с каким типом общности он имеет дело.

Центрация [от лат. centrum — центр круга] — эффект, впервые зафиксированный в рамках исследования зрительных иллюзий гештальт-психологами (В. Келлер, М. Вертгеймер и др.), в содержательно психологическом плане выражающийся в склонности дифференцированно фиксировать, а затем и оценивать в принципе равнозначные элементы воспринимаемой «картинки», когда «поле восприятия как бы расширяется в зоне «фокуса внимания» при одновременном сжатии и некотором искажении периферийной части поля» (Е. Н. Емельянов). В социально-психологическом плане эффект центрации многократно экспериментально зафиксирован применительно к проблематике межличностных отношений, когда он проявляется в реальном искажении целостного видения партнера по взаимодействию и общению, когда стереотипы межличностного восприятия приобретают консервативный и во многом деструктивный характер, становясь серьезным препятствием на пути адекватного восприятия партнера, а, следовательно, и выстраивания продуктивных стратегии и тактики сотрудничества с ним. В целом ряде конкретных исследований наглядно показано, что нередко эффект центрации в группах закрытого типа, отличающихся жестко фиксированной стратификационной структурой неформальной власти, приобретает, если говорить о личностном различении, форму эффекта «нисходящей слепоты» (М. Ю. Кондратьев). В этом случае высокостатусные члены группы попросту неспособны различать личностные особенности нижестоящих, используя при их идентификации лишь качества «окончательной оценки», качества «окончательного вывода» — факт их статусно-ролевой принадлежности к нижестоящему интрагрупповому слою. Конечно, данная форма искажения межличностного восприятия не может оцениваться иначе, как крайняя. В то же время в условиях, не сопряженных с экстремальными обстоятельствами, эффект центрации фиксируется также достаточно часто. Так, например, Ж. Пиаже, помимо проявления центрации в области восприятия, указывал на факт наличия этого эффекта в интеллектуальной сфере, связывая его с проявлениями личностного эгоцентризма и социальных стереотипов религиозного, национального и политического характера. Эффект центрации в современной социальной психологии и психологии развития не принято рассматривать вне контекста того механизма, который способен купировать «центрационный» негатив, стирать остроту эгоцентричных проявлений личности. В частности, и сам Ж. Пиаже, и его последователи в рамках концепции генетической эпистемологии расценивают децентрацию в качестве ключевого механизма, позволяющего в ряде случаев нормализовать процесс личностного развития и в эмоциональном, и в интеллектуальном, и в социальном планах. При этом источником, питающим механизм децентрации, является, прежде всего, непосредственное взаимодействие и общение с референтным окружением, развитие способности не только различать, но и учитывать позиции и мнения других людей, появление готовности к

385

осмысленной корректировке изначально принятой точки зрения. В определенном смысле эта характеристика коррелирует с личностной толерантностью. Следует специально отметить, что в течение онтогенеза способность к децентрации, как правило, меняется, нарастая от детства к зрелости и несколько снижаясь к старости.

Надо сказать, что проблема центрации — децентрации является одной из важнейших в практической социальной психологии не только в силу обусловленности тяготения личности к тому или иному полюсу данной дихотомии особенностями референтного окружения и межличностного взаимодействия конкретного индивида, но также и тем, что процесс развития любой группы можно представить как процесс децентрации группового сознания, которое эволюционирует от жесткой фиксации на определенных фигурах в логике «черно-белого» оценочного видения (либо «идеальный» неформальный лидер, либо «никчемный», а в крайних случаях даже «отвратительный» член группы), к восприятию как группы, так и каждого ее члена в отдельности в качестве сложного и разнообразного целого, каждая составная часть которого имеет определенную ценность.

В этой связи работу социального психолога по созданию команды совершенно правомерно представить как выстраивание (в рамках тренинга и иных мероприятий) последовательности ситуаций, запускающих механизм децентрации группового сознания. Понятно, что это возможно только при условии децентрации индивидуального сознания членов сообщества.

В последние годы особое внимание проблеме центрации уделяют социальные психологи — практики, специализирующиеся в области организационной психологии и психологии менеджмента. Это связано, в первую очередь, с тем, что именно центрация в определенных сферах бизнеса, методах управления, организационных целях и т. п. повышает ригидность ментальных моделей менеджеров и организаций, превращая их в тормоз организационного развития и препятствие инновациям.

Одним из наиболее отчетливых негативных проявлений эффекта центрации в организационном контексте является «выпадение» в процессе стратегического планирования из поля зрения менеджмента периферии бизнес-среды. Между тем, как считают многие ведущие специалисты в области организационного развития и бизнес-консультирования, именно на периферии той или иной отрасли сосредоточены источники новых экономических возможностей и, одновременно, потенциальных угроз для «зрелых» организаций. Как отмечают Р. Фостер и С. Каплан, «там, на периферии возникают новые компании, стремящиеся выявить нереализованные запросы потребителей и извлечь выгоду из открывающихся возможностей, новых технологий и новых способов организации бизнеса. ... Периферию можно представить как край водоворота созидательного разрушения, вызванного в простейшем случае конкуренцией между новыми коммерческими предприятиями и вступившими в период зрелости. В этом водовороте “атакующие” компании, занятые поиском нереализованных или неизвестных потребительских запаросов либо освоением новых или имеющих потенциальное значение возможностей, занимают периферию, в то время как “обороняющиеся” размещаются в центре, сосредоточившись на эволюционных изменениях своего бизнеса»¹.

При этом, как считают Р. Фостер и С. Каплан, «большинству корпораций многое известно о состоянии периферии и о ее возможной эволюции. Сотрудники корпораций могли бы с успехом воспользоваться этими знаниями, если бы их “извлекали на свет”. Однако подобные знания редко пытаются приобрести и еще реже

386

ими пользуются.... Тиски культурных традиций непреднамеренно препятствуют приложению интеллектуального потенциала компании для решения актуальных проблем созидательного разрушения»¹. При этом, несмотря на то, что Р. Фостер и С. Каплан вполне обоснованно говорят о «тормозе культурных традиций», своего рода социально-психологическим «приводным механизмом» этого «тормоза» в данном контексте выступает именно эффект центрации и, более того, «нисходящей слепоты», поскольку совершенно аналогично тому, как высокостатусные члены закрытых сообществ оценивают нижестоящих исключительно по факту их статусно-ролевой принадлежности, топ-менеджеры крупных корпораций оценивают периферийные компании (если они вообще попадают в их поле зрения) по какому-то одному (как правило, связанному с текущими финансовыми показателями) формальному признаку, совершенно игнорируя такие «индивидуальные» особенности, как бизнес-стратегии, особенности корпоративного управления, уникальность торгового предложения и т. п. «низкостатусных» субъектов, действующих на рынке.

Именно центрация на производстве свермощных вычислительных машин — мейнфреймов, не позволившая оценить периферийные тенденции рынка, связанные с производством персональных компьютеров, в сочетании с «нисходящей слепотой» в отношении «мелких выскочек», таких как Dell, Apple и им подобных, поставила в конце 80-х гг. прошлого века компанию IBM на грань банкротства.

Вполне понятно, что создание условий для децентрации копроративного видения бизнес-среды и происходящих в ней процессов, а также самой компании, является одной из важных задач социального психолога в сфере организационного консультирования.

В этой связи особый интерес представляют идеи Р. Фостера и С. Каплан, связанные с реструктуризацией процесса стратегического планирования в организации. С их точки зрения, «цель реконструкции процесса стратегического планирования заключается в раскрытии интеллектупльного потенциала организации, чтобы она могла идентифицировать и принять необходимые меры для решения проблем созидательного разрушения»². При этом основным средством достижения данной цели является задействование потенциала дивергентного мышления, что само по себе предполагает децентрацию, поскольку основной отличительной особенностью дивергентного мышления является кардинальный отказ от оценки тех или иных фактов, людей, событий в логике «важное» — «менее важное» — «неважное» по какому-либо формальному признаку. Индивиды, обладающие ярко выраженной способностью к дивергентному мышлению, как правило, исходят из того, что, на первый взгляд, несущественные аспекты общей картины могут оказаться первостепенно значимыми при более детальном анализе. На основе результатов целого ряда исследований Р. Фостер и С. Каплан пришли к выводу о том, что для задействования потенциала дивергентного мышления с целью реструктуризации процесса стратегического планирования в организации необходимо обеспечить соблюдение следующих пяти условий: правильный подбор людей (при этом главным критерием отбора должна являться именно способность к дивергентному мышлению, а не какой-либо формальный признак, например, занимаемая должность); выделение необходимого времени на оценку имеющейся информации и поиск решения; постановка высоких целей; выделение необходимых ресурсов в сочетании с гибкостью и определением сроков завершения работы; поддержка высшего руководства.

387

Говоря о подборе людей, с отчетливо выраженной способностью к дивергентному мышлению, Р. Фостер и С. Каплан отмечают, что «этих людей отличают энергичность и целеустремленность к высоким целям. Это страстные люди с сильной внутренней мотивацией, люди умные, со сложной душевной организацией, комфортно чувствующие себя в условиях неопределенности и риска. Одна из характерных особенностей человека с дивергентным мышлением — его толерантность... к нечеткости и неопределенности. ... Благоприятная среда для людей с дивергентным мышлением включает: диалог, сложные проблемы, обмен мнениями, а также новых людей, новые инструменты и возможность получения нового опыта»¹. Из данного описания совершенно очевидно, что центрация в принципе не свойственна людям с дивергентным мышлением, а присутствие таких людей практически в любой группе само по себе может послужить «толчком», запускающим механизм децентрации у других членов сообщества.

Необходимость выделение достаточно длительного времени на разработку и принятие решения связана с тем, что «...продолжительность процесса дивергентного мышления до получения значимого результата непредсказуема... Непредсказуемость обусловлена сложностью проблемы, необходимостью разобраться, какие ресурсы есть в наличии и как их объединить в ходе интеграционного процесса. Часто необходимым элементом этого процесса является “отложенное недоверие”, предупреждающее его преждевременное прекращение или посягательство на существующие концепции и подходы. “Отложенное недоверие” — это возможность временно принять к рассмотрению, казалось бы, лишенные смысла данные и наблюдения. “Отложенное недоверие” помогает убедиться, что шанс иными глазами взглянуть на происходящее реализован в максимальной степени. Эта способность совершенно нехарактерна для производственной организации и в то же время основная для инновационной»². «Отложенное недоверие» (как обязательное «правило игры») и выделение необходимого времени в целом являются действенным и достаточно универсальным средством децентрации хотя бы уже потому, что стремление отдельных индивидов и групп «сосредоточиться на главном», «выхватить» из общей картины отдельные составляющие, кажущиеся приоритетными, часто напрямую обусловлено давлением временных ограничений при принятии того или иного решения.

Необходимость постановки масштабных и амбициозных целей обусловлена тем, что «люди с дивергентным мышлением ищут для решения сложные, имеющие большое значение вопросы или теряют к ним интерес»³. Рассматривая это условие непосредственно в контексте проблемы центрации — децентрации, необходимо отметить, что именно наличие масштабных задач, не имеющих очевидного решения, побуждает большинстово людей, в том числе и не обладающих явной способностью к дивергентному мышлению, к более широкому взгляду на вещи, поиску дополнительной информации и ресурсов — т. е. опять-таки запускает механизм децентрации.

Выделение необходимых ресурсов в сочетании с гибкостью (особенно в том, что касается административного контроля) и определением сроков завершения работы обусловлено потребностью индивидов с дивергентным мышлением «...работать в таких условиях, когда у них есть возможность обращаться к любым альтернативным ресурсам, данным, информации и средствам ее обработки, необходимым для работы. Они не нуждаются в строгом контроле своей деятельности.

388

Соблюдение планов и жесткого распорядка дня — для них всегда проблема. Они стремятся к свободе, хотят искать интересных людей и работать с ними. Им не нравится работать в изоляции или в условиях ограниченного доступа к ресурсам при дефиците общения с нужными им людьми. Им нравится открывать для себя что-то новое. Но им ... необходимо устанавливать сроки завершения работы»¹. Повышение открытости сообщества в сочетании с обеспеченностью ресурсами также является универсальным средством децентрации. В пользу этого говорит тот факт, что как неоднократно зафиксировано во многих исследованиях, эффект центрации применительно к сфере межличностных отношений максимально проявляется, в том числе и в такой крайней форме как «нисходящая слепота» в типичных закрытых сообществах с отчетливо ограниченной ресурсной базой.

Значимость и необходимость поддержки высшего руководства организации применительно к проблеме реструктуризации процесса стратегического планирования самоочевидна. Однако и в гораздо более широком социально-психологическом контексте, поддержка лицами, обладающими высоким официальным статусом, открытости, поленезависимости, плюрализма способствует децентрации как индивидуального, так и коллективного видения той или иной проблемы.

Таким образом, выделенные Р. Фостер и С. Каплан пять условий «задействования» потенциала дивергентного мышления компании могут быть легко адаптированы для купирования «центрационного» негатива в самом широком социальном контексте.

Это тем более важно, что практический социальный психолог, работая с конкретной группой, должен располагать детальной информацией о склонности отдельных членов группы к центрации и использовать эти знания, проектируя свои психолого-коррекционные мероприятия так, чтобы «центрированные личности» оказывались в ситуациях, «запускающих» механизм их децентрации.

Черты личности — стабильные устойчивые характеристики личности, практически неизменно и при этом отчетливо проявляющиеся на поведенческом уровне вне зависимости от меняющихся внешних обстоятельств жизнедеятельности субъекта. Как правило, исследователи черт личности выделяют три основные и при этом обязательные их свойства — «обязательными свойствами черт личности являются степень выраженности их у разных людей, трансситуативность (черты личности индивида проявляются в любых ситуациях) и потенциальная измеримость (черты личности доступны измерению с помощью специально разработанных опросников и тестов)» (А. М. Эткинд). Следует отметить, что, конечно, третье свойство вряд ли может рассматриваться как рядоположенное двум первым, по сути дела, только и являющимся собственно содержательными и касающимся психологической природы черт личности. В данном же случае речь идет скорее об оценке уровня проработки указанной проблематики, а не о том, что действительно составляет психологическую реальность. Понятно, что с развитием экспериментальной психологии набор личностных черт будет расширяться в связи с успехами в сфере создания эффективного методического инструментария, позволяющего диагностировать наличие и измерять уровень выраженности черт личности. В этом плане можно с полной уверенностью прогнозировать принципиальное увеличение списка черт личности, отвечающих условию «третьего свойства», по А. М. Эткинду. Но уже и на сегодняшний день нелегко составить хотя бы приблизительный набор черт личности, который отвечает всем трем критериям их определения: экстернальность — интернальность, нейротизм, тревожность,

389

агрессивность, экстравертированность — интравертированность, ригидность, импульсивность и т. д., и т. п. Особо следует обговорить, что ни в коей мере не умаляя значения для понимания специфики личностной поведенческой активности того или иного субъекта конкретный набор его личностных черт, не стоит преувеличивать их значимость как некоего важного показателя, если целью является прогноз характера индивидуальных действий индивида. Во-первых, черты личности характеризуют лишь самый общий контур возможных личностных проявлений. Во-вторых, конкретные поведенческие особенности и формы личностных проявлений, обусловленных наличием тех или иных черт личности, по-разному реализуются в группах разного уровня социально-психологического развития. При этом вообще попытки подойти к пониманию личности с позиций «коллекционерского», своего рода «каталогизаторского» подхода, как показывает история психологической науки, практически всегда приводят к провалу (например, теория «черт лидерства»).

В 40-е гг. прошлого века, пытаясь систематизировать «лидерские черты», К. Бэрд и Р. Стогдилл выделили более 80-ти таких черт. Однако проблема заключалась даже не в их количестве и разнообразии. Как отмечает Г. М. Андреева, «...если посмотреть на разброс этих черт у разных авторов, то ни одна из них не занимала прочного места в перечнях: 65% названных черт были вообще упомянуты лишь однажды, 16—20% — дважды, 4—5% — трижды и лишь 5% черт были названы четыре раза»¹. Однако необходимо заметить, что провал теории «черт лидерства» во многом был обусловлен не вполне адекватными методами исследований, сводившимися, по сути дела, к достаточно произвольному составлению списков лидерских черт лицами, считавшимися экспертами в данной области. Не случайно критиками данного подхода «было высказано даже мнение о том, что предлагаемые наборы черт в большей мере отражают либо черты экспериментатора, а не лидера, либо представления экспериментатора (свойственная ему так называемая “имплицитная теория лидерства”) о некоем идеальном лидере»².

Пытаясь найти более объективные подходы к изучению устойчивых личностных характеристик, основоположник теории личностных черт Г. Олпорт широко использовал метод контент-анализа. Материалом послужили письма пожилой женщины Дженни Мастерсон (301 письмо), написанные в течение последних 11 лет ее жизни и адресованные молодой супружеской паре. Как пишет Л. Хьелл и Д. Зиглер, «Олпорт попросил 39 экспертов прочесть последовательно письма Дженни и затем охарактеризовать ее центральные диспозиции. ... Для описания Дженни эксперты использовали 198 названий черт личности. Многие из них оказались синонимичными, так что Олпорт свел этот список до восьми главных черт, которые, как он полагал, наилучшим образом характеризовали личность Дженни». В перечень этих восьми черт вошли следующие: вздорно-подозрительная; эгоистичная; независимо-самостоятельная; театрально-эксцентричная; эстетико-художественная; агрессивная; болезненно циничная; сентиментальная. Для более углубленного исследования Г. Олпортом и его учеником А. Болдуином была разработана модификация контент-анализа, получившая название индивидуального структурного анализа. Используя этот метод, А. Болдуин «...дал инструкцию ассистентам подсчитывать количество раз, когда какие-то конкретные темы и вопросы (например, деньги, искусство, женщины, природа) появлялись в каждом из писем, чтобы установить соотношения между группирующимися вместе категориями. Исследование Болдуина

390

подтвердило, что личность Дженни описана довольно точно при помощи центральных личностных черт, выявленных Олпортом при предварительном анализе»¹.

Значительно позже, в 1966 г. другой последователь Г. Олпорта — Дж. Пейдж, осуществил анализ «писем Дженни» с помощью стандартизированных процедур. Для этого «он использовал компьютерную программу, специально разработанную для выделения определенных прилагательных, встречающихся в письмах во взаимосвязи друг с другом. Например, некоторые обороты, используемые Дженни для выражения агрессии, враждебности, сопротивления, попали под одну категорию со смысловым значением “нападение”. Программа осуществила также частотный анализ для выделенных категорийных слов со всеми другими словами в письмах. На основе подобной компьютеризированной оценки документа было получено восемь в высшей степени устойчивых факторов — черт личности, описывающих именно Дженни. Эти черты, выявленные при факторном анализе, оказались совершенно сходными со списком Олпорта. ... Олпорт интерпретировал сходство этих двух списков (полученных по двум различным типам анализа) как показатель достоверности его субъективных впечатлений о структуре личности Дженни»².

Работы Г. Олпорта и его последователей все же оставили совершенно открытым, пожалуй, наиболее существенный с практической точки зрения вопрос, а именно — о наличии универсальных личностных черт, присущих всем или во всяком случае большинству людей и позволяющих в зависимости от степени их выраженности в структуре личности того или иного индивида проводить сравнительные исследования и делать прогностические выводы. На решение этой проблемы были направлены усилия многих психологов и среди них Р. Кеттела и Г. Айзенка.

В своих исследованиях Р. Кеттел пытался выявить взаимосвязь трех типов переменных: зафиксированных реальных фактов из жизни индивида (L — данных), таких как оценки успеваемости в школе, динамика профессиональной карьеры, оценки коллег по работе, результаты внешнего наблюдения за поведением в реальной жизни и т. п.; результатов, полученных в ходе заполнения различных опросников, по сути дела, самоотчетов (Q — данные) и данных объективных тестов, т. е. таких, которые, как предполагается, исключают возможность сознательного влияния испытуемого на конечный результат (Т — данные). Примером данных последнего типа могут служить результаты, полученные в ходе любого социально-психологического эксперимента, истинные цели которого в соответствии с «законами жанра» не только не сообщаются испытуемым до его завершения, но и сознательно маскируются соответствующей легендой, акцентирующей внимание на псевдоцелях.

Как известно, основным средством, позволяющим свести огромный массив данных, полученных на многотысячных выборках испытуемых, к универсальным чертам (факторам) Р. Кеттел считал факторный анализ: «Первоначально Кеттел подвергал факторному анализу только L — данные. Он обнаружил 15 факторов, которые, как представлялось, наилучшим образом объясняли индивидуальность человека. Затем он вместе с коллегами попытался определить, будут ли подобные факторы получены на основе Q — данных. Были разработаны буквально тысячи пунктов опросника, которые предлагались для заполнения очень большому количеству людей, после чего данные были подвергнуты факторизации с целью выявления совпадающих пунктов. Результатом этих колоссальных исследовательских усилий явился “16 PF” (известный в нашей стране как “Шестнадцатифакторный личностный опросник Р. Кеттела” —

391

В. И., М. К.)... В целом, факторы, обнаруженные с помощью Q — данных, совпадали с факторами, выявленными с использованием L — данных; только некоторые из них оказались единственными в своем роде для обоих видов данных»¹.

С точки зрения социальной психологии особый интерес представляют собой попытки Р. Кеттела выявить степень влияния на формирование черт личности генетических и средовых факторов. Для этого он использовал статистический метод известный как многофакторный дисперсионный анализ (в англоязычном оригинале — Multiple Abstract Variance Analysis (MAVA)). Исследовательская программа, осуществленная Р. Кеттелом и его сотрудниками, включала сбор и анализ данных о проявлениях сходства и различий у четырех категорий испытуемых: между однояйцевыми близнецами, выросшими и воспитывавшимися в одной семье; между однояйцевыми близнецами, воспитывавшимися в разных семьях; между родными братьями и сестрами, выросшими и воспитывавшимися в одной семье; между родными братьями и сестрами, выросшими в разных семьях. В результате анализа полученных данных с помощью многофакторного дисперсионного анализа было установлено, что «...значение генетических и средовых влияний существенно меняется от черты к черте. Например, данные указывают на то, что около 65—70% вариаций в оценках интеллекта и уверенности в себе можно приписать влиянию генетических факторов, в то время как генетическое воздействие на такие черты, как самосознание и нейротизм, окажется, по всей вероятности, наполовину меньше. В целом, по оценке Кеттела, около двух третей характеристик личности определяется влияниями окружающей среды и одна треть — наследственностью»². Дальнейшие исследования этой проблемы, проведенные как психологами, так и специалистами в области генетики, в частности, Дж. Лоэлином, в целом подтвердили выводы Р. Кеттела.

Еще более важными с практической точки зрения представляются проведенные Р. Кеттелом исследования взаимосвязи черт личности индивида и особенностей групп его членства. По мнению Р. Кеттела, «посредством черт личности можно описать не только отдельных людей, но еще и социальные группы, членами которых они являются. Диапазон черт, с помощью которых могут быть объективно охарактеризованы группы, называется синтальностью (syntality). Используя факторный анализ, Кеттел изучал синтальность различных религиозных, учебных и профессиональных групп. Он исследовал также группу черт, составляющих синтальность целых наций. Основные черты, идентифицирующие синтальность стран, включают величину ее территории, моральное состояние, достаток и степень индустриализации». Как считают Л. Хьелл и Д. Зиглер, «ни один другой персонолог не сделал столько, сколько Кеттел в направлении детального описания черт, характеризующих общество в целом, а также изучения влияния этих черт на поведение человека»³.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: