|
|
КОРОЛЕВА, НЕ ЗНАЮЩАЯ ЛЮБВИДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА Король Франции ФИЛИПП IV, по прозванию КРАСИВЫЙ, 46 лет, внук Людовика Святого. Его братья КАРЛ, граф Валуа, носящий титул императора Константинопольского, графРоманьский, 44 года. ЛЮДОВИК, д'Эвре, граф около 40 лет. Сыновья Филиппа ЛЮДОВИК, король Наваррский, 25 лет. ФИЛИПП, граф Пуатье, 21 год. КАРЛ, 20 лет. Его дочь ИЗАБЕЛЛА, королева Английская, 22 года, супруга короля Эдуарда II. Его невестки МАРГАРИТА БУРГУНДСКАЯ, 21 год, супруга Людовика Наваррского, дочьгерцога Бургундского, внучка Людовика Святого. ЖАННА БУРГУНДСКАЯ, около 21 года, дочь пфальцграфа Бургундского,супруга Филиппа. БЛАНКА БУРГУНДСКАЯ, ее сестра, около 18 лет, супруга Карла. Министры и прочие государственные деятели королевства АНГЕРРАН ЛЕ ПОРТЬЕ де МАРИНЬИ, 52 года, коадъютор, правителькоролевства. ГИЙОМ де НОГАРЭ, 54 года, хранитель печати и канцлер ЮГ де БУВИЛЛЬ,первый королевский камергер. Ветвь Артуа, идущая от одного из братьев Людовика Святого РОБЕР III АРТУА, сеньор Конша, граф Бомон-ле-Роже, 27 лет. МАГО, его тетка, около 40 лет, графиня Артуа, вдова пфальцграфаБургундского, в звании пэра Франции, мать Жанны и Бланки Бургундских итроюродная сестра Маргариты Бургундской. Тамплиеры ЖАК де МОЛЭ, 71 год, Великий магистр Ордена тамплиеров. ЖОФФРУА де ШАРНЭ, приор Нормандии. ЭВРАР, бывший рыцарь-тамплиер. Ломбардцы СПИНЕЛЛО ТОЛОМЕИ, банкир из Сиенны, обосновавшийся в Париже. ГУЧЧО БАЛЬОНИ, его племянник, около 18 лет Братья д'Онэ ГОТЬЕ, сын рыцаря д'Онэ, около 23 лет, конюший графа Пуатье. ФИЛИПП, около 21 года, конюший графа Валуа. Семейство де Крессэ МАДАМ ЭЛИАБЕЛЬ, вдова сира де Крессэ, около 40 лет. ЖАН, ее сын, 22 года. ПЬЕР, ее сын, 20 лет МАРИ, ее дочь, 16 лет. Жан де Мариньи Епископ Санский, младший брат Ангеррана де Мариньи. Беатриса д'Ирсон Придворная дама графини Маго, около 20 лет.ПРОЛОГ ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПРОКЛЯТИЕ КОРОЛЕВА, НЕ ЗНАЮЩАЯ ЛЮБВИ В камине на ложе из раскаленных углей пылала целая сосна. Сквозьзеленоватые стекла в свинцовых переплетах просачивался скупой мартовскийсвет. На высоком дубовом кресле, спинку которого украшали три резных льва -символ английского могущества, - сидела королева Изабелла, супруга ЭдуардаII; подперев подбородок ладонью, опустив ноги на пурпурную подушку, онарассеянно глядела в камин, не замечая веселой игры огня.Двадцатидвухлетняя королева славилась удивительной белизной и нежностьюкожи; золотистые ее волосы были заплетены в две косы и уложены над вискаминаподобие ручек греческой амфоры. Придворная дама, привезенная из Франции, читала вслух королеве поэмугерцога Гийома Аквитанского: Не помяну любви добром, Я не нашел ее ни в ком, Мне некого воспеть стихом... Певучий голос придворной дамы терялся под сводами залы, слишкомпросторной, чтобы женщина могла здесь чувствовать себя счастливой. В изгнанье удаляюсь я, Беда и горе ждут меня... Королева, не знающая любви, вздохнула. - Сколь прекрасны слова эти, - произнесла она, - можно подумать, чтоони писаны для меня. Увы! Прошли те времена, когда знатные сеньоры, вродеэтого герцога Гийома, умели так же хорошо сражаться, как слагать стихи.Когда, вы сказали, он жил? Два века тому назад! А словно вчера тольконаписано. И она вполголоса повторила: Не помяну любви добром, Я не нашел ее ни в ком... Она задумалась. - Прикажете продолжать, ваше величество? - осведомилась чтица,придерживая пальцем страницу с картинкой. - Нет, милочка, не надо, - ответила королева. - Моя душа уже достаточнонаплакалась сегодня... Она поднялась и совсем другим тоном произнесла: - Мой кузен Робер Артуа известил меня о своем прибытии. Позаботьтесь отом, чтобы, как только он приедет, его немедленно провели ко мне. - Он едет из Франции? Как вы, должно быть, рады, ваше величество! - Хотела бы радоваться, но только привезет ли он нам радостные вести? Дверь распахнулась, и на пороге появилась вторая придворная дама - тожефранцуженка, - она запыхалась и придерживала мешавшую бежать юбкукончиками пальцев. В девичестве Жанна де Жуанвилль, она вышла замуж засэра Роджера Мортимера. - Ваше величество, ваше величество! - закричала она. - Он началговорить. - Неужели заговорил? - спросила королева. - И что же он сказал? - Ударил по столу и сказал: "Хочу". Гордая улыбка осветила прекрасное лицо Изабеллы. - Приведите его ко мне, - приказала она. Леди Мортимер все так же поспешно выпорхнула из залы; вскоре онапоявилась в дверях, неся на руках пухлого, розового, толстенького младенцав возрасте пятнадцати месяцев, и поставила его у ног королевы. На нем былоплатьице гранатового цвета, все расшитое золотом, слишком тяжелое длятакого малыша. - Значит, мессир мой сын, вы сказали "хочу"? - произнесла Изабелла,нагнувшись и потрепав мальчика по щечке. - Я рада, что вы произнеслипервым именно это слово: истинно королевская речь. Ребенок улыбнулся матери и потерся головенкой о ее руку. - А почему он так сказал? - спросила королева. - Потому что я не дала ему кусочек пирога, который мы ели, - ответилаледи Мортимер. По лицу Изабеллы пробежала улыбка. - Раз он начал говорить, - сказала она, - я требую, чтобы с ним несюсюкали, не лопотали бессмысленно, как обычно с дитятей. Не так-то важно,чтобы он умел говорить "папа" и "мама". Я предпочитаю, чтобы он поскореевыучил слова "король" и "королева". В ее голосе звучала прирожденная спокойная властность. - Вы сами знаете, милочка, - продолжала Изабелла, - в силу каких причиня выбрала именно вас воспитательницей моего сына. Вы внучатая племянницаславного Жуанвилля, который совершал крестовые походы вместе с моимпрадедом королем Людовиком Святым. Вы лучше прочих сможете внушить этомудитяти, что он принадлежит Франции столько же, сколько и Англии. Леди Мортимер склонилась в глубоком реверансе. В это мгновение перваяфранцузская придворная дама объявила о прибытии его светлости графа РобераАртуа. Королева выпрямилась в кресле, скрестила на груди свои белоснежныеруки, желая придать себе особо царственный вид, но даже эта поза идола немогла скрыть ее сияющей молодости. Паркетный пол залы затрясся, заходил под тяжестью двухсот шагающихфунтов. Вошедший имел шесть футов росту, ляжки у него были обхватом не меньшедубового ствола, руки - как палицы. На голенищах сапог красной испанскойкожи виднелась засохшая грязь; плащ, накинутый на плечи, был так широк,что мог бы вполне заменить одеяло. Даже с одним кинжалом у пояса онказался в полном воинском облачении. В его присутствии все и вся вокругсразу становилось слабым, непрочным, хрупким. Подбородок у него былкруглый, нос короткий, тяжелая челюсть, могучая грудная клетка. И воздухаему требовалось больше, чем прочим людям. Этому гиганту шел двадцатьвосьмой год, но его неестественная массивность прибавляла ему лет, так чтона вид ему казалось все тридцать пять. Стащив перчатки, он подошел к королеве, с легкостью, неожиданной втаком колоссе, преклонил перед ней одно колено и тут же поднялся, недожидаясь разрешения встать. - Ну как, мессир мой кузен, - спросила Изабелла, - благополучно ли высовершили плавание? - Отвратительно, мадам, чудовищно, - ответил Робер Артуа. - Буряподнялась такая, что я чуть было не отдал Богу душу вместе с потрохами. Яуж думал, что настал мой последний час, и решил исповедоваться передГосподом Богом в своих грехах. По счастью, их оказалось так много, что яне успел перебрать и половины, как показалась земля. Остальные я приберегдля обратного пути. От громовых раскатов его смеха в окнах задрожали стекла. - Да, черт возьми, - продолжал он, - видно, я создан для того, чтобыколесить по земле, а не для того, чтобы барахтаться в соленой водичке. Иесли бы не любовь к вам, кузина, если бы не необходимость сообщить вамважнейшие известия... - Разрешите, кузен, я покончу раньше с моими делами, - прервала егоИзабелла. И, повернувшись к гостю, она кивнула на мальчика. - Мой сынначал сегодня говорить. Потом обратилась к леди Мортимер: - Мне угодно, чтобы он заучил имена своей родни и чтобы он как можнораньше узнал, что дед его, Филипп Красивый, - король Франции. Читайте емус сегодняшнего дня вслух "Отче наш" и "Богородицу", а также молитвуЛюдовику Святому. Слова эти должны запасть ему в сердце раньше, чем онпоймет их разумом. Изабелла была рада случаю показать французскому родственнику, потомкуодного из братьев Людовика Святого, свои заботы о воспитании сына инаправление этих забот. - Какое прекрасное воспитание получит благодаря вам этот молодойчеловек! - воскликнул Робер Артуа. - Учиться царствовать начинают с младенчества, - ответила Изабелла. Не подозревая, что эти слова относятся к нему, мальчуган судовольствием заковылял по зале, озабоченно переступая ножками испотыкаясь, как дети простых смертных. - Трудно представить себе, что мы тоже когда-то были такими! - заметилРобер Артуа. - Особенно трудно представить это, глядя на вас, кузен, - подхватила сулыбкой королева. На мгновение она задумалась, стараясь вообразить себе чувства тойженщины, что выносила под сердцем эту человеческую глыбу, и своесобственное чувство к сыну, когда он станет взрослым мужчиной... Протянув ручонки, словно намереваясь схватить пламя своими крохотнымипальчиками, мальчик направился к камину. Робер Артуа преградил ему путь,выставив вперед свой красный сапог. Ничуть не испугавшись, наследный принцобхватил эту ножищу ручонками, которые так и не сошлись вокруг нее, иуселся верхом на гигантскую ступню. Робер раза три-четыре подкинул еговверх. Наследный принц хохотал в восторге от этой забавы. - Ах, мессир Эдуард, - сказал Робер Артуа, - осмелюсь ли явпоследствии, когда вы станете могущественным владыкой, напомнить вам, чтонекогда качал вас на своем сапоге? - Как раз вы и сможете напомнить ему об этом, - ответила Изабелла, -если вы навсегда останетесь нашим искренним другом... А теперь покиньтенас, - обратилась она к окружающим. Обе француженки вышли, уводя ребенка, которому суждено было в одинпрекрасный день стать королем Англии Эдуардом III, если будет на то воляПровидения. Робер Артуа молча ждал, пока захлопнется дверь. - Ну так вот, мадам, - сказал он, - дабы увенчать то прекрасноевоспитание, которое вы даете своему сыну, сообщите ему, пожалуйста, набудущем уроке, что Маргарита Бургундская, королева Наваррская, будущаякоролева Франции и тоже внучка Людовика Святого, скоро будет известна внароде под кличкой Маргарита Распутница. - В самом деле? - спросила Изабелла. - Следовательно, наши подозренияоправдались? - Да, кузина. И не только в отношении одной Маргариты. Но и в отношениидвух других ваших невесток. - Как? Жанны и Бланки? - Насчет Бланки бесспорно. А вот Жанна... Робер Артуа нерешительно повел своей огромной ручищей. - Просто она более ловка, чем те две, - добавил он, - но я имею всеоснования полагать, что и она тоже отпетая развратница. Он подошел ближе к трону, расставил для прочности ноги и бросил: - Ваши три брата, мадам, рогаты - рогаты, как последние простаки! Королева поднялась. Ее бледные щеки окрасил румянец. - Если то, что вы говорите, правда, я этого не потерплю, - произнеслаона. - Не потерплю подобного позора, не потерплю, чтобы моя семья сталавсеобщим посмешищем. - Французские бароны тоже не намерены этого терпеть, - ответил Артуа. - Есть у вас доказательства? Назовите имена! Робер Артуа с шумомвыдохнул воздух. - Когда вы прошлым летом вместе с вашим супругом посетили Францию,чтобы участвовать в празднествах, во время которых я имел честь наравне свашими братьями быть посвященным в рыцари - ибо вы знаете, что набесплатные почести у нас не скупятся, - заметил он ядовито, - так вот, вто время я поделился с вами своими подозрениями, а вы сообщили мне оваших. Вы приказали мне быть начеку и обо всем извещать вас. Я вашсоюзник; первый ваш приказ я исполнил и явился сюда, дабы исполнитьвторой. - Итак, что же вы узнали? - нетерпеливо спросила Изабелла. - Прежде всего то, что некие драгоценности исчезли из ларца вашейблагородной, вашей добродетельной, вашей кроткой невестки Маргариты. Акогда женщина тайком сбывает свои драгоценности, ясно, что она желаетодарить любовника или купить себе сообщников. Это бесспорная истина, нетак ли? - Но ведь она может сослаться на то, что жертвует свои бриллиантыцеркви. - Ну, не всегда. А что, если брошь, например, была дана ломбардскомукупцу в обмен на дамасский кинжал?.. - А вы узнали, на чьем поясе висит этот кинжал? - Увы, нет, - вздохнул Артуа. - Искал, но сбился со следа. Развратницыслишком ловки, как я уже имел честь вам докладывать. Ни один олень в моемлесу в Конше не мог бы лучше запутать следы и сбить с толку охотника, чемэти дамы. Изабелла сделала разочарованную гримаску. Робер Артуа предупредилслова, готовые сорваться с ее губ, предостерегающе подняв руку. - Подождите, подождите, - воскликнул он. - Это еще не все. Честная,чистая, целомудренная Маргарита велела привести в порядок покои в старойНельской башне, дабы, как она уверяет, творить там в одиночестве молитвы.Только почему-то молитвы творятся именно в те ночи, когда ваш брат Людовикнаходится в отлучке. А свет горит там за полночь. Ваша невестка Бланка, аиногда и ваша невестка Жанна тоже приходят туда помолиться. Хитрыебабенки! Если вы, скажем, спросите одну из них о ее времяпрепровождении,она вам ответит: "Как? Вы меня подозреваете? Но ведь я была с кузиной!" Одна согрешившаяженщина - это слабенький редут. Но три спевшиеся бесстыдницы - это уженеприступная крепость. Только вот в чем дело: в те самые дни, когдаЛюдовик отсутствует, в те самые вечера, когда в окнах Нельской башни горитсвет, в этих обычно пустынных местах, на берегу у подножия башни,начинается движение. Люди видели, что оттуда выходили мужчины отнюдь не вмонашеском одеянии и не с пением псалмов на устах, ибо не в ту дверь ониметят. Двор безмолвствует, но в народе пошли толки, ибо, пока хозяин ещемолчит, слуга уже распускает язык. В пылу разговора Робер взволнованно размахивал руками, шагал по зале,под ногами его стонали доски, и полы плаща со свистом рассекали воздух.Одним из самых неопровержимых доказательств Робер Артуа считал игру своихкрепких мускулов. Он старался убедить противника не словами, а выставляянапоказ свою физическую мощь; словно смерч, налетал он на опешившегособеседника; а грубость речей, так хорошо вязавшаяся со всем его обликом,казалось, говорила о полном прямодушии. Однако тот, кто дал бы себе трудпоближе приглядеться к Роберу Артуа, невольно усомнился бы: уж не комедияли все это, не ловкость ли фокусника? Ненависть, все замечающая, упорнаяненависть горела в серых глазах гиганта; и молодая королева тоже толькоусилием воли сохраняла прежнее хладнокровие. - Вы говорили об этом моему отцу? - спросила она. - Дорогая моя кузина, вы же лучше меня знаете короля Филиппа. Он такверит в женскую добродетель, что согласится меня выслушать не раньше, чемя покажу ему ваших невесток в объятиях любовников. А с тех пор, как моятяжба проиграна, я не в особенной чести при дворе... - Знаю, кузен, что с вами обошлись несправедливо, и, будь моя воля,причиненный вам ущерб был бы возмещен. Робер Артуа бросился к королеве, схватил ее руку и прильнул к нейдолгим благодарным поцелуем. - Но как раз в связи с вашей тяжбой, - вполголоса спросила королева, -не станут ли говорить, что вы действуете из соображений мести? Гигант подскочил: - Конечно, мадам, я действую из мести. Нет, действительно, этот великан Робер мог обезоружить любого! Хочешьзаманить его в ловушку, поставить в тупик, а он вдруг распахивает передвами, как окно, всю свою душу. - У меня отняли мое наследственное графство Артуа, - закричал он, - иотпали его моей тетушке Маго Бургундской... этой суке, прощелыге, чтоб онасдохла, чтоб ей проказа все лицо разъела, чтоб у нее все нутро сгнило! Ачем она добилась успеха? Только хитростью, интригами, да еще тем, чтосумела вовремя позолотить ручку советников вашего батюшки. Потому-то ей иудалось женить ваших братьев на двух своих распутных дочках и своей стольже распутной кузине. Увлекшись, он стал представлять королеве воображаемый диалог междусвоей теткой Маго, графиней Бургундии и Артуа, и королем ФилиппомКрасивым. - "Дорогой мой сеньор, мой родич, мой кум, а что, если вы выдадите моюлюбимую крошку Жанну за вашего сына Людовика? Как, он не хочет? Считает,что она слишком худа?.. Ну что ж! Дайте ему в жены Маргариту... Филиппу -Жанну, а вашему чудесному Карлу мою душечку Бланку. Как же мы будемрадоваться их любви! И потом, если мне уступят Артуа, которым владел мойпокойный брат, графство Бургундское отойдет нашим птенчикам. Ах, мойплемянник Робер? Да выкиньте наконец этому псу какую-нибудь кость! Пустьполучает замок Конш в графстве Бомон, этой деревенщине за глаза хватит". Идавай нашептывать разные подлости нашему Ногарэ, сулить золотые горыМариньи, и вот выдает замуж одну, выдает замуж вторую, выдает замужтретью. И когда дело сделано, наши крошки шлюхи начинают сговариваться,слать друг другу письма, добывать себе любовников и из сил выбиваться,лишь бы украсить рогами корону Франции... Ах, будь поведение их, мадам,безупречным, я бы еще как-то сумел обуздать свою досаду. Но дочки графиниБургундской узнают, с кем имеют дело, не беспокойтесь, я вымещу на них всето зло, что причинила мне тетушка, тем паче что и ведут они себянедостойно и изрядно насолили мне. Изабелла задумчиво внимала этой словесной буре. Артуа приблизился ккоролеве и произнес вполголоса: - Они вас ненавидят. - Надо сказать, что и я со своей стороны с самого начала недолюбливалаих без всякой на то причины, - ответила Изабелла. - Вы не любите их потому, что они лгуньи, потому, что думают только онаслаждениях и забывают о своем долге. Но они-то, они ненавидят васпотому, что завидуют вам. - Однако ж судьба моя не слишком завидна, - вздохнула Изабелла, - ихположение кажется мне куда приятнее, чем мое. - Вы королева, мадам, - королева по духу и по крови. Пусть вашиневестки носят корону, королевами они никогда не будут. Вот поэтому-то ониотносятся и будут относиться к вам столь враждебно. Изабелла вскинула на кузена свои прекрасные голубые глаза, и Артуапонял, что сумел коснуться чувствительной струнки. Отныне Изабелла целикомбыла на его стороне. - Известны вам имена... ну... тех людей, с которыми мои невестки... -спросила она. В отличие от своего родича Артуа Изабелла не любила прибегать к сильнымвыражениям, и иные слова просто не шли с ее губ. - Не знаете? - допытывалась она. - Но без этого я не в состояниичто-либо предпринять. Узнайте, и клянусь вам, я немедленно под любымпредлогом прибуду в Париж и положу конец всем этим безобразиям. Иначе каки чем я смогу помочь? Сообщили ли вы о ваших подозрениях моему дяде Валуа? Изабелла снова говорила решительно, властно, твердо. - Признаться, я воздержался от разговоров с его высочеством графомВалуа. Хотя он мой покровитель и лучший мой друг, но ведь он прямаяпротивоположность вашему батюшке. Он разнесет повсюду то, чтопредпочтительно держать в тайне, он до срока спугнет дичь, и, когдараспутницы попадутся в западню, они окажутся святее монашек... - Что же в таком случае предлагаете вы? - По-моему, надо избрать двойную тактику. Во-первых, приставить к мадамМаргарите новую придворную даму, которая будет блюсти наши интересы идавать нам нужные сведения. Для этой роли рекомендую мадам де Комменж, онанедавно овдовела, и ей охотно пойдут навстречу. Вот тут-то нам и можетпригодиться ваш дядя Валуа. Напишите ему письмо, в котором вы выразитесвое желание устроить судьбу несчастной вдовы. Его высочество граф Валуаимеет огромное влияние на вашего брата Людовика, и может статься, что он,желая лишний раз показать свою власть, незамедлительно введет мадам деКомменж в Нельский отель. Таким образом, в самом сердце крепости мы будемиметь своего лазутчика, а недаром у нас, людей военных, говорится: шпион встенах крепости стоит целой армии у крепостных стен. - Хорошо, я напишу письмо, и вы его отвезете, - сказала Изабелла. - Во-вторых, надо усыпить подозрения ваших невесток на ваш счет, а дляэтого следует приласкать их, ну скажем, отправить им какие-нибудь подаркиподороже, - продолжал Артуа. - Притом такие, что одинаково подходили бы имужчинам и дамам; отправьте их тайком от всех, не предупреждая ни отца, нибратьев, под предлогом маленькой дружеской тайны. Маргарита уже опустошиласвой ларец ради прекрасного незнакомца; если удача нам улыбнется, мынаверняка обнаружим нашу драгоценность на вышеупомянутом кавалере -неужели Маргарита не пожелает одарить его, тем более что происхождениеподарка останется в тайне. Дадим же им великолепный повод совершитьнеосторожный поступок. С минуту королева сидела в раздумье, потом приблизилась к двери ихлопнула в ладоши. Вошла первая французская дама. - Вот что, милочка, - обратилась к ней Изабелла, - соблаговолитепринести поскорее золотой кошель для милостыни, тот, что предлагал мнеутром купец Альбицци. Пока придворная дама ходила за кошелем, Робер Артуа, забыв на времясвои заботы и козни, огляделся вокруг - стены высокой залы были покрытыфресками на библейские сюжеты, резной дубовый потолок имел форму шатра.Все было ново, грустно, от всего веяло холодом. Мебель прекрасной работытерялась в огромных покоях. - Да, место не из веселых, - сказал он, окончив осмотр. - Больше похожена собор, чем на дворец. - Благодарение Богу, что не на тюрьму, - вполголоса ответила Изабелла.- Если бы вы знали, как временами я тоскую о Франции. Робера поразили не так слова королевы, как тон, которым они былипроизнесены. Он вдруг понял, что существуют две Изабеллы: одна - молодаягосударыня, сознающая свое высокое положение и даже несколько нарочитоподчеркивающая свое величие, а за этой маской - страдающая женщина. Французская дама принесла подбитый шелком кошель, сплетенный из золотыхнитей; застежкой ему служили три драгоценных камня, каждый величиной сноготь большого пальца. - Чудесно! - воскликнул Артуа. - Как раз то, что нам надо. Для дамскогообихода, правда, чуточку громоздко, но зато кто из наших придворныхщеголей не мечтает прицепить к поясу такой кошель, чтобы блеснуть всвете... - Закажите два таких же кошеля купцу Альбицци, - приказала Изабеллапридворной даме, - и велите сделать их немедленно. Когда придворная дама вышла, Изабелла обратилась к Роберу Артуа: - Вы доставите их во Францию. - Никто не узнает, что подарки привез я, - ответил Робер. Снаружираздались крики и смех. Робер Артуа подошел к окну. Во дворе артелькаменщиков поднимала вверх, к своду строящегося здания, каменную плиту,украшенную рельефным изображением английских львов. Половина рабочихтянула веревки на блоках, остальные, взобравшись на леса, готовилисьпринять плиту. Дело шло споро и весело. - Как видно, король Эдуард по-прежнему любит каменно-строительныеработы. Среди рабочих он узнал короля Эдуарда II, супруга Изабеллы, красивогоширокоплечего и широкобедрого мужчину лет тридцати, с волнистыми густымиволосами. Его бархатный камзол был забрызган известью. - Вот уже пятнадцать лет, как начали перестраивать Вестминстер! -гневно воскликнула Изабелла (слово "Вестминстер" она произносила нафранцузский манер: "Вестмостье"). - Шесть лет прошло со дня моей свадьбы,и все шесть лет я живу среди лопат и корыт с известью. Построят одно, ачерез месяц уже ломают. И не воображайте, что король любит каменные работы- он любит каменщиков! Вы думаете, они говорят ему "сир"? Они зовут егопросто Эдуард, шутят над ним, а он от всего этого в восторге. Дапосмотрите сами! Эдуард II отдавал приказания, обнимая за шею молоденького рабочего. Водворе царила какая-то двусмысленная фамильярность. Каменных английскихльвов снова опустили на землю, очевидно не найдя для них подходящегоместа. - Я думала, что хуже, чем при рыцаре Гавестоне, уже быть не может. Этотнаглый и хвастливый беарнец так ловко управлял моим супругом, что, всущности, управлял самим королевством. Эдуард подарил ему все моидрагоценности из свадебного ларца. Очевидно, в нашей семье уж такповелось, что драгоценности, принадлежащие женщинам, тем или иным способомперекочевывают к мужчинам! Наконец-то Изабелла могла излить близкомучеловеку, родственнику, свою душу, поведать о своих горестях и унижениях.Нравы Эдуарда II были известны во всей Европе. - В прошлом году баронам и мне удалось свалить Гавестона: ему отрубилиголову, тело четвертовали и выставили напоказ в четырех главных городахкоролевства, - удовлетворенно улыбаясь, закончила Изабелла. Выражение жестокости, омрачившее это прекрасное чело, отнюдь не смутилоРобера Артуа. Надо сказать, что подобные явления были в те времена деломсамым обычным. Нередко бразды правления вручались подростку, которогомогущество власти увлекало, как занятная игра. Еще вчера он забавы радиотрывал крылышки у мух, а сегодня мог забавы ради отрубить голову учеловека. Такой слишком юный властелин не боялся, да и просто непредставлял себе смерти и поэтому не колеблясь сеял ее вокруг себя. Изабелла взошла на престол в шестнадцатилетнем возрасте; за шесть летона весьма преуспела в ремесле государей. - И представьте, кузен, - продолжала она, - я иногда даже с сожалениемвспоминаю о рыцаре Гавестоне. Ибо с тех пор Эдуард, желая мне отомстить,собирает во дворец все самое низкое, самое грязное, что только есть встране. Он посещает лондонские портовые притоны, бражничает с бродягами,бьется на кулачках с грузчиками, соперничает с конюхами в их искусстве.Нечего сказать, достойные короля турниры! А тем временем государствомуправляет первый встречный, лишь бы он умел развлечь Эдуарда и сампринимал участие в его развлечениях. Сейчас эту роль играют бароныДиспенсеры, отец ничуть не лучше сынка, который состоит при моем супруге вкачестве наложницы. А мной Эдуард пренебрегает вовсе, если же нас сводитслучай, меня охватывает такой стыд, что я вся леденею. Она потупила голову. - Королева, если ее не любит муж, самая несчастная среди всех своихподданных. От нее требуют лишь одно - обеспечить продолжение царствующегодома, а до чувств ее никому нет дела. Да разве любая женщина, жена барона,горожанина, крестьянина, наконец, разве согласились бы они терпеть такиемучения, какие терплю я... лишь потому, что я королева? Да последняяанглийская прачка имеет больше прав, чем я: она может прийти ко мнепросить о заступничестве... Робер Артуа прекрасно знал - да и кто этого не знал! - что Изабелланесчастна в браке, но до сих пор он не представлял себе ни всей глубиныдрамы, ни страданий молодой королевы. - Кузина, моя прекрасная кузина, я буду вашим заступником! - пылковоскликнул он. Изабелла печально пожала плечами, как бы говоря: "Чем же вы можете мнепомочь!" Их лица почти соприкасались. Робер протянул руки, привлек ее ксебе со всей нежностью, на какую только был способен, и прошептал: - Изабелла... Положив руки на плечи гиганта, она ответила полушепотом: - Робер... Они не отрываясь смотрели друг другу в глаза, и обоих охватилонеожиданное волнение. Роберу показалось, что в голосе Изабеллы прозвучалтайный зов. Он вдруг почувствовал какое-то странное смятение, егосковывала, смущала собственная сила, и он боялся наделать неловкостей. Вблизи голубые глаза Изабеллы под полукружием каштановых бровейказались еще прекраснее, еще бархатистей казалась кожа, ещесоблазнительнее похожие на пушистый персик щеки. Меж ее полуоткрытых губбелели ослепительные зубы. Внезапно Робера охватило желание посвятить свою жизнь, свои дни, своетело и душу этим губам, этим глазам, этой хрупкой королеве, которая сейчасвдруг стала такой, какой была на самом деле, - юной девой; его влекло кней, и он не умел выразить это страстное и неукротимое влечение. Знатныеженщины были не в его вкусе, и не в его натуре было разыгрывать из себягалантного кавалера. - Почему я так с вами разоткровенничалась? - сказала Изабелла. Онипо-прежнему не отрываясь глядели друг другу в глаза. - За то, чем пренебрегает король, не видя в том совершенства, другие бымужчины денно и нощно благословляли небеса, - произнес Артуа. - Как вам, вваши годы, вам, красавице, блещущей свежестью, - вам лишиться естественныхрадостей? Неужели эти губы не узнают вкуса поцелуев? А эти руки... этотело... О, найдите себе избранника, и пусть ваш выбор падет на меня. Бесспорно, Робер слишком уж прямо шел к цели, да и речь его совсем ненапоминала поэтические вздохи герцога Гийома Аквитанского. Но Изабеллапочти не слышала его слов. Робер подавлял ее, нависал над ней как глыба;от него пахло лесом, кожей, конским потом и чуть-чуть железом от долгогоношения доспехов; ни голосом, ни повадками он не напоминал завзятогопокорителя женских сердец, и, однако, она была покорена. Перед ней былмужчина, настоящий мужчина, грубый и необузданный, с трудом переводившийдыхание. Воля покинула Изабеллу, и ей хотелось только одного: припастьголовой к этой груди, широкой, как у буйвола, забыться, утолитьмучительную жажду... Она затрепетала. Потом вдруг выпрямилась. - Нет, Робер, не надо! - воскликнула она. - Я не сделаю того, в чемпервая упрекаю своих невесток. Я не могу, не должна. Но когда я подумаю освоей участи, о том, чего я лишена, тогда как им посчастливилось иметьлюбящих мужей... О нет! Их должно покарать, и покарать сурово! При мысли, что ей самой заказан грех, Изабелла втройне возненавиделасвоих грешных невесток. Она отошла и села на высокое дубовое кресло. РоберАртуа последовал за ней. - Нет, нет, Робер, - повторила она, предостерегающе подняв руку. - Непользуйтесь моей минутной слабостью, я вам этого никогда не прощу. Совершенная красота внушает такое же уважение, как и величие. Гигантмолча отступил. Но тому, что произошло, - э им минутам не суждено никогда изгладитьсяиз их памяти. На какое-то мгновение между ними перестали существоватьвсякие преграды. Они с трудом отвели друг от друга глаза. "Значит, и ямогу быть любима", - подумала Изабелла, и в душе она почувствовалапризнательность к человеку, давшему ей эту блаженную уверенность. - Итак, кузен, это все, что вы мне хотели сообщить, или у вас есть ещеновости? - спросила она, с усилием овладевая собой. Робер Артуа, который в свою очередь размышлял о том, правильно ли онсделал, отступив так быстро, ответил не сразу. Он шумно перевел дыхание и произнес таким голосом, словно очнулся отдолгого сна: - Да, мадам, у меня есть к вам поручение от вашего дяди Валуа. Какие-тоновые таинственные узы связали их отныне, и каждое произнесенное словоприобретало теперь иное значение. - Вскоре будет суд над старейшинами тамплиеров, - продолжал Артуа, - иесть все основания опасаться, что ваш восприемник от купели Великиймагистр Ордена Жак де Молэ будет предан смерти. Ваш дядя Валуа просит васнаписать королю и молить о помиловании. Изабелла ничего не ответила. Она уселась, как и прежде, подперевладошкой подбородок. - Как вы на него похожи! - воскликнул Артуа. - На кого похожа? - На короля Филиппа, вашего батюшку. - То, что решил король, мой отец, то решено окончательно, - медленнопроизнесла Изабелла. - Я могу вмешиваться в дела, затрагивающие честьнашей семьи, но я не намерена вмешиваться в государственные дела Франции. - Жак де Молэ - глубокий старец. Он был благороден, был велик. Ежели онсовершал ошибки, он уже искупил их сторицей. Вспомните, что он вашкрестный отец. Поверьте мне, готовится большое злодеяние, и снова егозатевают Ногарэ и Мариньи! Нанося удар по тамплиерам, хотят нанести в ихлице удар по всему рыцарству, по всему высокому сословию. И кто же?Безродные, ничтожные люди. Изабелла молчала в нерешительности, дело было слишком важное, дабы онаосмелилась вмешаться в него. - Я не могу судить о таких вещах, - сказала она, - нет, не могу судить. - Вы знаете, что я в долгу перед вашим дядей Валуа, и он будет мнекрайне признателен, если я получу от вас письмо. К тому же сострадание клицу королеве; жалость - прирожденная добродетель женщины, и добродетель,достойная всяческих похвал. Кое-кто упрекает вас в жестокосердии -вступившись за безвинных, вы дадите клеветникам блистательный отпор.Сделайте это ради себя, Изабелла, а также и ради меня. Имя ее, Изабелла, он произнес тем же тоном, каким произнес его, когдаони стояли у окна. Королева улыбнулась. - Вы, Робер, искусный дипломат. Кто бы мог подумать, ведь с виду вынастоящий дикарь. Хорошо, я напишу письмо, которое вам так хочетсяполучить, и вы сможете доставить его вместе со всем прочим. Я дажепопытаюсь добиться письма от английского короля к королю французскому.Когда вы уезжаете? - Когда прикажете, кузина. - Думаю, кошели будут готовы завтра: значит, скоро. В голосе королевыпрозвучало огорчение. Робер взглянул ей в глаза, и она снова смутилась. - Я буду ждать от вас гонца, который сообщит, следует ли мнеотправляться во Францию. Прощайте, мессир. Увидимся за ужином. Робер вышел, и зала вдруг показалась королеве удивительно тихой, какдолина после промчавшегося над ней урагана. Изабелла прикрыла глаза и сминуту сидела не шевелясь. "Этого человека, - думала она, - озлобили вечные несправедливости. Нона любовь он способен ответить любовью". Люди, призванные сыграть важную роль в истории народов, по большейчасти не знают, каких событий станут они орудием. И эти двое, беседовавшиена закате мартовского дня 1314 года в Вестминстерском дворце, не моглисебе даже представить, что в силу стечения обстоятельств, в силусобственных действий они дадут толчок войне между королевствами Франции иАнглии, - войне, которая будет длиться более ста лет.УЗНИКИ ТАМПЛЯ 
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.
|