|
Ректор Ленинградской духовной академии 3 глава
Надо сказать, что батюшка арестовывался дважды. После первого освобождения он работал завхозом, но был арестован снова и отправлен в лагерь. На столь тяжкое испытание батюшка никогда не роптал, он даже называл лагерь приобретением, духовной академией.
Освободившись, Василий Каменский вернулся в город на Неве. В 1956 г. он был рукоположен во иерея митрополитом Григорием (Чуковым), после чего служил на приходах Всеволожска, пос. Динамо, в Свято-Троицком соборе Александро-Невской Лавры. Последним местом его служения была Димитриевская церковь в Ко-ломягах.
Отцу Владимиру Каменскому немало пришлось претерпеть не только от местных уполномоченных, но также, увы, и от своих собратьев. В архиве Санкт-Петербургской епархии хранятся «служебные записки» — доносы на отца Владимира настоятелей некоторых храмов, где ему пришлось служить. Везде присутствует формулировка: «оппозиционно относится к власти». Да, это была оппозиция, но не такая, которая мерещилась «служителям советского
Прекрасен лик страданьями очищенной души. Протоиерей Владимир Каменский— весть через года / Авторы-сост. Л. И.Ильюнина, М. Б. Данилушкина. СПб., 2007. С. 48.
строя». Это была оппозиция духовная, оппозиция человека, ведущего битву с духовным же врагом*.
Настоятель Свято-Троицкого Всеволожского храма протоиерей Николай в донесении митрополиту Питириму (май 1960 г.) требовал, что все проповеди отца Владимира цензурировались, но батюшка, часто вдохновленный во время богослужения, экспромтом начинал проповедовать. Настоятель строго выговаривал ему за это, обвиняя в «отсутствии духовной скромности». О. Владимира много раз вызывали для объяснений в епархиальное управление, преследовали, запрещали принимать народ. В конце концов, митрополит Питирим в мае 1960 г. сделал ему предписание: «Вам запрещается исполнение треб в домах верующих, особенно на периферии». Также предписывалось «реже служить литургии и ни в коему случае не произносить проповеди, которые требуют большого нервного напряжения » * *.
В сентябре 1966 г. митрополит Никодим назначил о. Владимира духовником Ленинградской епархии и Духовной академии. Владыка, познакомившись поближе с батюшкой, понял, что именно он может оказать благотворное влияние на подрастающее поколение студентов академии: «Мы преподаем теорию, а Вы будете воспитывать духовность», — сказал ему митрополит. Он просил о. Владимира переехать жить в академию: «Что Ваши старушки — оставьте их, они на коленках приползут в Царство Небесное. Здесь должна быть Ваша келья, куда будут приходить будущие священники, чтобы получать от Вас духовные наставления. От того, как мы воспитаем завтрашних пастырей зависит спасение России». Но батюшка не смог оставить свою многочисленную паству и, начав служение в академии, продолжал служение и на приходе***.
Духовником Академии о. Василий пробыл около двух лет; последние два года своей жизни он тяжело болел. Вплоть до самой его кончины за болящим самоотверженно ухаживала его прихо-Анна Ивановна Трусова, несколько лет сама проведшая в ГУЛАГе...
Митрополит Никодим пытался причастить о. Владимира в больнице, но не был допущен медсестрой в палату: «Молбны служить здесь не будете!». А в последний день жизни батюшки митрополит благословил архимандрита Иринарха ехать в больницу со
* Там же. С. 90-91. ** Там же. С. 113. *** Там же. С. 117.
Святыми Дарами, но за 20 минут до его прихода батюшка скончался.
Уже о кончине о. Владимира, владыка Никодим позвонил из Москвы: «Не отпевайте! Я вылетаю на самолете, сам буду отпевать!» И, несмотря на то, что у него был сердечный приступ, митрополит все же прилетел на отпевание. Дрожащим голосом он совершил чин отпевания, очевидно было, что уход о. Владимира он воспринимал как личную потерю.
Духовным чадам, принесшим деньги с просьбой отправить поминовение об отце Владимире на Афон, владыка сказал: «Деньги подайте в церковь. О батюшке будут молиться и на Афоне, и в Иерусалиме. Я об этом позабочусь».
В начале 1970-х годов духовником ЛДАиС был протоиерей Константин Быстриевский, бывший клирик кладбищенского храма Смоленской иконы Божией Матери. Как и о. Василий Каменский, прот. Константин Быстриевский отбыл срок в ГУЛАГе. С 1967 г. о. Константин руководил богослужебной практикой учащихся, а с 1973 г., по благословению митрополита Никодима, был духовником Ленинградской митрополии и ЛДАиС. Несмотря на годы, проведенные в заключении, о. Константин дожил до преклонного возраста и скончался в 1979 г., на 91-м г. жизни.
После кончины о. Константина должность духовника академии занимали «вольнонаемные» и, казалось, скорбная страница с именами репрессированных исповедников окончательно перевернута. А в 1991 г. была перевернута последняя страница «советского периода» в истории России. Но опухоль ГУЛАГа была слишком велика, и ее метастазы давали себя знать еще долгие годы. В 1990-е годы духовником академии был архимандрит Кирилл (Начис), отсидевший десять лет в лагерях за участие в деятельности Псковской миссии на оккупированной территории. Он ушел за штат лишь в 2004 г., после чего пребывал на покое в Ново-Девичьем монастыре (Московский пр., д. 100).
Расконвоированный профессор
Священником Псковской миссии был и профессор-протоиерей Ливерий Воронов, священник «Псковской миссии» (десять лет ла-
Там же. С. 167. Там же. С. 169.
герей в Норильске). До войны он успел закончить химфак Технологического института; в лагере работал по специальности: химическая очистка питьевой воды для лагерного «контингента».
В ожидании этапа о. Ливерий сидел в ленинградской пересыльной тюрьме. Она располагалась близ берега реки Монастырки в мрачном здании из темно-красного кирпича. Ее зарешеченные оконца смотрели на лаврский парк и на полуразрушенное здание бывшей Санкт-Петербургской духовной семинарии. В годы Великой Отечественной войны там размещался госпиталь, во время вражеского налета в правое крыло попала авиабомба. В 1946 г., когда о. Ливерий «мотал срок», в правом крыле бывшей семинарии началось возрождение двух духовных школ: и семинарии, и академии.
Вернувшись из лагеря, о. Ливерий поступил в ЛДА. Блестяще закончил ее и приступил к чтению лекций. Многое изменилось к тому времени. Неподалеку от транзитной тюрьмы разместилось объединение ЦКТИ им. Ползунова—«ракетная шарага», числящаяся за «средней Машей» (Министерство среднего машиностроения). Между ЛДАиС и зданием бывшей СПбДА возвели большое здание психиатрической лечебницы. И более 30 лет «расконвоированный» профессор-протоиерей ходил пешочком через лаврский парк в академию; он читал нам курс догматики.
В 1946 г. епархии вернули только половину здания дореволюционной семинарии — ту, что пострадала от взрыва авиабомбы: «На тебе, убоже, что нам негоже». Что же касается академической библиотеки, то она была реквизирована в 1920-х годов, и книги были переданы в фонд Государственной публичной библиотеки им. Салтыкова-Щедрина (ныне — Российская национальная библиотека). В 1946 г. возрожденной академии были возвращены из фондов ГПБ только дубли, а рукописное собрание так и осталось в фондах Публички. И о. Ливерий часто работал там с книгами, на которых стояли дореволюционные штампы СПбДА.
... После мостика через Монастырку от людского потока налево отделяются родственники с передачами для больных, «сидящих на голосах». А преподаватели и студенты ЛДАиС, спешащие на лекции, движутся по парку в потоке технарей-ракетчиков. Вот и развилка, где стая бездомных собак умильно взирает на «кормильцев» в ожидании подачки. Нам налево, в академию. Оборонщикам — направо, еще раз через мостик,— к своим «изделиям». А вечером, когда о. Ливерий возвращался домой через парк, все так же злове-
ще светились зарешеченные оконца «транзитки»... Позднее здесь устроили тюремную «больничку».
А в начале 1990-х годов «награда нашла героя». Отца Ливерия пригласили на заседание ученого совета Технологического института, который он окончил еще до войны. И узнику ГУЛАГа вручили диплом почетного профессора «Техноложки».
Вспоминает протоиерей Борис Безменов. В 1977 г., будучи студентом академии, он должен был написать сочинение по догматическому богословию. Одна из тем, предложенных о. Ливерием, была посвящена таинству брака. Борис взялся за раскрытие темы, но вышел за рамки «умозрительного богословия». Изложив чинопоследование венчания, он привел, в параллель, обряд бракосочетания, практиковавшийся в ЗАГСе. (Для этого он специально побывал на церемонии во дворце бракосочетания, а затем изложил все как очевидец.)
Получилась интересная параллель: в храме новобрачных сочетает Сам Господь, а священник — лишь посредник. В ЗАГСе — тет-кообразная дама, с широкой лентой через плечо («орарь») — «именем Российский Федерации». И т.д., и т.д. Подводя итог, молодой богослов привел рискованную по тем временам (канун 60-летия Октября!) цитату: «Диавол — обезьяна Бога». (Свящ. Павел Флоренский в своей книге «Столп и утверждение истины» говорит о сатане как об «обезьяне Бога». И получалось, что советское государство есть «обезьяна истинной Церкви».)
Бесчисленные официальные и частные документы свидетельствуют об употреблении религиозных терминов в отношении Ленина. Уже в 1919 г. близкий соратник Ленина — Г. Е. Зиновьев называл его «апостолом социалистической революции», а его книгу «Что делать?» (1902 г.) сравнивал с Евангелием. Г. В. Плеханов еще в 1903 г. считал эту книгу «катехизисом для наших практиков». В 1923 г. Л.Д.Троцкий писал: «Маркс — пророк со скрижалями, а Ленин — величайший выполнитель заветов»489.
В те годы идеологи Кремля пытались и крестины заменить «звездинами». При этом практиковался «чин наречения имени». Причем в новый ритуал был включен древний церковный обычай выбирать при крещении для новорожденного почетных родителей: «Иногда их называют воспреемниками»490.
Этот обряд был обязателен для детей, рожденных в семье родителей — членов КПСС. В гитлеровской Германии аналогичная церемония была обязательной для членов СС. В возрасте от 25 до
30 лет член СС должен был создать семью; церковный брак заменяла разработанная церемония с участием командира местной организации СС. Обряд крещения новорожденного в семье эсэсовца представлял собой церемонию наречения имени младенца перед портретом Гитлера, его книгой «Майн кампф» и знаком свасти-ки491.
... На очередную лекцию о. Ливерий пришел с пачкой проверенных сочинений. Но, вопреки традиции, не стал раздавать тетради в классе с соответствующими комментариями. А после лекции молча сдал сочинения в канцелярию, откуда староста курса получил их для раздачи. А с «шибко умным» Борисом была проведена «профилактическая беседа». Отозвав его в сторону, о. Ливерий тихо сказал: «Я поставил Вам балл "4", и Вы знаете за что. Советую впредь быть осторожнее. Вы можете повредить и себе, и всему курсу».
... Нынче требования к дипломным и кандидатским работам «продвинутые» — в ногу со временем. Выпускники должны в срок подать свои сочинения не только в аккуратно переплетенном виде, но и на дискете — в электронном виде. И это разумно: если трактат написан на высоком научном уровне, то его легко будет напечатать в виде книги и пустить «в массы». В 1970-е годы правила были другие. Еще не было ни компьютеров, ни принтеров, и курсовые работы печатались на пишущей машинке. А вот семестровые сочинения — только от руки! Машинкой пользоваться было запрещено. В чем тут дело?
Было полуофициальное объяснение. Скажем, какой-нибудь приходский священник, обремененный требами, уже не в состоянии сосредоточиться на теме и засесть за работу. И он может нанять бедного, но «головастого» однокурсника в «литературные негры». Тот уже написал свое сочинение, проработав литературу и «владеет темой». И ему нетрудно на одном дыхании сделать еще один «шедевр» и даже отпечатать текст на машинке. Для приходского батюшки с Западной Украины это идеальный вариант! «Зробыл парастас на сментэре» (отслужил заупокойную на кладбище) и расплатился. А «умный, но бедный» купит себе новые ботинки, и оба довольны. И вот, для того чтобы пресечь «наемничество» якобы и был введен запрет на машинопись.
А теперь поразмыслим. Ведь 90% труда при написании сочинения—это изучение литературы, выписки, размышления, сопоставления; черновики, клей, ножницы, правка. А перебелить черновик— одно удовольствие. Но ведь точно так же, «левой ногой»,
это может сделать и «заказчик», купив чистовик-заготовку. Значит, смысл запрета был в другом. В чем же?
Тем, кто не жил в то время, догадаться будет трудно. А кто помнит тогдашнюю атмосферу, сообразит сразу же. Ну конечно! Ведь если кто-то печатает сочинение, то может сделать несколько закладок под копирку —для знакомых, для друзей. А это уже — «распространение литературы», самиздат. 70-е годы, 70-я статья... Вот так и жили мы в догутенберговскую эпоху...
Владыку Никодима постоянно тяготила текучка, и у него было «пошаговое решение проблем»: по мере их поступления. Однажды мне довелось в этом убедиться. Прежде чем приступить к написанию кандидатской работы, я посоветовался со святителем; из перечня была выбрана тема: «Православное учение о примирении между Богом и человеком». По-видимому, архипастырь считал, что в будущем эти «наработки» могут пригодиться на миротворческом поприще. Однако вскоре мой научный руководитель — профессор-протоиерей Ливерий Воронов — предложил другую тему: что-то из области христологии, да еще по армянским рукописям. Владыка решительно пресек наши «шатания по темам»: мол, сначала защитись, а потом хоть всю жизнь пиши статьи для ежегодника «Богословские труды». «Напуганные», мы не осмелились перечить, и работа была написана по «примирению». Греческие и древнееврейские термины пришлось вставлять в текст машинописи от руки.
Отдав трактат для первой читки маститому профессору, с трепетом ожидаю разноса. Однако текст был принят без поправок; возвращая машинопись, о. Ливерий сделал единственное замечание: в одном из древнееврейских слов пропущен «патах под але-фом». Впоследствии работа была опубликована (в сокращении) в сборнике «Богословские труды». А позже там стали появляться и другие мои «штудии». Наказ святителя был выполнен.
Будапешт-56
Один из моих однокашников — Иван Потапов — по возрасту был заметно старше остальных «студиозусов». В 1956 г. он учился на третьем курсе филфака ЛГУ; «органы» взяли его с «подельниками» за протест против подавления советскими танками венгерского восстания. В коридоре университета они расклеивали листовки: «Руки прочь от свободной Венгрии!»
Иван был тогда «невоцерковленным», «Журнал Московской
Патриархии» не читал, иначе он осудил бы свой поступок. «Темные силы не дремлют и по сей день, — сообщалось на страницах "ЖМП", — они развязали кровопролитие в Венгрии, дружественной нам стране. Они и сейчас засылают в неугодные им страны своих агентов, шпионов и убийц»492.
Что могло смутить Ивана, возьми он в руки тот журнал? В словах патриаршего послания проскальзывала некоторая сдержанность, переходящая в двусмысленность. «В Венгрии возникла попытка враждебных народу сил нарушить мирный строй жизни, угрожая огромными международными осложнениями»493. Нигде нет и намека на конкретное название всякого рода «темных сил», о которых говорит патриарх. Собственно говоря под обвинениями во всех этих событиях сил, «жаждущих господства над миром», подпишется любой человек. Что же касается Венгрии, то, несмотря на тон и смысл, поддерживающие советскую версию этих событий, слова о «попытке враждебных народу сил» могут быть поняты в двух совершенно диаметрально противоположных направлениях.
Поскольку в таком виде все же текст послания не мог быть обнародован, дальше идет абзац, в котором констатируется факт, что «к сожалению, некоторые зарубежные высокие духовные лица, будучи, видимо, неправильно осведомлены о событиях в Венгрии, обратились к нам с призывом повлиять на наше Правительство в смысле отказа его от помощи венгерскому народу в его борьбе против сеявших смуту и стремившихся превратить Венгрию в неизбежный очаг новой мировой войны»494. Сложную ситуацию не смогли правильно оценить даже «высокие духовные лица». А вы говорите — Иван! И, как сказал поэт, «А нас сознанию учили в лагерях...».
... В начале 1950-х Венгрия в союзе с СССР и под руководством ставленника Берии — еврея Ракоши (национальность тут имеет значение) готовится к совместной обороне против Югославии Тито, разногласия которого с СССР перешли все грани. В ходе этой подготовки Ракоши силами спецслужб чистит армию и партию от сочувствующих Тито, попутно решая собственные проблемы. Репрессиям, в частности, подвергается давний друг Тито и не менее давний агент Москвы Янош Кадар. Так как Ракоши был некогда арестован властями фашистской Венгрии именно как еврей, у венгров возникло убеждение, что «это евреи расправляются с мадьярами», тем более что тогда в руководстве АВХ (венгерское КГБ) было
много евреев, въехавших на эти посты на штыках Советской армии, освободившей Венгрию от фашизма.
Одновременно подавляется венгерский национализм, венгров постоянно оскорбляют, ставят им на вид другие, «более социалистические» нации, идет шельмование культуры и истории Венгрии, льются рекой призывы к «историческому покаянию», «отказу от мадьярства». На что венгерская нация, естественно, отвечает вспышкой национализма.
В июне 1955 г. из соседней Австрии выводятся советские войска. Весной 1956 г. по приказу высшего руководства АВХ венгры снимают минные поля в пограничной зоне и инженерные заграждения, отменяют существовавшие ограничения на въезд в страну495.
Важное обстоятельство, спровоцировавшее трагические события 1956 г. в Венгрии, — выступление Хрущева на XX съезде КПСС. Делегация венгров, приехавших с этого съезда на родину, вела себя тихо, не собрала свой коммунистический актив, не рассказала о том, что в действительности происходило в СССР. Летом того года могилы расстрелянных в начале 1950-х венгерских коммунистов перенесли из всяких темных мест, расположенных поблизости от тюрем, в центральные районы, на главные кладбища.
Радиостанция «Либерти» («Свобода»), вещавшая на Венгрию, громко и однозначно обещала помощь Запада в том случае, если венгры проявят «исконную любовь к свободе» и восстанут против коммунистического ига. Это обещание было совершенно безответственным, оно крайне негативно воздействовало на массы, и, когда количество погибших стало исчисляться сотнями, когда ревели моторами на улицах Будапешта советские танки, венгры ожидали одного — натовского продвижения через границы их страны. Они верили, что американские и прочие западные войска выступят на стороне повстанцев, иначе не стали бы действовать столь «опрометчиво» — вешать венгерских сотрудников госбезопасности на деревьях и трамвайных проводах496. За ставшие притчей во языцех подаренные из запасов лендлиза «желтые ботинки», бывшие такой же отличительной чертой АВХ, как кожанка ЧК в 1918 г., линчевали на месте.
В каких же условиях действовали в октябре — ноябре 1956 г. солдаты и офицеры Особого корпуса Советской Армии? (Тогда еще не было изобретено понятие «ограниченный контингент»; фактически же речь шла о целых армиях).
В первый раз советские танки по приказу министра обороны Георгия Жукова появились на площадях Будапешта поздним вечером 23 октября 1956 г. Во второй половине этого исторического дня стало ясно, что власти теряют контроль над ситуацией. На митингах перестали слушать страстные речи о придании социализму национального облика, о равноправной дружбе с Советским Союзом и даже вольнолюбивые стихи Петефи.
Улица требовала действий, и они начались — низвержение памятника Сталину, захват редакции центральной партийной газеты «Сабаднеп», осада радио с применением оружия и многочисленными жертвами с обеих сторон. Полиция, армия дрогнули. Кто должен был затыкать зияющую дыру? — Советские танки. Они колесили по незнакомому городу, не имея приказа первыми открывать огонь, и, естественно, придали начинавшемуся восстанию национально-освободительный, антисоветский характер. Главным лозунгом стало: «Русские, домой!». И вот уже запылали первые подожженные машины, раздались ответные залпы, пролилась первая кровь...
Через сутки в официальном собщении ТАСС, опубликованном в «Известиях» 25 октября, об этом было сказано так: «Вчера поздно вечером подпольные реакционные организации предприняли попытку вызвать в Будапеште контрреволюционный мятеж против народной власти... Отряды бунтовщиков, которым удалось захватить оружие, вызвали в ряде мест кровопролитие. Силы революционного порядка стали давать отпор мятежникам. По распоряжению вновь назначенного председателя Совета министров Имре Надя город был объявлен на осадном положении. Правительство ВНР обратилось к правительству СССР с просьбой о помощи. В соответствии с этой просьбой советские воинские части, находящиеся в Венгрии согласно Варшавскому Договору, оказали помощь войскам Венгерской Республики в восстановлении порядка в Будапеште... Сегодня к концу дня вражеская авантюра была ликвидирована. В Будапеште восстановлен порядок».
Примерно так же выглядела и официальная венгерская пропаганда. Ярлыки «контрреволюционеры», «фашисты» глубоко задевали патриотические, демократические чувства людей, не причастных к эксцессам.
Во время кризиса в Венгрии американский посол Болен довел до сведения Хрущева, Жукова и Булганина суть послания госсекретаря Даллеса: Соединенные Штаты не рассматривают Венгрию,
как и любого советского сателлита, в качестве потенциального военного союзника. Послание было направлено в надежде на то, что СССР разрешит Венгрии выйти из Варшавского Договора, выведет свои войска из Венгрии и позволит венграм идти своей дорогой вне советского блока.
Жуков дал ответ, который, мягко говоря, удивил посла Соединенных Штатов. Болен считал, что в ответе Жукова неправда и полуправда были перемешаны с реальными фактами. Посол считал, что Жуков, обычно ■честный, в описанном случае несколько раз явно говорил неправду: отрицал отправку советских подкреплений в Венгрию, сказал, что последние 48 часов советские войска не открывали огонь, что советские войска в Будапеште не находились под его командованием, а командовал ими министр обороны Венгрии. Жуков также упомянул об «иностранном влиянии», указав, что было захвачено много американского стрелкового оружия и немецкой артиллерии.
В беседах с Боленом Жуков, вне всякого сомнения, вел себя как политик. Он помогал возводить стену обмана, которой СССР пытался скрыть свое решение силой сокрушить венгерскую оппозицию. Как русский патриот и человек, веривший в догмы партии, он, вероятно, считал, что лгать капиталистическому послу —дело похвальное и едва ли греховное. Кроме того, Жуков как советский гражданин считал, что поляки и венгры совершили страшное предательство, очевидно, забыв о громадной цене, заплаченной Советским Союзом за их освобождение497.
... До восстановления же порядка было еще далеко. Правда, 25 октября наметилась возможность разумного компромисса: ненавистный сталинист Гере был заменен у власти популярными коммунистами-реформаторами Имре Надем и Яношем Кадаром. С участием срочно посланных Хрущевым в Будапешт Анастаса Микояна и Михаила Суслова шел интенсивный поиск путей стабилизации положения и вывода советских войск из конфликта.
Стало изменяться и отношение Будапешта к советским солдатам. Студенты, хоть как-то владевшие русским языком, объясняли им смысл происходящего, распространяли листовки такого содержания: «Русские друзья! Вас обманули! Вы стреляете не в фашистов, а в рабочих, крестьян и студентов!». На площади перед парламентом, которую охраняли советские танки, во время митинга 5 октября началось братание с танкистами. И в этот момент с крышдомов ударили пулеметы... Десятки людей остались лежать
на асфальте. Были жертвы и среди танкистов, которые открыли огонь на подавление.
Кто стоял за этой провокацией? Версии есть разные, но наиболее правдоподобная — люди из АВХ (венгерский КГБ), пытавшиеся сорвать демократические перемены, мирный выход из кризиса по польскому образцу. Правда, американские дипломаты, находившиеся поблизости, передавали тогда в Вашингтон, что «инсургенты» тоже стреляли...
Как бы там ни было, стабилизацию сорвали, наши солдаты вновь оказались на острие конфликта. Их бросили, например, в квартал «Корвин-кез», где был самый серьезный очаг сопротивления. У повстанцев оказались даже советские пленные.
Вывод советских войск из Будапешта начался только 30 октября, когда они уже были сильно деморализованы и понесли серьезные потери. На узких улочках, застроенных многоэтажными домами, танки и БТР становились легкой добычей. Будапештские «гавроши» забрасывали их бутылками с горючей смесью, так, как видели это в советских фильмах о войне.
Советские войска в соответствии с заявлением Кремля от 30 октября стали выводиться, но одновременно концентрировались и вводились на территорию страны свежие части. При первых же сообщениях премьер теперь уже коалиционного правительства Имре Надь заявил о выходе Венгрии из Варшавского Договора
1 ноября498.
Об этом Имре Надь сообщил ранее, в первой половине дня, советскому послу в Венгрии Юрию Андропову и одновременно потребовал, чтобы СССР незамедлительно начал вывод своих войск. В заключение своего заявления по радио об этом шаге он провозгласил: «Да здравствует свободная, независимая, демократическая и нейтральная Венгрия!». Это разрывало антинатовский стратегический фронт в одном из самых чувствительных мест и, естественно, ускорило развязку. Кроме того Советский Союз стремился удержать контроль над среднеевропейскими месторождениями урана.
4 ноября советским войскам, окружившим Будапешт, зачитали приказ —атаковать. Началась операция, названная в документах ЦРУ «Чардаш», а в документах МО СССР — «Вихрь». Всех участвовавших в восстании гусеницы советских танков замесили в кровавый паприкаш.
В 5.20 утра 4 ноября Имре Надь заявил по радио из здания парламента: «Сегодня на рассвете советские войска начали наступ-
ление на столицу с очевидной целью свергнуть законное венгерское демократическое правительство. Наши войска вступили в бой! Правительство на месте!». После этого глава правительства бежал в югославское посольство.
Вторичный ввод войск был гораздо лучше подготовлен в военном и политическом отношении. По сведениям участника событий, военного историка В. Фомина, приказ на проведение операции командующий генерал П. Лащенко получил в Сольноке (90 км от Будапешта) от маршала И.Конева—главнокомандующего войсками Варшавского договора. Там же, в Сольноке, было создано временное правительство во главе с Яношем Кадаром. Накануне операции во время переговоров в расположении советских войск под Будапештом опергруппа КГБ СССР во главе с его председателем генералом Серовым арестовала членов венгерской делегации, в том числе военного министра П. Малетера. После этого лишь отдельные части венгерской армии оказали сопротивление (например, в городе Дунаувароше, бывшем Сталинвароше). Однако сопротивление повстанцев в некоторых точках Будапешта было просто отчаянным, его удалось подавить лишь 10 ноября, хотя отдельные очаги мятежа тлели до 23-го. Повстанцев продолжали расстреливать вплоть до 1957 г.... До сих пор нет точных данных о потерях советских войск. Исследователи оценивают число убитых в 1-2 тысячи человек, некоторые считают, что эти цифры зани-
жены499
Тогдашним советским послом в Венгрии был Ю. В. Андропов. В той непростой ситуации он нашел единственно правильную (для себя) линию. Она состояла в том, чтобы неустанно заверять венгров, будто никакой интервенции быть не может и Москва занята тем, как вывести советские войска из Венгрии. Линия была беспроигрышная: если бы Москва не решилась на интервенцию, посол оказался бы прав, а в случае интервенции действовало бы старое правило: «победителей не судят».
Нельзя не отметить проявленные Андроповым при этом актерские способности и самообладание. Как можно иначе назвать то, как он вел себя в последнюю ночь венгерской революции, — так называемую «ночь предательства» — с третьего на четвертое ноября 1956 г.? В 2.30 утра опергруппа КГБ, ворвавшись на заседание советско-венгерской комиссии по выработке условий вывода советских войск из Венгрии, арестовала все венгерское военное руководство во главе с министром обороны Палом Малетером. Но еще че-
рез полтора часа после этого, в 4 часа утра, когда советские войска, войдя в Будапешт, наступали в центре города и подходили к парламенту, Андропов сидел у премьер-министра Имре Надя и заверял его, «что здесь какая-то ошибка, так как советское правительство не отдавало приказа о наступлении в Венгрии». И поверивший ему Надь запретил отвечать на огонь со стороны советских войск. «Мы с послом попытаемся связаться по телефону с Москвой», — пояснял он просившим о приказе открыть огонь.
5 ноября 1956 г. начальник будапештской полиции Шандор Копачи с женой были арестованы при попытке укрыться в югославском посольстве, их доставили к Андропову. Посол и тут встретил их «довольно сердечно и дружески». Когда их посадили в машину и отправили дальше в тюрьму, Андропов махал им на прощанье и улыбался. Знаменитая «Андроповская улыбка»... Копачи провел несколько лет в тюрьме, Малетер и Надь были повешены500. Революция подавлена. Промосковский режим восстановлен. Новый венгерский лидер — Янош Кадар — никогда не осмеливался возражать Кремлю по принципиальным внешнеполитическим вопросам. Венгрия на 30 лет стала скромным винтиком в сложном механизме мировой социалистической системы. А в августе 1968 г., в составе войск Варшавского Договора, венгерские танки вошли в Чехословакию...
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:
©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.
|