ОТРИЦАТЕЛЬНОЕ ВЛИЯНИЕ ПРОШЛОГО

Цель настоящего эссе, как уже говорилось, состоит в том, чтобы описатьновое искусство через некоторые его отличительные черты. Однако сама этацель предполагает в читателе более серьезную любознательность, которая здесьвряд ли будет удовлетворена, - эти страницы оставят его наедине ссобственными размышлениями. Я имею в виду вот что. Как-то я уже отмечал[*См. работу "Тема вашего времени" в этом же томе(" El tema de nuestro tiempo ", 1923 год).], что искусство и чистая наука(именно потому, что они - наиболее свободные виды деятельности, менеепрямолинейно подчиненные социальным условиям каждой эпохи) таковы, что поним в первую очередь можно судить о переменах в коллективном типевосприятия. Когда меняется главная жизненная установка, человек тут женачинает выражать новое настроение и в художественном творчестве, втворческих эманациях. Тонкость обеих материй - искусства и науки - делает ихбесконечно чувствительными к любому свежему духовному веянию. Подобно томукак в деревне, выходя утром на крыльцо, мы смотрим на поднимающийся из трубдым, чтобы определить, откуда сегодня ветер, - на искусство и науку новыхпоколений мы можем взглянуть с тем же метеорологическим любопытством. Но для этого неизбежно начать с определения нового явления, и толькопотом можно будет задать вопрос, симптомом и предвестником чего являетсяновый всеобщий стиль жизневосприятия. Ответ потребовал бы исследоватьпричины удивительного поворота, который ныне совершает искусство, но этослишком трудное предприятие, чтобы браться за него здесь. Откуда такой зуд"дегуманизировать", откуда такое отвращение к "живым формам"? Вероятно, уэтого исторического явления, как и у всякого другого, сеть бесчисленныхкорней, исследование которых потребовало бы более изощренных приемов. Но все же, каковы бы ни были прочие причины, существует одна в высшейстепени очевидная, хотя и не претендующая на верховную роль. В искусстве трудно преувеличить влияние прошлого на будущее. В душехудожника всегда происходит сшибка, или химическая реакция, - междусвоеобразием его восприятия и тем искусством, которое уже существует.Художник никогда не остается с миром наедине, - художественная традиция вкачестве посредника всегда вмешивается в его связи с миром. Какова же будетреакция между непосредственным чувством и прекрасными формами прошлого? Онаможет быть положительной или отрицательной. Художник либо почувствуетблизость к прошлому и увидит себя его порождением, наследником исовершенствователем - либо в той или иной мере ощутит непроизвольнуюнеопределенную антипатию к художникам-традиционалистам, признанным изадающим тон. И если в первом случае он испытает немалое удовлетворение,заключив себя в рамки условностей и повторив некоторые из освященных имихудожественных жестов, то во втором он создаст произведение, отличное отпризнанных, и вдобавок получит не меньшее, чем его собрат, удовольствие,придав этому произведению характер агрессивный, обращенный противгосподствующих норм. Об этом обычно забывают, когда речь заходит о влиянии прошлого насегодняшний день. Обычно можно без труда уловить в произведении одной эпохистремление так или иначе походить на произведения предшествующей. Напротив,гораздо большего труда, видимо, стоит заметить отрицательное влияниепрошлого и уразуметь, что новый стиль во многом сформирован сознательным идоставляющим художнику удовольствие отрицанием стилей традиционных. Траектория искусства от романтизма до наших дней окажется непонятной,если не принимать в расчет - как фактор эстетического удовольствия - этонегативное настроение, эту агрессивность и издевку над старым искусством.Бодлеру нравилась черная Венера именно потому, что классическая Венера -белая[23]. С тех пор стили, последовательно сменявшие друг друга,увеличивали дозу отрицательных и кощунственных ингредиентов; в этомсладострастном нагнетании тоже наметилась некая традиция, и вот сегодняпрофиль нового искусства почти полностью сложился на основе отрицаниястарого. Понятно, как это всякий раз происходит. Когда искусство переживаетмноговековую непрерывную эволюцию без серьезных разрывов или историческихкатастроф на своем пути, плоды его как бы громоздятся друг на друга имассивная традиция подавляет сегодняшнее вдохновение. Иными словами, междуновоявленным художником и миром накапливается все больше традиционныхстилей, прерывая живую и непосредственную коммуникацию. Следовательно, одноиз двух: либо традиция наконец задушит живую творческую потенцию, как этобыло в Египте, Византии и вообще на Востоке, либо давление прошлого нанастоящее должно прекратиться и тогда наступит длительный период, в течениекоторого новое искусство мало-помалу излечится от губительных влиянийстарого. Именно второе случилось с европейской душой, в которой порыв кбудущему взял верх над неизлечимым восточным традиционализмом и пассеизмом. Большая часть того, что здесь названо "дегуманизацией" и отвращением кживым формам, идет от этой неприязни к традиционной интерпретации реальныхвещей. Сила атаки находится в непосредственной зависимости от историческойдистанции. Поэтому больше всего современных художников отталкивает именностиль прошлого века, хотя в нем и присутствует изрядная доза оппозиции болееранним стилям. И напротив, новая восприимчивость проявляет подозрительнуюсимпатию к искусству более отдаленному во времени и пространстве - кискусству первобытному и к варварской экзотике. По сути дела, новомуэстетическому сознанию доставляют удовольствие не столько эти произведениясами по себе, сколько их наивность, то есть отсутствие традиции, которойтогда еще и не существовало. Если теперь мы обратимся к вопросу, признаком какого жизнеотношенияявляются эти нападки на художественное прошлое, нас застанет врасплохпроблема весьма драматическая. Ибо нападать на искусство прошлого кактаковое - значит в конечном счете восставать против самого Искусства: ведьчто такое искусство без всего созданного до сих пор? Так что же выходит: под маской любви к чистому искусству прячетсяпресыщение искусством, ненависть к искусству? Мыслимо ли это? Ненависть кискусству может возникнуть только там, где зарождается ненависть и к науке ик государству - ко всей культуре в целом. Не поднимается ли в сердцахевропейцев непостижимая злоба против собственной исторической сущности,нечто вроде odium professionis[24], которая охватывает монаха, за долгиегоды монастырской жизни получающего стойкое отвращение к дисциплине, к томусамому правилу, которое определяет смысл его жизни[*Было бы любопытнопроанализировать психологические механизмы, в силу которых искусствовчерашнего дня негативно влияет на искусство завтрашнего дня. Для начала,один из очень понятных - усталость. Простое повторение стиля притупляет иутомляет восприимчивость. Вельфлин в "Основных принципах истории искусства"показал на разных примерах, с какой силой усталость вынуждала искусство кдвижению, заставляла его видоизмениться. То же и в литературе. Для Цицерона"говорить на латыни" еще звучало как " latine loqui ", но в V веке у СидонияАполлинария уже возникает потребность в выражении " latialiter insusurrare".С тех пор слишком уж много веков одно и то же говорилось в одной и той жеформе]. Вот подходящий момент для того, чтобы перо благоразумно прервало свойодинокий полет и примкнуло к журавлиному косяку вопросительных знаков.

ИРОНИЧЕСКАЯ СУДЬБА

1 2 3 456

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: