Сделай Сам Свою Работу на 5

ДОБИАШ-РОЖДЕСТВЕНСКАЯ Ольга Антоновна (1874-1939)





— медиевист, историк зап.-европ. ср.-век. культуры. Окончила гимназию в Нежине и историко-филол. ф-т С.-Петербург. Высших Женских курсов (Бестужевских) (1899). Ученица Гревса. Несколько лет преподавала историю в Петербург, женских гимназиях. С 1904 преподавательница Бестужевских курсов. В 1908-11 находилась в научной командировке в Париже, где занималась в Сорбонне, Школе хартий и Школе высших практич. исследований. Своими учителями считала Ш.В. Ланглуа и Ф. Лота. По возвращении в Россию доцент Бестужевских курсов. Д.-Р. была первой женщиной в России, защитившей магистерскую (1915) и докт. (1918) дис. по всеобщей истории. Проф. Бестужевских курсов (с 1915), Петроград, (позднее Ленинград.) ун-та (1918-29, 1934-39). Чл.-корр. АН СССР (1929). Научный сотрудник Рукописного отдела Гос. Публичной библиотеки в Ленинграде (1922-39). По своим полит, взглядам до революции была близка к кадетам, после революции постепенно примирилась с Советской властью. Автор ок. 150 печатных работ.

Получив прекрасное медиевистич. образование в Петербурге и Париже, Д.-Р. в своем научном творчестве сочетала традиции рус. и франц. школ, что и сделало ее ученым европ. масштаба.



Во франц. дис. “Приходская жизнь во Франции в XIII в.” (1911; на франц. яз.) и рус. магистерской дис. “Церковное об-во Франции в XIII в. Приход” (1915) Д.-Р. обратилась к 13 в. — времени широко распространенных ересей и мистич. движений, эпохе великих богословов, но задача ее была “исследовать ту почву, на к-рой возникали эти движения, ту ткань мелких фактов повседневной жизни церковного об-ва, к-рая их окружала, их питала и часто их душила”. В них глубоко изучены и яркими красками обрисованы бытовой уклад, культурный уровень и ментальность ср.-век. франц. духовенства. Эти работы Д.-Р. соприкасаются с позднейшими исследованиями Г. Лебра по истор. социологии франц. прихода и отчасти предваряют их (А.Я. Гуревич).

В докт. дис. Д.-Р. “Культ св. Михаила в лат. ср.-вековье V-XIII вв.” (1918) исследуется “истор. биография архангела Михаила”, тесно связанная “с перипетиями судеб лат. человечества”, т.е. формы и функционирование его культа в разл. зап.-европ. странах на протяжении девяти веков. Глубоко изучены истоки и сложение культа архангела и особенности его почитания в меровингской Галлии, лангобардской Италии, раннеср.-век. Ирландии, Каролингской и Оттоновской империях, в норманско-франц. мире, вплоть до высокого средневековья и Данте. Новаторская и превосходно написанная работа Д.-Р. сохранила свое значение по наст. время и перекликается с совр. исследованиями локальных и народных культов (Ж. Ле Гофф, Ж.-К. Шмитт, А.Я. Гуревич).



Д.-Р. принадлежит ряд блестяще написанных синтетических и научно-популярных работ, опубликованных в первые послереволюц. годы: “Эпоха Крестовых походов” (1918), “Зап. Европа в Ср. века” (1920), “Зап. паломничества в Ср. века” (1924), “Крестом и мечом. Приключения Ричарда I Львиное Сердце” (1925), в к-рых с большой проникновенностью воссоздана ср.-век. жизнь и религ. психология ср.-век. человека. В своих исследованиях повседневной жизни ср.-век. человека, его форм восприятия мира и переживания времени (неопубл. курс “Ср.-век. быт”, 1920/1921); ст. “По вопросу о часах в раннем Ср.-вековье”, 1923), как и в работах 30-х гг. по истории ср.-век. агрикультуры и техники, Д.-Р. во многом перекликается с исследованиями ср.-век. ментальности и повседневности, предпринятыми школой “Анналов”.

По своему складу Д.-Р. была конкр. историком, и осн. пафос ее деятельности составляла работа с первоисточниками. Насаждение в России методов критич. источниковедения применительно к изучению культуры зап. ср.-вековья она считала делом своей жизни. С сер. 20-х гг., отстраненная от преподавания истории в ун-те как “идеалистка”, Д.-Р. почти всецело сосредоточилась на работах по ср.-век. источниковедению и палеографии, тесно связанными с изучением и публикацией зап. ср.-век. рукописей Гос. Публичной библиотеки. Ее исследования в этой области (“История письма в Ср. века”, 1923; 2-е доп. изд. 1936; “История Корбий-ской мастерской письма”, 1934; на франц. яз.; много-числ. статьи, опубл. в СССР и на Западе) принесли ей большую междунар. известность и стали классикой европ. науки. Д.-Р. — создатель школы лат. палеографии в нашей стране (В.В. Бахтин, Е.Ч. Скржинская, А.Д. Люблинская, B.C. Люблинский и др.). Палеографию Д.-Р. рассматривала как часть истории культуры, исследуемый документ она всегда видела в широком контексте истор. жизни, так что и эти ее работы носят культурологич. характер.



В сер. 30-х гг. Д.-Р. вновь обращается к работам более широкого плана, часть к-рых (“Источниковедение зап. ср.-вековья”, “Духовная культура Зап. Европы IV-XI вв.”, “Техника книги в эпоху феодализма” и др.) опубликована только в посмертном сб. 1987 г. Большую ценность представляют также работы Д.-Р. по изучению поэзии вагантов (корпус “Стихотворения ваган-тов”, 1931; на франц. яз.); “Коллизии во франц. об-ве XII-XIII вв. по студенч. сатире этой эпохи”, 1937). С особым мастерством воссозданы ею социальный кругозор и социальные настроения вагантов, их место в ср.-век. об-ве.

Д.-Р. воспиталась в школе историков-позитивистов: и Гревс, и Ланглуа декларировали себя таковыми. Сама она не проявляла особого интереса к филос. и методол. проблемам и скорее исповедовала проф. идеологию ученых, стремившихся работать “по ту сторону” всякой философии и заниматься решением конкр. научных проблем. Ей был чужд концептуализм (что вообще характерно для Петербург, истор. школы). Такую установку с известным основанием можно назвать позитивистской, но, вероятно, правильнее определить истор. мировоззрение Д.-Р. как реалистическое. В работах 30-х гг. она использовала, как правило, весьма удачно, социол. категории и характеристики и, по-видимому, приняла нек-рые элементы марксистского понимания истории, продолжая считаться по офиц. номенклатуре “бурж. ученым”.

Строгая научность сочеталась у Д.-Р. с утонченной эстетич. культурой нач. 20 в. Д.-Р. — один из самых изысканных и совершенных историков-художников в русской истор. науке. Язык ее работ, изумительный по богатству красок и яркости, воссоздает зримую картину истор. прошлого. Но за блестящим изложением Д.-Р. всегда стоят строгость выводов, точный учет причин и следствий, безукоризненная научная проработка материала, наконец живое чувство и понимание совр. мира.

Д.-Р. — талантливый представитель Петербург, школы медиевистики к. 19-нач. 20 в. (см. также ст. Гревс, Карсавин, Федотов) и один из самых видных медиевистов-культурологов в отеч. науке. Интерес к научному творчеству Д.-Р., к-рое долгое время замалчивалось и принижалось в СССР, возродился в России во вт. пол. 80-х гг., когда были переизданы нек-рые ее работы и впервые опубликованы ранее не печатавшиеся труды, эпистолярное и мемуарное наследие.

Соч.: Церковное об-во Франции в XIII в. Ч. 1: Приход. Пг., 1914; Культ св. Михаила в лат. ср.-вековье. V-XIII вв. Пг., 1917; Эпоха Крестовых походов: Запад в крестоносном движении. Пг., 1918; Зап. Европа в Средние века. Пг., 1920; Западные паломничества в Средние века. Пг., 1924; Мастерские письма на заре зап. ср.-вековья и их сокровища в Ленинграде. Л., 1929; Агрикультура в памятниках зап. ср.-вековья. Переводы и комментарии. (Ред.) М.; Л., 1930; Культура зап.-европ. ср.-вековья: Научное наследие. М., 1987; История письма в Ср. века. М., 1987; Крестом и мечом: Приключения Ричарда I Львиное Сердце. М., 1991; La vie paroissiale en France au XIII-e siecle. P., 1911; Les poesies des goliards. P., 1931; Histoire de 1'atelier graphique de Corbie de 651 a 830 Leningrad. 1934.

Лит.: Люблинская А.Д. О.А. Добиаш-Рождественская как ученый // Учен. записки ЛГУ. Сер. ист. наук. Вып. 12. 1941; Она же. О.А. Добиаш-Рождественская как историк // Ср. века. В. 1. М.-Л., 1942; Она же. Значение трудов О.А. Добиаш-Рождественской для развития лат. палеографии в СССР // Там же. В. 29. М., 1966; Список печатных трудов О.А. Добиаш-Рождественской // Там же; Чехова Е.Н. О.А. Добиаш-Рождественская: Воспоминания // С.-Петербургские Высшие женские (Бестужевские) курсы. Л., 1973; Каганович Б.С. О.А. Добиаш-Рождественская и ее научное наследие // Франц. ежегодник. 1982. М., 1984; Он же. Из переписки О.А. Добиаш-Рождественской 1920-30-х гг. // Отеч. история. 1992. № 3; Ершова В.П. О.А. Добиаш-Рождественская. Л.,1988.

Б. С. Каганович

ДОИ Такэо (р. 1920)

— япон. психиатр, один из виднейших представителей психоаналитического направления в япон. культурологии. Выпускник Токийского ун-та, ученик основателя япон. психоаналитич. школы Хэйсаку Косава (1897-1968). Психиатрию и психоанализ изучал также в США. Проф. Токийского ун-та. Д. принадлежит одна из наиболее известных и популярных в японоведении культурологии, концепций — теория “амаэ”. “Амаэ” — психол. ориентация на зависимость, на снисходит, отношение к человеку, на вседозволенность в его поведении в надежде на то, что все слабости и просчеты будут прощены другим человеком — объектом “амаэ”. Поведение человека из мира “амаэ” подобно поведению ребенка, ищущего постоянной поддержки у своих родителей, в первую очередь у матери, и в то же время полагающегося на их снисходительность и благожелательность. “Амаэ” в общем соответствует понятиям “первичной любви” или “пассивной любви к объекту”, введенных британ. психоаналитиком М. Балинтом. Однако в зап. культурах не оформлено отчетливо осознание различий активной и пассивной форм любви, в частности, оно не нашло своего отражения и в языках этих культур. Хотя явления, аналогичные “амаэ”, можно обнаружить в психологии и поведении зап. человека, их присутствие не столь очевидно, как у японцев. В отличие от зап. человека, ориентированного на независимость, японец стремится к зависимости (“амаэ”), жаждет и ищет ее. По мнению Д., “амаэ” — ключевое понятие не только для характеристики япон. менталитета, но и структуры япон. об-ва в целом. Это об-во с его вертикальной иерархич. структурой отношений (концепция “татэ сякай”, предложенная япон. социоантропологом Т. Наканэ) требует “амаэ”.

Психологический прототип “амаэ” — отношения матери и ребенка, начавшего осознавать отдельное существование от нее. “Амаэ” можно считать психол. попыткой преодоления этого отделения и его сублимации за счет стремления к ассимиляции и идентификации с другими. Эта психология пронизывает всю жизнь японца, попытки ее разрушения вызывают стрессы и неврозы. В япон. яз., в отличие от других, много слов и выражений, отражающих феномен “амаэ”. Его проявления закреплены и в особенностях япон. социальных отношений с доминированием в них чувства долга (“гири”), стыда (“ханзи”) и вины (“цуми”), в замкнутом иерархич. характере япон. группизма, в худож. культуре, в идеологии.

Успех теории “амаэ”, имевшей широкий резонанс и в Японии, и на Западе, способствовал росту интереса к психоаналитич. интерпретациям япон. культуры, сформировавшим в наст. время целое направление в япон. культурологии, виднейшими представителями к-рого, наряду с Д., являются X. Каваи, К. Оконоги.

Соч.: “Амаэ”-но кодзо. [Структура “амаэ”]. Токио, 1971; “Амаэ” дзакко. [Сб. статей об “амаэ”]. Токио, 1975; Амаэ то сякай гаку. [“Амаэ” и социальные науки]. Токио, 1976. ( совм. с X. Оцука и Т. Кавасима); The Anatomy of Dependence. N.Y., 1973; The Anatomy of Self: The Individual Versus Society. Tokyo, 1986.

Лит.: Корнилов М.Н. Реф. на кн.: Дои Такэо. Структура “Амаэ” // Проблемы национальной психологии Японии:Реф. сб.М.,1977.

М.Н. Корнилов

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.