КОРРЕСПОНДЕНЦИИ ИЗ ВРЕМЕНА

теля, который разъяснил бы им их положение в обществе. С этой стороны Паниель неоценим для своих сторонников; он обладает мужеством, решительностью, а в некоторых областях и достаточной ученостью, и ему недостает лишь писательского и риторического таланта, чтобы создать что-нибудь значительное. За последнее время появилось много брошюрок, большей частью анонимных, которые, однако, не повлияли на настрое­ние публики. Несколько дней тому назад вышла из печати брошюра «Непиетистские рифмы» ¹⁴¹ размером в один печатный лист, но она не делает особой чести своему автору и о ней сле­дует упомянуть лишь из любопытства. Главный глашатай бре­менских пиетистов, талантливый проповедник Ф. Л. Маллет, обещал публике брошюру «Доктор Паниель и библия», но даже она вряд ли обратит на себя внимание противной партии, так что борьбу можно считать законченной и подытожить ее перипетии с общей точки зрения как нечто завершенное. — Нужно признать, что на этот раз пиетизм действовал более умело, чем его противник. Вначале у него были и кое-какие преимущества перед рационализмом, а именно: двухтысячелет-ний авторитет и все же научное, хоть и одностороннее, развитие с помощью современных ортодоксальных и полуортодоксальных богословов. В то же время рационализм даже в период своего расцвета находился между двух огней и был атакован одно­временно Толуком и Гегелем. Рационализм никогда не мог ванять ясную позицию по отношению к библии; он отличался злосчастной половинчатостью, которая сначала, казалось, ка­тегорически признавала веру в откровение, но в своих даль­нейших выводах настолько ограничивала божественность биб­лии, что от нее почти ничего не оставалось. Эти колебания ставят рационализм в невыгодное положение всякий раз, когда речь заходит о библейском обосновании его теоретических положе­ний. К чему прославлять разум и в то же время не провозгла­шать его автономии? Ведь в тех случаях, когда обе стороны признают библию, как общую основу, правота всегда на сто­роне пиетизма. Но, кроме того, на сей раз на стороне пиетизма был также и талант. Такой человек, как Круммахер, способен в отдельных случаях допустить безвкусицу, но он никогда не сможет заполнять целые страницы ничего не значащими фра­зами, как это делает Паниель. Наилучшим из того, что напи­сали рационалисты, были «Анафемы», автором которых при­знал себя В. Э. Вебер ^ш. Когда-то Г. Шваб сказал о Штраусе, что он выделяется из толпы противников позитивного ^14а уди­вительно тонким чувством прекрасного во всех его проявле­ниях. С помощью аналогичной характеристики я хотел бы

Ф. ЭНГЕЛЬС

выделить В. Э. Вебера из рационалистической черни. Он рас­ширил свой кругозор редкими познаниями греческих и немец­ких классиков, и хотя с некоторыми его утверждениями, в частности, с догматическими, не всегда можно согласиться, свобода его. мысли, благородная энергичная манера изложе­ния — все это должно найти признание. Недавно выпущенная против него полемическая брошюра лишена всех этих свойств. Только что вышла другая брошюра «Апостол Павел в Бре­мене» ^14S, написанная не без остроумия и содержащая пикант­ные намеки на политические и социальные отношения в Бре­мене, но и она решает что-либо не в большей степени, чем уже упомянутые. — Для Бремена этот спор имел особенно большое значение. Прежде партии выступали друг против друга без всякого смысла, и дело не шло дальше мелочных придирок. Пиетизм стремился к своим собственным целям, в то время как рационализм мало о нем заботился и именно поэтому имел о своем противнике ряд превратных представлений. В мини-стериуме, то есть в узаконенном собрании всех реформатских и униатских проповедников города, рационализм был пред­ставлен до сих пор лишь двумя и то очень робкими членами. Паниель сразу же после своего приезда выступил более реши­тельно, и уже донесся слух о разногласиях в министериуме. Теперь, с той поры как Круммахер раздул этот спор, каждая партия знает, чего она хочет. Пиетизм давно понимал, что его принцип авторитета не может согласоваться с основой рацио­нализма — разумом, и справедливо видел в этом течении уже при его возникновении отход от староортодоксального хри­стианства. Теперь же икаждый рационалист тоже понял, что его убеждения не просто отделены от пиетизма иным толкова­нием текста, а находятся в прямом противоречии с ним. И только сейчас, когда партии взаимно узнали друг друга, может произойти их объединение на более высокой основе, в связи с чем можно спокойно ожидать будущего.

ОТНОШЕНИЕ К ЛИТЕРАТУРЕ. МУЗЫКА

Бремен, январь

Можно подумать, что ганзейские города теперь насильно во­влечены в поток литературы. С той поры как появились «Очерки» Бёйрмана ¹⁴⁴, дождем сыплются рецензии на этот и в самом деле интересный материал. Сам Бёйрман в «Германии и немцах» ^иъ отвел трем вольным приморским городам значительное место. Журнал «Freihafen» напечатал «Ганзейские письма» Зольтве-деля ^14в. Гамбург уже с давних времен занимает определенное

КОРРЕСПОНДЕНЦИИ ИЗ ВРЕМЕНА

место в немецкой литературе; Любек лежит несколько в сто­роне, да и в экономическом отношении времена его расцвета остались далеко позади; однако А. Зольтведель собирается и там основать сейчас журнал. Бремен взирает на литературу с недоверием, поскольку по отношению к ней его совесть не совсем чиста, и обычно его затрагивают в ней не слишком нежно. И все же нельзя отрицать, что именно Бремен, благодаря его положению и политической обстановке в нем, в большей степени, чем любой другой город, пригоден для того, чтобы стать центром просвещения северо-западной Германии. Если бы только удалось перетянуть сюда двух или трех способных литераторов, здесь можно было бы основать журнал, который имел бы огромнейшее влияние на развитие культуры Северной Германии. Бременские книготорговцы достаточно предприим­чивы, и я слышал уже от многих из них, что они охотно выде­лили бы необходимые фонды и согласились бы нести вероятные убытки первых лет издания.

Наиболее сильной стороной Бремена является музыка. В немногих городах Германии занимаются музыкой так много и так хорошо, как здесь. В Бремене образовалось сравнительно большое количество хоровых объединений, а частые концерты всегда хорошо посещаются. К тому же здесь почти в полной чистоте сохранился хороший музыкальный вкус; наибольшей популярностью пользуются немецкие классики — Гендель, Моцарт, Бетховен, а из новых — Мендельсон-Бартольди и лучшие композиторы-песенники. Новофранцузская и ново­итальянская школы имеют поклонников почти исключительно лишь среди молодых конторщиков. Было бы только жела­тельно, чтобы меньше отодвигали на задний план Себастьяна Баха, Глюка и Гайдна. При этом здесь ни в коей мере не отка­зываются от новых имен. Наоборот, мало найдется мест, где произведения молодых немецких композиторов исполняются с такой охотой, как здесь. Тут можно также всегда встретить имена, известные музыкальному миру с самой лучшей стороны. Талантливый композитор-песенник Штегмайер дирижировал несколько лет оркестром нашего театра. На его место пришел Космали, который отчасти своими произведениями, отчасти ста­тьями, главным образом в журнале Шумана «Neue Zeitschrift für Musik», видимо, приобрел многих друзей. Столь же признан­ным композитором является Рим, дирижирующий хоровой капеллой и большинством концертов. Рим очень любезный старик с юношеской пылкой душой; никто, кроме него, не умеет так зажечь певцов и оркестрантов и вдохнуть жизнь в их исполнение.

Ф. ЭНГЕЛЬС

НИЖНЕНЕМЕЦКОЕ НАРЕЧИЕ

Бремен, январь

Первое, на что обращает здесь внимание приезжий, это упо­требление нижненемецкого наречия даже в самых видных семьях. Лишь только бременец переходит на сердечный, кон­фиденциальный тон, он начинает изъясняться на нижненемец­ком наречии. Он так привержен к этому диалекту, что переносит его даже за океан. На гаванской lonja * на бременском ниж­ненемецком наречии говорят не меньше, чем по-испански. Я знаю людей, которые в Нью-Йорке и Веракрусе в совершен­стве научились у проживающих там многочисленных бремен-цев диалекту их родного города. Но ведь не прошло и трех сотен лет с тех пор, как верхненемецкое наречие было объяв­лено официальным языком. Основные законы города — Скри­жали и Новое соглашение ^14? — составлены на нижненемецком языке, и первые звуки, которые учится здесь произносить мла­денец, произносятся на нем. Ребенок редко начинает говорить на верхненемецком языке до четырех или пяти лет. Крестьяне области никогда ему не учатся и тем самым часто заставляют суды вести заседание на нижненемецком наречии, а протоколы писать на верхненемецком. Кстати, нижнесаксонское наречие здесь сохранилось еще в довольно чистом виде и осталось пол­ностью свободным от примеси верхненемецких форм, которая искажает гессенский и рейнский диалекты. В североганновер­ском диалекте несколько больше архаизмов, чем в бременском, однако он гораздо более страдает разнообразными местными наслоениями; вестфальский совсем потерялся в ужасающей широте дифтонгов, а к западу от Везера начинается переход к фризскому диалекту. Бременский говор можно спокойно считать за свободное от примесей дальнейшее развитие старого нижнесаксонского письменного языка. Народный язык на­столько чувствителен, что, воспринимая верхненемецкие слова, он постоянно преобразует их по звуковым законам нижнесак­сонского наречия. Такой способностью обладают сейчас лишь немногие народные нижнесаксонские диалекты. Язык «Рейнеке Лиса»¹⁴⁸ отличается от современного диалекта лишь более полными формами, в настоящее время претерпевшими стяже­ние, в то время как корни слов, за немногим исключением, все еще сохранили свою жизненность. И поэтому правильно посту­пили языковеды, когда они рассматривали «Бременский сло­варь» в лексическом отношении, как средний итог современных

♦ — бирже. Ред.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: