Сделай Сам Свою Работу на 5

Ректор Ленинградской духовной академии 4 глава





... Одним из единомышленников Ивана Потапова был Борис Пустынцев. Родился он в 1935 г.; детство прошло во Владивосто­ке. В 16 лет вместе с родителями переехал в Ленинград. Отец знаменитый конструктор подводных лодок, начальник ЦК Б-18 (сейчас ЦКБ «Рубин»), герой Соцтруда, лауреат Ленинской пре­мии. А сын, по собственному признанию, к 15 годам уже был убежденным диссидентом. Причиной тому стали занятия ан­глийским языком (будущий правозащитник с детства слушал «вражеские» радиостанции) и общение с политзаключенными. Как и Иван Потапов, Борис получил пять лет лагерей.

«Будапешт-56» загнал в Мордовию «протестантов» из разных уголков Советского Союза. В том числе — молодого молдавско­го поэта Бориса Мариана (ныне — главный редактор популярного журнала «Молдова»). Впоследствии он вспоминал свои стихи, на­писанные в Мордовии, в Дубровлаге, где (после ареста в 1957 г. — эхо «венгерских событий») отбывал пять лет по статье «за антисо­ветскую агитацию и пропаганду».


И вот, потомок гордых даков И римлян, грозных на века, Я жгу костер перед бараком, Пеку картошку для з/к. Одно лишь утешенье кстати: Со мною тянут срок, не миг, И гордый внук славян и бушлате, И финн, и друг степей калмык...



(«Моя родословная», 1957 г., Дубровлаг, пос. Явас).

Отсидев свой срок и дождавшись погашения судимости, Иван поступил в Московскую духовную семинарию, но был вынужден уйти оттуда, поскольку не шел «на контакт с органами». В ЛДА он был принят благодаря заступничеству владыки Никодима. (Вен­грия занимала в жизни владыки Никодима особое место. Став председателем ОВЦС, он вступил в управление приходами Мос­ковской Патриархии в Венгрии, Финляндии и Японии).

...Декабрь 1991 г.; последние дни существования Советского Союза. Как политическая ошибка, как открытое вмешательство во внутренние дела соседнего государства был расценен кремлевским руководством ввод советских войск в Венгрию для подавления вос­стания 1956 г. Такая оценка была дана во время визита венгерского премьера Анталла в Москву 6 декабря 1991 г. Что же касается вен­герского премьера, то в интервью корреспонденту «Известий» по случаю визита он заявил следующее: «Мы считаем эти события национально-освободительной борьбой венгерского народа против сталинистского режима, а советских солдат, которых послали то­гда в Будапешт, такими же жертвами тогдашнего режима, как и участвовавших в борьбе венгров». Эти мудрые слова о советских солдатах можно было только приветствовать.



... В 1993 г. Иван Потапов и его соратники (сокамерники) полу­чили приглашение в венгерское посольство, где им были вручены высокие награды —за заслуги перед венгерским народом. Прези­дент Венгрии наградил Потапова и его подельников офицерским крестом Венгерской Республики.

Позднее их заслуги признала и родина-мать: бывшие з/к полу­чили статус незаконно репрессированных, с причитающимися им льготами. Самой важной для Вани было право бесплатного проезда в пригородных поездах. Он жил в Луге, и часто мотаться в Питер ему было накладно. Но годы лишений взяли свое, и, сломленный


 




морально и физически, Иван скончался, прожив всего несколько лет после наступления нового «милленниума».

Непросто складывалась послелагерная жизнь и у Бориса Пу-стынцева. После отсидки он поступил в Институт им. Герцена. По окончании работал библиографом, литературным редактором, затем автором синхронного текста для дубляжа. В 1982 г., по удивительному совпадению, начальником отдела кадров «Лен-фильма» был назначен сотрудник КГБ, «разрабатывавший» Пу-стынцева в 1956-м. Пришлось поменять место работы и отпра­виться на «Таллинфилъм». В конце 1980-х стал сопредседателем питерского отделения «Мемориал». В 1992 г. подвергся нападе­нию: Пустынцева сильно избили, однако ничего не похитили; пре­ступников так и не нашли. В том же году вместе с правозащит­ником Юрием Вдовиным основал общественную правозащитную организацию «Гражданский контроль».



... Как-то раз Юрий Владимирович написал стишок, который, несмотря на игривую форму, лучше всех его речей и статей, вместе взятых, отражал политическую позицию этого советского лидера:

Известно: многим Ка Гэ Бе, Как говорят, «не по губе». И я работать в этот дом Пошел, наверное б, с трудом, Когда бы не случился впрок Венгерский горестный урок. Когда я начал понимать, Что Правду должно защищать Не только словом и пером, Но если надо, — топором.

Искренность Андропова не вызывает сомнений. Но вывод на­счет топора с высоты наших сегодняшних знаний об истории коммунистического эксперимента представляется крайне наивным. «Топором» можно было зарубить Имре Надя, но в борьбе идей и экономических механизмов этот инструмент оказался бессилен.

В конце 1980-х годов, когда соцлагерь распался на «зоны», в Венгрии произошла «бархатная революция»; началась переоценка «событий 1956 г.». Были посмертно реабилитированы лидеры вос­стания во главе с Имре Надем и кардиналом Миндсенти.


Кардинал Йозеф Миндсенти

23 октября 1956 г. на улицы Будапешта вышли студенты столич­ных вузов, к которым присоединились десятки тысяч людей. Сту­денты требовали расследовать преступления сталинистского режи­ма Ракоши, реабилитировать незаконно осужденных и интерниро­ванных, обеспечить свободу слова и печати, провести выборы на многопартийной основе, вывести с территории страны советские войска. Вечером того же дня у здания радио произошли первые во­оруженные столкновения с охранявшими здание военнослужащими сил госбезопасности. Пролилась первая кровь. События, начавши­еся мирной демонстрацией, приняли совершенно другой оборот...

А через тридцать три года в Венгрии началась «бархатная ре­волюция». 15 июня 1989 г. венгерское правительство внесло в Госу­дарственное собрание ВНР предложение об упразднении смертно­го приговора за политические преступления. В инициативном акте указывалось, в частности, что один из руководителей венгерских событий 1956 года. Имре Надь, был выдающимся государственным деятелем, и его демократические национальные устремления вошли в нынешнюю политику Венгрии.

Правительство отмежевалось от ошибочных, нередко преступ­ных политических решений, принимавшихся в прошлом. От репрес­сивных мер, осуществленных после 1956 г., и выразило твердую ре­шимость закрыть эпоху, которая принесла множество испытаний. Правительство призвало нацию к сплоченности. Необходимо сосре­доточить усилия и созидательную энергию венгерского общества на построении новой, демократической Венгрии, подчеркивалось в заявлении.

А еще через несколько дней в Будапеште состоялось перезахо­ронение останков Имре Надя. Около девяти часов продолжалась по венгерскому телевидению и радио прямая трансляция похорон Имре Надя и четырех его сподвижников, казненных в 1958 г. В первой части церемонии, проходившей на центральной площади Ге­роев, приняли участие руководители правительства, председатель Государственного собрания ВНР. Хотя еще не было вынесено окон­чательное решение Верховного суда о юридической реабилитации Имре Надя (оно ожидалось в начале июля), правительство ВНР обнародовало накануне похорон заявление, в котором характери­зовало Имре Надя, дважды занимавшего пост главы правитель­ства ВНР, как выдающего государственного деятеля, «осознавшего


 




необходимость изменения чуждой нашим традициям и нежизнен-носпособной политики, необходимость воплощения в жизнь нацио­нальных особенностей и неизменных человеческих ценностей». Со­бытия 1956 г. охарактеризованы в этом документе как «народное восстание и национальная трагедия».

Некоторые ораторы — участники событий 1956 г.— призывали не только к продолжению «революции», которая была задавле­на советским военным вмешательством. Выдвигалось требование немедленно вывести советские войска из Венгрии, пригвоздить к позорному столбу коммунистический режим, «московитов», «када-ристов».

Трактовка событий 1956 г. глубоко разделила венгерское обще­ство, препятствуя его консолидации. Однако процесс национально­го согласия, начатый в 1989 г. переговорами за общенациональным «круглым столом», затронул и эту область. Сначала ВСРП, а затем ее преемница ВСП предложили оппозиции отметить 23 октября как День национального примирения, напоминающий, что «использо­вание насилия в любой его форме в качестве политического сред­ства непременно ведет к национальной трагедии».

Со своей стороны оппозиция предложила объявить 23 октября национальным праздником и нерабочим днем. Госсобрание, куда был передан этот вопрос, остановилось на первом варианте, назна­чив на день 23 октября официальную церемонию провозглашения — согласно измененной конституции страны — Венгерской Республи­ки. В полдень 23 октября председатель парламента М. Сюреш под звон колоколов провозгласил Венгерскую Республику.

Во многих местах Будапешта, связанных с событиями 1956 г., провел свои мероприятия «Комитет 23 октября», в состав которо­го вошли представители более 20 оппозиционных партий и орга­низаций. Там, где проходили наиболее серьезные бои, в частности у здания радио, были открыты памятные доски. Вечером, как и тридцать три года назад, десятки тысяч людей собрались на ми­тинг перед зданием парламента.

Однако в следующем, 1990 г., годовщина казни бывшего пре­мьер-министра Венгрии Имре Надя и его ближайших соратников отмечалась без шумных демонстраций, какие происходили год на­зад. Венгерской прессой, которая год назад возвеличивала Имре Надя, также было уделено незначительное место годовщине. На этом фоне большое внимание привлекла публикация газеты «Са-бадшаг», в которой был обнародован ранее не публиковавшийся


доклад тогдашнего генерального секретаря ВСРП К. Гросса на сен­тябрьском пленуме ЦК ВСРП 1989 г.

Как явствовало из доклада, основанного, по сообщению Грос­са, на подлинных документах, представленных в его распоряжение советской стороной, начиная с сентября 1930 года, вскоре после приезда в эмиграцию в Советский Союз, Имре Надь становится агентом ОГПУ—НКВД, о чем свидетельствует его письменное обя­зательство. По словам К. Гросса, с 1930 по 1941 г. до начала войны Имре Надь (агент под №С-122) особенно активно сотрудничал с ОГПУ—НКВД. На основании его показаний и донесений, в кото­рых фигурировали в общей сложности около 200 человек, десятки людей, в том числе и венгерские, немецкие, польские эмигранты, были арестованы и осуждены. Позднее многие из них были реаби­литированы.

Невольно возникает вопрос: неужели эти документы — чекист­ская фальшивка? Но, как заявил в своем выступлении К. Гросс, имевшиеся в его распоряжении документы не оставляют сомнения в их подлинности. Хотелось бы надеяться, что эти документы попа­дут к историкам двух стран и подвергнутся тщательной экспертизе.

Впрочем, если «компромат» и подлинный, то удивляться осо­бенно нечему. Значит, Имре Надь был «верным ленинцем», — так и видится ласковый прищур вождя: «Верной дорогой идете, товари­щи!». В 2005 г. в Японии были открыты архивы столетней давно­сти, и выяснилось: Ильич брал у японцев деньги на 1-ю революцию 1903-1905 гг. А то, что ВОСР была сделана на деньги германского Генштаба, «об этом каждый камень про Ленина знает». А в Вен­грии еще раньше были сделаны соответствующие «оргвыводы»: в 1990 г. с площади перед Чепельским комбинатом в Будапеште си­лами оппозиционных партий был демонтирован памятник Ленину, который появился здесь в 1958 г. Это было продолжением «велико­го почина»: венгерская революция 1956 г. началась с демонтажа ги­гантской статуи Сталина, угрюмо нависавшей над Будапештом...

Подведем предварительные итоги. Ленин — японо-немецкий шпион, Сталин —агент царской охранки, Надь —агент ОГПУ— НКВД... А как теперь быть бедным венграм: «делать жизнь с кого? С товарища Дзержинского?».

Духовным символом нынешней Венгрии является кардинал Йо-зеф (Иожеф) Миндсенти, мужественно противостоявший тотали­тарным режимам, какими бы благозвучными названиями они ни прикрывались. Иосиф Миндсенти родился 29 марта 1892 г. в


Миндсенте, в крестьянской семье. Получив свидетельство бакалав­ра по окончании лицея, юноша продолжил свое обучение в семина­рии и в 1915 г. был рукоположен во священника.

В октябре 1918 г. король Карл IV отрекся от престола, и власть перешла в руки правительства Кароли, а затем коммунистов. По­сле переворота 1919 г. страну возглавил Хорти и оставался на этом посту до 1944 г. В течение этого периода Миндсенти, назначен­ный настоятелем большого прихода, вел успешную деятельность в приходе и епархии: строил школы, церкви, писал книги. 4 марта 1944 г. он был назначен епископом Веспремским и рукоположен 25 марта того же года, — через несколько дней после вступления гитлеровских войск в Венгрию. Несмотря на военное положение, ему удалось создать 34 новых прихода и 11 школ. В июне 1944 г. венгерские епископы выступили с протестом против преследова­ния евреев, которое правительство вынуждено было проводить под давлением нацистов. В 1944 г. Миндсенти был единственным из священнослужителей, кто открыто выступал против власти став­ленников Гитлера — нилашистов. В октябре 1944 г., когда советские войска уже приближались к Будапешту, Миндсенти был арестован комиссаром пронацистского правительства и находился в заключе­нии до весны 1945 г., когда тюремщики бежали, спасаясь от совет­ских войск.

29 марта 1945 г. скончался примас Венгрии, архиепископ Шере-ди. 15 октября папа Пий XII назначил Миндсенти архиепископом Эстергомским, по традиции становящимся главой венгерской Ка­толической Церкви. Его деятельность протекала в исключительно трудных условиях. Венгерские коммунисты, захватившие власть в стране с помощью оккупационных войск, поставили своей целью в кратчайший срок ликвидировать религию в стране и уничтожить венгерскую Католическую Церковь. Кардинал неустанно защищал права Церкви и своей паствы, обличал беззаконные методы воин­ствующего атеизма, укреплял дух священников и прихожан. Его мужество, жертвенность и любовь к родине способствовали воз­растанию его популярности в стране в такой степени, что враги Церкви сочли необходимым его изолировать.

По личному приказу Ракоши он был арестован 26 декабря 1948 г. От него потребовали подписать признание в том, что он находился в связи с разведками враждебных Венгрии стран и совершал неза­конные финансовые операции. Ни угрозы, ни истязания не смогли сломить его духа, и его процесс был проведен в 1949 г. на основании


фальшивых документов. Миндсенти был приговорен к пожизнен­ному тюремному заключению, которое с 1954 г. он отбывал в одном из замков.

Ключевой этап биографии Миндсенти —1956 год. В конце ок­тября восставшие освободили примаса, и 3 ноября вечером, нака­нуне ввода советских войск в Будапешт, последовало его извест­ное выступление по радио, на которое потом так часто ссылались. Обращаясь к нации, кардинал Миндсенти призвал всех воздержи­ваться от актов мести, от раздоров, не допустить полного краха эко­номики. Кардинал сформулировал тогда некоторые программные положения, актуальные и для сегодняшней Венгрии: правовое госу­дарство, демократическое общество на основе частной собственно­сти, «по справедливости ограниченной социальными интересами».

В то же время Миндсенти категорически заявил, что «стране нужно как можно меньше партий и партийных вождей». Нельзя не вспомнить горькие слова примаса: «Мы нейтральны, мы не даем русской империи повода для кровопролития. Разве руководителям русской империи не приходит в голову, что мы будем гораздо боль­ше уважать русский народ, если он не поработит нас?».

Когда началось кровавое подавление венгерского восстания и стало известно, что за кардиналом Миндсенти идет охота и его на­мереваются убить, он был вынужден попросить убежища в амери­канском посольстве, где оставался безвыходно до 1971 г. В посоль­стве США, на площади Свободы, он провел 15 лет, отказываясь принять помилование от режима Кадара и мешая американской дипломатии, не говоря уже о Ватикане, «наводить мосты» в Буда­пеште.

В 1971 г. папа Павел VI, убежденный, что это необходимо для блага Церкви, обратился к нему с просьбой покинуть любимую им родину. После длительных переговоров кардинал согласился на это испытание, которое явилось, по его свидетельству, «самым тяже­лым крестом его жизни» и написал папе: «Я смиренно приношу эту жертву к ногам Вашего Святейшества, убежденный в том, что даже самая великая жертва превращается в незначительную, когда речь идет о служении Богу и о благе Церкви».

После долгих переговоров была найдена компромиссная, при­емлемая и для этого непреклонного кардинала формула. Ватикану удалось добиться от венгерского правительства разрешения на его выезд из Венгрии. В 1971 г. престарелый примас был переправлен в Рим. Папа принял его в Ватикане, где в то время шло совеща-


ние епископов — Синод 1971 г. — «как брата и исповедника веры». Последние годы кардинал провел в стенах венгерской семинарии «Рагтапеит» (в Вене), в непосредственной близости от границы своей родины. Там он закончил свои мемуары, которые были пе­реведены на многие языки. Значительная часть текста в русском переводе была опубликована в 1-4 номерах журнала «Континент» (1974 г.)501.

В 1973 г. папа Павел VI попросил Миндсенти отречься от цер­ковного венгерского престола, но последний, верный своей натуре, не согласился. Папа был вынужден объявить престол вакантным. Скончался кардинал Миндсенти 6 мая 1975 г., в возрасте 83 лет, и был, согласно своему желанию, погребен в Мариацеле, куда веками стекаются многочисленные паломники, чтобы воздать хвалу Пре­святой Богородице. В его завещании было указано, что он готов вернуться в родную страну, «как только красная звезда исчезнет с венгерского горизонта».

Для большинства католиков Миндсенти олицетворял образ сво­бодной, противостоящей коммунизму Церкви. Кардинал Миндсен­ти был представителем того крыла Католической Церкви, кото­рое никогда не шло ни на какие компромиссы с коммунистической властью. Надо сказать, что положение в Венгрии в этом смысле было далеко не однозначным; высшая иерархия после подавления восстания пошла по пути абсолютной нейтральности во всех по­литических и социальных вопросах, стараясь взамен за это доби­ваться хотя бы небольших послаблений, которые облегчили бы ее существование и позволили ограниченную и скромную церковную жизнь — хотя бы литургическую.

Такая позиция вызывала немало критики и недовольства со сто­роны верующих и части рядового духовенства. Спор о том, как Цер­ковь должна вести себя по отношению к коммунистической власти, в какой мере допустим компромисс с ней, если он — «во благо» са­мой Церкви и верующих, — это привычное явление почти во всех странах, где коммунисты захватили власть. Венгерская Церковь после шока, испытанного в 1956 г., избрала политику, которую она сама назвала «политикой малых шагов». Ее иерархия и поныне пла­тит за это потерей престижа и доверия немалой части верующих.

В 1990 г. дело Миндсенти, осужденного в конце 1940-х годов, как выяснилось, по личному указанию «лучшего венгерского ученика Сталина» Ракоши, было пересмотрено. Йожеф Миндсенти юриди­чески полностью был реабилитирован, что позволило взглянуть на


биографию репрессированного кардинала несколько шире. Приме­чательно, что решение о пересмотре дела Миндсенти было принято почти одновременно с установлением дипломатических отношений Венгрии с Ватиканом.

А вскоре был поднят вопрос и о перезахоронении кардинала Миндсенти на родине. Однако в ходе переговоров возникли непред­виденные проблемы. Личный секретарь примаса — Тибор Мецарош до последнего момента возражал против переноса праха кардинала в Венгрию до тех пор, пока последний советский солдат не покинет венгерскую территорию.

Бывший секретарь Миндсенти и еще два человека, приковав се­бя цепями к его могиле, пытались было воспрепятствовать отправ­ке праха на родину под тем предлогом, что в завещании примаса якобы было указано условие его возвращения — когда последний со­ветский солдат покинет территорию Венгрии. В конце концов пред­ставителям Церкви удалось уговорить поклонников примаса... не срывать заранее расписанную во всех деталях церемонию и не чи­нить препятствий к отправке праха в древний Эстергом, откуда, кстати, к тому времени уже ушла советская воинская часть.

3 мая 1991 г. останки кардинала Йозефа Миндсенти были пере­несены из австрийского собора Мариацель в Эстергом, резиденцию примаса Венгрии. На торжественной мессе в соборе Мариацель, где был установлен катафалк с прахом кардинала, присутствова­ли гражданские власти и иерархи Католической церкви Австрии и Венгрии, в том числе примас Венгрии Ласло Пашкаи. Было отме­чено присутствие сына последнего австро-венгерского императора, Отто Габсбурга; в свою очередь его сын Рудольф возглавляет фонд имени кардинала Миндсенти.

Хотя церемония носила церковный характер, на ней выступил премьер-министр Йожеф Анталл. Он говорил о том, что Венгрия возрождается «после полувекового чужеземного гнета и диктату­ры», а в заслугу покойному кардиналу поставил то, что Миндсенти своей самоотверженной деятельностью обратил внимание на опас­ность, угрожавшую всей Центральной и Восточной Европе.

Несмотря на проливной дождь, тысячи венгров сопровождали похоронный кортеж, продвигавшийся под звон церковных колоко­лов по венгерской земле до Эстергома. Спустя 16 лет прах опаль­ного кардинала наконец был предан земле в церковной столице Венгрии-Эстергоме. Церемония собрала несколько десятков ты­сяч человек. Возвращение на родину кардинала Миндсенти было


 




воспринято символически как провозглашение правоты тех, кто, как он, никогда на компромиссы не соглашался. Перезахоронение на родине останков кардинала Миндсенти — большая радость и уте­шение для верующих страны, всегда видевших в нем героя и муче­ника за правду.

Торжественная церемония перезахоронения состоялась незадол­го до предстоявшего официального визита в Венгрию папы римско­го Иоанна Павла II. И когда летом 1991 г. Иоанн Павел II посетил Венгрию, он, находясь в Эстергоме, молился у могилы кардинала Миндсенти. Место упокоения примаса стало местом паломничества для сотен тысяч венгерских католиков.

Осенью 1996 года, во время очередного визита Иоанна Павла II в Венгрию, римский понтифик снова и снова вспоминал о духов­ном подвиге кардинала Миндсенти. Кульминацией торжеств, в свя­зи с 1000-летием бенедиктинского аббатства Паннонхальма, стала торжественная вечерня, совершенная папой Иоанном Павлом II в монастырской базилике. В своем слове к братии папа особо под­черкнул, что, празднуя 1000-летний юбилей старейшей венгерской обители, нельзя не вспомнить те времена, когда христиане Востока и Запада были едины. Римский первосвященник призвал братию хранить заветы св. Бенедикта и нести венгерскому народу истинно христианское просвещение.

Утром 7 сентября Иоанн Павел II выехал из Паннонхальмы в го­род Дьер, где совершил мессу в городском парке. На богослужении присутствовало около 150000 верующих. Папа напомнил собрав­шимся о подвигах венгерских новомучеников и исповедников — та­ких как епископ Вилмош Апор, погибший в Дьере от рук советских солдат, и мужественный борец против коммунистической диктату­ры кардинал Йожеф Миндсенти, последние годы жизни которого были самым настоящим крестным путем.

... Сегодня «побежденная» Венгрия обгоняет Россию по уров­ню жизни. Сегодня венгры — жители Евросоюза—свободно путе­шествуют по Европе, не испытывая ограничений и унижений, на­кладываемых на россиян визовым режимом. Сегодня маленькая слабая Венгрия уже забыла о том, что ее граждане могут гиб­нуть в мирное время, тогда как Россия регулярно собирает тру­пы своих детей на Северном Кавказе. Следов семьи «бархатного диктатора» Венгрии Яноша Кадара, возглавлявшего республику в 1956-1988 гг., теперь не найти ни в Москве, ни в Будапеште. Его дети покинули страну —дочь (преуспевающая бизнесвумен, живет


в США, а зять работает в представительстве одной иностранной авиакомпании в Канаде502.

Возможно, и сегодня кто-то из россиян считает имперскую мощь важнейшей духовной ценностью, а Венгрию, «закабаленную иностранным капиталом», представляет несчастной запутавшейся страной. Однако большинству венгров до этих российских неврозов дела нет. Они не считают себя проигравшими.

Казнимый сумасшествием

На два курса старше нашего в ЛДА учился Лев Конин, родом из Свердловской области. Будучи идейным противником советского режима, он демонстративно подал в соответствующие органы заяв­ление о выходе из советского гражданства и с просьбой о выезде за пределы «соцлагеря». Текст примерно такого содержания:

Я хочу уехать из этой страны, так как я не приемлю офи­циальной советской идеологии, я не верю в коммунизм — он пред­ставляется мне нереальной абстракцией — и потому в стране, где провозглашен обязательный принцип коммунистической партий­ности, я обречен на духовное уничтожение. Без возможности высказывать свои убеждения мне остается только рабское, чи­сто животное существование.

И это —в закрытом оборонном заповеднике! И, конечно же, Льва посадили в сумасшедший дом. На первых порах ему даже разрешали читать литературу, изданную в Советском Союзе, но запретили ее комментировать больным. (В лагерях для «политиче­ских» начальство запрещало выписывать юмористический журнал «Крокодил»: «заключенные смеются антисоветским смехом».)

Аналогичная история произошла в тогдашнем Ленинграде. Вспоминает художник Михаил Шемякин, создавший в середине 1960-х годов крошечную группу «Петербург».

Мы первые имели наглость заявить о себе в 1967 г., положив на стол первого секретаря обкома КПСС Толстикова Манифест о создании нашей группы с совершенно безумными требованиями, что, если нам не дадут мастерскую, мы будем требовать выезда за границу, поскольку «мы— дети мира»... На второй день мы уже были арестованы и сидели у следователя, который орал на нас, глядя на эти бумаги, которые мы имели наглость отнести в Смольный: «Вы соображаете, куда вы пошли и что вы написа­ли?!»503.


Ленинград хоть и нашпигован «оборонкой», но все же город от­крытый. Тут и консульства, и иностранные туристы. Так что огра­ничились высылкой, а не «психушкой».

Михаил Шемякин: «Помню, как меня арестовали в аэропорту (хотя меня вроде бы изгоняли из страны я еще до этого был арестован). Стоя в окружении шесть сотрудников КГБ, я поду­мал, что, наверное, пал жертвой провокации — т. е. никто меня не собирался изгонять из России, просто разыграли и сейчас мне припишут «попытку выезда» за границу, отберут иностранный паспорт, и я поеду в воронке совершенно в другую сторону. Вы думаете, у меня были страх и разочарование? Нет. Ты вступил с ними в игру и проиграл, но зато сейчас точно поедешь туда, где твой дом на нары, к параше — спокойно ознакомишься с новой жизнью, в которой, наверное, будут новые интересные знакомые. Вот такая у нас была психология, потому что терять-то было нечего»504.

При Андропове КГБ ввел в повседневную практику злоупотреб­ления психиатрией как метод подавления инакомыслия. Советское правительство еще во времена Хрущева изобрело новый способ обезвреживания своих политических противников, до которого не додумались ни корифеи инквизиции, ни каннибалы гитлеровского и сталинского террора. А с 1967 г. были организованы вновь либо расширены многочисленные психиатрические лечебницы. Без како­го бы то ни было суда, не затрудняя себя поисками «доказательства вины» и как будто бы не переступая рамок «законности», психиат-ры-гебисты получили возможность отправлять людей в заключе­ние на любой срок. В 1977 г. в речи, посвященной памяти первого главы советской тайной полиции, Андропов заявил: «Мы стараем­ся помочь тем, кто запутался, дать им возможность пересмотреть свои взгляды и избавиться от заблуждений».

Такие красивые слова звучали «наверху». На «среднем уровне» некоторых профессоров увольняли с такой формулировкой: за по­иски истины. Одного такого профессора прорабатывали на собра­нии философского факультета ЛГУ: дескать, и не стыдно вам? Раз­ве абстрактная истина бывает? А «низовые» грозили «профилак-тируемым»: «Прекрати мыслить, а то упрячем в тюрьму».

В психиатрии остаются теоретические посылки, позволившие в свое время использовать ее в немедицинских целях. Главная — концепция так называемой «вялотекущей шизофрении», предло­женная А. Снежневским. Болезнь без каких-либо клинических про-


явлений, описанных в психиатрии. «Ничего такого» нет, а диа­гноз, который тянет за собой шлейф социальных, правовых и иных ограничений, моральную ущемленность, — диагноз есть. Он поз­волял госпитализировать человека (если это кому-то понадобит­ся), назначить без его согласия лечение и продолжать его сколько угодно.

Так называемая школа Снежневского прежде всего свидетель­ствовала о глубоком загнивании советского режима и советской коммунистической идеологии. Как известно, основой этой школы является «адаптация» того или иного человека к обществу. Адап­тируется—значит нормальный. Не адаптируется — значит ненор­мальный. Эталоном нормального человека объявлялся обыватель, покорный «духу времени», думающий исключительно о своем бла­гополучии.

По этой теории сумасшедшими должны быть объявлены преж­де всего сын банкира некто Карл Маркс, сын миллионера Энгельс, сыновья симбирского действительного статского советника Алек­сандр и Владимир Ульяновы. О других — о декабристах, князьях и графах, о дочери министра Перовского, о яснополянском графе — мы уже не говорим. Ведь все они не адаптировались к среде. Да еще как не адаптировались!505

Теория Снежневского позволяла любое человеческое поведение трактовать в удобном варианте. Ах, тебе не нравится Указ о борь­бе с пьянством? В «психушку»! Что, вы думаете, война в Афга­нистане бессмысленна? Пожалте на учет в психоневрологический диспансер. Так, значит, экономика тяжело больна? Да вы сами ду­шевнобольной. Норма в советском обществе долго подразумевала одобрение всех политических и социальных решений.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.