|
|
Действительно ли любовь - это всё, что тебе нужно?All you need is love, all you need is love, all you need is love, love, love is all you need...
Мы знаем о романтической и платонической любви, мы говорим о любви к Богу и к ближнему своему, о любви к людям и зверям, а также о половой любви. Любят дети своих родителей таким же образом, как и родители своих детей? Существует ли разница только в силе любви или также в её качестве? Как так может быть, что мы кидаем в одну кучу самоотверженность и трепет сердца подростка? Можно ли стричь под одну гребёнку и секс на одну ночь и жизнь Бодхисаттвы? В действительности даже не нужно указывать на то, что здесь речь идёт о совершенно разных явлениях. Скорее мы должны спросить себя, что же общего имеют все эти формы любви. За счёт этого, может быть, мы станем лучше понимать и счастье. I was made for loving you, baby, you were made for loving me. Свою первую большую любовь я пережил в 16 лет, где-то в то же время, как и повстречал дзадзэн. Я познакомился с Катей во время "Недели встреч" на Троицу в Брауншвейге, в течение которой приблизительно 12 учеников со всей Германии проверяли на то, подходят ли они для одного определённого частного интерната. Я тогда жил в Тюбингене, а она была из Гарбсен, недалеко от Ганновера. В итоге в интернат попал только я, в то время как она оставалась до окончания школы у своих родителей. Но на протяжении следующих восьми лет мы виделись друг с другом, сначала раз в две недели, потом с более большими промежутками. Кроме моей встречи с дзадзэн контакт с Катей был, вероятно, самым большим событием в моё школьное время. Хотя прошло 4 года, прежде чем мы в первый раз переспали друг с другом, но наши отношения с самого начала были не строго платоническими. Как и в дзадзэн, посредством моей любви к Кате я открыл своё - и её - тело. Однажды после обеда, когда мы были ещё в Брауншвейге, я спросил Катю, как ей там нравится, когда её рука вдруг оказалась на моём плече. Она молчала, и только тёплая ладонь гладила мою спину. Мне понадобилось довольно много времени, пока я смог осознать ситуацию, и мои руки ответили на её нежные ласки. Это было, как будто бы наконец-то лопнула твёрдая скорлупа моего сердца, как зрелый каштан. Всё своё детство я провёл за тем, чтобы ставить один камень за другим в стене, которую построил вокруг себя. Катя была первой, кто решился преодолеть этот барьер. В конце недели встреч я дал Кате свой адрес, и она обещала писать мне. Я сам был слишком стеснительным, чтобы спросить у неё её адрес и в течение следующих недель нетерпеливо ждал от неё письма - безуспешно. А когда приблизились летние каникулы, то я всё ещё ничего от неё не услышал. Так я решил поехать на велосипеде из Тюбинген в Ганновер, чтобы увидеть её. Через 10 дней я был там, а также нашёл её в телефонной книге. Но её не было дома. Только к началу школьных занятий в Брауншвейге я смог связаться с ней. Нет, она меня не забыла. Да, она тоже хотела меня видеть. И так мы встречались следующие полгода каждые вторые выходные. Кроме этих слишком коротких встреч содержанием моей жизни в 16 лет ещё были письма, которые мы писали друг другу. То, что эта любовь не является смыслом жизни, в то время меня бы никто не смог убедить в этом. Я бы не колебался ни секунды, чтобы пожертвовать своей жизнью ради неё. Разве она была не той, кому я был обязан своей жизнью? Когда в конце зимы Катя стала писать реже, и мы с ней некоторое время не виделись, то я позвонил ей. Она сказала, что у неё теперь новая причёска, и она слушает Depeche Mode. Мои волосы доставали мне тогда по пояс, и я слушал Rolling Stones и Doors. Разве любовь была не больше чем общие музыкальные интересы? Мы долго молчали в трубку, но это молчание больше не было наполнено желанием быть вместе. Она ждала, чтобы положить трубку, и когда она сделала это, то для меня рухнул маленький мир. Как и многие подростки, я верил, что сказка может стать былью, и проснулся от своего сна. Мои письма оставались без ответа, а дни были более серыми, чем когда-либо до этого. Но через несколько месяцев она всё-таки позвонила. Да, она меня несколько разочаровала. Нет, я не злился на неё. Да, конечно, я хотел снова увидеть её. Мы сходились и расходились несколько раз, и в течение следующих лет в основном проходили только несколько недель или месяцев, когда один из нас бы не связался с другим. Мы снова время от времени встречались друг с другом, но это было уже не как вначале. Мы были слишком разными, чтобы вынести вместе слишком долго, но именно эти противоположности заботились о том, чтобы мы снова и снова тянулись друг к другу. Why is it something so good just can't function no more. Существуют разные теории, почему Ian Curtis, солист Joy Division, покончил жизнь самоубийством. Хотя он в это время разводился со своей женой Deborah, но его собственная карьера только начиналась. Группа стояла перед турне по Америке. Сегодня название его самой известной песни украшает его надгробный камень в его родном городе Maccesfield: "Love will tear us apart" ("Любовь разорвёт нас"). Я думаю, что Ian Curtis был не единственным, кто спрашивал себя, почему что-то такое хорошее как любовь в какой-то момент больше не хочет работать. Как так получается, что то чувство, за которое вчера мы были готовы отдать всё, сегодня снова разделяет нас? Не только The Beatles и многие кинофильмы утверждают, что любовь - это ответ на все вопросы и проблемы. И сказки, которые нам читали в детстве, заканчивались, когда принц и принцесса счастливые обнимали друг друга: "Стали они жить-поживать и добра наживать" ("Und wenn sie nicht gestorben sind, dann leben sie noch heute", "И если они не умерли, то и сегодня ещё живут"). В действительности мы, к сожалению, должны очень часто констатировать: "И если они не умерли, то уже давно подали на развод и ссорятся из-за права опеки на детей". И детские сказки, и сказки для взрослых из Голливуда рассказывают в основном истории только до того момента, когда влюблённые находят друг друга. Всё, что идёт после этого, умалчивается: Если любовь должна выдержать испытание временем, то она должна пройти через большое количество проблематичных ситуаций. Это требует жертв, компромиссов и гораздо больше нервов и энергии, чем подростковый читатель "Ромео и Джульетты" Вильяма Шекспира может себе представить. Самый счастливый брак, который я лично могу себе представить, был бы отношениями глухого мужа и слепой жены. Сегодня в повседневной жизни каждому своя рубашка ближе к телу, даже отношения между родителями и детьми часто бывают напряжёнными. Так что неудивительно, если вдруг весь мир кажется нам в другом свете, только потому, что в данный момент мы по уши влюблены. Шаг в сторону Бодхисаттвы в маленьком масштабе происходит как бы сам собой: Мы не можем иначе, как думать только о нём или о ней, наша собственная жизнь больше не играет совершенно никакой роли. Бросить себя под поезд ради любимого человека было бы просто мелочью - удивительно, если вспомнить о том, насколько тяжело нам было ещё вчера пропустить в очереди вперёд незнакомого человека. Наши гормоны вдруг сходят с ума: "Я", которое стояло в центре жизни, отходит на край, и возлюбленный или возлюбленная занимают его место. Я думаю, что суть любви состоит в этом не принимании во внимание самого себя. Истинна эта любовь или нет, выясняется в основном тогда, когда прилив гормонов уменьшается, и наступают будни. Осложняет это всё то, что мы просто чересчур много ожидаем от любви. Если мы только что влюбились, то, к примеру, хотим верить, что мы наконец-то получим всю ту любовь, которой нам не хватало, будучи детьми. Но таким образом мы предъявляем чересчур большие требования к любимому или любимой, которая не может быть заменой отцу или матери. Так как в наше время не хватает любви между родителями и детьми, то любовь между мальчиками и девочками получила такое большое значение. Сегодня большое количество людей считают это признаком здравого ума, сказать, что Бог мёртв. Но потребность сотворить себе кумира осталась у человека, и поэтому многие обожествляют объект их безрассудной любви. Как только они понимают, что их возлюбленный/возлюбленная - это просто человек, то тогда звучит разочарованное: "И опять я вытянул не тот жребий!". Кажется, что только немногим приходит в голову, что это находится в их руках, удастся их любовь или нет. И если мы после такого количества разочарований всё ещё не нашли принца или принцессу, то может быть когда-нибудь начнём довольствоваться и счастьем на одну ночь. Так как даже отношения на одну ночь позволяют на одно мгновение забыть своё "я", разбить скорлупу и полностью раскрыться в оргазме. Но на следующее утро часто говорят: "Ты ещё выпьешь со мной кофе?" - "Нет, я лучше пойду". И из временно любимых снова становятся чужие. Что мы делаем не так? Немецкий писатель Вольфдитрих Шнурре рассказывает историю одного мальчика, который так любит одну лягушку, что в банке берёт её с собой в кровать, где бедному животному, конечно же, слишком жарко. На следующее утро лягушка задохнулась. Мораль Шнурре: Любить означает иметь силы отпустить. Для любви действительно то же самое, что и для счастья. Если ты держишь её, то она разрушится. Любовь не требует, и она не навязывается. Когда ты имеешь дело с любовью, то важно расслабить хватку, вместо того чтобы постоянно тянуть её только в своём направлении. Но разве это не именно то, чем мы занимаемся? Когда мы говорим, что любим кого-то, то разве мы часто не имеем этим в виду, что мы любим быть любимыми? Или что мы любим владеть? Одна песня американской группы Cheap Trick описывает это так: "I want you to want me, I need you to need me, I'd love you to love me!" ("Я хочу, чтобы ты хотела меня. Мне надо, чтобы я был тебе нужен. Я бы любил, чтобы ты любила меня!"). Даже в любви для нас часто речь идёт только о нас самих, и другой человек не является для нас чем-то большим, чем средством для самоутверждения. Любовь терпелива, она добра; Любовь не соперничает, любовь не хвастается, она не надувается, [...] она не ищет своё, [...] она не засчитывает зло; она не радуется несправедливости, но она радуется с истиной; она всё выносит, она всему верит, она на всё надеется, она все вытерпит. Любовь никогда не проходит. Любовь, которая действительно заслуживает этого слова, должна быть бескорыстной. Это любовь Бодхисаттвы, который не спрашивает, что он получит назад за свои дела. Но эта позиция ума не должна быть субъективным чувством, а она должна проявляться в повседневной жизни. Философ Эрнст Тугендхат однажды сказал что-то в своих Берлинских лекциях, что по смыслу, как я помню, значило где-то следующее: "Только ты знаешь, влюблён ли ты. Только другой знает, любишь ли ты". Это означает, что любовь - в отличие от влюблённости - это не чувство, а практика. Наша любовь должна манифестироваться в наших делах. И точно также как и счастье, любовь не ждёт нас, она не дар неба, а создаётся только нами самими в своей повседневной жизни. Понятие "практика жизни" имеет в Дзэн центральное значение и понимается как ключ к счастью. Часто это слово переводится как "тренировка", но при этом скорее думают о тренировке пожарных как подготовке к реальному событию или о театральной репетиции как подготовке к выступлению. Но наша практика - это реальное событие, настоящее выступление. При этом речь идёт о том, чтобы воплотить на практике нашу внутреннюю позицию по отношению к жизни. Некоторые имеет высокое мнение о своём взгляде на жизнь, но жизнь хочет не только, чтобы на неё "глядели". И самый лучший взгляд на жизнь ни на что не годится, если его ещё и не живут. Твоя любовь не истинная, если ты чувствуешь её только в своём сердце, без того, чтобы она доходила и до других. Но тот, кто живёт как Бодхисаттва, не будет пытаться произвести впечатление размером своей любви. "Сочувствие", "доброта", "самоотверженность"... для Бодхисаттвы нет ничего более чуждого, чем наряжать практику в такие красивые слова. В Дзэн это так и для сатори, так называемого просветления. Оно тоже не должно пониматься как субъективный опыт, а должно быть выражением практики. Тот, кто действительно просветлён, тому нет необходимости говорить об этом: Он уже давно забыл само просветление и раскрывается в практике жизни. Поэтому это недоразумение, думать, что цель дзадзэн - это достижение сатори. Сходство со счастьем очевидно: Речь идёт не о том, чтобы достичь этого, а о том, чтобы забыть и отпустить его. Только тогда оно манифестируется в жизни. Счастлива только та душа, которая любит. Когда мой мастер попал в аварию, я знал Томоми меньше трёх месяцев. Конечно для меня было более важным как можно быстрее попасть в больницу в Хамасаку, чем наше свидание вечером дня Святого Валентина. Хотя чтобы попасть из Осаки в Хамасаку нужно потратить почти целый день, я пришёл первым из учеников Мияура роси. На вокзале ждали Майк, который ещё жил в Антайдзи, и Синрю, монах-брат Мияура, живущий недалеко от монастыря. Они ждали жену Мияура, которая приезжала со следующим поездом. Вместе мы поехали в больницу, где находился Мияура. Я в первый раз в своей жизни увидел труп. Утром в день аварии Мияура поехал на бульдозере в деревню, находящуюся в четырёх километрах, чтобы отбуксировать к очищенной дороге машину одного посетителя, который застрял. Майк поехал за ним, чтобы забрать почту. Где-то в 12 часов они доехали до дороги, и так как пришло время обеда, то Майк первым поехал назад. Когда Мияура в 15 часов всё ещё не вернулся в монастырь, то Майк заволновался. Вместе с Асия, японским студентом, который проводил в Антайдзи свои каникулы, он снова поехал сквозь снег - слишком поздно, чтобы спасти Мияура, который от усталости заснул за рулём бульдозера и упал вниз. Он ещё смог пробиться 50 метров вниз по реке, но потом упал и утонул. Его труп был ледяным, когда я прикоснулся к нему многими часами позже. Через несколько дней я снова был в Осаке, чтобы распустить группу дзадзэн. Томоми была в слезах, когда я ей всё рассказал. Наши отношения были ещё слишком молодыми, чтобы говорить о любви. Но я всё же попросил её переехать со мной в горы, когда стало ясно, что моё время в парке подошло к концу, и я стану следующим абтом Антайдзи. И для неё решение было не простым. Она не знала, что за жизнь ожидает её в горах, и все её друзья жили в Осаке. Сельское хозяйство интересовало её настолько же мало, как и строгость монастырской жизни, и она не любила холод. Она долго колебалась и сказала, чтобы я нашёл кого-нибудь получше. Но в итоге она всё же дала мне своё согласие, когда я попросил её руки. Теперь мы вместе уже 5 лет, и у нас двое детей. Наша жизнь и сегодня не проста, и мы каждый день открываем что-то новое в самих себе и в друг друге. Но и это тоже ценная практика в моей жизни. Иногда меня спрашивают, что же было в Томоми такого, почему я хотел на ней жениться. Я не могу этого точно сказать, но думаю, что это было её умение приспосабливаться и готовность открыться совершенно новому. Она не закостенела на каком-либо взгляде на жизнь. В ней я видел для нас обоих возможность учиться друг у друга и построить настоящие любовные отношения. Когда мне было 14 лет, то один учитель в школе объяснил нам, что у индийцев совершенно иное отношение к любви, чем у нас, западных людей. На западе любовь похожа на кастрюлю с кипящей водой, которую ставят на холодную плиту. Раньше или позже страсть угасает и говорят: "Я всё-таки не нашёл свою половинку". В Индии же ставят кастрюлю с холодной водой на горячую плиту. Таким образом вода медленно нагревается и в итоге закипает. Ты не знаешь, какой случайности обязан своим рождением, и ты также не знаешь, почему дышишь. Прежде чем ты успеешь оглянуться, ты уже влюбился в девушку и вдруг стоишь здесь с женой и детьми - и всё ещё ничего не знаешь. Не только в Индии, но и в большинстве других частей Азии свадьбы устраивались и частично всё ещё устраиваются членами семьи. На любовь с первого взгляда нет спроса, жених и невеста почти не знают друг друга. Но и поэтому всем с самого начала ясно, что любовь не падает с неба. Это муж и жена должны создавать их отношения со дня свадьбы. Закипит потом вода или нет, это зависит исключительно от них, а не от судьбы или стрел Амура. Это стоит в противоположность тому, как это выглядит сегодня на Западе, где, к сожалению, свадьба слишком часто означает конец любви, а не её начало. Поэтому некоторые люди хотят сохранить их обоюдное влечение друг к другу тем, что они вообще не женятся. Так они хотят предотвратить чувство попадания в ловушку. Я же всегда хотел иметь семью, и хотя у нас с Томоми уже были немаленькие ссоры, никто из нас - я, по крайней мере, надеюсь на это - не пожалел о свадьбе. Четвёртый из восьми аспектов бодрствования большого человека - это "посвящать себя практике телом и душой". Догэн Дзэндзи замечает по этому поводу: "Это означает непрерывно посвящать себя всем хорошим вещам, шагать вперёд чистым и не рассеянным, не делая ни шага назад". Пункт, о котором здесь идёт речь, очень важен и для любви. Об этом цитата из "Сёбогэндзо Хатидайнинкаку". "Если ты посвящаешь себя практике телом и душой, то у тебя не будет проблем ни с одним делом. Это как с каплей, которая точит камень. Представь себе, что ты пытаешься разжечь огонь из деревяшки с помощью крутящейся палочки. Если ты часто меняешь свои намерения и каждый раз прекращаешь крутить палочку, в то время как деревяшка ещё не стала горячей, то никогда не полетит искра, чтобы разжечь продолжительный огонь, как бы ты этого ни хотел. Поэтому посвящай себя практике телом и душой".
Моё детство Я вырос сиротой, без денег и со слабым умом - все необходимые условия, чтобы быть несчастливым в этом мире. Ни один человек не должен был бы быть более несчастливым, чем я, но мне кажется, как будто бы я жил самую счастливую жизнь из всех. Я бы не мог быть более благодарным за эту жизнь.
Поэтому нам нравится видеть себя в роли жертвы. Наше детство - это куча воспоминаний, в которых мы видим себя не как преступника, а как бессильное существо. Есть большой соблазн смотреть на себя из этих картинок как на жертву родителей, судьбы и враждебной жизни вообще. Тут я не исключение. То, что я провёл своё раннее юношество как интровертированный скептик с постоянными мыслями о самоубийстве, частично произошло и из-за ранней смерти моей матери. Но мне всё же не придёт в голову мысль, обвинять её в моей жизни, какая она есть. Наоборот, то, что я сегодня веду жизнь, которой полностью доволен, я, конечно, обязан своим родителям. И если бы моя мать не умерла так рано, то моя жизнь пошла бы по другому, не обязательно лучшему, пути. Счастливая мать более поучительна для детей, чем сто книг о воспитании. В Японии часто спрашивают о здоровье родителей. Когда я однажды сказал одному мастеру Дзэн, что моя мать умерла уже 30 лет назад, то он сказал то, что, вероятно, пришло бы в голову лишь немногим: "Поздравляю! Ты должен быть благодарен ей, что она так рано открыла тебе глаза на непостоянство мира". Но многие мои воспоминания о ней имеют отрицательный характер. Когда она, уставшая, приходила с работы, то у неё обычно не было ни времени, ни желания сидеть со мной. Если я всё же боролся за её внимание, то она могла превратиться и в злую ведьму - в моих глазах. Я помню один день, когда мне было где-то 4 или 5 лет: Моя мать дала мне одну купюру и попросила купить в магазине на углу жареную курицу. Путь был недалёк, но по дороге я встретил пару подростков, которые пили пиво из бутылки. Один из них спросил: Довольный, я бежал домой, гордо сжимая жвачку в руке. Само собой разумеется, что дома меня ожидала не похвала, а строгий выговор - и снова рухнула маленькая надежда. Похожее переживание было у меня потом, когда моя мать однажды забыла забрать меня домой после урока рисования. Тогда мы уже жили в Тюбинген, но я ещё не ориентировался в новом городе. После того как я безрезультатно прождал один час, то, плача, сел на тротуар. Проходившая мимо старушка спросила меня, что случилось, и где я живу. Потом мы вместе прошли 10 минут, и я издалека увидел на вершине холма наш квартал. "Теперь я и сам знаю дорогу!" закричал я. Моё сердце прыгало от радости, когда я бежал домой. Но тем временем моя мать вспомнила об уроке рисования, и мы разошлись. Дом был пустой, и когда она через некоторое время вернулась, то заорала: "Я тебя повсюду искала, почему ты не можешь просто подождать? Ты не можешь себе представить, как я волновалась!". У меня, конечно же, есть и приятные воспоминания о моём детстве, на пример о чувстве, когда отец наконец-то забрал меня после долгого ожидания около ворот детского сада, потому что он пришёл с работы раньше, чем моя мать. Или об одном зимнем дне, когда я вместе с матерью ехал на велосипеде по очень скользкой булыжной мостовой, поскользнулся, и мы вместе упали: "Тебе больно?". Редко я слышал в её голосе так много заботы. Обычно она в большей степени руководствовалась своим разумом, чем чувствами, и это, наверное, действительно единственное воспоминание, когда я полностью чувствовал себя укрытым её любовью. Если я приходил домой из детского сада с лейкопластырем, то она срывала его, так как "на свежем воздухе раны лучше заживают". Но я гордился, что моя мать - врач, и разбирается в этом. Когда во время дорожных работ за церковью нашли давно забытое кладбище, то моя мать позвала меня, когда вернулась с работы: "Посмотри, за домом лежит куча костей!". Мы вместе пошли искать череп, который она заметила. К сожалению, мы пришли слишком поздно, его уже кто-то забрал себе. Я ещё долго упрекал её, что она не забрала его домой сразу, но может быть она хотела предоставить мне возможность сделать эту находку. Зато она точно объяснила мне, какая кость принадлежала какой части тела. Любовь моей матери выражалась не через жесты. Я не могу припомнить, чтобы она когда-нибудь крепко обнимала меня. Но зато она всегда была безоговорочно честной по отношению ко мне и моим двум сёстрам, которые на 3 и на 4 года младше меня. Незадолго до её смерти, может быть во время последнего посещения у её койки, она подняла ночную рубашку и показала нам раны, которые остались после того, как ей удалили грудь. Но рак груди уже перешёл на другие части тела, операция прошла слишком поздно. Дети как мокрый бетон: Каждое прикосновение оставляет в них прочные отпечатки. Когда моя мать должна была оставить свою работу врачом, то семья переехала в Тюбинген, где мой отец нашёл новую работу. Вскоре после этого я пошёл в школу. Свои первые летние каникулы я провёл с одной тётей в летнем домике моих дедушки и бабушки в Хартц. Я играл с мячиком на лужайке, когда она позвала меня к себе и сказала: "Сегодня умерла твоя мать". Может быть потому, что моя мать уже давно не подпускала к себе нас, детей, и уже до своей болезни проводила много времени за работой в больнице, но я спокойно принял эту новость. На мою просьбу участвовать в похоронах мне в очередной раз сказали: "Ты для этого ещё слишком маленький!". Когда я сегодня рассказываю это в Японии, то мне никто не верит. Здесь нельзя себе такое представить, что умерший не окружён на похоронах своими родными или же что ребёнку не дадут прийти на похороны матери. Во время любой религиозной церемонии можно увидеть и маленьких детей. Вообще в Японии по-другому относятся к смерти: Как только в больнице констатируют смерть человека, то его ещё раз привезут оттуда домой. Там вся семья сидит с ним в течение одной ночи. На следующий день труп оденут для своего последнего путешествия, семья уложит его в гроб, который потом закроют самые близкие его родственники. После этого гроб вместе с трупом сжигают в крематории, и при этом следят за тем, чтобы температура была такой низкой, чтобы не сгорели кости. Из того, что осталось после огня, родственники вытаскивают кости палочками, которые похожи на обычные палочки для еды, и перекладывают их в урну. В этой церемонии участвуют и маленькие дети, и ни одному взрослому не пришло бы в голову ругаться и говорить им вести себя тихо, когда вдруг кто-нибудь рассмеётся. Наоборот, даже взрослые используют возможность, чтобы вечером напиться, смеяться, петь и вместе купаться в воспоминаниях. Когда умер мой мастер, то понадобилось довольно много времени, пока все его ученики и спутники собрались вместе со всей Японии. Поэтому мы провели в одной комнате с трупом даже два дня и две ночи, где мы рядом с ним ели, пили и спали. Я ещё хорошо помню пятилетнего Рика, который с радостью помогал забить гвозди в крышку гроба. Для него это было особенное событие, и никто из "больших" не делал вид, что он понимает значение смерти лучше, чем этот пятилетний мальчик, которому и сами буддийские священники ничего не запрещали. И по этому поводу мне помнится один случай из детства: Мой дедушка был пастором, и до того как мне исполнилось шесть лет мы жили в доме пастора за церковью Магни в центре Брауншвейга. Но всё же я, будучи ребёнком, никогда не чувствовал себя в церкви желанным. Обе мои сестры и я "ничего там не забыли". И когда я спрашивал, где находится Бог, то мне отвечали: "Ты это поймёшь только тогда, когда станешь постарше". Нет ничего более противоположного, чем торжественная тишина в христианской церкви и гвалт в буддийском храме в Азии. Это так и для семейной жизни: В детском возрасте мы проводили бесконечные часы за детским столиком на лестничной клетке во время ежегодной встречи семьи, а взрослые разговаривали в гостиной. Мне до сегодняшнего дня не ясно, какие глубокомысленные разговоры вели между собой за кофе и пирогами "большие", в которых нельзя было участвовать нам, "маленьким". Казалось, что между миром взрослых и детей есть непреодолимая стена, которая совершенно не существует в японских семьях. Я боюсь, что мы были не единственными немецкими детьми, которым говорили: "К сожалению, вы должны посидеть снаружи". Во многих культурах мира дети представляют собой смысл жизни своих родителей. Вопрос о том, важнее ли счастье детей, чем счастье родителей, там не ставится с самого начала: Для большинства счастье их детей означает также и их счастье. Но, кажется, что на западе мы много ломаем себе голову над тем, сколько времени и энергии мы тратим на своих детей, а сколько на свою собственную жизнь. Мы проводим границу между своей жизнью и жизнью наших детей, и потом говорим: "Почему бы тебе не поиграть одному?" - "Почему ты не можешь заснуть, прежде чем начнутся новости?" - "Нет, у меня сейчас нет времени, ты разве не видишь, что я смотрю телевизор?". Глядя на это сегодня, мне кажется, как будто бы постоянное пренебрежение мной - "ты для этого ещё слишком маленький" - ранило меня больше, чем смерть моей матери. Когда я заметил, что в мире взрослых меня никто не хотел видеть, то и сжёг все мосты со своей стороны. Я больше не хотел иметь дело со взрослыми и ушёл в свой собственный мир, который окружил высокими стенами. Ещё больше, чем смерть, меня пугала жизнь, и точно я знал только одно: Я не хотел становиться таким, как самозваные "большие", которые утверждали, что у них есть более важные дела, чем отвечать на мои вопросы о смысле жизни. Теперь у меня самого есть двое маленьких детей. Как бы я себя чувствовал, если бы какой-нибудь врач сказал мне: "Вам осталось недолго"? Что бы я ощущал, если бы несчастный случай забрал у меня мою жену, и я должен был бы в одиночку воспитывать своих детей? Сегодня, с дистанции многих лет и со своим собственным опытом я могу видеть и другую сторону - не только страдание детей, но и страдание родителей. Я думаю, что теперь могу понять одиночество моей матери и моего отца - и любовь, которая не дошла до меня. Я покинул отца и мать, жену и ребёнка. Я оставил позади друзей и соратников, чтобы уйти в бездомность. Это означает, что теперь все страдающие существа - это моя семья, я забочусь о них, как будто бы они были моими собственными детьми. Во всех странах Азии любовь между родителями и детьми стоит высоко над любовью между мужчиной и женщиной. Поэтому для многих азиатских монахов отречение от семьи и обязательство исключительно пути Будды означает такой большой шаг. В некоторых частях Азии монах всё ещё должен не только обязаться блюсти целибат, но и он отказывается заботиться о своих родителях, даже если в старости им понадобится помощь. В Японии это уже изменилось: Здесь во многих случаях мастер монаха одновременно и его отец, так как священники могут жениться. Одна сутра, которая вероятно была создана в почитающем старших Китае, посвящена этой теме. Она называется "Бумо-ондзюкё", что означает "Сутра большой родительской любви". "Бумо-ондзюкё", которая, как и все буддийские сутры говорит лично от лица Шакьямуни, начинается так: "Говорят, что вероятность родиться в этом мире человеком настолько же мала, как и количество грязи под твоими ногтями по сравнению со всей землёй этой планеты. Тем, что мы всё же рождаемся в этот мир людьми, а не червями, мухами или лягушками, мы обязаны своим родителям. Поэтому обязательства по отношению к родителям более великие, чем какие-нибудь другие мирские обязательства". То, что пишется в этой сутре дальше, может показаться западному читателю сильно преувеличенным, но азиатского читателя это не может не тронуть: "Беременная мать 9 месяцев разделяет свою плоть и кровь с ребенком, который растёт в ней. Даже когда ей так плохо, как во время тяжёлой болезни, у неё нет в голове других мыслей, как произвести на свет здорового ребёнка. Она полностью забыла желания хорошей еды, питья и красивой одежды. Когда приближается час родов, начинаются родовые схватки, и тогда нет ни одной кости, которая бы не причиняла боль. Она должна проливать пот, слёзы и кровь, а некоторые даже теряют свою жизнь во время родов. Отец дрожит от страха и ужаса о жизни матери и ребёнка. Тем более велика совместная радость родителей после успешного появления ребёнка на свет. Как и небо не знает границ, так и не знает границ их радость. Они чувствуют себя как бедная парочка, которой попало в руки безмерное сокровище. Когда ребёнок закричит в первый раз, то мать чувствует себя, как будто бы ей самой только что подарили жизнь. С этого дня ребёнок питается любовью матери, для которого она означает жизнь. Грудь матери - его постель, её колени - его место для игр. Он напивается богатым молоком матери. Потому что кто бы дал попить ненасытному ребёнку, если не мать? Кто бы согревал его в холодные времена, если не мать? Кто бы давал ему тень во время жары, если не мать? Даже если самой матери нечего есть, она позаботится о еде ребёнка. Она будет есть горькие плоды, а сладкие оставит для своего ребёнка. Зимой она снимет свою собственную одежду, чтобы согреть ребёнка, и чтобы его постель была сухой, даже если она сама будет из-за этого спать на мокром. Мать меняет пелёнки ребёнка и не жалуется на те жертвы, которые она должна приносить. Ребёнок не смог бы жить без матери. Даже когда мать покидает дом, чтобы достать воды или разжечь огонь, возделать поле или пойти на рынок - всё равно, какую работу она делает, её сердце всегда будет дома около ребёнка. Когда она думает, как её ребёнок кричит дома и плачет и скучает по ней, то ей больно на сердце. Но даже если это разорвёт ей грудь, она будет выносить эти страдания сердца и оставаться при своём деле, пока наконец-то не вернётся домой. Ребёнок, который видит, что пришла мать, оставит свои игрушки и поползёт к ней, махая руками и головой. Со слезами на глазах он торопится к матери, которая ускорит шаг, наклонится к ребёнку и возьмёт его на руки. Мать поцелует ребёнка и потом даст ему грудь, чтобы он попил. Она не знает большей радости, чем быть со своим ребёнком, и ребёнок не знает большей радости, чем быть с матерью. Таким образом сливается сердце матери с сердцем ребёнка, и ни одна любовь не могла бы быть больше этой. Когда ребёнок начинает есть твёрдую пищу, то отец предупредит его о ядовитой еде, а мать объяснит правильное лекарство во время болезни. Когда он начнёт ходить, то отец научит ребёнка не подходить к огню, а мать обучит его, как не резаться ножом. Когда отец и мать находятся на работе, чтобы у ребёнка была пища, то они не забудут принести что-нибудь ребёнку, когда вернутся домой. В 9 из 10 случаев у них будет какая-нибудь сладость, которой ребёнок радуется и смеётся и ест её. Если же они один раз придут с пустыми руками, то ребёнок разочарован и не мешкает упрекнуть своих родителей. 
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.
|