За пределами довольства и недовольства

Сухая кучка говна, которой больше не интересуются даже мухи. Это рай? Ах, нет.
(Коун, корейский поэт Дзэн, родился в 1933)

Наши колебания настроения похожи на прилив и отлив. Когда мы внизу, то считаем себя несчастливыми, а верх мы путаем со счастьем. Оптимисты утешают себя тем, что всегда могло бы быть ещё хуже, пока вода не достигла своего абсолютного низкого уровня - а потом, говорят они, уровень воды опять поднимется. Пессимистам среди нас, напротив, всегда чего-то не хватает, если прилив не находится в своей самой высокой точке. И даже этот момент они видят только потом, когда море снова отошло назад, и мнимое счастье опустилось до уровня воспоминаний.

Я думаю, что мы должны спросить себя, какой же вклад мы сами можем внести в наше счастье. Мы должны найти твёрдый фундамент для нашей жизни, чтобы придать ей смысл - смысл, который мы бы могли назвать словом "счастье". Как уже упоминалось, этим не имеется в виду простое чувство довольства и недовольства. Нет, речь идёт о жизненном счастье, которое охватывает как счастье, так и несчастье, и которое появляется, только если оба эти состояния полностью приняты. Тот, кто в конце своего поиска найдёт удовлетворение в одном факте бытия в этом моменте тем, кто он есть, и жить так, как он живёт, тот испытает самое большое счастье.

Чтобы показать, как ведут себя по отношению друг к другу довольство и недовольство, счастье и несчастье, и почему нельзя иметь одно без другого, я бы хотел воспользоваться также и на западе известной моделью инь и янь. Но у неё есть один недостаток: Если мы смотрим только на инь- и янь-аспекты какого-нибудь положения вещей, то запихиваем его в чересчур узкие рамки. Реальность имеет не одно измерение. Но, несмотря на это, эта модель поможет нам понять в этом и других местах, как два аспекта, которые, как кажется, исключают друг друга, только совместно создают полную картину реальности.

Этот символ показывает, как инь и янь взаимно дополняют друг друга. При этом они постоянно находятся в движении. Маленький чёрный (инь) круг внутри белой (янь) области показывает так же, как и белый круг в чёрной области, что инь и янь носят в себе зародыш обратного аспекта.

Это два соответствующих знака читаются на японском как "дэко-боко". Левый, "дэко", представляет собой янь, расширяющуюся силу, стремящуюся наверх. Это так называемый мужской принцип, который, конечно же, действует и в женщинах, и проявляет себя, например, в форме способности проводить в жизнь свои намерения. Янь целенаправлен, напряжён и может привести к агрессивному поведению. "Боко" или инь представляется готовым к принятию как миска. Инь наслаждается мгновением, она ненапряжённая и расслабленная. Но так как она всегда выбирает путь наименьшего сопротивления, то ведёт вниз и заканчивается в скуке, вялости и пресыщении. Хотя её и называют женским принципом, она знакома также и мужчинам. Вместе иероглиф "дэко-боко" означает на японском "неровный", так как инь и янь стоят рядом друг с другом как выбоина рядом с камнем на ухабистой дороге. Хотя они и взаимодополняют друг друга, но мы переживаем их в повседневной жизни как чередование взлётов и падений.

Счастье - это инь или в большей степени янь? Мой ответ: ни то и ни это. Хотя янь, означающий также светлый, положительный или резвый, обозначает на востоке жизненную радость, в то время как инь - тёмная или отрицательная - выражает меланхолию. Даже говорят, что надо отдавать предпочтение янь перед инь, поэтому иероглиф янь является распространённой составной частью мужских имён, а инь постоянно обозначает что-нибудь отрицательное и не используется в женских именах. Может быть эта оценка и в чём-то права, так как там люди скорее склоняются к инь, что должно быть выровнено при помощи придавания большего значения янь. На западе, культуре янь, мы можем равноправно поставить инь рядом с янь, может быть даже должны поставить на неё ударение.

Но сначала важно заметить, что инь и янь не статичны, а находятся в движении. Янь в меньшей степени состояние счастья, сколько движение, которое стремится к счастью; в меньшей степени жизненная радость (её я понимаю как инь), сколько напор жизни "наверх". Простой пример этому из природы: Семена и ростки фруктов выжидают зимой под ледяным покровом (конечный пункт инь, меланхолия), пока весной они не прорастут. Прорастание семян, рост корней, рост веток и листьев, появление фрукта (конечный пункт янь, счастье) - это движение янь. Движение инь начинается с созревания нового плода: День ото дня он становится тяжелее и слаще и когда-нибудь падает с дерева. Его не интересует, съедят ли его играющие дети или же он сгниёт на обочине дороги. То, что произойдёт с его зёрнами, он предоставляет природе. Некоторые из них станут в конце зимы начальной точкой следующего движения янь.

Я бы хотел, чтобы это сравнение прояснило, насколько же бессмысленно хотеть постоянно хорошо себя чувствовать. Приятные чувства появляются в конце целенаправленного движения, движения янь, и таким образом начинающееся движение инь, которое хотя вначале и доставляет удовольствие, заканчивается пресыщением. Когда-нибудь мы прекращаем хорошо себя чувствовать и должны собираться с силами для следующего движения янь. Но: То, как мы себя чувствуем в какой-нибудь определённой точке движения, это второстепенно. Было бы лучше, если бы мы как в самом верху, так и в самом низу, ориентировали свою жизнь вдоль одной горизонтальной линии - "Я живу!". Только это делает возможным спокойствие и невозмутимость в счастье и несчастье. Это тяжелее, чем кажется, так как в основном мы не осознаём эту линию, и поэтому позволяем нашим моментальным чувствам отвлечь себя от неё.

Иногда тебе хорошо, иногда тебе плохо - но стоит ли позволять сводить себя с ума твоему сегодняшнему настроению? Если ты полностью отпустишь, то увидишь, что на самом деле это всё равно. Ты должен умереть, чтобы вести счастливую жизнь.
(Кодо Саваки)

Есть 2 совершенно различных формы счастья: хорошо-себя-чувствовать (Счастье А) и бытиё счастливым, которое основано на внутреннем равновесии (Счастье Б). То, что их часто кидают в одну кучу, только создаёт ненужную путаницу о природе счастье. Для счастья А действительно имеет силу, что "без труда не выловишь и рыбки из пруда". Здесь мы можем и должны что-то сделать, требуется наше усилие. Но этот путь не ведёт к счастью Б, здесь на переднем плане стоит отпускание. Только за счёт этого мы вступаем в контакт с тем аспектом реальности, который буддизм называет "мирной тишиной нирваны". Когда в Дзэн говорят о готовности умереть "большой смертью", то это относится к полному отпусканию. При этом самое важное, чтобы отдельный человек перестал принимать во внимание самого себя. Но многие люди думают только о своём собственном, индивидуальном счастье и забывают связи, в которых они живут. Это делает поиск счастья таким сложным.

Вся повседневная жизнь в нашем современном мире проходит в основном не так, чтобы мы что-нибудь отпустили. Саваки описывает это следующим образом: "Собака, тянущая нарты, бежит и бежит в попытке схватить мясо, которое каюр повесил болтаться перед её носом. Но только когда санки достигнут своей цели, мясо кинут собаке, и она проглотит его одним укусом. Это также и с зарплатой: До дня выплаты все бегут за своей зарплатой, которой махают у нас перед носом. Когда её выплатят, мы проглатываем всё одним укусом. И уже бежим за следующей получкой...". Даже повышение зарплаты не сделало бы нас счастливыми надолго, потому что мы всегда хотим больше и больше. Это так не только для денег, но и, например, для любовных отношений. Когда какая-нибудь любовь не доставляет нам того счастье, которое мы надеемся от неё получить, то мы просто переходим к следующей - и в конце мы расходуем наших партнёров как если бы они были потребительскими товарами. И не только деньги, известность, власть и секс держат нас на бегу: Само счастье может быть морковкой, которую мы сами повесили себе болтаться перед носом, чтобы постоянно двигаться дальше.

Но тот, кто действительно хочет быть счастливым, должен прекратить этот самообман и открыть глаза на реальность жизни. При этом лучше смотреть не на изображение в средствах массовой информации, так как кажется, как будто бы нас хотели убедить, что мы постоянно должны быть счастливыми. С первых страниц журналов нам улыбаются молодые, всегда счастливые лица, весёлое настроение звучит из радио, почти каждый фильм имеет счастливый конец. Разве мы не даём вести себя за нос, если путаем это с реальностью? Разве счастье - это необходимость?

Счастье всю жизнь! Никто бы не мог этого вынести: Это было бы адом на земле!
(Джордж Бернард Шоу)

Что на самом деле происходит с человеком, который любой ценой пытается быть счастливым? Учёные выяснили, что в таком случае ось кривой счастья идёт больше не горизонтально, а медленно, но постоянно падает. Пики волн каждый раз лежат чуть пониже, чем предыдущие, линия внутреннего равновесия идёт вниз. Это происходит потому, что такой человек понимает состояние чувствовать-себя-счастливым как нормальное. При этом это было бы внутреннее равновесие, "я-живу", вокруг которого двигаются волны настроения. Так что неудивительно, что такой человек плохо чувствует себя, когда возвращается к своему естественному состоянию. Он просто снова и снова требует от своего тела, чтобы оно производило больше и больше допамина, и таким образом переживает временное упоение. При таких условиях он, конечно же, будет воспринимать своё настоящее нормальное состояние как недостаточное и постоянную муку. Он полностью потерял равновесие.

Для Дзэн-мастера Вафу Нисидзима дзадзэн - это путь создания равновесия между симпатической и парасимпатической нервными системами. Вместе они создают автономную нервную систему, которая ответственна за управление бессознательными функциями тела, и таким образом имеет прямое влияние на наше самочувствие. Она также регулирует частоту сердцебиения и кровяное давление.

Если симпатическая нервная система (янь) господствует над парасимпатической (инь), то мы напрягаемся. Это помогает сконцентрироваться на умственных заданиях. Если это напряжение становится болезненным, то оно ведёт к бессоннице и отсутствию аппетита. Если же за дело берётся парасимпатическая нервная система, то мы расслабляемся - входим в модус инь. Наше телесное восприятие становится более интенсивным, и у нас снова появляется аппетит, но одновременно с этим мы также становимся сонливыми, не можем хорошо сконцентрироваться. Об уравновешивании этих двух аспектов заботится, во-первых глубокое дыхание, а во-вторых выпрямленная поза в дзадзэн.

То, как обстоит дело с нашим внутренним равновесием, зависит не только от того, как мы воспринимаем счастье и несчастье, но и ещё от того, как мы смотрим на выигрыш и проигрыш.

Ущипни себя один раз за ухо и подумай: Стоит ли вообще прыгать до потолка от радости и горя, волнуясь о своём лично выигрыше и проигрыше?
(Кодо Саваки)

У японских борцов в сумо есть такое отношение: "Выиграю я или проиграю, этого я не знаю. Важно только в каждом поединке стараться изо всех сил - результат не важен". Таким образом они живут путь сумо. А одна японская спортсменка по фигурному катанию сказала в интервью, после того как она неожиданно выиграла золотую медаль за своё выступление: "Я совершенно не думала о медали. Я просто хотела, чтобы зрители радовались моему танцу. Я не могу поверить, что выиграла!".

Это отношение совершенно ясно отличается от подхода позитивного мышления, который часто используют в сборниках советов по психологии. Хотя это действительно так, что мы скорее одолеем трудное задание, если скажем себе: "Я справлюсь" вместо "У меня всё равно ничего не получится". Но как дело обстоит с двумя боксёрами, которые ещё перед боем кричат изо всей глотки из своих углов: "Я уже выиграл, это точно. Я из тебя котлету сделаю!". Каждый ребёнок знает, что один из них проиграет, совершенно точно в жизни будет только смерть. Поэтому часто к позитивному мышлению принадлежит также и готовность закрыть глаза перед реальностью жизни.

Как вёл себя в свою очередь Ганс-счастливчик, который шёл домой вместе с тяжёлым куском золота, и которому после ряда нескольких, кажущимися неудачными, обменов остались только точильный камень и камень с окраины дороги? Когда Ганс увидел, как в конце камни тонут в колодце, он, освобождённый, вскочил: "Нет никого счастливее меня под этим солнцем!". Ему не надо себя ни в чём убеждать, для него счастье состоит не в выигрыше, а в проигрыше своей ноши.

Здесь раскрытие в мгновении и возможность отпускания - очень существенные факторы. Но часто мы настолько фиксированы на самом выигрыше, что теряем нашу ориентировку. Поэтому Саваки роси говорит: "Выигрывать означает сбиться с пути. Просветление лежит в проигрыше". И снова становится ясно, что то, что мы себе обычно желаем, не обязательно должно быть счастьем. Основа настоящего счастья - это всегда свой собственный путь - ясная ориентировка в жизни и смерти - о которой говорится в следующей цитате:

"Важно не выигрывать и не проигрывать. В победе не потерять путь, в поражении не потерять путь. Но ты забываешь обо всём остальном, если выигрываешь, и таким образом теряешь путь. А если ты потерпишь поражение, то теряешь его тем более.
(Кодо Саваки)

Я уже написал о том, что буддизм сначала ставит ударение на негативном аспекте жизни: Не только старение, болезнь и смерть понимаются как страдание, но и также сама жизнь. В то же время он учит о нирване, о которой Догэн Дзэндзи пишет в Сёдзи, уже упомянутом тексте о жизни-и-смерти: "Если ты счастлив в здесь и сейчас, то здесь и сейчас становится нирваной. Если ты здесь и сейчас забываешь счастье, то ты забываешь также и всё твоё недовольство". Важно: В Дзэн говорят о забывании, если достигается состояние бытия единым целым. Это не имеет никакого отношения к потере сознания. Особенно на западе для нас слишком часто речь идёт о понимании. Но если мы хотим что-то понять, то оно уклоняется от нас: В таком случае мы не можем быть с ним единым целым. И счастье мы тоже хотим понять, поэтому оно ускользает из нашей хватки. В бытие единым целым, напротив, нет промежутка между мной, наблюдающим сознанием, и моим действием. Поэтому мы говорим о бытие единым целым с сидением, с едой или работой. В тот момент, когда мы единое целое с жизнью, то прекращаем анализировать её и оценивать как "хорошую" или "плохую". Потому что важно не понимать жизнь, а слиться с ней.

В "Сёдзи" Догэн резюмирует то, что Дзэн-буддизм говорит о жизни за пределами довольства и недовольства: "Спокойствие внутри счастья и несчастья - это истинное счастье. Если ты пытаешься избавиться от своего несчастья, то таким образом только теряешь твоё спокойствие, и так делаешь себя ещё несчастливее. Если же ты цепляешься за счастье, то тоже теряешь своё спокойствие, а с ним также и счастье. Только если ты принимаешь свою жизнь, какая она есть, то будешь действительно счастливым и спокойным. Но не думай, что счастье и спокойствие можно понять и выразить словами. Просто забудь своё желание понять, прекрати стремиться быть счастливым. Отпусти своё тело и ум и предоставь себя счастью, чтобы быть таким, какой ты есть. Кем ты хочешь быть, если не собой? Где ты хочешь быть, если не здесь? Когда ты хочешь жить, если не сейчас? И именно тут ты есть в этом мгновении - какое счастье!".

Обратно в Антайдзи

Если ты чётко увидишь, что твоя жизнь непрерывно связана со вселенной и между тобой и Буддой не влезет ни одной волосинки, то для тебя не будет иметь никакого значения, играешь ты на сцене передние или задние ноги верблюжьего костюма: Ты будешь раскрывать всю свою жизненную силу в каждом твоём действии.
(Кодо Саваки)

Когда я после одного года Сайфукудзи шёл со своими пожитками по дороге от монастыря к вокзалу, то чувствовал себя, как будто бы я заново родился. Солнечные лучи позднего лета на моей коже, трели птиц, играющие дети, запах цветов - мне казалось, как будто бы я переживал всё это в первый раз. Даже шум уличного движения был прекрасной музыкой в моих ушах. Я мог идти, куда хочу.

После короткого посещения Антайдзи я пошёл на 5 недель в горы, чтобы в одиночку медитировать и немного акклиматизироваться. Например, я должен был снова научиться контролировать себя. От природы я очень спокойный и рассудочный человек, и не помню, чтобы у меня когда-нибудь был припадок бешенства до прихода в Сайфукудзи. Но там моя внешняя оболочка вдруг полностью отвалилась, так что каждое впечатление снаружи также беспрепятственно входило в меня, как и мои внутренние импульсы стремились наружу. После того как я один год постоянно стоял под высоким напряжением, то должен был сначала снова привыкнуть к "нормальной" жизни с её правилами. Пять недель были первым шагом в этом направлении.

В течение этого времени, которое я провёл в палатке неподалёку от горы Ё-но-сэн на высоте 1000 метров, дождь шёл почти каждый день. Но проблемы создавали не только влажность и холод ранней осени. В одной из первых ночей я проснулся, потому что услышал шелест около моей головы. Когда я встал, наступила тишина, но через некоторое время что-то снова начала тихо шевелиться в темноте. Хотя меня хотели осмотреть и не медведи или дикие свиньи, а только полевые мыши проделали дыры в стене палатки и надгрызли мой и без того скудный провиант, мне было не заснуть. Остаток пяти недель был не дракой с одиночеством или самим собой, как я себе это на самом деле представлял, а с моими голодными друзьями, которые не выказали мне никакого уважения.

После этой короткой остановки я решил поступить ещё на один год на официальную буддийскую семинарию. Я выбрал Буссиндзи, монастырь Дзэн, который лежит где-то 200 километров восточнее Антайдзи на берегу Японского моря. Так как он принадлежит к школе Сото, то там у меня была возможность получить лицензию священника.

В то время как в Сайфукудзи речь шла о том, чтобы пробить невидимые стены, которыми я сам загородил себе дорогу, то ко времени в Буссиндзи я подошёл без особого напряжения: Там монахи наслаждались всеми свободами, какие только можно себе пожелать в монастыре Дзэн, так я провёл первые четыре месяца во сне. Конечно же и в Буссиндзи я не мог проводить весь день в кровати, но большое количество времени было отведено монахам для собственных дел: Один тренировался в каллиграфии, в то время как другой готовил чай. Третий читал комиксы, а четвёртые пили одну или другую чашечку сакэ. Безусловно, и здесь были немногие люди, которые серьёзно изучали сутры или в одиночестве практиковали дзадзэн. Но для меня речь шла не о том, чтобы соревноваться с ними. Я доверил себя своим импульсам инь, и, прежде чем успел оглянуться, уже прошла зима.

Тут я начал как сумасшедший читать книги. В Сайфукудзи в нашем распоряжении был только сборник коанов, и в течение двух лет в Антайдзи тоже не было особо много времени для чтения. Когда меня на 4 месяца зачислили на работу на кухне, я провёл много послеобеденных часов с отговоркой, что надо купить лук, в городской библиотеке. В другие дни я ходил в автошколу, чтобы сделать себе права на мотоцикл. А ночью я шёл вместе с единомышленниками играть в бильярд. Потому что когда я наконец до конца выспался, то искал для себя новые поля деятельности, которые не мог найти внутри монастырских стен. Хотя абт Буссиндзи в лекциях постоянно напоминал своим ученикам не ослабевать свой поиск просветления, но он сам был теоретиком, чья практика уличала во лжи его речи. Через год я был готов вернуться в Антайдзи, готов во второй раз взяться за учение моего мастера: "Ты создаёшь Антайдзи" и "Ты не играешь никакой роли".

Ещё смешнее, чем наблюдать за обезьянами в зоопарке, смотреть на людей, бегающих на свободе.
(Кодо Саваки)

После моего прощания в Буссиндзи я на три недели отправился в путешествие, на котором посетил многих мастеров в их храмах. Среди них был и Кохо Оябу, мастер моего собственного мастера, который был абтом Антайдзи с 1975 по 1987 годы. После того как он оставил пост абта, то отправился со своей женой и сыном в Италию, чтобы распространять там Дхарму. Когда я ещё учился в Берлине, то посетил его однажды у Эгейского моря, но после этого наша связь оборвалась, так как мой мастер Мияура и Оябу лишь немного общались друг с другом.

Оябу был в течении семи лет в Италии, когда один врач - где-то в то время, когда я стал монахом в Антайдзи - сказал ему после полного обследования: "У Вас рак, и Вам осталось жить пол года". Оябу хотел умереть на своей родине, северной оконечности главного японского острова. Он отказался от операции и по совету друга начал есть только нешлифованный коричневый рис и овощи. Большинство японских буддистов ест и рыбу и мясо - Оябу, который также любил и сакэ, до этого не был исключением. Целую зиму он с утра до вечера не делал ничего другого, как катался на лыжах. А когда через пол года он был всё ещё совершенно живым, то решил снова занять место священника в монастыре, а точнее в Вакаяма, на крайнем юге главного острова. Когда я посетил его там, то он сказал мне за пивом и сакэ, что не победил раковую опухоль у себя внутри: "Недавно на одном обследовании опухоль была всё ещё видна. Я не хочу побороть её, и она тоже не растёт. Рак и я просто живём теперь вместе". Его слова тронули меня, так как то, что он сказал, было правильным и для моих жизненных сомнений. В Сайфукудзи или в Буссиндзи я не победил своё недовольство и вместо этого нашёл счастье жизни. Нет, скорее это было так, что я заключил дружбу с жизнью и всеми её сложностями. Недовольство не уступило место довольству, скорее я просто научился обнимать их обоих. И если существует такая вещь как счастье, то как мне кажется, она лежит в этом объятии жизни.

Если ты примешь своё недовольство как недовольство, то ты спокоен. Как тот, кто умоляет сохранить ему жизнь и вдруг понимает, что он уже давно мёртв. Вдруг нету попрошайки, который ещё секунду назад дёргал тебя за рукав.
(Кодо Саваки)

Также и то, что Оябу рассказывал о своём отношении к его мастеру Косё Утияма роси, было интересным. Сам Утияма был в Кёто учеником наверное самого известного мастера Дзэн 20-ого века - Кодо Саваки роси, чьи слова ты часто встречаешь в этой книге. Саваки был харизматичной личностью, которая своим олицетворением идеала Дзэн увлекала многих людей. Он понимал себя как бродячего монаха, без семьи и дома. И хотя Саваки читал лекции в университете школы Сото, сам он никогда не получил высшего образования. Так он жил как лист на ветру и сам говорил о себе: "У меня нет даже просветления - и мне его и не надо!". Утияма был совершенно другим. У него была степень доктора наук, он был женат в третий раз и постоянно жил в Антайдзи, храме, который он унаследовал от Саваки. Но когда речь шла о просветлении, то он был настолько же радикальным в своём отношении отпускания, как и Саваки до него: "Дзадзэн ничего не приносит". Именно на этом учении основывали свою практику дзадзэн как Саваки, так и Утияма и все последующие абты Антайдзи.

Утияма однажды сказал: "Саваки был как роза, я как маргаритка". Розу и маргаритку нельзя сравнивать, каждый цветок может расцвести только таким, какой он есть. И хотя Саваки оказывал на своё окружение сильное впечатление, но он тоже был человеком. Словами Утиямы: "Ни один мастер не бывает совершенным. Это так и для моего мастера. Но для ученика об этом и не должна идти речь. Для него речь должна идти о том, чтобы следовать за своим несовершенным мастером таким совершенным образом, каким только возможно". В то же время у Утиямы было достаточно уверенности в себе, чтобы на похоронах Саваки сказать: "Говорят, что Саваки был последним настоящим монахом Дзэн в истории Дзэн. Сегодня я хочу собраться в путь, чтобы стать первым настоящим монахом Дзэн в истории Дзэн".

Традиция означает беречь огонь, а не хранить пепел.
(Папа Иоанн XXIII, 1881-1963)

Ещё больше я узнал, когда Оябу рассказывал мне в позднем часу: "Если бы я должен был оценивать харизму Утиямы как монаха Дзэн на шкале от '1' до '100', то я бы, наверное, дал ему '-50'. Но действительно важно то, что не только мастер создаёт ученика, но и также что ученик должен создавать своего мастера. Утияма роси - это моё собственное творение!". Этим он имел в виду цитату Догэна Дзэндзи, которая сравнивает отношения между мастером и учеником как между плотником и доской: То, что сделает мастер из дерева, зависит от его ремесленных способностей, в меньшей степени от качества дерева. Это означает, что полная ответственность за продвижение ученика Дзэн лежит на мастере. Это крайне важное учение не должен забывать ни один мастер. Но для ученика в этом кроется ловушка. Если он полагается на то, что мастер научит его всему в нужное время, то забывает, что в итоге это он сам должен понять учение своего мастера и воплотить его в своей собственной жизни. В японском монастыре Дзэн эту истину часто выражают довольно вульгарно: "Каждый должен сам вытирать свою жопу".

Оябу пошёл даже ещё дальше. "Если ученик - идиот, то и учитель будет идиотом", сказал он. И обращаясь ко мне лично: "Я знаю, что быть учеником Мияура может быть непросто. Я удивлён, что ты вообще хочешь назад в Антайдзи. Но если ты вернёшься, то чему ты у него научишься, зависит от тебя. Ты должен создать мастера и полностью следовать за ним". Мне это открыло новое измерение. Ученик должен отвечать не только за свою жизнь и должен не только сам создавать Антайдзи, но и он также несёт ответственность за то, чтобы активно "создавать" своего мастера. Задание ещё необозримой величины ждало меня в Антайдзи. Но в то время я ещё не знал, что уже в течение многих лет отношения между Оябу и Мияура были плохими, и об обоюдном создавании не могло быть и речи. Я также ещё не знал, какие большие последствия будет иметь контакт с Оябу на мою собственную жизнь, когда через несколько лет он показал своё другое лицо.

Когда я снова оказался в Антайдзи, то дела шли легче, чем я ожидал. Я боялся, что всё ещё не буду справляться с работой, к тому же в Сайфукудзи и Буссиндзи почти не было тяжёлых физических нагрузок. Но пришли несколько новичков, и так в течение следующих двух лет в монастыре было 10 человек. Таким образом работа лучше распределялась, каждый нёс меньшую ответственность. Только с Эсином, который влюбился в американку и уехал в Америку, ушёл последний монах, которого я знал из своего первого проживания. Сегодня он женат и живёт в Индиане, ни слова не говоря по-английски. Конечно же Мияура был моим мастером, но и Эсин играл важную роль при моём решении стать монахом в Антайдзи. Он до сегодняшнего дня является для меня примером. Также было неприятным, что он - как до него и Тайдзюн, Дзюин и Таннэн - перед уходом поссорился с Мияура. Таким образом большинство монахов, которые покидали Антайдзи, сжигали за собой все мосты. Только после смерти Мияура многие из них снова посещают Антайдзи - среди них и Эсин.

Меня радостно поприветствовали Август, Робби и Майк, один немец и два американца, которые в моём лице наконец-то нашли переводчика. Я постоянно должен был выслушивать жалобы на недостаточную эффективность работы, иерархию в монастыре или еду. Сомнения, которые мне и самому были очень хорошо знакомы из первых двух лет, но теперь потерявшие для меня какое-либо значение. Если меня спрашивали, чему я научился в Сайфукудзи, то я говорил: "Я прекратил жаловаться". Мы смеялись, когда эти трое делали подтягивания в сарае, а во время работы говорили: "Если мы должны так много работать, то у нас потом совсем нет сил для наших упражнений!".

В это время в монастыре жили и другие новички. Например, Канда, которого выгнали из школы, и он не мог найти работу. Его родители отправили его в Антайдзи. Он жил со мной в одной комнате, и мы были хорошей командой, пока Мияура не выкинул его спустя год. Если бы одного из нас спросили, зачем же мы живём в Антайдзи, то ответом бы было: "Потому что у нас нет другого выбора!".

Осю был сыном англиканского пастыря в Японии. Его тоже привела сюда своя собственная причина, которую он называл "поиск вечного счастья". Я думал, что понимал его, но безуспешно пытался объяснить, что это счастье лежит не "на другой стороне".

Рёко был поваром, у которого в Осаке сгорела кухня. Теперь он стоял за плитой в Антайдзи. Синго был со мной в Буссиндзи. Казалось, что Мияура много ожидает от него, но у него был подружка на острове Сикоку, к которой он переехал через два года, чтобы пожениться. Мияура тогда сказал ему: "Я не хочу тебя видеть следующие 20 лет!".

С Мияура не всегда было легко. Это было так и для Софу, где-то 40-летнего алкоголика из Осаки, который остановился в Антайдзи в том числе и потому, что здесь было много сакэ. Однажды вечером Мияура при всех сказал ему: "Ты как жвачка, которая прилипла к подошве моего ботинка - мне просто от тебя не избавиться!". Через пару дней Софу ушёл, и только спустя несколько недель мы услышали, что он снова был в Камагасаки, квартале Осаки, где живут подёнщики. Он был не первым, кто убежал под покровом темноты: Также и Кайдо, которого много лет до этого посвятили в монахи вместе со мной, однажды утром бесследно исчез. За день до этого у него вырвалась корова, и она растоптала поля. Хотя в Антайдзи не били, но из-за натурального хозяйства ответственность, лежащая на каждом из нас, часто бывала невыносимой.

Это давление еще больше увеличилось, когда однажды Мияура сказал: "У Антайдзи нет денег. Я не знаю, как нам покрыть расходы на починку, электричество и топливо. Но разве речь идёт не о вашей жизни? Почему вы не думаете над тем, как удержать Антайдзи на плаву?". В отличие от других буддийских храмов, которые часто очень не бедны за счёт своей общины и регулярных похоронных церемоний, у Антайдзи совершенно нет дохода. И сам абт не зарабатывает денег. Поэтому не удивительно, что Мияура беспокоился, так как уже тогда была дырявой крыша, и от стены отваливалась штукатурка. Всегда, когда выходила из строя одна из машин - всё равно трактор, машина для сбора риса, молотилка, бульдозер или экскаватор, то работа должна была продолжаться вручную, потому что не было денег на починку.

Для всех нас жизнь в Антайдзи была тяжёлой. Работа на полях была трудной, но ещё более трудной могла быть работа над внутренним сопротивлением. "Что я вообще здесь делаю?". Мучительные сомнение сопровождали каждый день. А когда к этому добавился призыв затыкать дыру в монастырской кассе, то для большинства граница того, что они могли вынести, была достигнута. Через несколько недель из десяти обитателей монастыря остались только четыре, среди которых был и абт Мияура, который в основном отошёл от жизни монастыря. Он больше не читал лекций и не принимал участия в работе. Иногда мы только коротко видели его утром, когда он клал список работ на день рядом с обувным шкафом. Он даже не отвечал на моё утреннее приветствие. Тогда я понимал его отношение так, что он подчёркивал свой призыв к нам, братьям-монахам: "Каждый из вас должен сам создавать Антайдзи!". В конце концов, Антайдзи - это не детский сад. Каждый, кто живёт в Антайдзи, должен сам отвечать за свою практику. Монахи не должны полагаться на абта, как ребёнок полагается на своих родителей. Но сегодня, четыре года после того, как я сам взял на себя задание абта, я знаю, что это было только половиной правды. Роль абта переросла Мияура, но в отличие от нас, монахов, он не мог просто собрать свои вещи и уйти.

Я был в то время уже самым старшим среди монахов и получил - также как и Тайдзюн, Таннэн и Синго до меня - передачу Дхармы (официальное разрешение учить как мастер Дзэн). Кроме меня в то время в монастыре был ещё Кэнго. Он служил в японской армии, но представление в случае военного конфликта стоять на линии огня привело его на монашеский путь. Потом он хотел помогать общине в маленьком монастыре и вести обеспеченную жизнь. Американец Майк снова был в Антайдзи после нескольких романтических приключений в других странах, но он всё ещё не мог выбрать между жизнью Дзэн, любовными приключениями и чайной церемонией, ещё одним своим хобби. Хотя я и чувствовал, что медленно, но верно, пришло время стоять на собственных ногах, но не мог решиться покинуть Антайдзи. К этому моменту мне бы самому моё поведение показалось, как будто бы я покидал тонущий корабль, так как казалось, что монастырь приходит в упадок. К тому же я был убеждён, что не ученик, а учитель решает, когда ученику нужно уходить. До этого моим заданием было создавать Антайдзи и находить своего мастера в практике текущего мгновения. Но Мияура со мной не разговаривал, а я не хотел касаться этой щекотливой темы - когда вдруг развитие событий было непредвиденным образом ускорено Оябу. Одним зимним вечером Мияура позвал меня к себе. Мы уже долго не общались, и я знал, что речь идёт о чём-то важном.

Он спросил: "Какие у тебя планы на будущее?"
Я сказал: "Планы? У меня нет планов, я полностью открыт для всего, что придёт".
"Хорошо, но что ты хочешь делать, когда уйдёшь из Антайдзи? Или же ты думаешь о том, чтобы перенять Антайдзи?".
"Нести ответственность за собственный центр Дзэн - это красивая мысль, но я не думаю, что моих сил хватило бы для требований, которые ставит Антайдзи".
"Да, я тоже думаю, что это слишком трудное задание. Я спрашиваю просто потому, что Оябу попросил меня оставить пост абта".

Но к этому моменту Мияура мне не сказал, что Оябу также написал и о том, чтобы он назначил меня на пост абта Антайдзи в течение следующих трёх лет. Но было ясно видно, что Мияура не хотел отказываться от своего поста. По атмосфере в комнате я почувствовал то, что уже должен был знать и в течение прошлых месяцев: Моё присутствие в монастыре не облегчало жизнь Мияура, а скорее усложняло её. Так как он заговорил о моих планах, то я воспользовался возможностью спросить его: "Я знаю, что ученик не должен уходить из Антайдзи без разрешения мастера. Если я ухожу, то не хочу сжигать за собой все мосты. Но всё же у меня есть чувство, что и для меня, и для Антайдзи, было бы лучше, если я возьму свою шапку монаха и пойду своим собственным путём".
"Тебе же для этого не нужно моего разрешения. Если хочешь идти, то просто иди!", прозвучал лаконичный ответ.

Так как кроме меня в монастыре были только Кэнго и Майк, и Мияура хотел летом поехать на три недели в Германию, чтобы провести сэссин, то мы договорились, что я покину Антайдзи в конце августа - то есть уже через 6 месяцев.

Я не знал, какими натянутыми были отношения между Мияура и Оябу, и до сегодняшнего дня мне не ясно, почему они не понимали друг друга. Я часто переписывался с Оябу после того как посетил его в Вакаяма. Он снова и снова призывал меня найти в личности Мияура мастера, которого он в своё время нашёл в Утияме. Но это создало для Мияура впечатление, как будто бы я сговорился с Оябу против него. Его подозрения усилились, когда весной того же года Оябу вдруг появился в Антайдзи и наехал на Мияура: "С тобой в качестве абта из Антайдзи никогда ничего не выйдет. Этим я снимаю тебя с должности. Я твой мастер, и если ты не следуешь за мной, то я тебе отлучу!". Мияура на это сказал только: "Вы же меня сами назначили мастером. Теперь слишком поздно снимать меня с должности". Когда Оябу заметил, кто Мияура не сдаст Антайдзи, то он показал на меня и крикнул: "А ты, ты никуда отсюда не уходишь!". И уехал.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: